То, что было восторгом одного мгновения, продлевается и поддерживается мыслью. То же самое происходит с сексуальным и всяким другим желанием. В самом желании нет ничего неправильного, реагировать так — совершенно нормально. Когда вы уколете меня булавкой, я отреагирую на это, если я не парализован, но когда в восторг включается мысль, переживание его, она превращает его в удовольствие. Мысль хочет повторить это переживание. И чем чаще вы его повторяете, тем более механичным оно становится. Чем больше вы думаете об удовольствии, тем большую силу придает ему мысль. Так мысль при помощи желания создает и поддерживает удовольствие, придает ему длительность, и в результате, естественная реакция желания по отношению к чему-то прекрасному извращается мыслью. Мысль превращает эту реакцию в воспоминание, питает это воспоминание, возвращаясь к нему снова и снова. Память бесспорно необходима на определенном уровне. Мы бы не могли действовать в повседневной жизни без нее. В своей сфере она нужна, но существует такое состояние ума, когда память играет очень незначительную роль. Ум, который не искалечен памятью, действительно свободен.
Замечали ли вы когда-нибудь, что, если вы реагировали на что-то целостно, всем сердцем, то память почти не принимала в этом участия? Только когда вы не отвечаете на вызов всем вашим существом, имеет место конфликт, приносящий смятение, удовольствие или страдание, и эта борьба продолжается в воспоминании. К одному воспоминанию добавляются другие, и именно здесь кроется ответ. Все, что исходит от воспоминания, является старым и, следовательно, никогда не может быть независимым. Не существует такого понятия как свобода, независимость мысли. Мысль никогда не бывает новой, потому что она есть ответ памяти, опыта, знания. Мысль, будучи старой, превращает в старое то, на что вы мгновение смотрели с восторгом, ощутив потрясающее переживание. От старого производите вы удовольствие, никогда не от нового. В новом не существует времени.
Итак, если вы можете смотреть на все вещи, не позволяя включаться удовольствию: на лицо, на птицу, на расцветку сари, на красоту водной глади, сверкающей на солнце, на что бы то ни было, вызывающее восторг, — если вы можете смотреть на это, не стремясь к тому, чтобы переживание повторилось, тогда не будет страдания, не будет страха, а будет одна лишь потрясающая радость.
Только стремление навсегда сохранить удовольствие превращает его в страдание. Проследите это в самих себе. Именно стремление повторить удовольствие порождает боль, потому что оно не будет таким же, как вчера. Вы боретесь, чтобы ощутить тот же восторг, и испытываете боль и разочарование, так как это вам не удается. Наблюдали ли вы, что происходит, если вам отказывают хотя бы в незначительном удовольствии?
Не получив желаемого, вы становитесь встревоженным, завистливым, исполненным ненависти. Замечали ли вы, когда вам отказывали в выпивке, куреве, сексе или в чем бы то ни было, — замечали ли вы, какую борьбу это в вас вызывало? Это является какой-то формой страха, не так ли? Вы боитесь, что не получите желаемое или потеряете то, что имеете. Когда какая-либо определенная вера или идеология, которых вы придерживались годами, вдруг начинает терпеть фиаско, не боитесь ли вы оказаться в одиночестве? Ведь эта вера на протяжении многих лет давала вам удовлетворение и удовольствие, и, когда вы ее утратили, вы оказались на мели, чувствуя себя опустошенным, и этот страх будет одолевать вас до тех пор, пока вы не найдете другой формы удовольствия, другой веры.
Это кажется мне таким простым, и именно потому, что это так просто, мы отказываемся видеть эту простоту. Мы любим все усложнять. Когда ваша жена отворачивается от вас, разве вы не ревнуете? Разве вы не испытываете гнева? Разве вы не ненавидите человека, увлекшего ее? А ведь все это — страх потерять нечто, приносящее удовольствие, приятное общение, определенное состояние уверенности, удовлетворения от обладания.
Если вы поняли, что там, где есть погоня за удовольствием, неизбежно должно быть страдание, и если вы этого хотите, то живите так, но пусть это не будет вашей ошибкой по незнанию. Если вы хотите покончить с удовольствием, что означало бы кончить и со страданием, вы должны отнестись с полным вниманием ко всей структуре удовольствия в целом. Не отсекать его, как это делают монахи и саньясины, никогда не глядящие на женщину, ибо считают это грехом, и тем самым разрушающие жизненную основу своего понимания, но осознать весь смысл и все значение удовольствия, тогда вы обретете потрясающую радость жизни. О радости вы не можете думать. Радость — нечто непосредственное, возникающее мгновенно, но, думая о радости, вы превращаете ее в удовольствие. Жить настоящим значит непосредственно воспринимать красоту и восторгаться ею без того, чтобы извлекать из этого удовольствие.
Глава V
Сосредоточение интереса на себе. Жажда положения. Страх и тотальный страх. Фрагментация мышления. Прекращение страха.
Прежде, чем пойти дальше, я хотел бы вас спросить, что является вашим наиважнейшим, основным интересом в жизни? Отбросив в сторону все уклончивые ответы и отнесясь к вопросу прямо и честно, что бы вы могли ответить? Знаете ли вы? Не вы ли это сами? Как бы то ни было, именно так должно было бы ответить большинство из нас, если говорить правду.
Меня интересуют мои успехи, моя работа, моя семья, маленький уголок, в котором я живу, мое желание добиться лучшего положения, большего престижа, власти, чтобы больше возвыситься над другими и т.д. Думаю, что было бы разумно, не так ли, признаться самим себе, что первейший наш интерес заключен прежде всего в нас самих, во мне самом.
Кое-кто из нас сказал бы, что неправильно быть прежде всего заинтересованным в самом себе, но что в этом плохого, кроме того, что мы редко признаемся в этом со всей прямотой? А если и признаемся, то весьма стыдимся этого. Но дело обстоит именно так. Основной интерес концентрирован на самом себе, и по различным причинам идеологического порядка или в силу традиций человек думает, что это неправильно, но то, что он думает, к делу не относится. Ведь это всего лишь идея, понятие, фактом же остается то, что ваш основной интерес сконцентрирован на себе.
Вы можете сказать, что гораздо более приятно помогать другим, чем думать о себе, но какая разница? Все это все то же сосредоточение интереса на себе. Если вам более приятно помогать другим, ваш интерес опять-таки сконцентрирован на том, что приносит вам наибольшее удовлетворение. К чему подводить под это какую-либо идеологическую основу? К чему это двойственное мышление? Почему бы не сказать: «То, чего я действительно хочу — это удовлетворения, будь то в сексе, в помощи другим или в том, чтобы стать великим святым, ученым или политическим деятелем»? Это все тот же процесс, не так ли? Удовлетворения в самых разных формах, от едва различимого до очевидного, — вот чего мы хотим. Когда мы говорим, что хотим свободы, мы хотим ее и думаем, что она даст огромное удовлетворение. Но предельное удовлетворение должна, разумеется, принести нам идея самореализации. То, чего мы действительно ищем — это полного удовлетворения, в котором нет места для какой бы то ни было неудовлетворенности.
Большинство из нас жаждет удовлетворения, которое дает положение в обществе, потому что мы боимся быть никем. Общество так устроено, что к человеку, занимающему высокое положение, относятся с большим почтением, тогда как человека без положения каждый пинает. Все на свете хотят положения: будь то в обществе, будь то в семье, или же хотят сидеть по правую руку Бога, и это положение должно быть признано другими, иначе оно — не положение вовсе. Мы всегда хотим высоко сидеть. Внутренне мы — водовороты страданий, и потому нам очень приятно, когда внешне мы представляем собой нечто значительное. Эта жажда положения, власти, признания обществом нашего выдающегося положения в том или ином отношении есть желание возвыситься над другими. А это желание возвыситься есть одна из форм агрессивности. Святой, ищущий положения, добивающийся признания его святости, так же агрессивен, как цыпленок, клюющий корм на птичьей ферме. А что является причиной этой агрессивности? Причиной является страх, не правда ли?
Страх — одна из величайших проблем жизни. Ум, охваченный страхом, живет в смятении, в конфликте, и поэтому он становится извращенным и агрессивным, склонным к насилию. Он не решается отойти от своих собственных шаблонов мышления, и это порождает лицемерие. До тех пор, пока мы не станем свободными от страха, на какую бы высокую гору мы ни взобрались, какого бы бога мы ни выдумали, мы всегда будем пребывать во мраке.
Мы живем в таком развращенном, глупом обществе, нас воспитывают и обучают в духе конкуренции, и это порождает страх, все мы наполнены самыми разными страхами. Страх — ужасная вещь, которая искажает, уродует, отупляет нашу жизнь.
Существует физический страх, но это реакция, которую мы унаследовали от животных. Здесь же для нас важны психологические страхи, ибо когда мы поймем глубоко коренящиеся психологические страхи, с физическими страхами мы в состоянии будем справиться, тогда как устремление внимания в первую очередь на физическое, на животные страхи никогда не поможет нам понять страхи психологические.
Все мы боимся чего-то. Не существует страха абстрактного. Он всегда относится к чему-то определенному. Знаете ли вы свои собственные страхи? Страх потерять работу, страх не иметь достаточно пищи или денег или страх перед тем, что ваши соседи или общество думают о вас, страх лишиться успеха, потерять свое положение в обществе, страх оказаться презираемым, осмеянным, страх перед болью и болезнью, перед властью, страх никогда не узнать любви или не быть любимым, страх потерять жену или детей, страх перед смертью, перед жизнью в мире, подобной смерти, страх, порождаемый скукой, страх, что вы не соответствуете тому образу, который создали о вас другие, страх лишиться доверия, все эти бесчисленные количества других страхов, ведь вы знаете свои личные особые страхи? Как вы обычно поступаете с ними? Вы убегаете от них? Или изобретаете идеи, представления, чтобы прикрыть их? Но бегство от страха только усиливает его.
Одна из главных причин страха — наше нежелание видеть себя такими, как мы есть. Поэтому так же, как сами страхи, мы должны исследовать систему разных придуманных способов бегства, чтобы избавиться от них. Если ум, который обусловлен мозгом, старается преодолеть страх, подавить его, подчинить дисциплине, контролировать, толковать его в терминах чего-то иного, то возникает трение, конфликт, и в этом конфликте мы теряем уйму энергии. Первое, что мы должны выяснить, это что представляет собой страх? Как он возникает? Что мы подразумеваем под самим словом «страх»? Я спрашиваю себя не о том, чего я боюсь, а о том, что такое страх? Я веду определенный образ жизни, я мыслю по определенному образцу, у меня имеются определенные верования, догмы, и я не хочу, чтобы эти шаблоны были нарушены, т.к. в них корни моей жизни. Я не хочу, чтобы они были нарушены, ибо нарушение вызовет состояние неопределенности, а этого мне не хочется. Если я даже и отвернусь от всего, что я знаю и во что верю, я все равно хочу быть определенно сориентированным в том новом порядке вещей, к которому я иду. Так мозговые клетки создали некоторый шаблон и отказываются создать другой шаблон, который может быть неопределенным. Движение от определенности к неопределенности — вот то, что я называю страхом.
В данный момент, сидя здесь, я ничего не боюсь. Я ничего не боюсь, сейчас со мной ничего не может случиться, никто мне не угрожает и не пытается ничего у меня отнять. Но за пределами данного мгновения имеется более глубокий слой ума, который сознательно или подсознательно думает о том, что может произойти в будущем или опасается, не грозит ли ему что-то из прошлого. Таким образом, я боюсь прошлого и будущего. Я разделил время на прошлое и будущее. Включается мысль и говорит: «Будь осторожен, чтобы этого не повторилось, и подготовься к будущему, в будущем могут таиться опасности для тебя; сейчас ты что-то имеешь, но ты можешь это потерять. Ты можешь умереть завтра, твоя жена может от тебя уйти, ты можешь потерять работу, быть может ты никогда не добьешься славы, тебя может постигнуть одиночество, ты должен быть вполне уверенным в завтрашнем дне».
Теперь возьмите вашу собственную специфическую форму страха. Наблюдайте этот страх, следите за вашими реакциями на него. Можете ли вы смотреть на него без малейшего стремления убежать, без оправдания, без осуждения или подавления? Можете ли вы смотреть на этот страх, не прибегая к слову, которое является его причиной? Можете ли вы смотреть на смерть без этого слова, которое вызывает страх смерти? Само это слово вызывает трепет, не так ли? Как и слово «любовь», которое обладает своим особым трепетом, имеет свой особый образ? Не является ли образ смерти в вашем уме памятью о столь многих смертях, которые вы видели, к которым вы ощутили себя причастным, не этот ли образ вызывает страх? Или вы действительно боитесь, что вам придет конец, а не самого представления о конце? Вызывает ли у вас страх само слово «смерть» или действительный конец вашей жизни? Если страх возникает от слова или от воспоминания, то это вообще не страх.
Вы были больны два года тому назад, скажем для примера, и осталось воспоминание о страданиях, и теперь память говорит: «Будь осторожен, чтобы не заболеть снова». Так память с ее ассоциациями создает страх. Но это безосновательный страх, потому что в действительности на данный момент у вас очень хорошее здоровье. Мысль, которая всегда стара, потому что она является ответом памяти, а ведь воспоминания всегда стары, мысль, действуя во времени, создает ощущение того, что мы боимся. Но это нечто, вызывающее страх, не является действительным фактом. Действительный факт это то, что вы здоровы, но переживание, которое осталось в уме как воспоминание, возбуждает мысль: «Будь осторожен, не заболей снова».
Таким образом, мы выяснили, что мысль порождает какой-то вид страха. Но существует ли страх вообще, независимо от какой-либо его разновидности? Является ли страх всегда результатом мысли, и если это так, то существует ли какая-то иная форма страха? Мы боимся смерти, чего-то, что может случиться завтра или послезавтра, через какое-то время. Существует некая дистанция между действительностью и тем, что произойдет. Мысль испытала это состояние. Наблюдая смерть, она говорит: «Я умру». И создает страх смерти, но если бы этого не происходило, разве существовал бы вообще какой-либо страх?
Является ли страх результатом мысли? Если это так, то, поскольку мысль всегда стара, страх тоже всегда стар. Как мы уже установили, не существует новой мысли. Если мы нечто опознаем, это всегда старое, поэтому то, что мы боимся, есть повторение старого, — мысль о том, что уже было, проецируется в будущее. Следовательно, мысль ответственна за страх. В том, что это так, вы можете убедиться сами. Когда перед вами нечто возникает непосредственно, страха нет. Он возникает только когда включается мысль. Следовательно, сейчас перед нами встает вопрос — возможно ли, чтобы ум жил полно, весь в настоящем? Это возможно только для такого ума, в котором нет страха, но чтобы понять это, вам нужно понять структуру мысли и времени. Когда вы поймете это не интеллектуально, не на словесном уровне, но действительно всем вашим сердцем, вашим умом, всем вашим нутром, тогда вы будете свободны от страха, тогда ум может пользоваться мыслью без того, чтобы она порождала страх.
Мышление, как и память, бесспорно необходимо в повседневной жизни. Это единственный инструмент, который мы имеем для общения, для выполнения работы и т.д. Мысль — это ответ памяти, памяти, которая накоплена благодаря опыту, знаниям, традиции, времени, и, исходя из этой основы нашей памяти, мы реагируем, а эта реакция есть мышление. Таким образом, мысль необходима на определенных уровнях, но когда она проецирует себя психологически как будущее и прошлое, она порождает страх точно так же, как и удовольствие. Ум становится тупым, и отсюда неизбежно следует его инерция. Поэтому я спрашиваю себя: «Почему, я думаю о прошлом в терминах удовольствия и страдания, зная, что такое мышление порождает страх?» Не может ли мысль психологически остановиться, перестать действовать, ибо иначе страх никогда не прекратится.
Функция мысли заключается в том, чтобы всегда быть занятой чем-либо. Большинство из нас хочет, чтобы наш ум был постоянно занят так, чтобы это не давало нам возможности видеть себя такими, каковы мы есть в действительности. Мы боимся оказаться пустыми, мы боимся глядеть на наши страхи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Замечали ли вы когда-нибудь, что, если вы реагировали на что-то целостно, всем сердцем, то память почти не принимала в этом участия? Только когда вы не отвечаете на вызов всем вашим существом, имеет место конфликт, приносящий смятение, удовольствие или страдание, и эта борьба продолжается в воспоминании. К одному воспоминанию добавляются другие, и именно здесь кроется ответ. Все, что исходит от воспоминания, является старым и, следовательно, никогда не может быть независимым. Не существует такого понятия как свобода, независимость мысли. Мысль никогда не бывает новой, потому что она есть ответ памяти, опыта, знания. Мысль, будучи старой, превращает в старое то, на что вы мгновение смотрели с восторгом, ощутив потрясающее переживание. От старого производите вы удовольствие, никогда не от нового. В новом не существует времени.
Итак, если вы можете смотреть на все вещи, не позволяя включаться удовольствию: на лицо, на птицу, на расцветку сари, на красоту водной глади, сверкающей на солнце, на что бы то ни было, вызывающее восторг, — если вы можете смотреть на это, не стремясь к тому, чтобы переживание повторилось, тогда не будет страдания, не будет страха, а будет одна лишь потрясающая радость.
Только стремление навсегда сохранить удовольствие превращает его в страдание. Проследите это в самих себе. Именно стремление повторить удовольствие порождает боль, потому что оно не будет таким же, как вчера. Вы боретесь, чтобы ощутить тот же восторг, и испытываете боль и разочарование, так как это вам не удается. Наблюдали ли вы, что происходит, если вам отказывают хотя бы в незначительном удовольствии?
Не получив желаемого, вы становитесь встревоженным, завистливым, исполненным ненависти. Замечали ли вы, когда вам отказывали в выпивке, куреве, сексе или в чем бы то ни было, — замечали ли вы, какую борьбу это в вас вызывало? Это является какой-то формой страха, не так ли? Вы боитесь, что не получите желаемое или потеряете то, что имеете. Когда какая-либо определенная вера или идеология, которых вы придерживались годами, вдруг начинает терпеть фиаско, не боитесь ли вы оказаться в одиночестве? Ведь эта вера на протяжении многих лет давала вам удовлетворение и удовольствие, и, когда вы ее утратили, вы оказались на мели, чувствуя себя опустошенным, и этот страх будет одолевать вас до тех пор, пока вы не найдете другой формы удовольствия, другой веры.
Это кажется мне таким простым, и именно потому, что это так просто, мы отказываемся видеть эту простоту. Мы любим все усложнять. Когда ваша жена отворачивается от вас, разве вы не ревнуете? Разве вы не испытываете гнева? Разве вы не ненавидите человека, увлекшего ее? А ведь все это — страх потерять нечто, приносящее удовольствие, приятное общение, определенное состояние уверенности, удовлетворения от обладания.
Если вы поняли, что там, где есть погоня за удовольствием, неизбежно должно быть страдание, и если вы этого хотите, то живите так, но пусть это не будет вашей ошибкой по незнанию. Если вы хотите покончить с удовольствием, что означало бы кончить и со страданием, вы должны отнестись с полным вниманием ко всей структуре удовольствия в целом. Не отсекать его, как это делают монахи и саньясины, никогда не глядящие на женщину, ибо считают это грехом, и тем самым разрушающие жизненную основу своего понимания, но осознать весь смысл и все значение удовольствия, тогда вы обретете потрясающую радость жизни. О радости вы не можете думать. Радость — нечто непосредственное, возникающее мгновенно, но, думая о радости, вы превращаете ее в удовольствие. Жить настоящим значит непосредственно воспринимать красоту и восторгаться ею без того, чтобы извлекать из этого удовольствие.
Глава V
Сосредоточение интереса на себе. Жажда положения. Страх и тотальный страх. Фрагментация мышления. Прекращение страха.
Прежде, чем пойти дальше, я хотел бы вас спросить, что является вашим наиважнейшим, основным интересом в жизни? Отбросив в сторону все уклончивые ответы и отнесясь к вопросу прямо и честно, что бы вы могли ответить? Знаете ли вы? Не вы ли это сами? Как бы то ни было, именно так должно было бы ответить большинство из нас, если говорить правду.
Меня интересуют мои успехи, моя работа, моя семья, маленький уголок, в котором я живу, мое желание добиться лучшего положения, большего престижа, власти, чтобы больше возвыситься над другими и т.д. Думаю, что было бы разумно, не так ли, признаться самим себе, что первейший наш интерес заключен прежде всего в нас самих, во мне самом.
Кое-кто из нас сказал бы, что неправильно быть прежде всего заинтересованным в самом себе, но что в этом плохого, кроме того, что мы редко признаемся в этом со всей прямотой? А если и признаемся, то весьма стыдимся этого. Но дело обстоит именно так. Основной интерес концентрирован на самом себе, и по различным причинам идеологического порядка или в силу традиций человек думает, что это неправильно, но то, что он думает, к делу не относится. Ведь это всего лишь идея, понятие, фактом же остается то, что ваш основной интерес сконцентрирован на себе.
Вы можете сказать, что гораздо более приятно помогать другим, чем думать о себе, но какая разница? Все это все то же сосредоточение интереса на себе. Если вам более приятно помогать другим, ваш интерес опять-таки сконцентрирован на том, что приносит вам наибольшее удовлетворение. К чему подводить под это какую-либо идеологическую основу? К чему это двойственное мышление? Почему бы не сказать: «То, чего я действительно хочу — это удовлетворения, будь то в сексе, в помощи другим или в том, чтобы стать великим святым, ученым или политическим деятелем»? Это все тот же процесс, не так ли? Удовлетворения в самых разных формах, от едва различимого до очевидного, — вот чего мы хотим. Когда мы говорим, что хотим свободы, мы хотим ее и думаем, что она даст огромное удовлетворение. Но предельное удовлетворение должна, разумеется, принести нам идея самореализации. То, чего мы действительно ищем — это полного удовлетворения, в котором нет места для какой бы то ни было неудовлетворенности.
Большинство из нас жаждет удовлетворения, которое дает положение в обществе, потому что мы боимся быть никем. Общество так устроено, что к человеку, занимающему высокое положение, относятся с большим почтением, тогда как человека без положения каждый пинает. Все на свете хотят положения: будь то в обществе, будь то в семье, или же хотят сидеть по правую руку Бога, и это положение должно быть признано другими, иначе оно — не положение вовсе. Мы всегда хотим высоко сидеть. Внутренне мы — водовороты страданий, и потому нам очень приятно, когда внешне мы представляем собой нечто значительное. Эта жажда положения, власти, признания обществом нашего выдающегося положения в том или ином отношении есть желание возвыситься над другими. А это желание возвыситься есть одна из форм агрессивности. Святой, ищущий положения, добивающийся признания его святости, так же агрессивен, как цыпленок, клюющий корм на птичьей ферме. А что является причиной этой агрессивности? Причиной является страх, не правда ли?
Страх — одна из величайших проблем жизни. Ум, охваченный страхом, живет в смятении, в конфликте, и поэтому он становится извращенным и агрессивным, склонным к насилию. Он не решается отойти от своих собственных шаблонов мышления, и это порождает лицемерие. До тех пор, пока мы не станем свободными от страха, на какую бы высокую гору мы ни взобрались, какого бы бога мы ни выдумали, мы всегда будем пребывать во мраке.
Мы живем в таком развращенном, глупом обществе, нас воспитывают и обучают в духе конкуренции, и это порождает страх, все мы наполнены самыми разными страхами. Страх — ужасная вещь, которая искажает, уродует, отупляет нашу жизнь.
Существует физический страх, но это реакция, которую мы унаследовали от животных. Здесь же для нас важны психологические страхи, ибо когда мы поймем глубоко коренящиеся психологические страхи, с физическими страхами мы в состоянии будем справиться, тогда как устремление внимания в первую очередь на физическое, на животные страхи никогда не поможет нам понять страхи психологические.
Все мы боимся чего-то. Не существует страха абстрактного. Он всегда относится к чему-то определенному. Знаете ли вы свои собственные страхи? Страх потерять работу, страх не иметь достаточно пищи или денег или страх перед тем, что ваши соседи или общество думают о вас, страх лишиться успеха, потерять свое положение в обществе, страх оказаться презираемым, осмеянным, страх перед болью и болезнью, перед властью, страх никогда не узнать любви или не быть любимым, страх потерять жену или детей, страх перед смертью, перед жизнью в мире, подобной смерти, страх, порождаемый скукой, страх, что вы не соответствуете тому образу, который создали о вас другие, страх лишиться доверия, все эти бесчисленные количества других страхов, ведь вы знаете свои личные особые страхи? Как вы обычно поступаете с ними? Вы убегаете от них? Или изобретаете идеи, представления, чтобы прикрыть их? Но бегство от страха только усиливает его.
Одна из главных причин страха — наше нежелание видеть себя такими, как мы есть. Поэтому так же, как сами страхи, мы должны исследовать систему разных придуманных способов бегства, чтобы избавиться от них. Если ум, который обусловлен мозгом, старается преодолеть страх, подавить его, подчинить дисциплине, контролировать, толковать его в терминах чего-то иного, то возникает трение, конфликт, и в этом конфликте мы теряем уйму энергии. Первое, что мы должны выяснить, это что представляет собой страх? Как он возникает? Что мы подразумеваем под самим словом «страх»? Я спрашиваю себя не о том, чего я боюсь, а о том, что такое страх? Я веду определенный образ жизни, я мыслю по определенному образцу, у меня имеются определенные верования, догмы, и я не хочу, чтобы эти шаблоны были нарушены, т.к. в них корни моей жизни. Я не хочу, чтобы они были нарушены, ибо нарушение вызовет состояние неопределенности, а этого мне не хочется. Если я даже и отвернусь от всего, что я знаю и во что верю, я все равно хочу быть определенно сориентированным в том новом порядке вещей, к которому я иду. Так мозговые клетки создали некоторый шаблон и отказываются создать другой шаблон, который может быть неопределенным. Движение от определенности к неопределенности — вот то, что я называю страхом.
В данный момент, сидя здесь, я ничего не боюсь. Я ничего не боюсь, сейчас со мной ничего не может случиться, никто мне не угрожает и не пытается ничего у меня отнять. Но за пределами данного мгновения имеется более глубокий слой ума, который сознательно или подсознательно думает о том, что может произойти в будущем или опасается, не грозит ли ему что-то из прошлого. Таким образом, я боюсь прошлого и будущего. Я разделил время на прошлое и будущее. Включается мысль и говорит: «Будь осторожен, чтобы этого не повторилось, и подготовься к будущему, в будущем могут таиться опасности для тебя; сейчас ты что-то имеешь, но ты можешь это потерять. Ты можешь умереть завтра, твоя жена может от тебя уйти, ты можешь потерять работу, быть может ты никогда не добьешься славы, тебя может постигнуть одиночество, ты должен быть вполне уверенным в завтрашнем дне».
Теперь возьмите вашу собственную специфическую форму страха. Наблюдайте этот страх, следите за вашими реакциями на него. Можете ли вы смотреть на него без малейшего стремления убежать, без оправдания, без осуждения или подавления? Можете ли вы смотреть на этот страх, не прибегая к слову, которое является его причиной? Можете ли вы смотреть на смерть без этого слова, которое вызывает страх смерти? Само это слово вызывает трепет, не так ли? Как и слово «любовь», которое обладает своим особым трепетом, имеет свой особый образ? Не является ли образ смерти в вашем уме памятью о столь многих смертях, которые вы видели, к которым вы ощутили себя причастным, не этот ли образ вызывает страх? Или вы действительно боитесь, что вам придет конец, а не самого представления о конце? Вызывает ли у вас страх само слово «смерть» или действительный конец вашей жизни? Если страх возникает от слова или от воспоминания, то это вообще не страх.
Вы были больны два года тому назад, скажем для примера, и осталось воспоминание о страданиях, и теперь память говорит: «Будь осторожен, чтобы не заболеть снова». Так память с ее ассоциациями создает страх. Но это безосновательный страх, потому что в действительности на данный момент у вас очень хорошее здоровье. Мысль, которая всегда стара, потому что она является ответом памяти, а ведь воспоминания всегда стары, мысль, действуя во времени, создает ощущение того, что мы боимся. Но это нечто, вызывающее страх, не является действительным фактом. Действительный факт это то, что вы здоровы, но переживание, которое осталось в уме как воспоминание, возбуждает мысль: «Будь осторожен, не заболей снова».
Таким образом, мы выяснили, что мысль порождает какой-то вид страха. Но существует ли страх вообще, независимо от какой-либо его разновидности? Является ли страх всегда результатом мысли, и если это так, то существует ли какая-то иная форма страха? Мы боимся смерти, чего-то, что может случиться завтра или послезавтра, через какое-то время. Существует некая дистанция между действительностью и тем, что произойдет. Мысль испытала это состояние. Наблюдая смерть, она говорит: «Я умру». И создает страх смерти, но если бы этого не происходило, разве существовал бы вообще какой-либо страх?
Является ли страх результатом мысли? Если это так, то, поскольку мысль всегда стара, страх тоже всегда стар. Как мы уже установили, не существует новой мысли. Если мы нечто опознаем, это всегда старое, поэтому то, что мы боимся, есть повторение старого, — мысль о том, что уже было, проецируется в будущее. Следовательно, мысль ответственна за страх. В том, что это так, вы можете убедиться сами. Когда перед вами нечто возникает непосредственно, страха нет. Он возникает только когда включается мысль. Следовательно, сейчас перед нами встает вопрос — возможно ли, чтобы ум жил полно, весь в настоящем? Это возможно только для такого ума, в котором нет страха, но чтобы понять это, вам нужно понять структуру мысли и времени. Когда вы поймете это не интеллектуально, не на словесном уровне, но действительно всем вашим сердцем, вашим умом, всем вашим нутром, тогда вы будете свободны от страха, тогда ум может пользоваться мыслью без того, чтобы она порождала страх.
Мышление, как и память, бесспорно необходимо в повседневной жизни. Это единственный инструмент, который мы имеем для общения, для выполнения работы и т.д. Мысль — это ответ памяти, памяти, которая накоплена благодаря опыту, знаниям, традиции, времени, и, исходя из этой основы нашей памяти, мы реагируем, а эта реакция есть мышление. Таким образом, мысль необходима на определенных уровнях, но когда она проецирует себя психологически как будущее и прошлое, она порождает страх точно так же, как и удовольствие. Ум становится тупым, и отсюда неизбежно следует его инерция. Поэтому я спрашиваю себя: «Почему, я думаю о прошлом в терминах удовольствия и страдания, зная, что такое мышление порождает страх?» Не может ли мысль психологически остановиться, перестать действовать, ибо иначе страх никогда не прекратится.
Функция мысли заключается в том, чтобы всегда быть занятой чем-либо. Большинство из нас хочет, чтобы наш ум был постоянно занят так, чтобы это не давало нам возможности видеть себя такими, каковы мы есть в действительности. Мы боимся оказаться пустыми, мы боимся глядеть на наши страхи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13