Ко всему этому стоит добавить еще и то, что фамилия Юрия была Арбенин. Саша несколько раз предлагала ему перечитать «Маскарад» или хотя бы вспомнить, как плохо кончили лермонтовский Арбенин и его жена Нина, но муж с раздражением отмахивался и говорил, что этот бестселлер девятнадцатого века уже давно и безнадежно устарел.
Свою отвратительную семейную жизнь Саша влачила из-за Сережи, который любил отца, но после первой же пощечины заговорила о разводе. Юрий ползал перед ней на коленях, истово просил прощения и буквально лобызал ступни. Она простила, получив за это в подарок бриллиантовые сережки и такой жесткий секс, что готова была засунуть ему эти серьги в мокрый рот, который высасывал из ее тела жизнь. Когда она пыталась намекнуть мужу, что его ласки отдают садизмом, он обижался и называл ее фригидной женщиной, которая ничего не понимает в интимных отношениях.
После второй пощечины муж свозил Сашу в Ялту, на море. В душном номере пансионата Юрий насиловал ее по несколько раз в день в комнате, в душевой и, что особенно ему нравилось, на лоджии, чуть ли не на виду у отдыхающих. Саша еле вытерпела отведенные путевкой пятнадцать дней, потому что кроме ожесточенного секса ей приходилось выдерживать нападки мужа, продолжавшего бурно ревновать ее ко всем отдыхающим Ялты.
После третьей пощечины Саша подала на развод. Юрий чуть не плакал, терзая ее любовными признаниями и разговорами о Сереже, который останется без отца. Саша и сама мучилась тем, что семилетнему ребенку невозможно объяснить, почему разводятся папа и мама, которых он одинаково любил. Кроме того, во всех остальных отношениях Юрий был очень неплохим человеком. Подруга Ольга стыдила Сашу и призывала одуматься, потому что такого мужика, как Юрий, сразу подберут, а она, Саша, потом будет только локти кусать.
– Я не хочу, чтобы мой собственный муж меня насиловал, как сексуальный маньяк в лифте, – говорила Саша подруге. – Неужели это трудно понять?
– Трудно! – отвечала Ольга. – Я, например, была бы не против, чтобы мой Кирюха меня насиловал. Если бы ты только знала, как мне надоело это его сюсюканье: «Олюшка, тебе хорошо? Олюшка, тебе не больно? Олюшка, а ты не могла бы…» Противно! Мужик должен быть мужиком! Я хочу стонать под его ласками, а только и делаю, что отвечаю: «Мне хорошо, мне замечательно, я на седьмом небе от восторга, у меня ничего не болит, и я даже могу перевернуться, если тебе так хочется!» Настоящий мужчина должен сжимать меня в объятиях и бросать на постель, как измятый цветок, а не…
– Дура ты, Ольга… – Саша всегда прерывала подругу на этом месте. – Если хочешь, можешь соблазнить Юрку на пробу и проверить на себе, каково это – быть измятым цветком.
– А я бы и согласилась, – смеялась Ольга. – Только он на других женщин вообще не смотрит, что также говорит в его пользу. Любит он тебя.
– Я очень долго тоже верила в это, потому и на развод не подавала.
– Неужели ты будешь утверждать, что твой муж тебя не любит?
– Он маньяк, Оля. Настоящий сексуальный маньяк.
– Маньяки – они по подворотням шастают или, как ты уже упомянула, в лифтах производят свои развратные действия. И, заметь, с разными особами! К тому же они все, как правило, получили в детстве или юности психическую травму, которую им нанесла женщина, за что женщинам и мстят.
– Я думаю, что маньяки могут быть самых разных видов, и… откуда мне знать, может, какая-нибудь подобная травма у Арбенина была. Не станет же он про такое рассказывать жене!
– Ну, не знаю! Мне кажется, что Кирюха мне все говорит. Вот я не хочу что-то про него знать, а он все равно рассказывает и рассказывает. Ну скажи, для чего мне знать, как у него первый раз все неудачно получилось с какой-то там однокурсницей? Какое мне до этого дело! Лучше бы врал про половой гигантизм, честное слово!
– Твой Кирилл очень хороший, мягкий человек. Я его обожаю! – Саша очень хорошо знала, как прекратить подобные разговоры.
– Но-но! Даже и не смей мечтать! – смеялась Ольга. – Хоть он мне и поднадоел со своими «сю-сю-сю», но если от них абстрагироваться, то в остальном он мне, пожалуй, подходит.
На самом деле Саша не могла представить, как интимные отношения могут доставлять удовольствие даже с таким милым человеком, как Кирилл. Хочешь не хочешь, всегда наступает момент, когда мужчина за себя практически не отвечает. Юрий так и вообще контролировать себя не мог.
Освободившись от мужа, Саша на мужчин вообще больше никогда не смотрела. Они ее больше не интересовали. Эта глава ее жизни прочитана, последняя страница перевернута, и она не собирается перечитывать ее заново или читать дальше о мужчинах и связанном с ними сексе.
За пять лет, прошедшие с развода, новый зам с мягкой тигриной походкой был первым, на кого она загляделась. Да и то со стороны спины. Неужели мужчины с такими вкрадчивыми плавными движениями тоже резки и жестоки в постели? Саша ужаснулась собственным мыслям и углубилась в работу, потому что Ольгу уже кликнули на рабочее место. «Все-таки, – решила Саша, – она доделает отчет. Пусть новый зам посмотрит, как они привыкли подводить годовые итоги». Поправить готовое, если ему что-то не понравится, всегда быстрее, чем печатать все заново.
Начальница инспекции, Ирина Федоровна Волгина, привела своего нового зама гораздо раньше, чем обещала Ольга, то есть до обеда. – Знакомьтесь, голубушки, – пропела Ирина Федоровна, – перед вами новый заместитель, который будет курировать именно ваш отдел. – Его зовут Владимир Викторович Халаимов.
Дописывая начатое слово, Саша представила себе, как обернется и увидит волевое лицо мужчины-тигра с холодными желтыми глазами, хищным носом и волевыми складками, спускающимися от трепещущих крыльев носа ко рту с узкими бледными губами. Ей, работающей среди женщин, хотелось отдыхать взглядом на мужественном лице. Да-да, только отдыхать взглядом. Ничего другое ее не интересовало. А так, вообще, знает она эту мужественность…
Новый зам настолько не соответствовал Сашиным представлениям, что она невольно отшатнулась, будто увидела жуткого уродца. На самом деле мужчина уродцем не являлся. Мало того: он был красив. Но не звериной красотой жесткого самоуверенного самца, а теплой, русской, прямо-таки сказочной.
Его лицо оказалось таким же мягким, как и походка. Все черты были плавно закруглены, разглажены и как бы выставлены напоказ. Широко распахнутые глаза были серыми с голубизной. Если бы Халаимов надел голубую рубашку, то они наверняка сделались бы небесного цвета. Никаких волевых складок: ни между бровей, ни у рта. Полные, красиво очерченные розовые губы. Гладкие щеки, без синевы сбритой щетины, поскольку Халаимов не был брюнетом. Владимир Викторович имел светло-пшеничные волосы, стриженные не коротко, а таким образом, что прическа делала его похожим на возмужавшего Ивана-царевича или, может быть, на пушкинского царя Салтана. Возраст Халаимова Саша определить не смогла. Ему с одинаковым успехом могло быть и тридцать лет, и все пятьдесят.
Владимир Викторович Халаимов улыбнулся. Лучше бы он не улыбался, потому что Саша почувствовала, как у всех женщин их отдела зашлись сердца. Это не была улыбка начальника. Это была улыбка Алеши Карамазова – светлая, трогательная, смущенная. Пожалуй, вместо дорогого костюма ему больше подошла бы ряса священнослужителя, вместо ноутбука и факса – крест и святое писание, а вместо налоговых деклараций – индульгенции в свитках. Да и губам, кажущимся непорочными, пожалуй, пристало произносить молитвы, а не отдавать руководящие указания.
Начальница представляла Халаимову сотрудниц отдела по очереди, давая каждой краткую положительную характеристику. Саша видела, что Марьяна впала в состояние совершеннейшей растерянности, чего никогда раньше за ней не замечалось. Энергичная и собранная, она никогда не расползалась в такую аморфную массу, которая вдруг предстала перед новым начальником.
– Марьяна Валерьевна Терехова, начальник отдела учетности и анализа, – представила ее Ирина Федоровна. – Отдел Марьяны Валерьевны осуществляет контроль работы всей нашей налоговой службы в целом. Сюда стекаются данные о всех начислениях: и по выездной проверке, и по камеральной. В общем, они обобщают весь наш технологический процесс. И именно эту работу вы, Владимир Викторович, и будете контролировать.
Лица Халаимова Саша не видела, поскольку он стоял к ней спиной, но Марьяна свое лицо утратила напрочь. Она страшно покраснела, верхняя губа у нее задергалась, как бывало обычно в минуты гнева, а руки поползли вверх, якобы поправлять прическу. Саша понимала, что таким образом она пыталась скрыть от нового мужчины жалкую серую поросль на голове.
Новый начальник что-то сказал Марьяне, но она ответила тихо и, видимо, невпопад, потому что Ирина Федоровна вынуждена была ее прикрыть:
– Ну… это Марьяна Валерьевна что-то засмущалась, а на самом деле она прекрасно разбирается в данном вопросе.
Владимир Викторович кивнул, развернулся к коллективу и опять улыбнулся. И опять у всех женщин отдела учетности и анализа одинаково затрепетало в груди. Может быть, это затрепетали сердца, а может быть, какие-то особые органы, о наличии которых у себя они и не подозревали до прихода в инспекцию Халаимова.
Каждой женщине показалось, что он по-особенному улыбнулся ей одной, а остальным так, только из вежливости. Каждая сравнила его со своим мужем, и все мужья до единого сразу проиграли. Более того, стало ясно: все они заполучат нынче ночью в свои постели жен, которые в пиковый интимный момент будут представлять, что предаются любви вовсе не с опостылевшим мужем, а с заместителем начальницы налоговой инспекции.
Саша, как и все остальные женщины, тоже представила себя в постели с новым замом. Неужели даже этот человек с округлыми чертами и кошачьими движениями в интимные минуты превращается в жестокого резкого самца? А, собственно, почему бы нет? Ее муж Юрий внешне тоже ничем не напоминал полового садиста… Именно на этом месте Сашиных размышлений начальство подошло к ней.
– А это Александра Сергеевна Арбенина, – представила ее Волгина.
– Арбенина? – переспросил Владимир Викторович, улыбнувшись еще шире и обворожительней. – «Маскарад»?
– И не говорите, сплошной «Маскарад», – ответно и несколько вымученно улыбнулась Саша.
Новый начальник так понимающе посмотрел на нее, что Саше показалось, будто между ними протянулась невидимая нить взаимопонимания. Она почувствовала, как на виске вдруг нервно запульсировала жилка. К чему бы это? Неужели в ней все-таки жива надежда на то, что не все мужчины такие, как ее бывший муж? Неужели она, битая-перебитая жизнью и изнасилованная мужчиной разными садистскими способами, еще на что-то рассчитывает?
– Надеюсь, вы не имеете в виду работу? – спросил Халаимов.
Саша не успела ему ответить, потому что начальница уже представляла ему третью сотрудницу их отдела – молоденькую и очень хорошенькую татарочку Эльмиру. Смуглое Эльмирино личико от смущения немедленно приобрело оттенок красно-оранжевых китайских мандаринов.
Саша не пожелала смотреть, как Владимир Викторович будет реагировать на знойную Эльмирину красоту, и отвернулась к компьютеру. Ей хотелось сохранить в памяти тот особый взгляд и ту особенную улыбку, которыми одарил ее новый зам. На его правой руке не было обручального кольца. Конечно, это обстоятельство еще ни о чем не говорило, но все-таки Саше было приятно.
– Д-а-а… Ольга была права-а-а… настоящий Голливу-у-уд… – протянула после ухода начальства Тамара Ивановна Михайлова, старший налоговый инспектор и мать троих детей. – Хоть в кино снимай. Правда, Марьяна Валерьевна? Марьяна почему-то не ответила, и Тамара Ивановна несколько переиначила вопрос:
– Как вам все-таки новый зам, Марьяна Валерьевна?
– Ничего, – индифферентно ответила Терехова, и Саше это почему-то показалось подозрительным. Она отвернула голову от своего отчета и посмотрела на Марьяну. Лицо той пылало похлеще китайских мандаринов.
Халаимов произвел на нее неизгладимое впечатление, поняла Саша. До этого додумалась и Тамара Ивановна. Но, разумеется, она не стала демонстрировать начальству свою прозорливость и поспешила обернуться к Эльмире. Эльмира тоже была потрясена красотой нового зама до глубины души и никак не могла оторвать взгляда от двери, за которой он только что скрылся.
– Никак влюбилась с первого взгляда? – расхохоталась Тамара Ивановна своим громким дробным смехом, от которого все в отделе всегда вздрагивали и к которому за много лет совместной работы так и не могли привыкнуть.
– Вы, Тамарочка Ивановна, грохочете вечно, как ударная установка, – недовольно проворчала Эльмира, а потом с удовольствием потянулась и ответила вместо Марьяны: – В такого красавца грех не влюбиться! Он на меня та-а-ак посмотрее-е-ел! Прямо не могу-у-у… У меня прямо все внутри съежилось!
– На чужой каравай, подруга, свой жалкий ротишко не разевай! – посоветовала ей Тамара Ивановна. – Не про твою честь мужчинка!
– Это еще почему? – возмутилась Эльмира.
– Девчонка ты еще совсем! А новый зам – мужчина солидный, сразу видно.
– С чего это видно? Вот как вы думаете, сколько ему лет?
– Ну… думаю, лет сорок, – предположила Тамара Ивановна.
– А я так думаю, что тридцать, – заявила Эльмира. – Может, конечно, с маленьким хвостиком. А это мне в самый раз!
– Перебьешься, вертишейка!
– Почему это я должна перебиваться? Мне уже двадцать шесть. Самый смак! Я не замужем, и, в отличие от всех вас, семеро по лавкам меня дома не дожидаются.
– Зато он наверняка женат, и его дома, может, и не семеро, но сколько-нибудь по лавкам да ждут.
– Да ну-у-у… Такие мужчины не бывают многодетными. Ну… один-два ребенка – не больше!
– Что ты задумала, мусульманское отродье? – опять загрохотала Тамара Ивановна. – Вы посмотрите на нее! Вместо того чтобы паранджой прикрыться и помалкивать, она на наших мужиков зарится, и даже дети ее не смущают!
– А представляете, какие у нас с ним детишки могут получиться! – тоненько засмеялась в ответ Эльмира. – Один черненький, как я, другой – беленький, как Владимир Викторович!
Тамара Ивановна с Эльмирой еще долго смеялись, незлобиво перебранивались. Они обсудили новое начальство не только с ног до головы, но даже представили, как он может выглядеть без элегантного костюма. Саша бросала косые взгляды на Марьяну Валерьевну. Та, естественно, не участвовала в разговоре сослуживиц, но, что уже не так естественно, не прерывала его, хотя очень не любила, когда женщины, как она говорила, трепали языками. Марьяна Валерьевна сидела, уставившись в экран монитора и методично ударяла двумя пальцами обеих рук по одним и тем же клавишам. А поскольку ее монитор был развернут так, что Саша могла его видеть, она и увидела, как по белому полю документа бегут строчки, состоящие всего из букв: сбсбсбсбсбсбс…
– Слушай, Сашка! Новый зам – такая душка! – щебетала Ольга, когда они с Сашей отправились в обеденный перерыв в соседнее кафе «Восторг». Честно говоря, этот «Восторг» был весьма жалкой забегаловкой, которая расположилась в бывшем помещении магазина скобяных товаров и паразитировала на телах и здоровье служащих налоговой инспекции. Рядом с инспекцией больше не было ни одного заведения общепита, поэтому инспекторши вынуждены были без всякого восторга посещать этот «Восторг». Они, правда, дружно и не сговариваясь игнорировали красочный плакат, предлагавший бизнес-ленч «всего за девяносто пять рублей», и брали в кафе только салаты и выпечку с кофе.
На губах Ольги уже сверкала платиной новая помада, которая, как поняла Саша, явно не сумеет дожить до летних времен и палевого костюма с вышивкой. Ольга с удовольствием оглядела себя в зеркале, поправила ноготком и без того безупречную линию помады на нижней губе и продолжила свой щебет:
– Наши все выпали в осадок. Я и сама-то почти что выпала… Красавец! Князь Игорь!
– Почему князь Игорь? – спросила Саша.
– Ну… не знаю, почему… так… как в опере… Можно и князем Владимиром назвать. Очень русская у него красота. Без всякой примеси. Князь Владимир – Ясно Солнышко!
Саше не хотелось признаваться, что Халаимов на нее тоже произвел очень большое впечатление, и она перебила Ольгу:
– Нашла тоже Солнышко! С такой фамилией он вряд ли чистокровный русский.
– Да какая разница, какая у него фамилия! Русский – не русский… Все равно суперстар! Неужели будешь утверждать, что тебе он не понравился?
– Не буду, – ответила Саша. – Он действительно интересный мужчина. Но не про нашу честь.
– Почему не про нашу? – беспечно спросила Ольга, выбирая себе тарелки с горкой салата повыше и с пирожным покрупнее.
– Потому что у тебя есть Кирюха, а я для такого супермена рылом не вышла, – ответила Саша и понесла свои тарелки к столику.
1 2 3 4