Снял тросы, прибрал запаску в башню, лишь затем поинтересовался:
– Куда теперь?
– Куда-нибудь, где сухо. Я же говорю – у меня от ваших жидкофазных систем реинкарнаторы забухли. Сохнуть надо часов десять…
– Ишь чо захотел!… – Казин покачал головой. – Сухо тебе не будет. Там – Марьин ручей, а там и вовсе болото Неодолимое. Другого места для посадки выбрать не мог?
– Это я от радости, что тут столько коллоидов… вот голову и потерял.
– А нечего рот разевать на чужие коллоиды, – на всякий случай сделал выговор Казин. – Жадность до добра не доводит. Что мне теперь тебя, десять часов на пене сушить? – Казин почесал темя, соображая, что домой все равно не успевает, и добавил:
– Оно, конечно, можно, но за отдельную плату. Только учти, деньги ваши я в гробу видал, их, поди, и не обменяешь. Долларами плати или барахлом. У тебя в хозяйстве небось много чего имеется. Гони запасной комплект и сохни хоть до завтра.
– У меня нет запасного комплекта… – убито признался блудный син. – Все оборудование уникальное.
– Не рубишь ты в жизни, паря, – посочувствовал Казин. – Не понимаю, как ты до наших краев добрался, раньше не засел где-нибудь. Ну что с тобой делать – сымай что там у тебя уникального есть. Дома новое закажешь.
Тщедушный син вздохнул и покорно полез в муровину за инопланетной техникой. На этот раз он вынес из недр довольно объемистую штуку совершенно не технического вида. Больше всего она напоминала абажур, и даже приспособы, чтобы вешать на крюк, у нее имелись.
– Что за фигулина? – предусмотрительно поинтересовался Казин.
– Полевой синтезатор «Модус»! – доложил син.
– Полевой или половой? – уточнил механизатор.
Астротурист схватился было за карман, но, вспомнив, что транслитератор больше ему не принадлежит, пояснил:
– Полевой. Есть такая наука – теория поля.
– Что ж я, не знаю?… – Казин презрительно оттопырил губу. – Я эту науку всю как есть превзошел. С детства в поле. Питание у твоего синтезатора автономное?
– Ему не нужно питание, он от ментального поля задействован.
– Понятненько, – уверенно протянул Казин, пристроил «Модус» на боковом стекле и взялся за рычаги. – Потом покажешь, как им пользоваться. А теперь – держись крепче, поедем к бытовке, а то ночью тут столько коллоидов будет, что ты и сам забухнешь.
Глава 4
ПОЛЕВОЙ СИНТЕЗАТОР «МОДУС»
К бытовому вагончику добирались минут сорок пять. Можно было бы и пошустрее, но Казин опасался купать неводостойкую муровину в глубоких лужах и выбирал места поплотнее. Конечно, син ни хрена не сечет, но у Казина с этим было строго: взялся делать – делай по совести. Конечно, еще подумать стоит, что за модус он выторговал, но раз вещь взята – отрабатывай.
День клонился к вечеру, на дороге, выглаженной до блеска протащенной пеной, рядами сидели лягушки. Они чувствовали себя здесь хозяевами, не без оснований полагая, что болото существует для них. При виде крана лягухи начинали суматошно прыгать, и некоторые сигали прямо под гусеницу. Вид из кабины на мечущихся лягушек не пробуждал в Казине никаких эмоций.
Как и предполагалось, бытовка была пуста. В былые дни Леха и Воха, случалось, ночевали в ней, но сейчас оба подсобника ушли, даже не переодевшись.
Кран Олег припарковал на всегдашнее место, так, чтобы с утра можно было развернуться, не отцепляя пену. Заглушил двигатель, привычно изумившись упавшей тишине. Отомкнул замочек – бытовка запиралась, хотя ключ был у каждого.
Следом за Казиным осторожно ступил в вагончик и син.
– Сухо… – завороженно прошептал он. Глаза сина мерцали в полутьме.
– Сейчас еще и тепло будет, – сказал Казин. Раскочегарил паяльную лампу.
Намыл картошки, пристроил к паяльной лампе, чтобы варилась. Зажег висящий над столом керосиновый фонарь. Все, кроме фонаря и алюминиевого бидона с водой, пришлось приносить из башни. Оставлять что бы то ни было в бытовке Казин не решался – мигом ноги приделают, даже старью – ветошь всем нужна. Вот пятидесятилитровый бидон покуда стоит, в нем воду привозят. Надо будет ближе к концу сезона его прибрать, а то ведь пропадет ни за грош.
Покончив с неотложными делами, выставил на стол полевой синтезатор и потребовал:
– Показывай, как он работает и чего делать умеет.
– Все умеет, только не по-настоящему, – зеленый син загнул пару лепестков на абажуре, – вот сейчас на пятнадцать минут сделает, а как время пройдет, то обратно ничего не будет, – син блеснул глазами и спросил:
– Как надо говорить – обратно или опять?
– По новой, – откликнулся Олег, стараясь запомнить движения инструктора.
– Скорее уж, по старой, – син крутанул пальцем венчик синтезатора. – Сейчас сделает.
– Чего сделает-то?
– Все. Но на пятнадцать минут. Взгляд блудного сина поплыл, заволокся мечтательной пленкой.
– О светозарнейшая, всежеланная синоматка! – затянул он. – Наконец счастливая судьба позволила мне вернуться в твое щедрое лоно!
– Будет тебе, успеешь к своей свиноматке, – задумчиво проговорил Казин, разглядывая нетронутую акцизную марку на горлышке «Столичной». По всему было видно, что водка не паленая, а настоящая ливизовская, какой в ларьке не вдруг купишь. – Давай-ка лучше по первой, под буженинку…
Глава 5
КАРМЕН РАЙОННОГО МАСШТАБА
Ганну, жену Олега Казина, звали Агапой – имя редкое и неблагозвучное, доставшееся от прабабки, которую Ганна и знать не помнила. На этот случай среди русских женщин имеется традиция – брать малороссийские имена, ибо те искони считаются музыкальными. Прасковьи и Пелагеи дружно перекрещиваются в Полины, тетки Гапы оборачиваются Ганнами и лишь Ксюши становятся Оксанами через две на третью.
Жизнь Ганне выпала трудная. Если посчитать, то сколько в селе толковых мужиков, чтобы не только толковать на завалинке умели, но и хозяйственными были да не пропойцами? Десятка полтора наберется, ну, может быть, – два. А баб одиноких – выше крыши. А если учесть, что Олег к сорока пяти годам сохранил в волосах цыганистую смоль и кудреватость, то всякому станет ясно, о чем были печали казинской жены. И ведь, подлюга, по улице просто не пройдет, всякую юбку зацепит, и старушке и сопливочке шутку скажет. А те так и глядят, как бы чужого мужа увести.
Особенно худо стало, когда Людкин Витяй по пьяному делу захлебнулся собственной блевотиной. Людка баба горластая, грудастая, боевая – такие без мужиков не живут. У Ганны ажно заходилось все внутри, когда она о Людке вспоминала.
Галка, та, напротив, худющая, одни мослы торчат. А взглядом тоже постреливает. На майских прямо при людях к Казину подкатила… под ручку взяла, чем, говорит, мы не пара?… Ганна ей тогда показала, какие пары бывают – пару раз так зафитилила, что пар пошел. Да и Олегу тоже кудри проредила. А что у самой глаз заплыл, так она и одним зорко видит.
Еще, говорят, в колонне объявилась какая-то учетчица. Из Копорья… Ну что, спрашивается, ей в своем Копорье не сидится, ведь это ж подумать только, в такую даль на работу мотаться! Зачем?… Это уж ясно, зачем, не маленькие, понимать можем. Учетчицы Ганна покуда не видела и оттого пылала самыми мрачными подозрениями. Попыталась было Казину мозги прочистить, так тот назло, что ни день, принялся на объекте задерживаться. А то и вовсе в бытовке ночует. Знаем мы эти бытовки, наслышаны…
Короче, покоя не было. А тут еще попались Ганне навстречу Олеговы подсобники, Воха и второй – длинный. Сказали, что Олег их отпустил раньше времени, а сам задерживается. Пересмеивались, алкаши проклятущие. Тут уже Ганне все стало понятно. Да и чего не понимать-то, давно к этому шло. И хотя дело было ясным-ясненько, но Ганна собралась и отправилась к Марьину ручью, твердо решив взять изменщика с поличным.
Где стоит бытовой вагончик, Ганна знала хорошо, не раз случалось проверять, чем там муженек занимается. Бывало, что вагончик перекатывали на новое место, а Олег об этом умалчивал. Тогда ему вставлялся фитиль. Во время таких разборок порой отлетало и Ганне, но это уже дело житейское – крепко бьет, крепко любит.
Уже в полутьме Ганна добралась к мокрой канаве, где трудился ее суженый, и, стараясь не вспугнуть преступника, заглянула в крошечное окошечко, врезанное в вагонную дверь.
Преступные мечтания Олега Казина не шли дальше халявной водки под хорошую закусочку, но полевой синтезатор «Модус» работал на полную мощь и показал излишне любознательной супруге все, что она втайне желала увидеть. Не зря переспрашивал злосчастный экскаваторщик, что за модус ему подсунули. На этот раз синтезатор с полным правом можно было назвать «половым».
Они были здесь – все разом! И в каком виде?! Даже нынче такое по телевизору показывают только среди ночи!
Казин в чем мать родила сидел посреди вагончика на круглой табуретке, которую только сегодня утром Ганна безуспешно разыскивала. Сволочь, все из дома тащит, все для разврата! На коленях у Казина расселась коровища Людка, тоже вся как есть голая, и Казин, гнусно лыбясь, лапал Людку за сиськи! Стерва Галка примостилась рядом. Эта-то зачем раздевалась, кого она своими прыщиками соблазнить хочет? А туда же, льнет к чужому мужу, ручонкам шаловливым волю дает! – Ганна с трудом набирала в грудь воздух для крика… А хуже всего – третья, не иначе – учетчица; молодая потаскуха, лет двадцати пяти, намазанная по-городскому, ноги от самых ушей начинаются. И была она не совсем голышом, а в кружевных трусичках. В таких интердевочек в кино показывают. Учетчица прогуливалась перед Казиным словно манекенщица по подиуму и явно собиралась трусики снимать.
Голос наконец прорезался, Ганна с истошным воплем рванула дверь, воплощенным возмездием явившись перед участниками оргии.
Казин, спихнув с колен Людку, вскочил. Опрокинутая табуретка отлетела в сторону. Ученая Галка ойкнула и полезла под стол. Лишь учетчица-манекенщица, не чая беды, с презрительной усмешечкой глядела на явившуюся супругу. Вот этой-то иногородней шлюхе и досталось в первую руку. Ганна подхватила удачно подвернувшуюся табуретку и с маху огрела развратницу по башке. Замахнулась было второй раз, но сисястая Людка, взбултыхнув выменами, подскочила и вцепилась Ганне в прическу. Пришлось бросить копорскую стерву и отоварить табуреткой подруженьку. Потом досталось и Галке, сдуру поверившей, что численное преимущество может принести победу. Учетчица пыталась вырвать из Ганниных рук оружие, но легче было казинский кран с места сдвинуть, озверевшая супруга мертвой хваткой вцепилась в украденную мебель и охаживала соперниц по голому, так что шлепки разносились далеко окрест.
И вдруг полыхнуло перед глазами, и Ганна, отворив дверь спиной, вылетела из вагончика. Чугунный мужнин кулак в одно мгновение запечатал ей рот.
Оскальзываясь в грязи, Ганна поднялась. Казин черным силуэтом выделялся на фоне распахнутой двери. Торжествующая учетчица выглядывала из-за его плеча.
– Съела, дура? – глумливо закричала она. – Мотай отсюда, пока цела!
Казин обнял растелешенную учетчицу за талию и, коротко хохотнув, захлопнул дверь.
Чего угодно ждала Ганна, но только не этого. Конечно, случалось ей пробовать мужниного кулака, но чтобы вот так, со всей силы, да еще когда сам виноват!… За шлюху заступился. Значит, жена ему больше не жена и ничего тут уже не исправишь.
Не разбирая дороги, прижав к груди спасенную табуреточку, Ганна похромала прочь от замолкшей бытовки. Если бы вдруг вздумалось ей вернуться и заглянуть сквозь стекло, то не увидела бы она там ни Людки, ни Галки, ни придуманной копорской дивы. Проклятый «Модус» кончил работать, и пропали видения, опустел вагончик, лишь противнозеленый син трет ручишками мордочку да Казин, очумело тряся головой, облизывается, с трудом понимает, что не было ни выпивки, ни закуски, и со вздохом принимается сливать перекипевшую картошку.
Не видит этого убитая горем Ганна, не замечает даже, что круглая табуретка куда-то исчезла, и губы целехоньки – после такого-то удара! Бредет домой, судорожно соображая, что дома у нее больше нет. Даже если вернется Казин поутру, нельзя его прощать. Двадцать лет прожили вместе, и все порушил поганый бабник! Ну и пусть живет с этими, со всеми тремя разом… а она к маме вернется. Двадцать лет назад пришла она к Казину, девчоночкой в зеленом беретике. Берет и сейчас висит в сенцах на гвозде, у хорошей хозяйки ничто не пропадает. Теперь в дому будет хозяйничать учетчица, а Ганна уйдет…
Эх, бабы– дуры, не меняйте богоданных имен! Да разве могло такое приключиться с деревенской теткой Агапой? Вот Ганне такие беды в самый раз.
Входит Ганна в дом, не глядя, берет берет и выходит на улицу. Пропадай все хозяйство, пусть учетчице достается и Людке с Галкой. В чем пришла, в том и уйду.
Как было спето в оперетте: «Кто там в зеленовом берете?»
Глава 6
ТРИ КАРТЫ. ТРИ КАРТЫ. ТРИ КАРТЫ!
– Ничего не скажешь – купил кота в мешке! – сокрушался Казин. – На что мне твоя киношка, ежели после нее ни сытости, ни похмелья? Баловство одно.
– Хороший синтезатор избирательного действия, – не уступал син. – Эта модель «Модуса» очень дорого стоит.
– Да уж не дороже телевизора «Сони», – Казин уже сообразил, как можно использовать «Модус», и продолжал ворчать больше для виду. – Ну ладно, я не отказчик, поставлю дома, пусть бабе голову дурит. Картошку жрать будешь?
Инопланетчик покачал головой и опасливо отодвинулся от кастрюли.
– А я поем, – произнес Казин, перебрасывая горячую картошину с ладони на ладонь, – а то после твоего угощения брюхо подвело.
Покуда Олег ужинал, син сидел, забившись в угол, и печально посверкивал глазками на бывший свой синтезатор. Казин слопал штук восемь картошин и обвел бытовку скучающим взором.
– Спать ты небось тоже не умеешь, да и обидно было бы дрыхнуть в такой-то день. – Казин взял с края стола пухлую колоду карт, в которые Воха и Леха во всякую свободную минуту азартно резались в «очко». – Может быть, в картишки перекинемся? В «очко» я играть не стану, а побурить по маленькой было бы неплохо… А то – на спички, – Казин высыпал на стол коробок спичек и разделил на две примерно равные кучки.
Учеником син оказался превосходным, он с первого раза понял несложные правила «буры» и за полчаса выиграл у Казина все спичины. И это при том, что скрывать чувства инопланетник напрочь не умел. Когда приходила негодная карта, личико его вытягивалось, он морщился, вздыхал печально и чуть что не плевался.
Зато если карта перла, круглые глазки сина начинали блестеть особенно ярко, а четырехпалые руки, которыми больше трех карт и не удержишь, принимались азартно дрожать. Но при этом он ни разу не удвоил ставки, если у Казина на руках оказывалось хоть на одно очко больше, так что все спички неуклонно, одна за другой перекочевали к инопланетчику.
– Чего ж ты не удваивал? – злился Казин, предъявляя крюк против синовских пятнадцати очков. – У тебя же хорошая карта!
– Но у тебя – лучше, – пискливо ответствовал инозвездный гость. – Удвоил бы и проиграл со своей хорошей картой в два раза больше…
«Подглядывает!» – решил Казин.
– Ничего я не подглядываю! – обиженно заявил син.
Казин вздрогнул, но ничего не сказал. Сдал по три карты, открыл козыря, выставил на кон предпоследнюю спичину, поднял карты, так, чтобы при всем желании син не мог ничего увидеть. Первой картой шла никчемушная девятка червей.
Осторожно сдвинул карту. Следом явился валет крестей.
«Картешечка…» – сохраняя непроницаемое выражение лица, подумал Казин.
– Картешечка это как? – поинтересовался син, всем видом показывая, что ему карта привалила.
– Картешечка как картошечка, – задумчиво выговорил Казин. Потом он поднял голову и спросил ошеломленно:
– Так ты что, мысли мои подслушиваешь, что ли?
– А как же!… – ничуть не смущаясь, признался син. – Должен же я у тебя выиграть.
Казин, не глядя на третью карту, удвоил ставку, син тут же уравнял и предъявил четырнадцать очков. Даже если бы у Казина пришел туз к открытому валету, при таком раскладе он все равно проигрывал бы.
Син, довольно урча, упихивал спички в коробок.
– Ты погоди, – сказал Казин, – мне же прикуривать надо.
– Мое! – твердо постулировал син. – Я их выиграл.
– Что же мне, до завтра без курева сидеть? – возмутился Казин. – Хотя бы половину отдай, ты же на мои играть начинал.
– Нет. Ты сам в начале игры сказал, что половина спичек мои.
Син спрятал спички в нагрудный кармашек, туда, где прежде лежала малявина.
– Хорошо… – протянул Казин. В голове созревала мысль, которой он боялся дать четкое определение, чтобы син не рассек ее прежде времени. – Хорошо… значит, придется до завтра терпеть…
– Я же сижу без синтезатора, – словно специально подыграл Казину син. – Если хочешь, я весь коробок поставлю против синтезатора. – Ха! – Казин даже не посчитал нужным скрывать презрение. – Спичкам цена копейка, а За твою фигулину я целую ночь отрабатывать должен.
1 2 3 4
– Куда теперь?
– Куда-нибудь, где сухо. Я же говорю – у меня от ваших жидкофазных систем реинкарнаторы забухли. Сохнуть надо часов десять…
– Ишь чо захотел!… – Казин покачал головой. – Сухо тебе не будет. Там – Марьин ручей, а там и вовсе болото Неодолимое. Другого места для посадки выбрать не мог?
– Это я от радости, что тут столько коллоидов… вот голову и потерял.
– А нечего рот разевать на чужие коллоиды, – на всякий случай сделал выговор Казин. – Жадность до добра не доводит. Что мне теперь тебя, десять часов на пене сушить? – Казин почесал темя, соображая, что домой все равно не успевает, и добавил:
– Оно, конечно, можно, но за отдельную плату. Только учти, деньги ваши я в гробу видал, их, поди, и не обменяешь. Долларами плати или барахлом. У тебя в хозяйстве небось много чего имеется. Гони запасной комплект и сохни хоть до завтра.
– У меня нет запасного комплекта… – убито признался блудный син. – Все оборудование уникальное.
– Не рубишь ты в жизни, паря, – посочувствовал Казин. – Не понимаю, как ты до наших краев добрался, раньше не засел где-нибудь. Ну что с тобой делать – сымай что там у тебя уникального есть. Дома новое закажешь.
Тщедушный син вздохнул и покорно полез в муровину за инопланетной техникой. На этот раз он вынес из недр довольно объемистую штуку совершенно не технического вида. Больше всего она напоминала абажур, и даже приспособы, чтобы вешать на крюк, у нее имелись.
– Что за фигулина? – предусмотрительно поинтересовался Казин.
– Полевой синтезатор «Модус»! – доложил син.
– Полевой или половой? – уточнил механизатор.
Астротурист схватился было за карман, но, вспомнив, что транслитератор больше ему не принадлежит, пояснил:
– Полевой. Есть такая наука – теория поля.
– Что ж я, не знаю?… – Казин презрительно оттопырил губу. – Я эту науку всю как есть превзошел. С детства в поле. Питание у твоего синтезатора автономное?
– Ему не нужно питание, он от ментального поля задействован.
– Понятненько, – уверенно протянул Казин, пристроил «Модус» на боковом стекле и взялся за рычаги. – Потом покажешь, как им пользоваться. А теперь – держись крепче, поедем к бытовке, а то ночью тут столько коллоидов будет, что ты и сам забухнешь.
Глава 4
ПОЛЕВОЙ СИНТЕЗАТОР «МОДУС»
К бытовому вагончику добирались минут сорок пять. Можно было бы и пошустрее, но Казин опасался купать неводостойкую муровину в глубоких лужах и выбирал места поплотнее. Конечно, син ни хрена не сечет, но у Казина с этим было строго: взялся делать – делай по совести. Конечно, еще подумать стоит, что за модус он выторговал, но раз вещь взята – отрабатывай.
День клонился к вечеру, на дороге, выглаженной до блеска протащенной пеной, рядами сидели лягушки. Они чувствовали себя здесь хозяевами, не без оснований полагая, что болото существует для них. При виде крана лягухи начинали суматошно прыгать, и некоторые сигали прямо под гусеницу. Вид из кабины на мечущихся лягушек не пробуждал в Казине никаких эмоций.
Как и предполагалось, бытовка была пуста. В былые дни Леха и Воха, случалось, ночевали в ней, но сейчас оба подсобника ушли, даже не переодевшись.
Кран Олег припарковал на всегдашнее место, так, чтобы с утра можно было развернуться, не отцепляя пену. Заглушил двигатель, привычно изумившись упавшей тишине. Отомкнул замочек – бытовка запиралась, хотя ключ был у каждого.
Следом за Казиным осторожно ступил в вагончик и син.
– Сухо… – завороженно прошептал он. Глаза сина мерцали в полутьме.
– Сейчас еще и тепло будет, – сказал Казин. Раскочегарил паяльную лампу.
Намыл картошки, пристроил к паяльной лампе, чтобы варилась. Зажег висящий над столом керосиновый фонарь. Все, кроме фонаря и алюминиевого бидона с водой, пришлось приносить из башни. Оставлять что бы то ни было в бытовке Казин не решался – мигом ноги приделают, даже старью – ветошь всем нужна. Вот пятидесятилитровый бидон покуда стоит, в нем воду привозят. Надо будет ближе к концу сезона его прибрать, а то ведь пропадет ни за грош.
Покончив с неотложными делами, выставил на стол полевой синтезатор и потребовал:
– Показывай, как он работает и чего делать умеет.
– Все умеет, только не по-настоящему, – зеленый син загнул пару лепестков на абажуре, – вот сейчас на пятнадцать минут сделает, а как время пройдет, то обратно ничего не будет, – син блеснул глазами и спросил:
– Как надо говорить – обратно или опять?
– По новой, – откликнулся Олег, стараясь запомнить движения инструктора.
– Скорее уж, по старой, – син крутанул пальцем венчик синтезатора. – Сейчас сделает.
– Чего сделает-то?
– Все. Но на пятнадцать минут. Взгляд блудного сина поплыл, заволокся мечтательной пленкой.
– О светозарнейшая, всежеланная синоматка! – затянул он. – Наконец счастливая судьба позволила мне вернуться в твое щедрое лоно!
– Будет тебе, успеешь к своей свиноматке, – задумчиво проговорил Казин, разглядывая нетронутую акцизную марку на горлышке «Столичной». По всему было видно, что водка не паленая, а настоящая ливизовская, какой в ларьке не вдруг купишь. – Давай-ка лучше по первой, под буженинку…
Глава 5
КАРМЕН РАЙОННОГО МАСШТАБА
Ганну, жену Олега Казина, звали Агапой – имя редкое и неблагозвучное, доставшееся от прабабки, которую Ганна и знать не помнила. На этот случай среди русских женщин имеется традиция – брать малороссийские имена, ибо те искони считаются музыкальными. Прасковьи и Пелагеи дружно перекрещиваются в Полины, тетки Гапы оборачиваются Ганнами и лишь Ксюши становятся Оксанами через две на третью.
Жизнь Ганне выпала трудная. Если посчитать, то сколько в селе толковых мужиков, чтобы не только толковать на завалинке умели, но и хозяйственными были да не пропойцами? Десятка полтора наберется, ну, может быть, – два. А баб одиноких – выше крыши. А если учесть, что Олег к сорока пяти годам сохранил в волосах цыганистую смоль и кудреватость, то всякому станет ясно, о чем были печали казинской жены. И ведь, подлюга, по улице просто не пройдет, всякую юбку зацепит, и старушке и сопливочке шутку скажет. А те так и глядят, как бы чужого мужа увести.
Особенно худо стало, когда Людкин Витяй по пьяному делу захлебнулся собственной блевотиной. Людка баба горластая, грудастая, боевая – такие без мужиков не живут. У Ганны ажно заходилось все внутри, когда она о Людке вспоминала.
Галка, та, напротив, худющая, одни мослы торчат. А взглядом тоже постреливает. На майских прямо при людях к Казину подкатила… под ручку взяла, чем, говорит, мы не пара?… Ганна ей тогда показала, какие пары бывают – пару раз так зафитилила, что пар пошел. Да и Олегу тоже кудри проредила. А что у самой глаз заплыл, так она и одним зорко видит.
Еще, говорят, в колонне объявилась какая-то учетчица. Из Копорья… Ну что, спрашивается, ей в своем Копорье не сидится, ведь это ж подумать только, в такую даль на работу мотаться! Зачем?… Это уж ясно, зачем, не маленькие, понимать можем. Учетчицы Ганна покуда не видела и оттого пылала самыми мрачными подозрениями. Попыталась было Казину мозги прочистить, так тот назло, что ни день, принялся на объекте задерживаться. А то и вовсе в бытовке ночует. Знаем мы эти бытовки, наслышаны…
Короче, покоя не было. А тут еще попались Ганне навстречу Олеговы подсобники, Воха и второй – длинный. Сказали, что Олег их отпустил раньше времени, а сам задерживается. Пересмеивались, алкаши проклятущие. Тут уже Ганне все стало понятно. Да и чего не понимать-то, давно к этому шло. И хотя дело было ясным-ясненько, но Ганна собралась и отправилась к Марьину ручью, твердо решив взять изменщика с поличным.
Где стоит бытовой вагончик, Ганна знала хорошо, не раз случалось проверять, чем там муженек занимается. Бывало, что вагончик перекатывали на новое место, а Олег об этом умалчивал. Тогда ему вставлялся фитиль. Во время таких разборок порой отлетало и Ганне, но это уже дело житейское – крепко бьет, крепко любит.
Уже в полутьме Ганна добралась к мокрой канаве, где трудился ее суженый, и, стараясь не вспугнуть преступника, заглянула в крошечное окошечко, врезанное в вагонную дверь.
Преступные мечтания Олега Казина не шли дальше халявной водки под хорошую закусочку, но полевой синтезатор «Модус» работал на полную мощь и показал излишне любознательной супруге все, что она втайне желала увидеть. Не зря переспрашивал злосчастный экскаваторщик, что за модус ему подсунули. На этот раз синтезатор с полным правом можно было назвать «половым».
Они были здесь – все разом! И в каком виде?! Даже нынче такое по телевизору показывают только среди ночи!
Казин в чем мать родила сидел посреди вагончика на круглой табуретке, которую только сегодня утром Ганна безуспешно разыскивала. Сволочь, все из дома тащит, все для разврата! На коленях у Казина расселась коровища Людка, тоже вся как есть голая, и Казин, гнусно лыбясь, лапал Людку за сиськи! Стерва Галка примостилась рядом. Эта-то зачем раздевалась, кого она своими прыщиками соблазнить хочет? А туда же, льнет к чужому мужу, ручонкам шаловливым волю дает! – Ганна с трудом набирала в грудь воздух для крика… А хуже всего – третья, не иначе – учетчица; молодая потаскуха, лет двадцати пяти, намазанная по-городскому, ноги от самых ушей начинаются. И была она не совсем голышом, а в кружевных трусичках. В таких интердевочек в кино показывают. Учетчица прогуливалась перед Казиным словно манекенщица по подиуму и явно собиралась трусики снимать.
Голос наконец прорезался, Ганна с истошным воплем рванула дверь, воплощенным возмездием явившись перед участниками оргии.
Казин, спихнув с колен Людку, вскочил. Опрокинутая табуретка отлетела в сторону. Ученая Галка ойкнула и полезла под стол. Лишь учетчица-манекенщица, не чая беды, с презрительной усмешечкой глядела на явившуюся супругу. Вот этой-то иногородней шлюхе и досталось в первую руку. Ганна подхватила удачно подвернувшуюся табуретку и с маху огрела развратницу по башке. Замахнулась было второй раз, но сисястая Людка, взбултыхнув выменами, подскочила и вцепилась Ганне в прическу. Пришлось бросить копорскую стерву и отоварить табуреткой подруженьку. Потом досталось и Галке, сдуру поверившей, что численное преимущество может принести победу. Учетчица пыталась вырвать из Ганниных рук оружие, но легче было казинский кран с места сдвинуть, озверевшая супруга мертвой хваткой вцепилась в украденную мебель и охаживала соперниц по голому, так что шлепки разносились далеко окрест.
И вдруг полыхнуло перед глазами, и Ганна, отворив дверь спиной, вылетела из вагончика. Чугунный мужнин кулак в одно мгновение запечатал ей рот.
Оскальзываясь в грязи, Ганна поднялась. Казин черным силуэтом выделялся на фоне распахнутой двери. Торжествующая учетчица выглядывала из-за его плеча.
– Съела, дура? – глумливо закричала она. – Мотай отсюда, пока цела!
Казин обнял растелешенную учетчицу за талию и, коротко хохотнув, захлопнул дверь.
Чего угодно ждала Ганна, но только не этого. Конечно, случалось ей пробовать мужниного кулака, но чтобы вот так, со всей силы, да еще когда сам виноват!… За шлюху заступился. Значит, жена ему больше не жена и ничего тут уже не исправишь.
Не разбирая дороги, прижав к груди спасенную табуреточку, Ганна похромала прочь от замолкшей бытовки. Если бы вдруг вздумалось ей вернуться и заглянуть сквозь стекло, то не увидела бы она там ни Людки, ни Галки, ни придуманной копорской дивы. Проклятый «Модус» кончил работать, и пропали видения, опустел вагончик, лишь противнозеленый син трет ручишками мордочку да Казин, очумело тряся головой, облизывается, с трудом понимает, что не было ни выпивки, ни закуски, и со вздохом принимается сливать перекипевшую картошку.
Не видит этого убитая горем Ганна, не замечает даже, что круглая табуретка куда-то исчезла, и губы целехоньки – после такого-то удара! Бредет домой, судорожно соображая, что дома у нее больше нет. Даже если вернется Казин поутру, нельзя его прощать. Двадцать лет прожили вместе, и все порушил поганый бабник! Ну и пусть живет с этими, со всеми тремя разом… а она к маме вернется. Двадцать лет назад пришла она к Казину, девчоночкой в зеленом беретике. Берет и сейчас висит в сенцах на гвозде, у хорошей хозяйки ничто не пропадает. Теперь в дому будет хозяйничать учетчица, а Ганна уйдет…
Эх, бабы– дуры, не меняйте богоданных имен! Да разве могло такое приключиться с деревенской теткой Агапой? Вот Ганне такие беды в самый раз.
Входит Ганна в дом, не глядя, берет берет и выходит на улицу. Пропадай все хозяйство, пусть учетчице достается и Людке с Галкой. В чем пришла, в том и уйду.
Как было спето в оперетте: «Кто там в зеленовом берете?»
Глава 6
ТРИ КАРТЫ. ТРИ КАРТЫ. ТРИ КАРТЫ!
– Ничего не скажешь – купил кота в мешке! – сокрушался Казин. – На что мне твоя киношка, ежели после нее ни сытости, ни похмелья? Баловство одно.
– Хороший синтезатор избирательного действия, – не уступал син. – Эта модель «Модуса» очень дорого стоит.
– Да уж не дороже телевизора «Сони», – Казин уже сообразил, как можно использовать «Модус», и продолжал ворчать больше для виду. – Ну ладно, я не отказчик, поставлю дома, пусть бабе голову дурит. Картошку жрать будешь?
Инопланетчик покачал головой и опасливо отодвинулся от кастрюли.
– А я поем, – произнес Казин, перебрасывая горячую картошину с ладони на ладонь, – а то после твоего угощения брюхо подвело.
Покуда Олег ужинал, син сидел, забившись в угол, и печально посверкивал глазками на бывший свой синтезатор. Казин слопал штук восемь картошин и обвел бытовку скучающим взором.
– Спать ты небось тоже не умеешь, да и обидно было бы дрыхнуть в такой-то день. – Казин взял с края стола пухлую колоду карт, в которые Воха и Леха во всякую свободную минуту азартно резались в «очко». – Может быть, в картишки перекинемся? В «очко» я играть не стану, а побурить по маленькой было бы неплохо… А то – на спички, – Казин высыпал на стол коробок спичек и разделил на две примерно равные кучки.
Учеником син оказался превосходным, он с первого раза понял несложные правила «буры» и за полчаса выиграл у Казина все спичины. И это при том, что скрывать чувства инопланетник напрочь не умел. Когда приходила негодная карта, личико его вытягивалось, он морщился, вздыхал печально и чуть что не плевался.
Зато если карта перла, круглые глазки сина начинали блестеть особенно ярко, а четырехпалые руки, которыми больше трех карт и не удержишь, принимались азартно дрожать. Но при этом он ни разу не удвоил ставки, если у Казина на руках оказывалось хоть на одно очко больше, так что все спички неуклонно, одна за другой перекочевали к инопланетчику.
– Чего ж ты не удваивал? – злился Казин, предъявляя крюк против синовских пятнадцати очков. – У тебя же хорошая карта!
– Но у тебя – лучше, – пискливо ответствовал инозвездный гость. – Удвоил бы и проиграл со своей хорошей картой в два раза больше…
«Подглядывает!» – решил Казин.
– Ничего я не подглядываю! – обиженно заявил син.
Казин вздрогнул, но ничего не сказал. Сдал по три карты, открыл козыря, выставил на кон предпоследнюю спичину, поднял карты, так, чтобы при всем желании син не мог ничего увидеть. Первой картой шла никчемушная девятка червей.
Осторожно сдвинул карту. Следом явился валет крестей.
«Картешечка…» – сохраняя непроницаемое выражение лица, подумал Казин.
– Картешечка это как? – поинтересовался син, всем видом показывая, что ему карта привалила.
– Картешечка как картошечка, – задумчиво выговорил Казин. Потом он поднял голову и спросил ошеломленно:
– Так ты что, мысли мои подслушиваешь, что ли?
– А как же!… – ничуть не смущаясь, признался син. – Должен же я у тебя выиграть.
Казин, не глядя на третью карту, удвоил ставку, син тут же уравнял и предъявил четырнадцать очков. Даже если бы у Казина пришел туз к открытому валету, при таком раскладе он все равно проигрывал бы.
Син, довольно урча, упихивал спички в коробок.
– Ты погоди, – сказал Казин, – мне же прикуривать надо.
– Мое! – твердо постулировал син. – Я их выиграл.
– Что же мне, до завтра без курева сидеть? – возмутился Казин. – Хотя бы половину отдай, ты же на мои играть начинал.
– Нет. Ты сам в начале игры сказал, что половина спичек мои.
Син спрятал спички в нагрудный кармашек, туда, где прежде лежала малявина.
– Хорошо… – протянул Казин. В голове созревала мысль, которой он боялся дать четкое определение, чтобы син не рассек ее прежде времени. – Хорошо… значит, придется до завтра терпеть…
– Я же сижу без синтезатора, – словно специально подыграл Казину син. – Если хочешь, я весь коробок поставлю против синтезатора. – Ха! – Казин даже не посчитал нужным скрывать презрение. – Спичкам цена копейка, а За твою фигулину я целую ночь отрабатывать должен.
1 2 3 4