Думая про опасности, связанные с людьми, Чага впервые в жизни забыла
о том, что на свете есть еще и металл.

4
Хватаясь за колючие, легко рвущиеся космы кустарника, она выбралась
на бугор и задохнулась. Небо на севере было накрест исчеркано мгновенными
сверкающими царапинами, а тоскливый лишающий сил ужас наваливался теперь с
трех сторон - такого Чага еще не чувствовала никогда.
Внизу, закинув красивую горбоносую морду, истошно затрубил Седой.
Успеют ли они выбраться отсюда? Раздумывать над этим не следовало и
вообще не следовало уже ни над чем раздумывать. Пока не закрылась брешь на
юго-востоке - бежать!.. Правда у Седого еще не поджила спина, а Рыжая
хромает... Но выхода нет, Седому придется потерпеть...
Чага повернулась, намереваясь кинуться вниз по склону к оставленным
животным, как вдруг новая плотная волна страха пришла из степи, толкнула в
грудь... Это сомкнулась брешь на юго-востоке. Металл шел отовсюду.
Оскальзываясь, оступаясь, увязая в колючих желто-зеленых зарослях,
она скатилась вниз и, поймав за повод сначала Седого, потом Рыжую,
потащила их по низинке. Сейчас здесь будет не менее опасно, чем на вершине
холма. Уходя из-под удара металл частенько использовал такие ложбины; он
пролетал по ним, стелясь над самой землей, и горе путнику, решившему
переждать там стальную метель!
Низинка все не кончалась и не кончалась, но зверей Чага бросить не
могла. Какая разница: погибнуть самой или погубить животных? Все равно
пешком от металла не уйдешь...
Склоны наконец расступились, и в этот миг сверкнуло неподалеку.
Воздух запел, задрожал. Огромные тугие тетивы лопались в высоте одна за
другой.
Обеспамятев от страха, Чага все-таки заметила шагах в двадцати
небольшой голый овражек и рванулась к нему. Укрытие ненадежное, но другого
нет. Металл не любит углублений с обрывистыми краями, и если овражек
достаточно глубок...
Воздух взвизгнул над ухом, заставив отпрянуть. Едва не обрывая повод,
Чага тащила испуганно трубящих животных к единственному укрытию, а они
приседали при каждом шаге и все норовили припасть к земле. Пинками загнала
их в овражек и спрыгнула следом сама.
"Это Мать!.. - беспомощно подумала она, упав лицом в жесткую шерсть
на хребте Седого. - Это ее проклятие..."
Рычало небо, пели осколки, а потом издалека пришел звенящий воющий
крик и стал расти, съедая все прочие звуки. Чага подняла глаза и даже не
смогла ужаснуться увиденному, настолько это было страшно.
Огромная стальная птица спускалась с небес.
Вокруг нее клубилось сверкающее облако обезумевшего металла.
Блистающая смерть кидалась на крылатое чудовище со всех сторон, но каждый
раз непостижимым образом промахивалась. Один атакующий рой остановился на
мгновение в воздухе, потом задрожал, расплылся и вдруг отвесно метнулся
вниз. Шагах в тридцати от овражка вспухло облако пыли, земля дрогнула.
Стальная поземка мела через холмы. Казалось, настал последний день
мира, металл пробуждался по всей степи.
И все это из-за нее одной?!
Чага вдруг поняла, что стоит в рост на дне овражка, - преступница,
из-за которой гибнет мир.
Но смерть медлила. Стальная птица, выпустив ужасающие когти, зависла
почти над самым укрытием (Чага ясно видела ее мощное синеватое брюхо), и в
этот миг металл все-таки уязвил чудовище, подкравшись сзади.
И птица закричала еще страшнее.
Клювастая голова ее лопнула, исторгла пламя, из которого выметнулось
вдруг нечто темное и округлое, а сама птица, продолжая кричать, рванулась
вверх и в сторону. В то же мгновение металл, бестолково метавшийся над
степью, словно прозрел и кинулся на раненую тварь - догнал, ударил под
крыло, опрокинул, заклубился плотной сверкающей тучей, прорезаемой иногда
вспышками белого пламени.
Но Чага смотрела уже во все глаза на новое диво: из ревущего,
исхлестанного сталью неба медленно опускался яркий купол, под которым
покачивался на сбегающихся воедино ремнях большой яйцеобразный предмет.
Ему оставалось до земли совсем немного, когда опаздывающий к расправе рой
вспорол ткань, рассек ремни, и темное полупрозрачное яйцо грянулось оземь
с высоты двойного человеческого роста. Подпрыгнуло и раскололось надвое,
явив металлическое нутро, из которого (Чага не верила своим глазам!)
неуклюже выбрался человек. Мужчина.
Вокруг неистовствовал металл, а человек шел, шатаясь, шел прямо к
ней, к Чаге, и на нелепой его одежде знакомым гибельным блеском
отсвечивали какие-то пряжки и амулеты. Выкрикивая непонятные заклинания
(или проклятия), он прижимал к губам плоский камень с торчащим из него
стальным стеблем, но Чагу потрясло даже не это, а то, что
младенчески-розовое лицо мужчины было озарено сумасшедшей, ликующей
радостью.
За спиной его грянул взрыв, полетели сверкающие обломки, но человек
даже не заметил этого. Все еще невредимый, он брел к ней, и Чага поняла,
что через несколько шагов он свалится в овражек, а следом за ним, почуяв
наконец прикрепленные к одежде железки, в ее ненадежное укрытие ворвется
металл - быстрый, светлый, разящий без промаха!..
Закричав от страха, Чага каким-то образом оказалась вдруг наверху,
выхватила из неожиданно слабой руки камень с металлическим стеблем и
швырнула что было сил. Брызнули осколки. Сбитый влет предмет разлетелся
вдребезги совсем рядом.
Свалив одной оплеухой еле держащегося на ногах незнакомца, упала сама
и принялась срывать, отбрасывать все эти пряжки, амулеты, пластины,
ежесекундно ожидая хрустящего удара в затылок.
Но металл помиловал ее. Сорвав последнюю бляху, она, почти теряя
сознание, дотащила бесчувственное тело мужчины до оврага, и в этот миг
земля содрогнулась от чудовищного удара.
Это врезалась в грунт добитая металлом стальная птица. На месте ее
падения взревело огромное пламя, а сверкающая мошкара все летела и летела
в этот неслыханный костер, сгорая волна за волной.

5
Металл бушевал весь день. В мерцающий воздух над истерзанной степью
взвивались все новые потоки крохотных стальных убийц. Чага и не думала,
что земля может хранить в себе столько металла.
Потеряв главного врага, блистающая смерть снова распалась на стаи,
сразу же кинувшиеся в остервенении друг на друга.
Устав бояться, Чага равнодушно смотрела на разыгрывающиеся в зените
битвы. Под сыплющимся с неба дождем мелких осколков она переползала от
зверя к зверю, поправляла вьюки так, чтобы защитить самое уязвимое место -
между горбом и шеей.
Отщепившийся краешек пикирующего роя, снеся кромку, ворвался в овраг
и, глубоко вонзившись в рыхлый грунт противоположного склона, взорвался,
наполнив укрытие свистнувшей металлической крошкой, пылью и запахом
смерти. Чага легла рядом с Седым и стала ждать повторного удара. Не
дождавшись, поползла к мужчине, который все еще был без сознания.
Недоуменно нахмурясь, вгляделась в блаженное розовато-желтое лицо,
оторвала от странной одежды две не замеченные ранее железки, прикопала...
Все это не имело ни малейшего смысла. Уцелеть в мелком овражке
посреди такой круговерти все равно было невозможно. Поэтому, когда к
вечеру металл подался вдруг всей массой на север, открыв относительно
безопасное пространство на юге, Чага даже не очень этому обрадовалась.
Точнее, не обрадовалась вовсе. Шансов спастись бегством было немного -
металл имеет обыкновение возвращаться...
Тем не менее она перевьючила зверей: скарб - на Рыжую, а Седой
повезет незнакомца...
Усталым спотыкающимся шагом она вела их в поводу всю ночь. Темнота
рычала, взвизгивала, иногда обдавала лицо трепещущим ветерком. Чага только
дергала повод, когда звери пытались упасть, она знала, что к рассвету все
будут мертвы: и звери, и она, и странный незнакомец...
Но рассвет наступил, и обессиленная Чага вдруг осознала, что самые
опасные места остались позади. Возле размолотой металлом рощи она нашла
брошенное полуобвалившееся укрытие, кое-как освободила зверей от ноши и,
прикорнув под земляной стенкой с белыми торчащими корешками, провалилась в
сон.
Проснулась от ощущения опасности - стальная птица взбудоражила металл
по всей степи. Голова была тяжелая, усталость разламывала суставы, но надо
было уходить. И на этот раз быстро, не дразня судьбу и не жалея
животных...
Рядом застонал мужчина. Запрокинутое лицо его уже не было счастливым
и розовым, как вчера, - бледное, искаженное страданием, запекшийся рот
мучительно приоткрыт. Чага коснулась щеки незнакомца и подивилась гладкой
шелковистой коже.
"Нежный, - с сожалением подумала она. - Не выживет..."
Выбралась из укрытия и направилась к изломанной роще, где дерзко
поднимал ярко-желтую голову цветок на мясистом стебле, чудом уцелевший в
эту ночь. Как и сама Чага.
Она не стала срывать его - рядом были другие, срубленные. Выкопала
несколько луковиц, наполненных горьким целебным соком, потом, привлеченная
жужжанием, выпрямилась, всмотрелась.
Неподалеку роились мухи, зеленые, со стальным отливом, те самые, что
состоят в родстве с металлом, ведут себя, как металл, и приходят сразу же,
как только удаляется он. В груде исковерканных ветвей темнела туша
навьюченного зверя. Чага сделала шаг к убитому животному и чуть не
споткнулась о труп человека.
Это была Колченогая. Пораженная металлом в грудь, хромоножка
мечтательно смотрела в небо. Никогда в жизни лицо Колченогой не было таким
красивым.
Чага обернулась. Неподалеку лежал Натлач. А рядом - то, что осталось
от Матери...
Она нашла всех. Из людей живым не ушел никто. Им даже некуда было
податься, прижатым к роще. Стрый оказался прав: старая дура все-таки
погубила семейство. Сам он лежал со снесенным затылком, уткнувшись
изуродованным лицом в землю, словно не желая смотреть на то, что натворила
Мать.
Со стороны укрытия снова раздался слабый стон, и Чага вспомнила, что
в руке у нее лекарственные луковицы, что в яме лежит смертельно бледный,
но, судя по стону, живой мужчина, что надо спешить: опустошив степь на
севере, металл обязательно двинется к югу...
Взглянула еще раз на громадное беспомощное тело Стрыя и пошла
обратно. Выдавила содержимое луковиц в черепок, разбавила водой из меха и,
приподняв мужчине голову (волосы мягкие, невыгоревшие), поднесла ему
черепок к губам. Не открывая глаз, он сделал судорожный глоток и
поперхнулся - пойло действительно было очень горьким.
- Пей, - велела Чага. - Надо.

6
Отдохнувшие звери бежали по разоренной степи размашистым крупным
шагом. Рыжая самка почему-то перестала хромать - видно, притворялась,
хитрая тварь! - и теперь шла, обгоняя Седого на полкорпуса.
- Йо!.. Йо!.. - Чага наконец-то почувствовала себя живой.
Проклятие не сбылось - металл отпустил ее. Мало того, он дал ей
мужчину - странного мужчину с нежной, не тронутой солнцем кожей, стонущего
от боли, как женщина, и все же двое - это уже семейство, и теперь никто не
посмеет поступить с Чагой, как с изгнанницей!
Ее близкие погибли. Но разве они не бросили Чагу в степи? И разве
Стрый не предал ее, побоявшись шагнуть за черту и разделить с ней
изгнание? Мать часто говорила, что металл справедлив. Да! Он справедлив!
Поэтому Рыжая и Седой навьючены всем лучшим, что у вас было!..
- Йо!.. Йо!.. - кричит Чага, и звери послушно удлиняют шаг.
Лишь бы незнакомец выдержал этот переход!.. Ему уже лучше - когда она
сажала его в седло, он вдруг очнулся, забормотал, стал даже слабо
сопротивляться. Не обращая на это никакого внимания, Чага связала ему ноги
под брюхом зверя, а руки приторочила к переднему вьюку.
Он и теперь то и дело приходит в сознание, и тогда лицо его,
мотающееся над мохнатым горбом Седого, становится изумленно-жалобным.
Незнакомец явно не понимает, что происходит, но это и не важно...
Главное, чтобы он выдержал переход.

7
Такое ощущение, что кто-то глодал ему череп изнутри.
Влад стоял в неглубокой травянистой низинке и, держа в слабых руках
большой костяной гребень, через силу вычесывал лохматое, ни на что не
похожее животное. Женского пола и огненно-рыжей масти.
"Главное - не терять юмора, - преодолевая головную боль, думал он.
Снимал с зубцов нежные рыжие пасмы и запихивал их в висящий у него на боку
мешок. - Нет, кроме шуток, это довольно смешно: пилот первого класса - и
занимается черт знает..."
Не дав ему завершить мысль, зверь шумно вздохнул и переступил, норовя
поставить чудовищное плоское копыто на ногу Владу, которую тот, впрочем,
вовремя отдернул.
- Ты! Ж-животное! - злобно сказал Влад. - А по рогам сейчас?
Животное повернуло безрогую голову и равнодушно посмотрело Владу в
глаза. Черт его знает, что за тварь - не то лошадь, не то верблюд. А
может, и вовсе лама.
"Ну что за свинство! - с горечью мыслил Влад. - Ну вернулся бы с
победой, ну разбился бы в крайнем случае... Но оказаться здесь в таком
качестве!.."
Кстати, а в каком качестве он здесь оказался? Кто он, собственно
говоря? Пленник? Раб?.. Между прочим, последнее предположение очень похоже
на правду. Стоило Владу прийти в себя, как эта кошмарная, дочерна
загорелая туземка тут же сунула ему в руки скребок и чуть ли не пинком
погнала на работы. И сама трудится, как каторжная, - смотреть жутко...
Влад оглянулся. В пологом, оплетенном ползучей травой склоне чернела
прямоугольная яма с бруствером. Из ямы равномерно летели комки земли.
Углубляется... Ну правильно - здесь же эти... разрегулировавшиеся
противопехотные комплексы, черт бы их всех побрал!.. Как они тогда
подгадали ему при посадке в левую дюзу! И всего-то надо было - поставить
вовремя пассивные помехи, распылить металлический порошок... А на грунте
они бы его потеряли из виду: облучай не облучай, корпус-то поглощающий...
Боль в голове заворочалась, словно устраиваясь поудобнее, и Влад
поморщился. Переждав, повернулся к рыжей скотине, занес гребень и тут же в
задумчивости опустил.
А ведь его уже, наверное, похоронили... После катапультирования
"пташка" сделала, что могла: утащила за собой металлических пираний,
задала им трепку, после чего подорвалась. С орбиты это, должно быть,
выглядело эффектно. Не менее эффектно, чем взрыв "пташки-2" полгода назад,
с той только разницей, что Джей даже не успел катапультироваться...
"Так, - спохватился Влад. - А что это я стою и ничего не делаю? Этак
она мне опять жрать не даст..."
Он снова занес гребень и немедленно почувствовал неизъяснимое
отвращение к этому, на его взгляд, совершенно бессмысленному занятию. Ну
сколько можно вычесывать зверюгу? Утром же только вычесывал! Почему не
дать животному обрасти, как следует, а потом уже...
- Чага! - позвал он в раздражении.
Земля перестала лететь через бруствер, и из ямы встала госпожа и
повелительница. Темное неподвижное лицо и строгие прозрачно-серые глаза
без особых признаков мысли. Вот ведь идолица, а? Хоть бы вопрос на лице
изобразила! Нет, стоит смотрит...
- Зачем? - проникновенно спросил Влад, указывая гребнем на вычесанную
часть зверя, не слишком, впрочем, отличавшуюся по шелковистости и
струйности от невычесанной.
Чага смотрела. Казалось, услышанное проникает в ее сознание не
прямиком, а по каким-то извилистым, хитро выточенным канальцам. Наконец
темные губы шевельнулись. Одни только губы, лицо так и осталось
неподвижным.
- Надо.
Коротко и ясно. Надо. Первое туземное слово, понятое и выученное
Владом. Да и как не выучишь, если на любое недоумение следует один и тот
же ответ: надо!..
Вчера она поймала в силок какого-то суслика и вручила Владу с тем,
чтобы тот свернул ему голову. Влад, естественно, отказался с содроганием.
Сверкнула глазами, выхватила зверька и, прижав к плоскому камню, коротко
хрустнула кремневым рубилом. У Влада аж все внутри перевернулось.
Обаятельный такой зверек, полосатенький... Тушку натыкают на прут, чем-то
поливают и жарят над костром, укрепив в наклонном положении...
Говорят, при головной боли есть не хочется... Черта с два! Влад
жестом дал понять, что вопросов больше не имеет, и, снова повернувшись к
зверю, неловко занес гребень.
Чага задумчиво смотрела ему в спину.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Сталь Разящая'


1 2 3