Он прошел по двум вымощенным кирпичом и крытым испанской черепицей
дворикам, которые утопали в ранней зелени цветущих кустарников, и, все
еще тяжело дыша от веселой возни, вернулся в свой флигель, где его под-
жидал секретарь.
- С добрым утром, мистер Блэйк, - приветствовал его Форрест. - Прос-
тите, что опоздал. - Он взглянул на свои часы-браслет. - Впрочем, только
на четыре минуты. Вырваться раньше я не мог.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

С девяти до десяти Форрест и его секретарь занимались перепиской со
всякими учеными обществами, питомниками и сельскохозяйственными органи-
зациями.
У рядового дельца, работающего без секретаря, это отняло бы весь
день. Но Дик Форрест поставил себя в центре некоей созданной им системы,
которой он втайне очень гордился. Важные письма и бумаги он подписывал
собственноручно; на всем остальном мистер Блэйк ставил его штамп. В те-
чение часа секретарь стенографировал подробные ответы на одни письма и
готовые формулировки ответов на другие. Мистер Блэйк считал в душе, что
он работает гораздо больше своего хозяина и что последний просто феномен
по части откапывания работы для своих служащих.
Ровно в десять вошел Питтмен - консультант по выставочному скоту, и
Блэйк удалился в свою контору, унося лотки с письмами, пачки бумаг и ва-
лики от диктофонов.
С десяти до одиннадцати беспрерывно входили и выходили управляющие и
экономы. Все они были вышколены, умели говорить кратко и экономить вре-
мя. Дик Форрест приучил их к тому, что когда они являются с докладом или
предложением - колебаться и размышлять уже поздно: надо думать раньше. В
десять часов Бланка сменял помощник секретаря Бонбрайт, садился рядом с
хозяином, и его неутомимый карандаш, летая по бумаге, записывал быстрые,
как беглый огонь, вопросы и ответы, отчеты, планы и предложения. Эти
стенографические записи, которые потом расшифровывались и переписывались
на машинке в двух экземплярах, были прямо кошмаром для управляющих и
экономов, а иногда играли и роль Немезиды. Форрест и сам обладал удиви-
тельной памятью, однако он любил доказывать это, ссылаясь на записи
Бонбрайта.
Нередко после пяти - или десятиминутного разговора с хозяином служа-
щий выходил от него весь в поту, вымотанный, разбитый, словно пропущен-
ный через мясорубку. В этот короткий, но чрезвычайно напряженный час
Форрест брался за каждого по-хозяйски, вникая во все детали его особой,
сложной области. Так, Томпсону, механику, он за четыре быстролетных ми-
нуты указал, почему динамо при холодильнике Большого дома работает неп-
равильно, подчеркнув, что виноват сам Томпсон; заставил Бонбрайта запи-
сать страницу и главу той книги из библиотеки, которую должен был по
этому случаю прочесть Томпсон; сообщил ему, что Паркмен, управляющий мо-
лочной фермой, недоволен работой доильных машин и что холодильник на
бойне работает с перебоями.
Каждый из его служащих был в своей области специалистом, но Форрест,
по общему признанию, знал все. Так, Полсон - агроном, ответственный за
пахоту, жаловался Досону - агроному, ответственному за уборку урожая:
- Я служу здесь двенадцать лет и не замечал, чтобы Форрест когда-ни-
будь прикоснулся к плугу, а вместе с тем он, черт бы его побрал, на этом
деле собаку съел! Знаете, он просто гений! Вот такой случай: он был за-
нят чем-то другим и притом ему надо было следить, чтобы Фурия не выкину-
ла какое-нибудь опасное коленце, а на следующий день он в разговоре за-
метил, будто мимоходом, что поле, мимо которого он проезжал, вспахано на
глубину стольких-то дюймов - и притом с точностью до полдюйма - и что
пахали его плугом такой-то системы... А возьмите запашку Поппи Мэдоу -
знаете, над Литтл Мэдоу, на Лос-Кватос... Я просто не знал, что с ней
делать, - мне пришлось вывернуть и подзол. Ну, думаю, как-нибудь сойдет!
Когда все было кончено, он проехал мимо. Я глаз с него не спускал, а он
даже как будто и не взглянул на поле, но на следующее утро я получил в
конторе такой нагоняй!.. Нет, мне не удалось провести его. С тех пор я
никогда и не пытаюсь...
Ровно в одиннадцать Уордмен, ученый овцевод, ушел от Форреста, полу-
чив приказание отправиться к половине двенадцатого в машине вместе с Тэ-
йером, покупателем из Айдахо, смотреть шропширских овец; удалился и
Бонбрайт, чтобы разобраться в сделанных сегодня заметках. Форрест нако-
нец остался один. Из проволочного лотка, где хранились неоконченные де-
ла, - таких лотков было множество, и они были поставлены один на другой
по пять штук, - он извлек изданную в штате Айова брошюру о свиной холере
и стал ее просматривать.
В свои сорок лет Форрест выглядел весьма внушительно. Высокий рост,
большие серые глаза, темные ресницы и брови, прямой, не очень высокий
лоб, светло-каштановые волосы, слегка выступающие скулы и под ними обыч-
ные для такого строения черепа легкие впадины; челюсти крепкие, но не
массивные, тонкие ноздри, нос прямой, не слишком крупный, подбородок не
раздвоенный, крутой, но без тяжести; губы почти женственные и мягко
очерченные, но чувствуется, что они могут принимать очень твердое выра-
жение. Кожа на лице гладкая, покрытая загаром, и только над бровями -
там, куда падала тень широкополой шляпы, - лоб оставался белым.
В уголках рта и глаз таился смех, и самые морщинки вокруг губ каза-
лись следом только что исчезнувшей улыбки. Вместе с тем каждая черта в
лице этого человека говорила о спокойной силе и уверенности. Да, Дик
Форрест был уверен в себе: уверен, что когда он протянет руку к столу за
нужной вещью, то безошибочно и мгновенно найдет эту вещь - ни на дюйм
правее или левее, а именно там, где ей быть надлежит; уверен, пробегая
брошюру о свиной холере, что его ясный и внимательный ум не пропустит
ничего существенного; уверен в своем сильном теле, когда, сидя перед
письменным столом на вращающемся кресле, он откидывался на его крепкую
спинку; уверен в своем сердце и уме, в своей жизни и работе, в самом се-
бе и во всем, что ему принадлежит.
И он имел право на такую уверенность: его тело, мозг и жизненный путь
выдержали немало испытаний. Сын богатых родителей, он никогда не мотал
отцовских денег. Рожденный и воспитанный в городе, он вернулся к земле и
так преуспел, что где бы скотоводы ни встретились, они непременно упоми-
нали его имя. Огромное имение его было свободно от долгов и закладных.
Он был владельцем двухсот пятидесяти тысяч акров земли стоимостью от ты-
сячи до ста долларов за акр и от ста долларов до десяти центов, причем
была даже такая земля, которая не стоила и пенни. Местное сельское насе-
ление и не представляло себе, какие суммы он затрачивал на обработку и
улучшение этих угодий, на осушку лугов и болот, прокладывание дорог и
оросительных каналов, возведение построек и содержание Большого дома.
В его хозяйстве все до последней мелочи было поставлено на широкую
ногу и вместе с тем вполне отвечало последнему слову науки. Его управля-
ющие пользовались бесплатными квартирами в домах, стоивших от пяти до
десяти тысяч долларов, а жалованье они получали в зависимости от своих
качеств; это были лучшие специалисты, собранные со всего материка, от
Атлантического до Тихого океана. Если ему нужны были бензиновые тракторы
для вспашки низменностей, он покупал сразу большую партию. А если он
запруживал воду в горах, то строил огромные плотины, создавал целые озе-
ра вместимостью чуть не в миллиард галлонов воды. Если Дик осушал боло-
та, то, вместо того чтобы поручать это специальным предприятиям, он сам
выписывал мощные землечерпалки; когда же в его имении не было такой ра-
боты, он брал подряды на осушение болотистых земель у соседних крупных
фермеров и заключал договоры с земельными компаниями и корпорациями за
сотни миль от Большого дома, вверх и вниз по реке Сакраменто.
Он был достаточно умен и понимал, что без чужого ума не обойдешься и
что, покупая эти чужие умы, приходится платить самым способным значи-
тельно больше обычной рыночной цены, - достаточно умен, чтобы направлять
эти купленные им умы на служение его интересам.
И вот ему стукнуло сорок лет; его взгляд был ясен, сердце билось ров-
но, он чувствовал себя здоровым и в расцвете сил. Однако до тридцати он
вел жизнь беспорядочную и сумасбродную. Тринадцати лет он убежал из до-
ма, оставленного ему отцом-миллионером; окончил университет, когда ему
еще не было двадцати одного года, а затем решил изведать соблазны всех
сказочных гаваней и сказочных морей. С трезвой головой и пылающим серд-
цем шел он, смеясь, на любой риск, только бы получить желанное, и оку-
нулся в тот бурный мир приключений, который буквально у него на глазах
все же вынужден был покориться закону и порядку.
В былые дни имя отца Форреста имело в СанФранциско магическую силу.
Дом Форрестов на НобХилле, где жили такие люди, как Флуды, Маккейи, Кро-
керы и О'Брайены, был одним из первых воздвигнутых здесь дворцов. Ричард
Форрест, прозванный "Счастливчиком", отец Дика, прибыл сюда из Новой
Англии через Панамский перешеек в поисках почвы для смелых торговых
предприятий; перед отъездом он интересовался быстроходными судами и
строительством быстроходных судов, в Калифорнии же стал интересоваться
земельными участками в районе порта и речными пароходами, потом, конеч-
но, рудниками, а позднее - осушкой Комстока в Неваде и постройкой Южно-
Тихоокеанской железной дороги.
Он делал только крупные ставки - крупно проигрывал и крупно выигры-
вал; но выигрывал он всегда больше, чем проигрывал, - ибо то, что он те-
рял в одной игре, в другой возвращалось ему сторицей. Деньги, нажитые им
на осушке Комстока, были спущены целиком в бездонные Даффодилские рудни-
ки в округе Эльдорадо. Все, что ему удалось спасти от краха на Бени-
ша-Лайн, он вложил в ртутные месторождения "Напа Консолидейтед", которые
принесли ему пять тысяч процентов прибыли. А потерянное в стоктонском
буме он вернул с лихвой, скупив земельные участки в Сакраменто и Оклен-
де.
И когда в довершение всех авантюр "Счастливчик"
Форрест потерял после целого ряда неудач все свое состояние и дело
дошло до того, что в Сан-Франциско уже обсуждали, за какую цену дворец
на Ноб-Хилле пойдет с молотка, он снабдил некоего Дела Нелсона всем не-
обходимым для экспедиции в Мексику. О результатах этой экспедиции, даже
по трезвым данным истории, известно, что Дел Нелсон открыл такие бога-
тейшие месторождения золота, как "Группа Харвест" с неистощимыми рудни-
ками Тэттлснейк, Войс, Сити, Дездемона, Буллфрог и Йеллоу-Бой. Ошарашен-
ный этим успехом, Дел Нелсон спился в один год, поглотив целое море де-
шевого виски; и так как наследства никто не оспаривал, ибо он был совер-
шенно одинок, то его долю в предприятии получил "Счастливчик" - Ричард
Форрест.
Дик Форрест был истинный сын своего отца - "Счастливчика" Ричарда,
человека неутомимой энергии и предприимчивости. Хотя отец был дважды же-
нат и дважды овдовел, бог не благословил его потомством. В третий раз
Ричард женился в 1872 году, когда ему было уже пятьдесят восемь лет, а в
1874 году родился мальчик - здоровяк и крикун, двенадцати фунтов весом,
- правда, он стоил жизни своей матери. Новорожденный поступил на попече-
ние десятка кормилиц и нянек, водворившихся во дворце на Ноб-Хилле.
Маленький Дик развился рано. "Счастливчик" Ричард был демократом.
Мальчику взяли учителя, и он за год выучился всему тому, на что в школе
потратил бы три года, а освободившееся таким образом время посвящал иг-
рам на открытом воздухе. Способности Дика и демократизм его отца были
причиной того, что старик отдал сына в последний класс обычной народной
школы: пусть мальчик потрется там среди детей рабочих и торговцев, домо-
рощенных политиков и трактирщиков.
В школе он был просто учеником среди прочих учеников, и все миллионы
отца не могли изменить того факта, что не он, а сын подносчика кирпича
Пэтси Хэллорэна показал себя вундеркиндом в математике, а Мона Сангви-
нетти, мать которой содержала зеленную, была рекордсменкой по части пра-
вописания. Не помогли ему также ни отцовские миллионы, ни дворец на
Ноб-Хилле, когда он, сбросив куртку, голыми кулаками, без всяких раундов
и правил, дрался из последних сил то с Джимми Батсом, то с Джаном Шоияс-
ким и другими мальчиками, представителями того мужественного и крепкого
поколения, которое могло вырасти только в Сан-Франциско в период его
бурной и воинственной, мощной и здоровой юности, - того поколения, из
которого вышло затем столько боксеров, рассеявшихся по свету в поисках
славы и денег.
Самым умным, что "Счастливчик" Форрест мог сделать для сына, было
дать ему эту демократическую закваску. В глубине души Дик никогда не за-
бывал того, что он живет во дворце с десятками слуг и что отец его - мо-
гущественный и влиятельный миллионер, но вместе с тем он научился ува-
жать демократию и людей, которые должны рассчитывать только на самих се-
бя и на свои руки. Он научился этому тогда, когда на классном состязании
по орфографии победила Мона Сангвинетти, а Берни Миллер обогнал его на
состязаниях в беге.
И когда Тим Хэгэн в сотый раз разбил ему нос и губам и после ряда
ударов под ложечку повалил его, ослепленного, задыхающегося, и Дик сопел
и не мог пошевелить распухшими губами, то никакие дворцы и чековые книж-
ки не могли ему помочь. Он сам, своими кулаками, должен был отстоять се-
бя. Именно тут, весь в поту и в крови. Дик научился упорной борьбе и
умению не сдаваться, даже когда битва проиграна. Удары, которые ему на-
носил Тим, были ужасны, но Дик выдержал. Он крепился до тех пор, пока
они не решили, что одному другого не побороть. Но к этому решению они
пришли, только когда оба в изнеможении лежали на земле, всхлипывая от
боли и тошноты, от бешенства и упрямства. После этого они подружились и
вместе верховодили на школьном дворе.
"Счастливчик" Ричард Форрест умер в том же месяце, в каком Дик окон-
чил школу. Дику исполнилось тринадцать лет; у него было двадцать миллио-
нов и ни одного родственника, который бы мог вмешиваться в его жизнь. У
него были, кроме того, дворцы, толпа слуг, паровая яхта, конюшни и лет-
няя вилла у моря, на южном конце полуострова, в Мэнло, колонии набобов.
Один только стеснительный придаток ко всему этому получил он, - и это
были его опекуны.
И вот в летний день в большой библиотеке Дик присутствовал на их пер-
вом совещании. Их было трое, все пожилые, богатые, юристы и дельцы; все
- бывшие компаньоны его отца. Когда они изложили Дику положение дел, он
почувствовал, что, несмотря на их самые благие намерения, у него нет с
ними решительно ни одной точки соприкосновения. Ведь их юность была уже
так далека от них. Кроме того, ему стало совершенно ясно, что именно
его, вот этого мальчика, судьбой которого они так озабочены, эти пожилые
мужчины совершенно не понимают. Поэтому Дик с присущей ему категорич-
ностью решил, что только он один в целом мире знает, что для него самое
лучшее.
Мистер Крокетт произнес длинную речь, и Дик выслушал ее с подобающим
и настороженным вниманием, кивая головой всякий раз, когда говоривший
обращался прямо к нему. Мистер Дэвидсон и мистер Слокум также высказали
свои соображения, и он отнесся к ним не менее почтительно. Между прочим.
Дик узнал из их слов, какой прекрасный и благородный человек был его
отец, а также, какую программу выработали его опекуны, чтобы сделать из
него столь же прекрасного и благородного человека.
Когда они кончили свои объяснения, слово взял Дик.
- Я все обдумал, - заявил он, - и прежде всего - я отправлюсь путе-
шествовать.
- Путешествия - это потом, мой мальчик, - мягко пояснил мистер Сло-
кум. - Когда... ну... когда вы приготовитесь в университет... вам будет
очень полезно - да, да, чрезвычайно полезно... провести годик за грани-
цей.
- Разумеется, - торопливо вмешался мистер Дэвидсон, заметив, что в
глазах мальчика вспыхнуло недовольство и он с бессознательным упорством
сжал губы, - разумеется, можно будет и до этого совершать небольшие по-
ездки, например, во время каникул... Мои коллеги, наверное, согласятся,
что подобные поездки - разумеется, при соответствующем руководстве и
должном надзоре, - что такие поездки во время каникул могут быть поучи-
тельны и даже желательны.
- А сколько, вы сказали, у меня денег? - спросил Дик ни с того ни с
сего.
- Двадцать миллионов по самому скромному подсчету.
1 2 3 4 5 6