Здесь выложена электронная книга На солнечной стороне улицы автора по имени Рубина Дина. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Рубина Дина - На солнечной стороне улицы.
Размер архива с книгой На солнечной стороне улицы равняется 244.02 KB
На солнечной стороне улицы - Рубина Дина => скачать бесплатную электронную книгу
Дина Ильинична Рубина
На солнечной стороне улицы
Часть первая
…для любого сколько-нибудь тревожного человека родной город… - нечто очень неродное, место воспоминаний, печали, мелочности, стыда, соблазна, напрасной растраты сил. Франц Кафка. Письма к фройляйн Минце Э.
Не помню названия улиц. Впрочем, их все равно переименовали. И не люблю, никогда не любила глинобитных этих заборов, саманных переулков Старого города, ханского великолепия новых мраморных дворцов, имперского размаха проспектов. Моя юность проплутала этими переулками, просвистела этими проспектами и - сгинула.
Иногда во сне, оказавшись на смутно знакомом перекрестке и тоскливо догадываясь о местонахождении, я тщетно пытаюсь припомнить дорогу к рынку, где ждет меня спасение от позора.
Я не помню лиц соучеников, и когда на моем выступлении в Сан-Франциско или Ганновере ко мне подходит некто незнакомый и, улыбаясь слишком ровной, слишком белозубой улыбкой, говорит: "Вспомни-ка школу Успенского", - я не помню, не помню, не помню!
…Тогда почему все чаще, возвращаясь из Хайфы или Ашкелона домой, поднимаясь в свой иерусалимский автобус и рассеянно вручая водителю мятую двадцатку, я глухо говорю:
- …В Ташкент?…
1
Из долгой, с ветерком, гастроли мать нагрянула неожиданно и, вызнав у соседей про измену отчима, пошла резать его кухонным ножом. Нанесла три глубокие раны - убивать так убивать! - и села в тюрьму на пять лет…
Вера в тот день как раз читала "Царя Эдипа". Распластанная книжка так и осталась валяться на кухонном столе дерматиновым хребтом вверх, словно силясь подняться с карачек… Так что все оказалось по теме. Хотя убийства настоящего и не вышло. Дядя Миша, отчим, долго валялся по больницам, но окончательно не выправился, - подволакивал ногу, клонился влево, подпирая себя палкой. Кашлял в кулак…
"Догнива-а-ает", - говорила мать, убийца окаянная.
Сама же отсчитала весь срок до копейки, и когда вернулась, Вере уже исполнилось двадцать.
Вот вам конспект событий…
Если же рассказывать толково и подробно… то эту жизнь надо со всех сторон копать: и с начала, и с конца, и посередке. А если копать с усердием, такое выкопаешь, что не обрадуешься. Ведь любая судьба к посторонним людям - чем повернута? Конспектом. Оглавлением… В иную заглянешь и отшатнешься испуганно: кому охота лезть голыми руками в электрическую проводку этой высоковольтной жизни
***
Вернулась она тихо: позвонила в дверь двумя неуверенными звонками и, когда Вера открыла, прослезилась и обмахнула щеки дочери такими же неуверенными поцелуями. И то и другое было ей несвойственно.
"Присмирела, что ли, на казенной баланде?" - подумала Вера.
Мать прошла отчего-то не в комнату, а в кухню; Сократус - холеный барин, эстет, платиновые бакенбарды - следовал за ней тревожной трусцой, морщась от ужасного запаха тюремной юдоли.
Мать опустилась на табурет, медленно стянула с головы косынку (поседела, фурия, - отметила Вера) и мягко, со слезою в голосе, вздохнула:
- Ну вот, вернулась к тебе твоя мамочка…
Привалившись острым плечом к дверному косяку, Вера молча наблюдала за нею. Только после ее слов, вернее после этого красивого обнажения поседевшей головы, она поняла, что играется сцена "Возвращение мамочки", и мысленно усмехнулась.
Мать, между тем, оглядела кухню уже другим, своим прихватывающим взглядом, поддала носком стоптанной босоножки обломок угольного карандаша на полу:
- Все малюешь… Я в твои годы горбила вовсю.
- А, здравствуй, мама! - словно узнав ее наконец, воскликнула дочь. И согнала с губ улыбку. - В мои годы ты вовсю спекулировала.
Та подняла на нее светлые рысьи глаза: видали верзилу? - стоит, жердь тощая, старая майка краской заляпана, взгляд угрюмый, насмешливый… Выросла. Самостоятельная!
Они глядели друг на друга и понимали, что жить им теперь, обеим, бешеным, в этой вот квартире. Нос к носу…
***
Я, пожалуй, встряну здесь ненадолго. Собою их не заслоню, хотя я и автор, вернее - одно из второстепенных лиц на задах массовки. Я и в хоре пела всегда в альтах, во втором ряду. Вы помните, конечно, эти немолчные хоры на районных конкурсах школьных коллективов? Если нет, я напомню:
Выстроились на сцене двумя длинными рядами. Одежда парадная: белый верх - черный низ, зажеванные уголки красных галстуков с утра тщательно отпарены плюющимся утюгом…
Второй ряд стоит на длинных скамьях из спортзала, не шевелясь и не дыша, потому что однажды, из-за подломившейся ножки скамьи, все дружно и косо, как домино из коробки, повалились на деревянный пол сцены.
Подравняться!!! Носки туфель чуть расставлены… Смотреть на палочку!!! Набрали в грудь побольше потной духоты зала, и!…
Вот хоровичка поднимает руки, словно готовясь долбануть локтями кого-то невидимого по обеим сторонам. Дирижерская палочка подрагивает и ждет. За роялем Клара Нухимовна: белое жабо крахмальной блузки, слезящийся нос, жировой горбик на шее… В черном зеркале поднятой крышки рояля подбитой голубкой трепещет отражение ее комканного кружевного платка.
И вот - бурный апрельский разлив вступления!
Взмах из затакта: повели медленно и раздумчиво…
Ветви оделись листвою весенней…
И птицы запели и травы взошли,
Весною весь мир отмечает рожденье…
звук нарастает, жилы на шее хоровички натягиваются…
Великого сы-ы-на… Вели-кой земли-и-и-и…
И поехали с орехами:
Лееееееенин…
Это мы, альты и вторые сопрано, еще затаенно; и вдруг - восторженный вскрик первых сопрано:
- Ленин!!! Это весны…
Первые сопрано, заполошно перебивая:
- Это весны цветенье!!! Ле-еееенин… Ленин!!!
Дружное ликование в терцию:
- Это побееееды клиииич! - Славь-ся в века-а-ах…
Совместное бурлацкое вытягивание баржи:
- Лееееееенин! Наш…
Вторые сопрано и альты, борясь за подлинную истовость:
- Наш дорогой Ильич!!!
И пошел, пошел, ребятки, финал - наш великий исход, исступление, искупление, камлание, сладострастие тотального мажора безумных весталок:
- Ле-ни-ну - слаааааааааааааа-ва!!!
Пар-ти-и слааааааааааааааа-ва!!!
Сла-ва в векаааааааааааааааааа-ах!!!
…и вот теперь… подкрадываясь с пианиссимо, раскручивая птицу-тройку до самозабвенного восторга, по пути прихватив мощное сопрано нашей хоровички, налившейся свекольным соком, стремительно хлынувшим на лоб ее, щеки и монументальную грудь!!!
Слааааааааааааааааа-а-ва!!!
Обвал дыхания в беспамятство тишины.
Яростный гром аплодисментов под управлением жюри.
***
С неделю было тихо. Мать не трогала Веру, присматривалась. Правда, в первый же вечер в отсутствие дочери сгребла все холсты, подрамники, кисти и коробки с сангиной и мелом и свалила на пол в маленькой восьмиметровой комнате, где Вера обычно спала.
Большую же, пропахшую скипидаром, лаком и краской, - дочь считала ее мастерской и на этом основании превратила в свинарник, даже доски для подрамников в ней строгала, - мать отмыла, проветрила, постирала и повесила на окна старые занавески, пять лет валявшиеся в углу на стуле (света ей, дылде, видите ли, не хватало!), и для порядку прибила на дверь небольшую такую задвижечку, не засов какой-нибудь амбарный, - все-таки с дочерью жить, не с чужим человеком.
Вера, увидев это, ничего не сказала: в самом деле, нужно же и матери где-то жить. Жаль было только постановку для натюрморта, мать разобрала ее. Окаменелые от давности гранаты выбросила, а медный, благородно темный кумган обтерла от пыли тряпкой, служившей в постановке вишневым фоном, и переставила на подоконник.
"Ах ты, корова старая, - подумала дочь беззлобно, - я неделю ждала, пока он пылью покроется, чтоб не слишком блестел…"
Вообще Вера была настроена миролюбиво, мрачно-миролюбиво. Вечерами сидела в своей комнате и часами рисовала автопортреты, поминутно вскидывая глаза на свое отражение в остром осколке когда-то большого и прекрасного зеркала. Иногда раздевалась до пояса (натурщицы были не по ее студенческому карману) и таким же сосредоточенно-цепким взглядом, словно чужую, вымеряла себя в зеркале: прямые плечи, робкую, как у подростка, грудь, втянутый живот…
В первые дни мать, все еще играя роль "вернувшейся мамочки", пробовала беседовать по душам, то есть совала нос не в свои дела, давала идиотские советы или принималась вдруг рассказывать душещипательные тюремные истории. Но нарвалась несколько раз на едкие замечания дочери и отступилась.
Дочь не пускала в свою странную, но, видимо, устоявшуюся жизнь. Ну, и маячил между ними еще живым укором этот недобиток, который и получил свое, на что напрашивался…
У Веры как раз тогда заканчивался период длительного увлечения хатха-йогой; по утрам она уже не стояла на голове и не тратила полтора часа на позы с тех пор, как умножила эти полтора часа на семь (неделя), а потом на тридцать (месяц), и прикинула - сколько времени поглотило у нее бессмертное учение.
Рассудив, что полтора месяца - довольно жирный кусок от ее, безусловно, смертной жизни, утренние занятия самосовершенствованием она прекратила, но все еще была убеждена, что, закрыв глаза и вызвав в воображении круг зеленого цвета, можно сосредоточиться и усилием воли погасить любые нежелательные эмоции - например, ярость при виде задвижки на двери, которую приколотила эта старая тюремная комедиантка.
С тех пор, как мать вернулась, зеленый круг приходилось вызывать в воображении довольно часто, и у Веры появилось опасение, что вся ее жизнь теперь может пойти сплошными зелеными кругами: мать устроилась уборщицей в очередной стройтрест и понемногу набирала обороты: купила себе венгерские кроссовки, завилась и стала красить губы.
Вера насторожилась, как насторожился бы житель горной деревушки, заметив, что над давно погасшим вулканом вновь курится дымок.
И вправду, дней через пять, вечером мать ввалилась разгоряченная, деятельная. Распахнула пошире входную дверь: за нею, тяжело топая, поднимались по лестнице двое мужчин с ящиками на плечах.
- Рахимчик, сюда… Рахимчик, легче давай… - командовала мать. - Колюнь, ложь эту хреновину вот здесь… Осторожней, не побей!… Та-а-ак…
Вера вышла из своей комнаты и молча смотрела на озабоченную беготню. Колюня и Рахимчик сбегали еще по два раза вниз, внесли шесть банок импортной краски…
- Рахимчик, ну что, - все там? Дай вам бог здоровья, ребятки, подмогли. Получайть! - мать, как разгулявшийся купец в кабаке, с размаху вмяла в Колину ладонь трешку.
- Ка-ать… - с жалостливым укором протянул Коля, - натаскались же…
- Ка-а-люня! - мать изумленно-ласково подняла брови. - А бог где? - и похлопала ладонью по молодой его, напористой груди. - Вот где бог-то! В нас-то он и есть…
Вера хмыкнула и даже вперед подалась, чтобы не прозевать Колюнину реакцию на божественный довод. С богом - это новенькая была хохма, может, в тюряге у кого переняла. Но Коля, несмотря на молодой возраст и, вероятно, вполне атеистический взгляд на мир, смутился и как-то потускнел. Бедняга просто не знал, что из матери невозможно вышибить лишней копейки, а то бы и вопроса такого нелепого не стал поднимать.
Когда парни ушли, Вера осмотрела ящики. В них была чешская кафельная плитка. Предположить, что мать решила ремонтировать квартиру, Вера никак не могла. Выходит, взялась за старое, коммерсантка чертова.
- По нарам соскучилась? - спросила ее Вера.
Мать оскорбилась не на слова дочери, а на тон - спокойный. Бесило ее это спокойствие.
- Заткнись, акварель чокнутая!
- Ну, сядешь…
Мать прищурилась азартно:
- Эт кто меня посадит, ты что ль?
- Я!
Вера ответила так неожиданно для себя и вдруг поняла, что может посадить. Стоило бы, во всяком случае. Чтобы не одуреть от зеленых кругов перед мысленным взором.
Мать задохнулась от ярости:
- Ты?! Ты?! Ты меня посадишь, помазилка драная?! - И присовокупила длинно. И еще присовокупила.
- Ну, эту поэзию мы слыхали, - невозмутимо ответила Вера, повернулась и пошла к себе в комнату. Но не успела закрыть за собою дверь - мать подскочила и кулаком сильно ударила дочь по спине, между лопаток.
Вера в драку не кинулась, сдержала себя, хотя волна горячей крови долго еще гулким прибоем омывала сердце. И никаких кругов в воображении она вызывать не стала.
Отчеканила только с тихим, леденящим душу бешенством:
- Еще разок лапу на меня поднимешь - горько раскаешься…
***
И началось… Не жизнь, а война двух миров.
Сначала явился участковый - строгий белобрысый молодой человек немногим старше Веры. Проверил документы и предложил ознакомиться с заявлением. Вера без особого интереса пробежала глазами безграмотные строчки, написанные знакомой деятельной рукой, и расстроилась: мать вышла на военную тропу. В заявлении сообщалось, что гражданка Щеглова В. из 15-й квартиры, особа без определенных занятий, тунеядка склочного характера и аморального поведения, третирует весь дом постоянными дебошами, пьянством и сквернословием. Поэтому от всех жильцов большая просьба до работников милиции: будьте добреньки выселить гражданку Щеглову В. из квартиры, где она регулярно измывается над матерью с подорванным здоровьем. Подписана бумажка была: "группа соседей не откажуца потвердить". Далее стоял энергичный и невнятный росчерк материной подписи и приписка: "и зогадила всю квартиру".
Вера аккуратно сложила листок вдвое, вернула его белобрысому участковому и сказала:
- Заходи, компотом угощу, абрикосовым.
Участковый нахмурился и вошел. Вера налила ему в большую кружку компоту и отрезала кусок пирога с яйцом и луком. Ей слишком часто приходилось сидеть на диете, особенно в те месяцы, когда почти на всю зарплату закупала в художественном салоне материал - холст, бумагу, подрамники, лак… Так что, если вдруг заводилась свободная десятка и накатывало столь редкое у нее кулинарное вдохновение, Вера уж не жалела часа полтора потоптаться у плиты, чтобы затем в дивном одиночестве провести вечер наслаждений - за книгой, смакуя по кусочкам отбивную, зажаренную с луком и картофелем, отпивая медленными глотками кофе, сваренный ею по-настоящему, как Стасик научил - с пенкой, подошедшей дважды…
- Что ж вы с соседями не ладите? - строго спросил участковый.
Вероятно, строгостью хотел уравновесить либерально-попустительское питье компота у проверяемой гражданки.
- Соседи у меня хорошие, - ответила Вера. - А бумажку моя мать писала.
Парень сильно удивился - видать, недавно приступил к обязанностям участкового, а может, просто рос в приличной семье. Даже перестал жевать. Снял фуражку, вытер платком потную красную полосу на лбу:
- Ну, дела-а-а… Чего это она?
- Такой характер лютый, - объяснила Вера… - Да ты не расстраивайся! Давай я твой портрет нарисую? Вон у тебя какое лицо… надбровные дуги какие, мощно вылепленные…
Участковый смущенно потрогал свои надбровные дуги, которые расхвалила гражданка Щеглова В., отодвинул пустую кружку и сказал:
- Да нет, в другой раз. Спасибо.
Он осмотрел квартиру, зашел в Верину комнату, внимательно оглядел расставленные вдоль стен холсты на подрамниках, большие картонные папки, коробки с пастелью и сангиной… пятачок свободного места с мольбертом у окна и топчан, занимающий чуть не треть комнаты…
- Да-а-а… Тесно тебе здесь… Помолчал и добавил:
- Говорят - искусство, искусство! Работники искусства… А я гляжу - не очень-то у тебя чистая работа…
- Ну, у тебя - тоже… - усмехнулась Вера. Уже на пороге он сказал озабоченно:
- Хорошо, что я по соседям сперва не двинулся. Может, вызвать ее в оперпункт, прижучить маленько?
- Не надо, сама справлюсь. И объяснила насмешливо:
- Это из нее талант прет, понимаешь? Она талантливая, только образования нет, и жизнь была тяжелая - война, блокада… родные поумирали все… Если б ее вовремя образовать, вышла бы птица большого полета. Может, министр финансов, может, гениальная актриса…
Вечером она сказала матери:
- Значит, вот так: судиться и сволочиться с тобой я не буду. На это нужны время и вдохновение, а мне все это пригодится для другого дела… Не хочешь жить нормально - давай размениваться.
- Еще чего! - мать возбужденно улыбалась. - Я не для того квартиру зарабатывала, чтоб по ветру ее размотать!
О том, как она зарабатывала эту квартиру, до сих пор ходили легенды в жилищном отделе горсовета. И долго еще после происшествия кто-нибудь из чиновников посреди совещания оборачивался к другому, прицокивал языком, подмигивал, говорил шепотом:
- Адыл Нигматович, я как вспомню: ка-акая же-енщи-на, а? Груди-то видали, прям антоновка, золотой налив!… Как думаете, она вправду с четвертого этажа сиганула бы?
- Э-э-э! - морщился Адыл Нигматович, - глуп-сти! Тот дженчина просто бандитка некультурный, больше ничего. Какой воспитаний у него, а? Вишел голий на балкон, дочкя на перил садил… Кричал - сам прыгну, дочкя ронять буду!… Гришя, подумай сам - зачем горсовет такой скандал! Пусть уже сидит в тот квартир, самашедчий дженчина!
На солнечной стороне улицы - Рубина Дина => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга На солнечной стороне улицы автора Рубина Дина дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге На солнечной стороне улицы у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу На солнечной стороне улицы своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Рубина Дина - На солнечной стороне улицы.
Если после завершения чтения книги На солнечной стороне улицы вы захотите почитать и другие книги Рубина Дина, тогда зайдите на страницу писателя Рубина Дина - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге На солнечной стороне улицы, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Рубина Дина, написавшего книгу На солнечной стороне улицы, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: На солнечной стороне улицы; Рубина Дина, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн