Они помолчали несколько минут.
– Решил, куда направишься отсюда? – произнес наконец мужчина. – Когда-нибудь придется двигаться.
– Я не знаю пока, куда пойду. Ни малейшего представления. Я поэтому и приехал в Лондон.
– Погоди. – Мужчина сделал паузу. – Во всем есть свой смысл. Должен быть какой-то предел. Иначе как бы мы тогда жили, так ведь? Каждый знает, куда он направляется, особенно если он приехал на поезде. Иначе он бы и не садился в поезд. Это элементарно.
– Люди бегут.
– Ты что, сбежал?
– Нет.
– Тогда и не говори, не говори так. – Его голос дрогнул. Он взглянул на свои ладони, испещренные записями, затем мягко и спокойно произнес: – Давай-ка разберемся с самого начала. Люди, которые приезжают, должны куда-то идти. Они должны знать, куда направляются, иначе мир сойдет с ума. Улицы заполнятся блуждающими людьми, не так ли? Блуждающими без цели и вступающими в бесполезные споры с теми, кто знает, куда идет. Меня зовут Эллингем, я живу на углу Сьюэлл и Прейд-стрит, я торгую мебелью. Все просто, разве не так? Незачем усложнять вещи, если у тебя голова на плечах и ты знаешь, кто ты такой.
– Я Самюэль Беннет. Я нигде не живу. И нигде не работаю.
– Куда ты собираешься пойти? Я не сую нос в твои дела, я ведь объяснил, чем занимаюсь.
– Я не знаю.
– Он не знает, – сказал мистер Эллингем. – Не думай, что ты сейчас нигде не находишься. Ты же не можешь назвать это место «нигде», правильно? Это живое место.
– Мне просто было интересно, что может произойти. Я как раз обсуждал это с самим собой. Я приехал, чтобы увидеть, что со мной случится. Я не хочу торопить события.
– Он обсуждал это с самим собой. С двадцатилетним мальчишкой. Сколько тебе лет?
– Двадцать.
– Ну вот. Обсуждать такой вопрос с мальчишкой, которому только-только исполнилось двадцать. И чего же ты ждешь?
– Не знаю. Наверное, какие-то люди подойдут ко мне и заговорят. Женщины, – сказал Самюэль.
– Почему они должны с тобой заговорить? Почему я должен с тобой разговаривать? Ты никуда не направляешься. Ты ничего не делаешь. Ты не существуешь.
Но Самюэль не сдавался – ни духом, ни телом. Ему незачем прятать глаза – иначе растает покрытая мрамором стойка, с девушек позади него слезет одежда и потрескаются все чашки на полках.
– Кто-нибудь должен подойти, – сказал он. Затем он подумал о своем удачном начале. – Кто-нибудь, – повторил он без особой надежды.
Клерк из Креснта, живущий через десять домов отсюда; холодная, заурядная дама из Бирмингема, спугнутая его подмигиванием; кто-нибудь, кто-нибудь; священник из Вэллиса, в тяжелом запое, с карманной Библией, вшитой в расческу; отдыхающая пожилая продавщица из магазина фланели и ситца, где гудит на счетах сдача. Люди, в которых он никогда не нуждался.
– Кто-нибудь, ну, разумеется, все эти знаменитости: Джанет Гейнор, – сказал мистер Эллингем, – Марион Дэвис, и Кей Френсис, и…
– Вы не так поняли. Я не таких людей имел в виду. Я не знаю, чего жду, но уж точно не этого.
– Скромно.
– Дело не в скромности. Я в нее не верю. Просто вот он я, и я не знаю, куда пойти. И не хочу знать, в какую сторону двигаться.
Мистер Эллингем перегнулся через стол, так что стали видны суммы на его ладонях, и, мягко теребя Самюэля за воротник, взмолился:
– Не говори, что не хочешь знать, куда пойдешь. Пожалуйста. Ты хороший мальчик. Не волнуйся так. Не нужно усложнять. Ответь на один вопрос. Только не торопись. Подумай. – Он сжал в руке чайную ложку. – Где ты будешь сегодня ночевать?
– Не знаю. Где-нибудь да буду, только не там, где я выберу, потому что я не намерен выбирать.
Мистер Эллингем положил согнутую ложку.
– Чего ты хочешь, Самюэль? – прошептал он.
– Я не знаю. – Самюэль потрогал нагрудный карман, где лежал бумажник. – Я знаю, что хочу найти Люсиль Харрис, – ответил он.
– Кто такая Люсиль Харрис? – Мистер Эллингем взглянул на него. – Он не знает, – сказал он. – Боже мой, он не знает!
За соседний столик сели мужчина и женщина.
– Но ты обещал, что с ним разделаешься, – сказала женщина.
– Ладно, разделаюсь, – отвечал мужчина. – Будь спокойна. Пей свой чай. Не беспокойся.
Они очень долго жили вместе и стали похожи друг на друга, у них были одинаковые сухие, сморщенные лица и обкусанные губы. Женщина почесывалась, пока пила, пока прихватывала серым ртом край чашки, пока трясла ее.
– Ставлю два пенса, что у нее есть хвост, – негромко сказал Самюэль, но мистер Эллингем не заметил их появления.
– Точно, – сказал Самюэль. – У всех свои причуды. И она сплошь покрыта шерстью.
Самюэль засунул мизинец в горлышко пустой бутылки.
– Все, сдаюсь, – сказал мистер Эллингем.
– Но вы не поняли меня, мистер Эллингем.
– Я понял, я все понял, – сказал он громко. Пара за соседним столиком умолкла. – Ты не хочешь торопить события, так? Тогда я потороплю их. Нельзя приходить куда-то и разговаривать, как ты сейчас со мной. Люсиль Харрис. Люси да Монк!
Мужчина и женщина зашептались.
– И это всего в половине второго, – сказала женщина. Она как крыса трясла свою чашку.
– Пойдем. Нам пора. – Мистер Эллингем отодвинулся от стола.
– Куда?
– Какая тебе разница. Это я тороплю события, понимаешь?
– Я не могу вытащить палец из бутылки, – сказал Самюэль.
Мистер Эллингем взял чемоданы и поднялся.
– Что это за бутылочка? Бери ее с собой, сынок.
– К тому же еще отец с сыном, – сказала женщина, когда Самюэль проследовал за ним.
Бутылка оттягивала ему палец.
– Куда теперь? – Его голос заглушал грохот вокзала.
– Иди за мной. И сунь руку в карман. Глупо выглядишь.
Они поднялись вверх по улице, и мистер Эллингем сказал:
– Не приходилось мне встречать человека с бутылкой на пальце. Еще никто не носил бутылку на пальце. И зачем только ты совал туда палец?
– Я только хотел попробовать. Я смогу снять ее с мылом, не беспокойтесь.
– Никому еще не приходилось снимать бутылку при помощи мыла, вот все, что я имею в виду. Это Прейд-стрит.
– Скучная, правда?
– Лошади ушли в прошлое. Это моя улица. Сьюэлл-стрит. Скучная, правда?
– Как улицы в моем городе.
Мимо них промчался мальчишка и закричал мистеру Эллингему.
– Эй, Моисейчик!
– Это двадцать третий. Видишь, написано двадцать три? – Мистер Эллингем отпер парадное. – Третий этаж, первая дверь направо.
Он постучал три раза.
– Мистер Эллингем, – сказал он, и они вошли.
В комнате было полно мебели.

II. Полным-полно мебели
1
Каждый сантиметр комнаты был заставлен мебелью. Стулья стояли на кушетках, стоявших в свою очередь на столах, зеркала, размером почти с дверь, вплотную прислоненные к стенам, отражали бесконечные холмы из письменных столов и стульев, перевернутых вверх ножками; буфеты, туалетные столики, комоды, снова зеркала, пустые книжные шкафы, умывальники, серванты. Там была тщательно заправленная двуспальная кровать с подвернутыми простынями, стоявшая на двух столах, поставленных один на другой; там были электрические лампы и абажуры, подносы и вазы, унитазы и раковины, загромождавшие собой кресла, которые стояли на сервантах, столах и кроватях и доставали до потолка. Единственное окно, выходящее на дорогу, виднелось сквозь резные ножки перевернутых буфетов. Стены за зеркалами изобиловали картинами и пустыми рамами.
Мистер Эллингем взобрался по горе матрасов в комнату и там исчез.
– Прыгай сюда, парень.
Его голос доносился из-за кухонного шкафа, увешанного коврами; пробравшись внутрь, Самюэль увидел мистера Эллингема, который сидел на стуле, водруженном на кушетку, удобно облокотившись на плечо статуи.
– Жалко, что здесь нельзя готовить, – сказал мистер Эллингем. – Хотя здесь полно плит. А это морозильная камера. – Он показывал в угол. – Под спальным гарнитуром.
– Рояль у вас есть?
– Должен быть. Наверное, в другой комнате. Она положила на него ковер. А ты умеешь играть?
– Я подбираю. Вы бы сразу догадались, что я играю. Другая комната такая же, как эта?
– Есть еще две комнаты, но, я думаю, рояль заперт. Все-таки здесь полным-полно мебели, – сказал мистер Эллингем, озираясь с отвращением. – Сколько бы я ни говорил: «Уже достаточно», она всегда твердит свое: «Еще масса свободного места». В один прекрасный день она просто не сможет войти, вот что будет. Или выйти. Не знаю, что и хуже. Иногда это действует на нервы, вся эта мебель.
– Она ваша жена, мистер Эллингем?
– Тогда она поймет, что всему должен быть предел. Чувствуешь себя пойманным в капкан.
– Вы здесь спите?
– Наверху. На высоте двенадцати футов. Я проверял. Проснувшись, я могу дотронуться до потолка.
– Мне нравится эта комната, – сказал Самюэль. – Думаю, это лучшая комната из всех, что я видел.
– Я потому и взял тебя. Я знал, что тебе понравится. Подходящее гнездышко для человека с бутылкой на пальце, а? Я же говорил, что ты не такой, как все. Не каждый вынес бы подобное зрелище. Чемоданы не растерял?
– Они там, в ванне.
– Ты приглядывай за ними. Я уже лишился дивана. Еще один гарнитур, и я останусь без кровати. А что бывает, когда приходит покупатель? Я тебе скажу. Он останавливается еще в дверях и, пораженный, убегает. Купить можно только то, что окажется наверху, ты понимаешь?
– Можно попасть в другие комнаты?
– Можно, – сказал мистер Эллингем. – Она, к примеру, просто бросается туда вперед головой. А я уже потерял интерес к другим комнатам. В них можно жить и умереть, и никто не заметит. Там есть отличный чиппендейловский гарнитур. Просто до потолка. – Он пристроил другой локоть на журнальный столик. – Я здесь теряюсь. Поэтому я и хожу в вокзальный буфет; там одни стулья да столы.
Самюэль сидел на своем насесте, качая бутылкой и барабаня ногой по стенке ванны, возвышающейся над грудой матрасов. Ковер позади него, широко и плоско висящий в воздухе безо всякой видимой опоры, опасно нес на спинах вытканных птиц огромный глиняный кувшин. Высоко над головой, у самого потолка, кресло-качалка балансировало на ломберном столике, тонкие ножки которого опирались на возвышающийся среди подушек и каминных решеток сервант с широко открытой зеркальной дверцей.
– Вы не боитесь, что все рухнет? Посмотрите на это кресло. Небольшой толчок, и оно свалится.
– Не стоит проверять. Конечно, я боюсь, – сказал мистер Эллингем. – Открываешь ящик здесь – там падает умывальник. Нужно быть юрким, как змея.
Ты ничего не хотел бы купить из того, что лежит наверху?
– Мне многое здесь нравится. Но у меня нет денег.
– Ну да, откуда у тебя деньги. Это правильно. Деньги у других.
– Мне нравится большой кувшин. Туда можно спрятать даже человека. Есть у вас мыло для моего пальца?
– Мыла здесь, конечно, нет; здесь одни раковины. И ванну нельзя принять, хотя их тут пять. Зачем тебе кувшин, в который можно спрятать человека? Я не встречал никого, кто хотел бы спрятать человека в кувшине. Считается, что этот кувшин для всего велик. Почему ты хочешь найти Люсиль Харрис, Сэм?
– Я не собирался прятать там кого-либо. Я имел в виду, что это было бы возможно. Один человек говорил мне о Люсиль Харрис, мистер Эллингем. Я не знаю, почему я хочу найти ее, просто это единственный лондонский адрес, который у меня остался. Остальные я спустил в унитаз еще в поезде. Пока ехал.
– Прекрасно, прекрасно. – Мистер Эллингем положил руку на толстую белую шею обнаженной статуи и сжал пальцы.
Открылась дверь на лестничную площадку. Вошли два человека и, не говоря ни слова, полезли через матрасы. Первая – толстая, приземистая женщина с испанским гребнем в волосах, с наштукатуренным, как стена, лицом – неожиданно нырнула в угол позади Самюэля и исчезла между двумя колоннами стульев. Должно быть, она приземлилась на диванные подушки или кровать, поскольку не раздалось ни звука. Вторым пришедшим оказался высокий молодцеватый мужчина с застывшей улыбкой и большими, как у лошади, но удивительно белыми зубами, его блестящие светлые волосы были туго завиты и напомажены – запах разносился по всей комнате. Мужчина стоял в дверном проеме на пружинном матрасе и подпрыгивал.
– Ладно, Роуз, не дуйся, – сказал он, – я знаю, где ты. – И, сделав вид, что только что заметил Самюэля, произнес: – Бог мой, вы там наверху как птичка. Дональд прячется где-то здесь?
– Я не прячусь, – отозвался мистер Эллингем. – Я за статуей. Знакомьтесь, Сэм Беннет, Джордж Ринг.
Джордж Ринг поклонился и взлетел на фут, спружинив на матрасе. Он и мистер Эллингем не видели друг друга. Женщину с испанским гребнем не видел никто.
– Надеюсь, ты извинился за комнату перед мистером Беннетом. – Ринг сделал несколько прыжков по направлению к невидимой статуе.
– Совершенно не за что извиняться, – сказал Самюэль. – Я никогда не видел такой уютной комнаты.
– Но это ужасно. – Джордж Ринг подпрыгивал все быстрее и быстрее. – Очень мило с вашей стороны, что вы назвали эту комнату уютной, но посмотрите на беспорядок. Представьте, каково здесь жить. У вас какая-то штука на пальце, вы заметили? Угадываю с трех попыток. Это бутылка. – Подпрыгивая, он тряс кудрями и смеялся.
– Ты еще ничего не знаешь, – послышался голос мистера Эллингема. Грузные скачки столкнули ковер на журнальный столик, и мистер Эллингем оказался словно в другой, нижней комнате. – Ты ничего не знаешь про него. Погоди. Что ты скачешь, Джордж? Нормальные люди не начинают скакать, как мячики, когда входят в комнату.
– Чего это я про вас не знаю? – Еще один прыжок – и Джордж Ринг, стоя прямо под Самюэлем, потянулся к нему кудряшками.
– Во-первых, он не знает, куда идет. А во-вторых, он ищет незнакомую девушку по имени Люсиль.
– Почему вы ее ищете? – Голова Джорджа Ринга коснулась ванны. – Вы видели ее фото в газете?
– Нет, я ничего про нее не знаю, я просто хочу с ней встретиться, она – единственный человек в Лондоне, кого я знаю по имени.
– Теперь вы знаете еще двоих, так ведь? Вы уверены, что не влюблены в нее?
– Конечно уверен.
– Думаю, она для вас что-то вроде Святого Грааля. Понимаете, о чем я? Некий идеал.
– Прекрати, большой котенок, – сказал мистер Эллингем. – Помоги мне выбраться отсюда.
– Вы первый раз в Лондоне? Я испытывал то же самое, когда приехал сюда. Много лет назад. Мне казалось, что я должен что-то найти здесь, не могу объяснить. Где-то за углом. Я искал не переставая. Я был таким наивным. И чувствовал себя рыцарем.
– Вытащите меня отсюда, – просил мистер Эллингем. – Мне кажется, будто на меня обрушилась вся комната.
– Я так ничего и не нашел. – Джордж Ринг засмеялся, вздохнул и погладил бок ванны. – Может, вам повезет. Вы завернете за угол и встретите ее. Люсиль. Люсиль. У нее есть телефон?
– Да. Номер записан у меня в книжке.
– Это упрощает дело. Выходи, Pop. Я точно знаю, где ты. Извините, она не в настроении.
Самюэль тихонько качался на своей коробке посреди мебели. Это самая набитая барахлом комната в Англии. Сколько сотен домов втекло сюда, деревянным потоком влились столы и стулья, через окна прилетели на веревках сундуки и буфеты и расселись, как птицы. Другие комнаты, за заваленной дверью, должно быть еще выше и темнее этой, там черным, немым призраком возвышается в саване из ковров запертый рояль, и Роуз, с гребнем, похожим на нос корабля, бросается в эту темноту и лежит всю ночь тихо и неподвижно там, куда смогла пробраться. Сейчас она лежит, бездыханная, на затонувшей между колоннами стульев кровати, погребенная заживо, мягкая, толстая и одинокая.
– Пора покупать гамак, – сказал Джордж Ринг. – Я больше не могу спать под всей этой мебелью.
Может, на ночь комната заполняется людьми, которые не могут увидеть друг друга; они растягиваются под стульями, под диванами, дремлют на головокружительной высоте поднятых столов и просыпаются каждое утро с криками «Землетрясение, землетрясение!».
– Буду спать как моряк.
– Скажи Роуз, пусть выходит. И вытащи меня отсюда, – сказал из-за заваленного столика мистер Эллингем. – Я хочу есть.
– Она не в духе, Дональд. Ей до смерти нужна японская ширма.
– Вы слышите, Самюэль? Разве в этой комнате трудно уединиться? Здесь можно делать все что угодно, и никто ничего не заметит. Я проголодался. Я хочу закусить у Дейси. Вы остаетесь ночевать?
– Кто? – спросил Самюэль. – Я?
– Можете спать в других комнатах, если уверены, что потом оттуда выберетесь. Кроватей здесь хватит на целый гарем.
– Гарем. – Джордж Ринг произнес это как-то по-другому. – Роуз, дорогая, у нас появилась компания. Вылезай же, я тебя представлю – Спасибо, мистер Эллингем, – сказал Самюэль.
– У вас правда нет никаких планов? – Джордж Ринг подпрыгнул, и на мгновение его благоухающая голова оказалась на одном уровне с Самюэлевой. Мелькнула широкая, яркая, лошадиная улыбка – и голова исчезла. – Насчет ночевки и всего остального. Я думаю, это необычайно смелое решение. Вы можете встретиться с самыми разными людьми – «Он попался разбойникам», вы знаете это стихотворение сэра Генри Ньюболта?
– «Он швырнул свой пустой револьвер под откос», – произнес Самюэль.
1 2 3 4 5 6 7