Факты существовали, но никак не решали многочисленных вопросов и сомнений. Название первоначального, Старого Ваганькова — не появилось ли оно в действительности много раньше великокняжеских и народных потех, связанное собственно с урочищем? Иными словами, с местностью. И почему утвердился в нем, как объясняют почти все справочники, вологодский оборот «ваганить», незнакомый в других русских землях, тогда как повсюду были известны ваганы — те, кто жил у притока Северной Двины реки Ваги? Еще в XI веке проникли к ваганам новгородцы, позже завязались у ваган тесные связи с Москвой, а царь Федор Иоаннович подарил эти земли как дорогой подарок своему шурину и любимцу Борису Годунову. Так не память ли о ваганах осталась жить и в названии московского урочища?
Что касается «Острова», то хотя время почти полностью стерло его следы, обойти вниманием их нельзя: слишком велика роль этого уголка в истории Арбата. Речь идет о построенном здесь Крестовоздвиженском монастыре, «иже зовется на Острове». Впервые упомянутый в описании Москвы 1547 года, возникнуть он мог гораздо раньше, как предполагается, на дворе любимца московского князя Ивана III — Ивана Головы, одного из родоначальников, по женской линии, рода Романовых.
Все началось с того, что потребовалось обновление построенного в 1326 году кремлевского Успенского собора. Спустя 125 лет после его освящения собор пришел, по свидетельству современников, в полную ветхость и держался исключительно на подпорках из бревен. Князь Иван III решает строить новый собор, в чем его поддерживает митрополит Московский Филарет. Но средств у обоих недостаточно. Приходится прибегать к исключительным мерам. Митрополит облагает целевым налогом все монастыри, церковнослужителей, а мирян усиленно призывает к добровольным пожертвованиям.
Уже через несколько месяцев необходимые средства удается собрать и объявить, по существующему в Москве порядку, торги на строительный подряд. Выигрывал тот, кто предлагал самую низкую цену. На этот раз подряд получили Иван Кривцов и Мышкин. Наблюдать за работой было поручено Ивану Голове и Василию Ермолину, автору когда-то украшавших Спасскую башню деревянных скульптур — «болванов», одетых в стрелецкие суконные однорядки.
Московский Кремль. Успенский собор. 1475–1479 гг.
Однако согласия между руководителями достичь не удалось — произошла, как свидетельствовал летописец, большая «пря». Ермолин отстранился от строительства. Иван Голова остался один.
К маю 1474 года собор был возведен до сводов, когда неожиданно рухнула вся северная стена, половина западной и к тому же опорные столбы. Несомненно правы эксперты из числа русских строителей, признавшие применявшуюся известь недостаточно вязкой — «неклеевитой». Верно и то, что в роковую для собора ночь Москва пережила землетрясение: «трус во граде Москве… и храмы все потрясашася, яко земля поколебатися».
Но, сделав заключение о причинах трагедии, славившиеся своим строительным мастерством псковичи уклонились от предложенной им перестройки собора. Великий князь решил отправить к венецианскому дожу своего посла Семена Толбузина с особым поручением — найти самого опытного строителя в Италии, по выражению документов, «мастера камнесечной хитрости». Выбор поддержанного дожем посла пал на широко известного инженера и архитектора из Болоньи Аристотеля Фиораванте. Итальянскому специалисту было предложено фантастическое по европейским меркам жалованье — 2 фунта серебра в месяц. Таких трат не мог себе позволить ни один из европейских государей. В марте 1475 года зодчий приехал в Москву. Иван Голова оказался с ним один на один.
На первых порах на москвичей самое сильное впечатление производит подход Аристотеля к работе. Он наотрез отказывается использовать сохранившиеся части собора. С невиданной быстротой они исчезают, уступая место превосходно организованной строительной площадке. За Андроньевским монастырем, в Калитникове, Фиораванте организует кирпичный завод и на нем производство нового по форме и очень твердого после обжига кирпича.
Архитектор вводит новую рецептуру и технологию производства извести, также отличавшейся редкой прочностью. Он делает фундамент глубокого заложения, а при возведении стен использует смешанную кладку — кирпича и белого камня. Блоки белого камня вводятся для большей прочности в перевязи стены. И при всем том Аристотель не делает из своих новшеств никаких секретов. Напротив — он чуть не насильно, при деятельной помощи Ивана Головы, обучает им местных строителей.
Но посвящать все свое время строительству Успенского собора Фиораванте не мог. Великий князь занимает его одновременно «пушечным и колокольным литьем», да еще и «денежным делом». С новой артиллерией Аристотель отправляется в поход под Казань, в Тверь и Новгород Великий, где предварительно строит под Городищем мост на судах через Волхов, по которому предстоит пройти московским войскам. Он может себе позволить такие длительные отлучки не только потому, что строительный сезон в те годы ограничивался всего несколькими теплыми месяцами. Не меньшее значение имели организаторские способности, редкая честность и постоянный «догляд» Ивана Головы, по фамилии Ховрин.
Успенский собор. Внутренний вид.
В летописи семейства Ховриных это было лишь одно из многих полезных для Москвы деяний. Известно, что сразу после Куликовской битвы поступил на службу к московскому князю грек Степан Васильевич, по одним сведениям, князь, по другим — владелец Балаклавы и Мангупы. Во всяком случае, располагал «нововыезжий грек» большими средствами и сразу занял при московском князе видное место. Имел Степан Васильевич прозвище Ховра. Его сын Григорий Степанович известен тем, что построил в московском Симоновом монастыре каменную соборную церковь Успения, самую большую в городе после кремлевских соборов. Строительство закончилось в 1405 году, и с тех пор монастырь стал родовой усыпальницей ховринской семьи.
А вот в 1434 году на земле нынешней Арбатской площади была одержана московским войском победа над крымским ханом Улу-Мухаммедом. И далась эта победа совсем не просто.
Сначала дрогнули москвичи, хоть и начальствовал над ними талантливый полководец князь Юрий Патрикеевич. Стали отступать.
И тогда живший в Крестовоздвиженском монастыре слепой инок Владимир Ховрин, которого лишили зрения враги великого князя Василия II Темного, попросил облачить его в доспехи, вложить в руки двоеручный меч и направить в сторону неприятеля. Инок-слепец начал с такой силой вращать над головой страшный меч, с таким «великим озлоблением» врубился в конный строй противников, что проложил настоящую просеку из порубленных и обезглавленных врагов. Отчаянно ржали кони, кричали от ужаса люди, увидевшие в Ховрине «Божьего воина». Московские войска оправились и бросились на татар.
В возникшей сумятице татары были смяты и обращены в бегство. Они кинулись обратно, к броду через Москву-реку, бросая по пути обоз, пленных и награбленное добро. Многие были захвачены москвичами и… обращены в православие. Десятками их обвязывали общей веревкой и загоняли в реку для крещения. Вряд ли многие приняли навязанную им таким путем новую веру, но верно и то, что несколько семей позднее осталось на службе у московского государя. Благовест с колокольни Крестовоздвиженского монастыря сообщил горожанам о великой победе.
Еще не раз москвичам довелось слышать знакомый колокольный голос. В 1471 году именно у Арбатских ворот происходит торжественная встреча московского войска, вернувшегося с берегов озера Ильмень, где одержали они победу у речки Шелонь. Здесь же пройдет торжествующий Иван Грозный после сражения под Лопасней, где отказался московский царь вернуть ранее присоединенную к его владениям Казань. К тому времени Арбат в своем отрезке от Троицких ворот Кремля до нынешней Арбатской площади заметно благоустроился. Напротив Крестовоздвиженского монастыря расположились дворы деда полководца Дмитрия Михайловича Пожарского — князя Федора Ивановича и Шереметевых.
В жизни Ивана Грозного Арбат сыграл немалую роль. В 1547 году венчался семнадцатилетний государь на царство и почти сразу сыграл свадьбу с юной Анастасией Романовной Захарьиной. А во время свадебного пира, по свидетельству летописцев, в полдень 21 июня вспыхнул и охватил весь город страшный пожар. И хоть разразилась в это время невиданная буря — вся жизнь Грозного была отмечена страшными предзнаменованиями, — начало огню положила простая свеча в соборе Крестовоздвиженского монастыря.
А москвичи усмотрели в этом злой умысел бабки царя по матери, княгини Анны Глинской — будто вырывала она у людей сердца, кропила их кровью город, оттого и занялось огненное море.
Народ был так убежден в своей правоте, а потери так велики — в пожаре погибло 1700 мужчин, не считая баб и детей, — что толпа кинулась разыскивать родственников царя, чтобы совершить над ними расправу. Пойманный дядя царя, князь Юрий Васильевич Глинский, напрасно искал спасения в алтаре Успенского собора Кремля: его убили в самом храме. А царю с царицей пришлось бежать в подмосковное село Воробьево.
Путь царской четы лежал через Арбат, нынешнюю Плющиху, Новодевичий монастырь к переправе через Москву-реку. Возмущенная толпа настигла их и там. С великим трудом удалось успокоить москвичей. Кого-то из требуемых лиц Грозный выдал, родных сумел уберечь. А когда волнения улеглись, несмотря на все клятвенные заверения, жестоко расправился с зачинщиками. В беде и в радости путь лежал через Арбатские ворота.
Сегодня само понятие «ворот» в лучшем случае вызывает у москвичей воспоминание о некогда существовавшем Белом городе, стены которого проходили по нынешнему Бульварному кольцу. Однако в действительности история понятия связана с другого рода укреплениями, появившимися еще в XIV веке.
Собиратель русских земель, по выражению историков, скопидом, денежный мешок, иначе — «калита», по выражению современников, сын первого московского князя Даниила Александровича Иван Данилович всеми правдами и неправдами добивается великого княжения, но всю силу этой власти обращает на укрепление Москвы. Земли московские и владимирские становятся для Калиты центром его владений. На них, как пишет Софийская I летопись, «бысть тишина велика християном… и престаша татарове воевать Русскую землю». Иван Данилович одерживает замечательную в условиях Средневековья победу, уговорив переехать на жительство в Москву из Твери митрополита Петра. Русский митрополичий престол утверждал преимущество московского князя над другими удельными князьями.
В 1339–1340 годах распоряжением Ивана Калиты строятся новые кремлевские стены — «в едином дубу». Дубовый Кремль представлял сложнейшее фортификационное сооружение. Но история его оказалась слишком недолгой. О 1365 годе летописец пишет со скорбью и ужасом: такой страшной, испепеляющей засухой был он отмечен. В очередную сухую бурю оставшийся в истории под именем Всесвятского, пожар, который возник в одноименной церкви, за два часа уничтожил весь город. К этому времени в Москве только что вступил на отеческий стол новый князь — Дмитрий Иванович, будущий Донской. Решительный, несмотря на юность, отважный, князь вместе с тем обладал редчайшим для правителя качеством — умел слушать советчиков и безошибочно их выбирать. Так, по их подсказке, принимается решение деревянных стен не восстанавливать, но строить каменный Кремль. По словам Рогожского летописца, «тое ж зимы князь великый Дмитрей Иванович, погадав с братом своим Володимером Андреевичем и с всеми бояры старейшими и сдумаша ставити город камен Москву, да еже умыслиша, то и сотвориша. Тое ж зимы повезоша камение к городу».
Митрополит Петр закладывает Успенский собор в Московском Кремле. Клеймо иконы «Митрополит Петр с житием». Конец XV в.
Москва оказывается в кольце новых каменных стен, выдвинутых на шестьдесят с лишним метров относительно старых — необходимо было обезопасить разросшийся восточный посад, — с шестью проездными башнями, в том числе Троицкой, и тремя круглыми угловыми «стрельницами». Крепость поражала воображение современников и своей мощью, и расчетом форм. И все же действительным чудом была не только быстрота строительства. Главное — каменная крепость сооружалась на владимиро-суздальских землях впервые. До этого с каменными оборонительными сооружениями имели дело новгородцы и псковичи. Новой представлялась техника работ, непривычным — и сам материал. Его находят в 30 километрах по течению Москвы-реки, близ впадения в нее Пахры, у села Мячкова. Мячковский камень и дал Москве имя Белокаменной.
Весь необходимый для строительства Кремля запас камня москвичи сумели доставить рекой — по воде и по льду Москвы-реки. Как долго продолжались работы — у исследователей нет общей точки зрения. Академик М. Н. Тихомиров склонен предполагать, что к полному завершению они пришли, скорее всего, через пятнадцать лет.
Для Дмитрия Донского Кремль каменный представлялся не только могучей крепостью, которая могла успешно противостоять набегам Орды и любых неприятелей. Он был и выражением растущей мощи Москвы, способной собрать вокруг себя разрозненные силы отдельных княжеств. Летописец так и пояснял, что вместе со строительством белокаменного града московский князь начал «и всех князей русских привожате под свою волю, а который не повиновехуся воле его, а на тех нача посегати». Когда в 1375 году Донской двинулся на Тверь, выступавшую против Москвы в союзе с могучим литовским князем Ольгердом, к полкам его примкнуло девятнадцать русских князей — цифры говорили сами за себя. Сила Москвы становилась залогом самой возможности сопротивления Орде, освобождения от ее ига всей родной земли. Русское воинство отделяло от Куликовской битвы всего пять лет!
Но одним из самых дорогих и уважаемых великим князем его советчиков выступает митрополит Алексей. Это он поддерживает идею белокаменного Кремля, он же предлагает возведение еще одного оборонного сооружения — земляного вала, который бы охватил столицу от берега Москвы-реки у нынешнего Соймоновского проезда до нынешних Сретенских ворот. Дмитрий Донской соглашается на предложение митрополита. Следы этого вала просматриваются и сегодня, в частности на участке Гоголевского бульвара.
Расчет митрополита основывался на том, что если устье ручья Чарторыя, впадавшего здесь в Москву-реку, и без того обеспечивает труднопроходимую для конницы татар болотистую местность, то поднявшийся вал и вовсе заставит искать другой путь к Москве — через Арбатские ворота, которые вполне возможно хорошо укрепить. Обычно неприятельские отряды преодолевали Москву-реку у нынешнего Крымского моста или у Лужников и оттуда двигались на город. Теперь им приходилось сворачивать на нынешнюю Плющиху и дальше идти по Старому Арбату.
Чтобы убедить великого князя и всех москвичей в правильности своих расчетов, митрополит Алексей закладывает для двух своих сестер, пожелавших принять монашеский чин, монастырь близ села Киевца, находившегося рядом с нынешними Зачатьевскими переулками, между Москвой-рекой и Остоженкой: настолько безопасным признает это место за оборонительным валом даже для женщин-схимниц. Но судьба монастыря оказалась и необычной, и трагической.
В день венчания Ивана Грозного с Анастасией Романовной вспыхнувший на Арбате-Воздвиженке пожар дотла уничтожил и скромную обитель. Грозный распорядился перевести монахинь в Кремль, а в 1572 году отвел для монастыря место в Чертолье — там, где сейчас стоит нововозведенный храм Христа Спасителя. А в течение 1566–1593 годов на месте первоначального алексеевского земляного вала поднялись стены Белого города, западная часть которого была заселена опричниками. Опричнина определила значительную часть истории Арбата — от Кремля до нынешней Смоленской площади.
Возникновение опричнины истолковывалось (и продолжает истолковываться) по-разному. Одни историки усматривают в ней политический смысл — желание Ивана Грозного ослабить боярство, другие династический, поскольку право Ивана IV на престол могли оспаривать многие роды. Наиболее распространенной долгое время оставалась точка зрения С. М. Соловьева: «Опричнина была учреждена потому, что царь заподозрил вельмож в неприязни к себе и хотел иметь при себе людей вполне преданных ему. Напуганный отъездом Курбского и протестом, который тот подал от имени всех своих собратий, Иоанн заподозрил всех бояр своих и схватился за средство, которое освобождало его от них, освобождало от необходимости постоянного, ежедневного общения с ними».
3 декабря 1564 года Иван Грозный со своей второй женой царицей Марьей Темрюковной, «из черкасских девиц», царевичами, боярами, дворянами с семьями, вооруженной стражей, захватив всю казну и дворцовую святыню, выехал сначала в Коломенское, откуда тронулся в путь по различным монастырям.
1 2 3 4 5 6 7 8