Святослав ЛОГИНОВ
ЗАМОШЬЕ

Наша родина Псковшина да Доншина


КОМАР
Весь август с Петрова дня держалась мокрая жара, травы никак не могли
отцвести, а маслята и волнушки в березняке сгнивали, не успев появиться на
свет. Зато в сентябре, когда все - и дачники, и деревенские кинулись на
мох за ягодой, в низовом бору высыпало видимо-невидимо лубянок и толстых
слизких серух. И хотя Настя знала, что внучка с мужем не сегодня-завтра
прикатят забирать клюкву, но все же отправилась в сосняк. Жить зиму чем-то
надо, а кадка, в которой обычно солились грибы, с самой весны сохнет
кверху дном в клетушке.
Идти в сосняк тем же путем, что и на мох: полем мимо огородов, а
потом через ивовые заросли по дороге пробитой трактором. Так просто через
иву не пройдешь - кусты переплелись и стали стеной. Сейчас стена
поднималась сухая, безлистная и просматривалась насквозь. Кусты погибли
летом, после того, как полный день кружил над полями самолет, поливая их
сверху какой-то пакостью. Летчик попался нежадный - досталось и огородам,
и ивняку по ту сторону поля. Огороды оклемались, картошка выбросила новую
ботву и пошла в рост. Лишь у дачников (свои баловством не занимаются)
сгорел горох на грядках. А вот ивняк засох, стоял черный и хрусткий. После
зимы выгонят в поле коров, Ванька-пастух по бездельной привычке начнет
палить сухую траву, с нею заполыхают мертвые кусты, а там и лес возьмется
негасимым низовым пожаром. Потом на пожарище явится вездесущая ивовая
поросль, и через несколько лет все станет по-старому, только леса будет
меньше, а ивы больше. Дело знакомое, так уже бывало.
Налитая водой тракторная колея выходила к лесу и обрывалась. Дальше
машине пути нет, трактористы, собравшись за ягодами, оставляли здесь
трактора и шли своими ногами. Тропа на мох уводила прямо. Настя сошла
вправо, где в черничном кочкарнике приглядела грибные места.
Желтая лубянка, каждая побольше блюдца, гриб спорый и чистый. Червь
ее портит редко, боится белого сока. Попадались и подберезовики с черной
головой и синеющей мякотью. Их Настя тоже брала - сушить. А то Леночка
приедет, спросит ведь сушеных грибков. Скоро набирка оказалась полна.
Настя присела на поваленную соснину, переложить грибы в заплечный короб.
Сзади захрустели под тяжелыми сапогами ветки. Нюрка, соседка и
дальняя свойственница перешагнула через соснину и уселась рядом с Настей.
- Ага, - гулким басом сказала она, - а я-то гадаю, кто все грибы
обломал...
- Лес большой, - отозвалась Настя. - Все не оберешь.
- Не говори, - прогудела Нюрка, - повадилось народу...
Она развязала мешок, принялась быстро перекладывать грибы. Берестяная
набирка была у Нюрки чуть не с ведро, и короб вдвое побольше настиного. За
глаза Нюрку звали Хап-бабой. Она была чуть не самой молодой в деревне,
всего год как вышла на пенсию, и единственная держала справное хозяйство.
Остальные по старости и одиночеству уже не могли исполнять всех работ.
- Комарья-то сколько, ворчала Нюрка, на секунду распрямляясь и
отмахиваясь рукой. - Когда они только пропадут, ироды? Сентябрь уже.
- А вот будет январь, так и пропадут, - подзудила Настя.
- Ну тебя, - обиделась Нюрка. - Как ты их только терпишь? Так и
вьются над тобой.
- Пусть вьются. Они меня не кусают. Покружат и улетят.
- Ври-и-и!.. - протянула Нюрка. - Вон на лбу сидит, как нажрался.
Настя провела ладонью по лицу, с легким удивлением глянула на
окровенившиеся пальцы.
- Значит, ему надо, - сказала она.
- Коли надо, зачем раздавила-то?
- А чтобы не хапал больше, чем унесть может.
Нюрка поняла насмешку, сердито засопела, отбросила в сторону
последний гриб - смявшийся старый подберезовик с мокреющей губкой, по
которой уже ползали желтые черви, затянула мешок и поднялась.
- Гляди, Наська, - пробасила она, - доегозишься. Семьдесят лет бабе,
а дурная, ровно девчонка.
- За мою дурь с меня и спросится, - ответила Настя и тоже поднялась.
Добрать опустевшую набирку было делом нескольких минут, и Настя
двинулась к тропе. Уже при самом выходе ей снова повстречалась Хап-баба.
- Наська! - крикнула она издали. - Я там комара пришибла! На тропе
лежит, бедненький, смотри не задави!
Вот шалая баба! - Настя в сердцах плюнула и пошла в сторону деревни.
И лишь через несколько шагов поймала себя на том, что зорче обычного
смотрит под ноги, словно и впрямь может среди стоптанного мха углядеть
прибитого Нюркой комара.
На болотную ягоду год случился удачным, и хотя целыми толпами бежали
с поезда городские, Насте они не были помехой. Пришлых поджимал обратный
поезд: не поспеешь на "шанхай" - куда деваться с ягодой? Городские паслись
по закраинам, лишь длинноногие мужики успевали дошагать к островам в
середине мха, но времени им оставалось совсем немного, и, стоптав ягоду,
мужики убегали пустые.
Настя же, натянув поверх сапог сшитые из пластиковых мешков чулки,
захаживала в такие места, где другие старухи опасались появляться. Парни в
высоченных болотниках, конечно, портили ягоду и там, но все стоптать не
могли, так что меньше чем по ведру Настя со мха не притаскивала. Нюрка
тоже не боялась мокрющих мест, и иногда Настя замечала посаженный на
верхушку усохшей сосенки ком мха, а где-нибудь неподалеку и согнутую спину
товарки. Подходить друг к другу на мху, выхватывать из-под рук ягоду было
не принято, и Настя сворачивала в сторону.
Осень шла богатая. В холодной кладовке добирался второй мешок клюквы,
в кухне над печкой множились вязки черных грибов. Двухведерная кадушка
была уже полна, и пожелтевшие лубянки доходили под толстым слоем
смородинного листа. Со дня на день должна была приехать Леночка.
К концу сентября пошли заморозки, по утрам трава седела инеем. Грибы
пропали, только городские ковыряли зеленухи и опят, которые Настя за
тонконогость почитала поганками. Зато клюква размягчела и стала сладить,
на нее слетелась вся птица, клики журавлей прорезали холодный утренний
туман.
Настя с мешком за плечами возвращалась со мха. Издали она заметила,
что верхушки яблонь в саду возле дома ходят ходуном. По тому как открыто,
по хозяйски обтрясали яблони, Настя сразу поняла, что Леночка приехала.
Возле дома стояли сколоченные из бревен тракторные санки. На краешке
санок сидел зять Володя и сосредоточенно курил. Увидав Настю, он
поднялся.
- Вот и хозяйка! - сказал он. - А я уж хотел уезжать, не повидавшись.
Леночка, разроняв собранные яблоки, бежала из сада.
- Бабуля! А я ключей не нашла!
- Ты еще реже приезжай, так и вовсе позабудешь, и где ключи лежат, и
где дом стоит.
Дома Настя первым делом стала затапливать печь. Раз приехала Леночка,
значит, на столе должна быть драчена. В плите ее как следует не
изготовишь.
Володя вытащил и уложил на санки оба клюквенных мешка.
- Негусто однако, - заметил он. Знал бы, что тут столько, Саню с
трактором подряжать бы не стал.
- Бабушка, это что, все?.. - страшным шепотом спросила Леночка. - Тут
только-только самим хватит! Я же тебе говорила, что в этом году за сданную
клюкву сапоги итальянские дают.
- Ноги за сапогами не ходят, - сказала Настя. - Молода была, так
зараз по полмешка приносила.
- Пять рублей ведь Сане отдал, - посетовал Володя. - Ему все равно,
на тракторе сколько везти.
- Яблок возьми, - сказала Настя.
- К бесу яблоки, - вдруг оживился Володя, - ты баб-Настя, лучше
скажи: лук родился?
- Родился. Возьми, сколько там надо...
За молоком и яйцами для драчены пришлось бежать к Нюрке. Сама Настя
не справлялась уже с коровой, а в этом году и кур не завела. Только
поросенка за пятьдесят рублей купила весной. Яичками, молоком и сметаной
на скоромные дня приходилось одалживаться.
Леночка уныло ковырялась в сковородке. Уплывшие сапожки не давали ей
покоя. Володька быстро, почти не жуя, глотал куски драчены.
- Эх, - сказал он вдруг, - такая знатная закусь и всухую пропадает!
Настя промолчала.
- Ну ладно, не жидись, - настаивал Володька. - Я же знаю, у тебя
есть.
- Ты что ли привез? - хмуро спросила Настя.
Водка у нее действительно была. Целая еще непочатая поллитра. Но
стравить ее Володьке Настя никак не могла. Пора уже навоз под будущую
картошку в огород вывозить, это значит, идти к Ваньке-пастуху или к
одноглазому Лехе в Андреево. А теперь, после постановления, мужики за
деньги стараться не будут. Ныне к деревне без водки никуда. Не Володька же
будет таскать навоз. И Настя осталась сидеть, не пошла за припрятанной
бутылкой.
Володя понял, что угощения не будет.
- Жадная у тебя бабка, Ленок, - сказал он, вылез из-за стола и исчез
в сенях.
Под окном затарахтел санькин трактор.
- Вы уже? - спросила Настя. - И не заночуете?
- Я останусь до завтра, - успокоила Леночка. - А Володя поедет. Ему с
утра на халтуру надо.
Настя убралась с посудой, вышла в сени. Все двери: на улицу, в хлев,
кладовку были распахнуты. Леночка, стоя посреди кладовки, сосредоточено
запихивала в мешок заплетенные в косы вязки чеснока. Два мешка с луком уже
стояли рядом с клюквой. Красный от натуги Володька, обхватив двумя руками
кадушку с грибами, волок ее к саням.
- Кадушку-то куда? - тихо ахнула Настя.
- Не бойсь, никуда твоя кадушка не денется, - отдуваясь сказал
Володя. - Сказал, что привезу обратно, значит так и будет.
Настя больше не вмешивалась и не помогала. Она только стояла и
смотрела.
Встала на сани кадушка, рядом поместились три ведра пареной брусники
и перевязанный старой юбкой короб с набранными Леночкой яблоками.
- Ой, тяжело как! - сказала Леночка. - Ведь в поезд не сядешь.
- Ничего, мужики на станции пособят, - успокоил Володя.
Он уселся на соломе рядом с вещами, обняв их сколько мог, чтобы не
попадали от толчков, и кивнул ожидающему в тракторе Сане. Трактор дернул,
санки, оставляя в земле две глубокие борозды, потащились следом.
- Как он там справится, бедный? - сказала Леночка.
- Грибы сушеные забыли, - словно отвечая ей, проговорила Настя.
- Ничего, они не тяжелые. Я завтра поеду - захвачу.
Настя обошла дом, аккуратно прикрывая распахнутые двери.
Володька уехал - ну и ладно. Теперь они вдвоем с Леночкой
посумерничают. Загребущие все-таки руки у парня. Надо же, дубовую кадушку
уволок! И назад не привезет. Поленится. Теперь грибы в ведра запасать
придется. Лубянок уж не найти, остается опята брать. Ну так что ж, другие
берут и хвалят. Опенок, хоть и малый гриб, но тоже спорый, кучами растет.
Только сегодня, возвращаясь со мха, Настя заметила здоровенный выворотень
весь желтый от молодых опят. Вот и пригодится находка, все-таки зима будет
с грибами.
Леночка, отправившаяся в обход дома, спустилась с чердака.
- Что я нашла!.. - сказала она. - Там наверху еще мои куклы лежат. Я
думала их давно в печке пожгли. А они лежат.
- Пусть лежат, - сказала Настя. - Пригодятся.
- Ты у меня запасливая! - засмеялась Леночка. - Пойдем чай пить.
Ночью спалось плохо. Вроде бы вечер прошел как надо, за чаем и
разговорами, а спалось плохо. Мыши ли громче обычного шуршали за обоями,
или слишком жарко было в дважды топленной избе, но уснула Настя далеко за
полночь. И почти сразу проснулась от того, что сквозь сон ей почудился
тонкий, зудящий, комариный писк. Хотя какие тут могут быть комары? Пропали
комары давно.
Настя медленно провела ладонью по лицу и вздрогнула, почувствовав,
что пальцы стали влажными и липкими. И так странно-знакомо было это
ощущение, что Насте померещилось, будто она различает в сплошной тьме
кровавые пятна на концах пальцев.
- Зачем раздавила-то? - вспомнился нюркин голос.
- А чтобы не хапал больше, чем унесть может...
Настя поднялась с постели. Непонятная тоска холодными пальцами сжала
грудь. Шумно сдвинув стул, Настя сделала в темноте три шага, опустилась на
холодные плахи пола. Где-то впереди, в красном углу висели иконы. Настя не
часто вспоминала о них. По праздникам ходила в церковь в Погост, остальные
дни обходилась так. Домашнее благословение не казалось святым, и, когда
случалось, по одиночеству Настя беседовала с ликами, то в этих разговорах
было немного почтительности. Егория-победоносца фамильярно звала
судариком, Николу - старичком, деву Марию - так и вовсе "девахой".
- Что, деваха, жалеешь своего парня-то? - спрашивала Настя, обтирая
пыль. - Жалей.
И вот теперь, стоя на коленях перед невидимыми досками, Настя била
поклоны, не зная, на что жаловаться, чего просить.
Леночка заворочалась под одеялом и, проснувшись, испуганно позвала:
- Бабуля, ты что?..
- Грех... - выдавила Настя.
- Да какой у тебя грех? - Леночка нашарила на столе коробок, зажгла
спичку.
- Комара убила. Совсем, насмерть.
- Ты что, с ума рехнулась?!
Леночка прошлепала босыми ногами к выключателю. Комнату залил яркий,
чужой свет.
- Что ты, бабуля, опомнись, какой комар?
- Комар, - повторяла Настя. - Он ко мне по-хорошему, без трактора, а
я его насмерть убила. Грех...

ЯЩЕРА
Последние сотни метров дались особенно тяжело, кочкарник шел как
специально неровный, выдергивать ногу из хищно хлюпающего мха было все
труднее. А под конец у самого берега, как это обычно бывает, встретилась
топкая полоса, и пришлось тащиться вдоль нее, выискивая упавшую березу. И
как странно было почувствовать под ногами твердую землю, идти, удивляясь
быстроте и легкости ходьбы.
Впрочем, легкости хватило ненадолго. Крутой, словно искусственно
насыпанный склон и высокая, никогда не кошенная трава останавливали не
хуже болота. Пройдя лишь несколько метров, мужчины, не сговариваясь
опустились на землю, отставили туески, на дне которых перекатывались
шарики морошки, и освободились от рюкзаков, полных все той же твердой
ягоды. Георгий принялся с кряхтением стаскивать сапоги, Артем, знающий,
сколько еще предстоит идти по мокрому, благоразумно не стал разуваться.
Дети же повели себя совершенно по-разному. Андрюха, впервые попавший
в подобную передрягу, и не нашедший никакой прелести в хождении по болоту,
даже не вышел на материк, красный и потный уселся на валежине, зло
отмахиваясь от наседавших слепней. Даша, ради которой, собственно, был
сделан этот почти двухкилометровый крюк, сначала вертелась вокруг Андрея,
уговаривая его скорее бежать на вершину, где земляника, и откуда все-все
видно, но Андрей и от нее отмахивался, словно от кусачей мухи. Поняв, что
от Андрюшки толку не добьешься, Даша ускакала на вершину одна. Вскоре
сверху донесся крик:
- Папа, гляди, где я!
Артем отыскал фигуру дочки среди ветвей и крикнул:
- Молодец!
- Смотри, куда забралась? - удивился Георгий, - как бы не убилась...
- Не убьется, - успокоил Артем. - У нее тут все деревья освоены.
Тарзанит вовсю, совсем одичала.
Мимо с независимым видом прошел Андрей. Земляника и неохватные сосны
с толстыми, удобными для лазания сучьями соблазнили и его.
- Пошли и мы, - позвал Артем. - С вершины вид потрясающий.
- Чего смотреть-то? Болото, - сказал Георгий, но тоже поднялся.
Остров, к которому они так долго шли, представлял собой крутой холм,
метров на двадцать взлетавший над окрестными мхами. Он плотно зарос
строевым лесом и от этого казался еще выше. Было совершенно невозможно
понять, как на ровном месте могла образоваться эта чудовищная по величине
и к тому же совершенно правильной формы куча песка.
Тяжело дыша, мужчины выбрались на вершину.
- Да!.. - потрясенно протянул Георгий.
Одно дело знать, что находишься в самом сердце мохового болота,
рассуждать, что в длину в нем километров сорок, а в ширину чуть меньше
десяти - другое дело увидать это своими глазами. Пейзаж, казалось бы
примечательный лишь своим однообразием, в таких масштабах обретал значение
вселенского символа. Всюду, покуда различал взор, топорщили
японски-изогнутые ветки, усаженные почернелыми старыми шишками, чахлые в
рост человека сосенки. Свободные от карликовых сосен мокрые речажины
уходили вдаль длинными ярко-зелеными языками. Пятна высокого красного мха
казались каплями охры, сорвавшимися с кисти титанического живописца,
осмелившегося писать этот слишком большой даже для него простор. И без
того далекий лес отодвинулся еще дальше, окунувшись в голубой туман
горизонта.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Замошье'


1 2