Здесь выложена электронная книга Из разговоров на Беломорстрое автора по имени Лосев Алексей Ф.. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Лосев Алексей Ф. - Из разговоров на Беломорстрое.
Размер архива с книгой Из разговоров на Беломорстрое равняется 44.16 KB
Из разговоров на Беломорстрое - Лосев Алексей Ф. => скачать бесплатную электронную книгу
Лосев Алексей
Из разговоров на Беломорстрое
А. Ф. Лосев
Из разговоров на Беломорстрое
I
Этот разговор проходил 1-го мая 1933 г. на Беломорстрое. Уже высилась красавица Маткожненская плотина, издали привлекая взор своим кокетливым, матово-зеленым ажуром. Уже приходил к концу восьмикилометровый 165-й канал, на котором круглые сутки стоял гул от подрывных работ, похожий на войну 1914-1915 г. на западном фронте, и из которого из одного было извлечено больше миллиона кубометров самых разнообразных пород. Велось последнее наступление для открытия Беломорско-Балтийского Канала летом этого года и для сдачи его тут же в эксплуатацию.
Мы отменили свои выходные дни с тем, чтобы компенсировать их впоследствии. И 1-е мая было нашим первым праздничным днем после двух месяцев работы.
Еще дня за два до этого я говорил в Проектном Отделе одному нервному, черноглазому и, кажется, умному молодому скептику, заведовавшему у нас чертежным отделением:
- Ну, Михайлов, как же поживает ваш анархизм?
Михайлов сухо ответил:
- Да так же, вероятно, как ваше вредительство.
- Но я опаснее вредительства... Почему вы заговорили о вредительстве? - сказал я без всякого смущения.
- А вы почему заговорили об анархизме?
- Я заговорил об анархизме потому, что вы сами неоднократно высказывались в этом направлении
- Вот что, любезный Николай Владимирович, - сказал Михайлов, вдруг переменивши враждебный тон на дружеский. - Надо нам договориться. Хотите, послезавтра, 1-го мая, я изложу вам свой взгляд в систематической форме?
- Сергей Петрович, - восторженно крикнул я, ударивши его по плечу. Сергей Петрович, это будет чудесно! Это будет замечательно! Вы же сами всегда так уклонялись...
Было решено: 1-го мая, часов около 6 вечера, мы собираемся у меня в Арнольдовском поселке и слушаем Михайлова.
- Но только вот что... - заговорил Михайлов, несколько понизивши тон. - Не будет ли это слишком теоретично?
Я, зная интересы Михайлова, посмотрел на него с удивлением. Он продолжал:
- Не лучше ли связать общие рассуждения с каким-нибудь конкретным вопросом?...
В таком случае, - быстро заговорил я, - какой же для нас еще более конкретный вопрос, чем наше строительство?
- Канал? - испуганно спросил Михайлов.
- Ну, да! Канал!
- Беломорстрой?
- Ну, конечно, Беломорстрой!
Михайлов помолчал и потом с некоторым ехидством сказал, еще более тихим голосом и с улыбкой:
- А не будет ли это более конкретно, чем надо?...
Я отвечал намеренно громким голосом:
- Да вы чего испугались? Что же, мы, строители и ударники Канала, не можем рассуждать о нашем собственном сооружении?!
- Вот что, Николай Владимирович, - ответил Михайлов. - Тогда уже давайте говорить просто о технике. Это будет и достаточно конкретно, и не нужно будет забираться нам в гущу злободневной беломорстроевской работы...
- Ну, что же, я и на это согласен, - отвечал я. - Но тогда надо выслушать еще кое-кого...
- Знаю, знаю! - подхватил Михайлов. - Вы хотите Коршунова...
- И Коршунова, и Елисеева, и Абрамова...
- Но ведь это же будет митинг!
- Не митинг, а производственное совещание.
Михайлов вдруг неожиданно рассмеялся молодым и чистым смехом, обнаруживши свои прекрасные зубы и как бы с головой выдавая свое юношеское, добродушное и еще незрелое, не испорченное мироощущение.
- Неужели вы хотите прямо в Проектном Отделе? - спросил он сквозь смех.
- А почему бы и не в Проектном Отделе? Читают же тут и об искусстве, и о философии...
- Но ведь то кружки.
- Ладно! - решительно сказал я. - Соберемся у меня? Пять-шесть человек - небось, ничего не случится.
Михайлову настолько хотелось говорить и слушать, что он тут же и согласился, хотя и вопреки правилам своего обычного поведения.
2.
1-го мая, около 6 часов вечера, с десяток человек сидело у меня на терраске, так как была очень теплая погода, хотя, впрочем, потом пришлось перейти в дом.
За самоваром и первомайскими пайками и угощениями разговор шел довольно бойко, и мы не сразу приступили к намеченной теме.
Гостями был наши инженеры и техники, кое-кто из экономистов и две женщины.
Компания была большею частью холостая или настолько оторванная от семьи, что никто даже и не вспоминал об этом. На Беломорстрое некогда было думать ни о семейных, ни о личных делах. Одна из женщин была инженер-гидротехник, дама лет 45, другая - молоденькая девица, чертежница.
После того как уже с полчаса болтали о текущих делах, я, боясь дальнейшего углубления в эти бесконечные и насущные темы, прервал общий разговор решительным предложением:
- Товарищи! Завтра нам вставать рано на работу. В нашем распоряжении всего каких-нибудь три часа. Не будем терять времени. Елена Михайловна и Клавдия Егоровна последят, чтобы у всех был чай. А мы - давайте приступим. Дальше невозможно. Начинаем. Сергей Петрович, начинайте!
Все смолкли, но Михайлов стал отнекиваться и просить разрешить ему после других. Я не стал его упрашивать, чтобы не тратить времени, и назвал Коршунова, который сразу согласился и начал свою речь так.
- Я согласен! И согласен я потому, что мое слово будет очень краткое. Для начала оно и хорошо будет. Другие потом разговорятся подробнее. Я, товарищи, думаю так. Я - матерый производственник. Я даже плохой проектировщик. Вся моя жизнь на трассе, среди металла, бетона и горных пород. Что такой человек может сказать о технике? Большинство, конечно, думает, что вот такой-то инженер и скажет о технике нечто особенно глубокое и веское. А я скажу вот что. Самое главное, товарищи, это - не философствовать. Самое глубокое, что я вам скажу, это вот что: техника есть техника. Оно как будто и глуповато звучит, - при этих словах Коршунова многие усмехнулись, - а тут-то самая глубина и есть. Чего только не навязывают технике! Она тебе и культура, она тебе и удобство жизни, она тебе и прогресс. Иные захлебываются от восторга перед техническими сооружениями. Другие ненавидят машину и вздыхают о добром старом времени, когда скрипели на телегах и заправляли лучинку. Но, товарищи! Существует одна такая истина, которую никто не хочет видеть в этом вопросе. И эта истина, если хотите, жестокая, неумолимая. Вы можете, если хотите, лопнуть от этой истины, но она не обращает на вас никакого внимания. Истина эта самый факт существования и развития техники. Техника есть, - вот о что вы можете разбивать себе голову, сколько вам угодно, но она есть и есть, и больше ничего! Сколько угодно, вы можете ее любить или ненавидеть. Но ни от вашей любви она не прибудет, ни от вашей ненависти она не убудет. Вы вот думаете, что-де захотелось человеку телеграмму послать, - взял он да и выдумал телеграф. Или - захотелось ему летать по воздуху, взял да и построил аэроплан. Я же вам скажу, что это самое "хотение" ровно никакой роли не играет. Вы думаете, в старину люди не хотели переписываться на расстоянии или не хотели летать по воздуху? Вы думаете, до аппарата Морзе не было потребности в телеграфе? Вы думаете, у греков не было идеи летания по воздуху и они не имели своего Икара? Да, товарищи, все это было и было, но вот паровозы пошли только с 30-х годов, а автомобили только в XX в. И отчего это зависит? От чего бы это ни зависело, но это меньше всего зависит от желания или потребности человека. Это есть, и - больше ничего!
Я стал бы также протестовать, что от техники становится людям лучше и свободнее и что люди именно эти цели преследуют, когда форсируют свою техническую культуру. Помещик жил в своем имении без трамваев и электричества, и жил не худо, барином жил. И если он завел автомобиль, то вовсе не потому, что автомобиль несет с собою удобство. Вы скажете: старая жизнь была очень медленная. Но я не знаю, почему же она обязательно должна быть скоропалительной. Если говорить об удобстве и спокойствии, то, наоборот, форсированная техника есть сплошное неудобство и беспокойство, Мы вот с вами умываемся на Медвежке так, что наливаем воды в умывальник и подталкиваем шпинек кверху: вода течет, и все тут. Американец же сначала нажимает одну кнопку: вылезает откуда ни возьмись, подносик с мылом. Нажимает вторую кнопку: льется вода, сила течения которой опять регулируется особым краном. Нажимает третью кнопку: прячется и мыло и вода. Нажимает четвертую кнопку: вылезает валик с полотенцем. Нажимает пятую кнопку: валик с полотенцем прячется. Нажимает шестую кнопку: вылезает трубочка, из которой идет нагретый воздух, чтобы осушить на пальцах ту влагу, которая, возможно, на них еще осталась после полотенца. Нажимает седьмую кнопку, вылезает целый ассортимент щеток; одни щетки для головы, другие для усов, третьи для бороды, четвертые для чистки ногтей, пятые для платья. Нажимает восьмую кнопку: вылезает зеркало. Если хотите, все замечательно удобно. Весь умывальник представляет собою только небольшую мраморную доску на стене с этими восемью кнопками. Она не занимает ровно никакого места; и все умывальные принадлежности во мгновение ока появляются и исчезают. Но разве можно сказать, что жить с таким умывальником легче и свободнее? Я этого не думаю Вы знаете, что я теперь не хочу технической отсталости и беспомощности, и я отнюдь не против техники. Но я утверждаю: она существует и развивается помимо человеческих стремлений и часто вопреки им. Она - суровая необходимость. Вот и вся моя речь.
После речи Коршунова все сразу заговорили:
- Возражаю! Возражаю! Техника - только для человека. Техника для человека, а не человек для техники!
- Техника вовсе не есть необходимость. Сами же вы говорите, что целые тысячелетия не было никакой техники.
- А что же человек-то? Значит, пешка? Человек значит пешка? Так, по-вашему?
- Ведь это какая-то судьба, фатум, рок. Мойра какая-то. Так никогда не бывает! Так не бывает!
- Да возьмите наш Беломорстрой. Ведь это же идея Сталина. Не будь продуманной идеи у Сталина, не было бы и Беломорстроя. Какая же это судьба?
- Нет, нет, дело вовсе не в Сталине. Сталин выдвинут эпохой. Беломорстрой - закономерный результат нашей эпохи.
- Нельзя проповедовать фатализм, сидя на трассе и регулируя водоспуски. Что это будут за водоспуски, если все время уповать на фатум?...
- Хе-хе! Эдак наши шлюзы понесет в Белое море, а мы будем только моргать глазами.
- Не фатализм, не фатализм. Это - нигилизм. Вот что! Это - нигилизм!
Коршунов улучил мгновение, когда стало тише, и громко сказал
- Товарищи! Слово! Одно слово!
Стало тише, и он продолжал:
- Я вовсе ни на что не уповаю. И я вовсе никакого идеала не рисую вам ни в прошлом, ни в будущем.
- Но вот это-то и плохо, - сказала вдруг инженерша Елена Михайловна. Это-то и плохо. Вы отнимаете у человека его естественные стремления и обессмысливаете то, что, может быть, для него самое дорогое и самое ценное.
- Дело же в этом, - заговорил Абрамов, славившийся у нас как прекрасный расчетчик шлюзов и как наиболее ортодоксальный марксист. - Дело в том, что для этой необходимости вы не дали никакого объяснения. Я согласен, что техника, это - необходимость. Но откуда же взялась такая необходимость? Это надо объяснить. Потому и получается такой фатализм. Надо объяснить.
- Экономически? - спросил Коршунов, как будто бы желая уколоть Абрамова.
- Не экономически, но социологически, - невозмутимо продолжал тот.
- А естественно-научно вы не хотите объяснять?
- Это механизм.
- А позвольте вас спросить, - начал наступать Коршунов. - Что для вас первоначальнее, природа или история?
- Природа.
- Значит, история определяется природой?
- Нет, я же вам сказал, что это - механизм.
- Но тогда, значит, не природа определяет историю, а, наоборот, история природу?
- История определяет взгляды на природу.
- Вы отклоняетесь. Я вас спрашиваю не о взглядах на природу, но о самой природе. Что, природа - существует сама по себе и ни от чего не зависит и, наоборот, все собою определяет, включая и историю, или же - над ней еще что-то есть, что определяет ее саму. И не есть ли это история?
- Но тогда получится, - защищался Абрамов, - что законы природы объективно меняются в зависимости от того, какой класс стоит у власти?
- Совершенно правильно, - с деланным восторгом крикнул Коршунов. Совершенно правильно! Вот это и было бы настоящим марксизмом.
- Но ведь это же нелепость. Вы хотите, чтобы марксизм был нелепостью?
Тут раздались голоса протеста
- Перестаньте, не надо! Ближе к делу! При чем тут марксизм? Товарищи, вы забыли о технике! Нельзя ли обойтись без политики и экономики? О технике! Говорите о технике!
Коршунову удалось опять заговорить громче других, и он привлек внимание большинства, хотя кое-кто все еще продолжал спорить между собою:
- Товарищи! Когда я начинаю объяснять историю природой, меня упрекают в механизме. Когда я начинаю объяснять природу историей, меня упрекают в нелепости.
- Довольно, довольно! - раздались опять голоса. - Говорите о технике! Вы будете говорить о технике?
- Вот я и утверждаю о технике, - громко, но доброжелательно продолжал Коршунов, - что она есть необходимость; и если меня спрашивают, какая это необходимость, то я и отвечаю: природная необходимость, физическая необходимость. Тут дело не в истории, не в человеке, не в потребностях, не в улучшении жизни, а дело в физических законах. Для меня тут нет никакой философской проблемы, -так же, как и у астронома при вычислении орбиты луны. Это так есть, - вот и вся философия.
- Левобуржуазный материализм, - вставил Абрамов, - осужденный всеми, и Марксом, и Энгельсом, и Лениным!
- Я не понимаю, - сказал Коршунов, - чего вы от меня хотите.
- Я хочу, - может быть, и не столько от вас, сколько от себя, - чисто социологического объяснения
- Но тогда и объясняйте сами, а факт-то должны признать.
- А факта необходимости я и не отрицал.
Елена Михайловна опять не удержалась.
- А я отрицаю самый факт. Никто меня не убедит, что человек не свободен. Ведь, это же идти против самой элементарной очевидности. Ну, посудите сами: как это возможно, чтобы человек не раздумывал, не выбирал, не решался на то или на это, не был ответственен за свой выбор и т. д.? Ведь это же, товарищи, нелепость.
При слове "нелепость" все рассмеялись, кроме Абрамова, который продолжал в серьезном тоне:
- Разумеется. И свобода, и выбор, и ответственность вполне остаются за человеком. Но это и есть для него необходимость. Его рок и судьба - быть свободным. Он осужден на эту суровую и неумолимую и, если хотите, фатальную необходимость - быть свободным.
- Прыжок из царства... - начал было кто-то пищать тоненьким голоском из угла, но его тут же перебили:
- Довольно! Ясно и так! Давайте дальше. Сергей Петрович, может быть сейчас хотите?
Все обратили взоры на Михайлова, который до сих пор не проронил ни одного слова в споре и даже сидел в отдалении. Я тоже прибавил!
- Сергей Петрович, хотите? Садитесь ближе к столу.
К моему удивлению, Михайлов вдруг согласился говорить и сел на видное место.
Он говорил так.
- Я начну с некоторых биографических фактов. Это - вы увидите - будет как раз на тему. Вам известно, что я приехал сюда не по своей воле. Вы не думайте, однако, что я придаю этому факту какое-нибудь особенное значение. Наоборот, этот-то факт как раз и не имеет никакого значения. И если я о нем заговорил, то только в виду его символичности.
Я - сын состоятельных родителей; мой отец был крупным чиновником в министерстве юстиции. Я имею "буржуазное" происхождение, воспитание и привычки. Спрашивается: чем я виноват, что отец мой тайный советник и что я говорю на трех языках? Я родился в 1904 году. Спрашивается: чем я виноват, что я родился в 1904, а не в 1910 году, что я родился в XX, а не в XXV и не в XV веке? Спрашивал ли кто-нибудь моего согласия на то, чтобы родиться 1 сентября 1904 года и чтобы родиться вообще? Я, может быть, совсем не хочу жить. Но почему-то вдруг, хочешь, не хочешь, - будьте любезны, извольте жить! Жить значит бороться, отстаивать свои интересы. Жить, это значит иметь вечный голод и жажду и вечно их как-то удовлетворять. Жить иной раз можно только так, что или сам убегаешь от смертельной опасности или вынуждаешься преследовать другого, наносить вред другому, - может быть, мучить его или убивать. Но при чем тут я? Я испытываю голод и должен его удовлетворять. Но почему же вдруг я должен его удовлетворять? Ведь этот голод не сам же я себе придумал! Я не хочу никого преследовать; я не хочу, чтобы преследовали меня, я вовсе никак не хочу ни с кем бороться. Но волей-неволей я должен бороться за существование, чтобы не умереть с голоду, с холоду, от болезней и т. д. Спрашивается: почему я должен это делать, если не я сам выдумал это самое существование и если в глубине души я сам даже против него? Ведь это все равно, если вы дадите мне в чертежку плохой и неверно рассчитанный чертеж, по которому сооружение должно разрушиться в первые же дни после своего окончания, а я, который только послушно копировал этот чертеж, буду потом отвечать за ваше сооружение.
Из разговоров на Беломорстрое - Лосев Алексей Ф. => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Из разговоров на Беломорстрое автора Лосев Алексей Ф. дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Из разговоров на Беломорстрое у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Из разговоров на Беломорстрое своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Лосев Алексей Ф. - Из разговоров на Беломорстрое.
Если после завершения чтения книги Из разговоров на Беломорстрое вы захотите почитать и другие книги Лосев Алексей Ф., тогда зайдите на страницу писателя Лосев Алексей Ф. - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Из разговоров на Беломорстрое, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Лосев Алексей Ф., написавшего книгу Из разговоров на Беломорстрое, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Из разговоров на Беломорстрое; Лосев Алексей Ф., скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн