Она не противилась ничему. Она сама помогла ему содрать с себя и свитер, и футболку, и бюстгальтер, у которого был такой хитрый замочек, что ни одному мужчине с непривычки его не одолеть. И только звук резко вжикнувшей «молнии» на джинсах заставил ее очнуться. Римма вырвалась из рук Егорова, юркнула в ванную и встала под душ. Под струями исходящей паром горячей воды ее била дрожь. Ей хотелось выскочить из ванной обнаженной и мокрой и навсегда прилипнуть к Егорову разгоряченной кожей. И он, почувствовав это, пришел к ней сам. Он тоже больше не мог ждать. И они обнимались и целовались под шуршащими струями. И чем горячей становились струи, тем яростней делались их объятия. Все могло произойти прямо в ванной, но Егоров не захотел. Он выключил воду и завернул Римму в большое мохнатое полотенце. Прикосновение к коже мягкой ворсистой ткани прибавило ей желания. Она резко отбросила от себя полотенце и прильнула к Егорову так, как и хотела, всем влажным телом и будто навсегда.
Они с трудом добрались до дивана с неубранной, лишь небрежно накрытой покрывалом постелью. Римма, отдернув покрывало, упала лицом в подушку, хранящую уже такой знакомый его запах. Егоров склонился над ней, целуя шею и плечи. Он спускался вниз по спине, покрывая мелкими и частыми поцелуями ее дрожащее тело. Она не выдержала и развернулась лицом к нему и стала им, а он – ею. Все смешалось и переплелось. Женское и мужское стало единым и общим.
Потом, уткнувшись все еще горячим лицом в шею Егорова, Римма думала о том, как сильно любит его. Она любит его до звона в ушах, ломоты в висках, дрожи в пальцах и сухости в горле, мешающей дышать. И кто определил, когда уже можно говорить о любви, а когда еще рано? Кто знает, где граница между любовью и нелюбовью? Сегодня утром любви еще не было и в помине, а сейчас от ее присутствия готово разорваться Риммино сердце. Она приподнялась над Егоровым, посмотрела ему лицо, провела рукой по щеке и сказала:
– Я люблю тебя, как это ни странно…
Он опять притянул ее к себе, сжал в объятиях так, что у них обоих что-то где-то хрустнуло, и жарко шепнул в ухо:
– Мне не странно, потому что я чувствую то же самое.
– И что же ты чувствуешь? – прошептала она. Ей хотелось, чтобы и он сказал о любви, так неожиданно нахлынувшей на них.
И он сказал то, что ей так хотелось услышать:
– Я люблю тебя.
– Повтори…
– Я люблю тебя… Тебя… люблю…
– Разве так бывает?
– Значит, бывает, раз с нами случилось.
– Неужели все это из-за какой-то зубной щетки?
– Тебе хотелось бы, чтобы было как-нибудь по-другому?
– Не знаю… Нет… Мне хорошо так, как есть…
– И мне…
– Тогда… – Римма села на постели и взяла его правую руку. Не без труда она стащила с его пальца обручальное кольцо, подскочила к открытой форточке и выбросила его на улицу. Было слышно, как оно несколько раз обо что-то звонко ударилось. Римма вернулась в постель и спросила: – Тебе не жаль кольца?
– Нет, – ответил он.
– Оно золотое и толстое.
– Наплевать.
– Но ведь теперь тебе придется объяснять, куда делось кольцо.
– Придется… – улыбнулся Егоров.
– И что же ты скажешь?
– Пока не знаю.
– Скажешь, что меня любишь?
– Если потребуется, скажу.
– А как ты скажешь? И вообще, как нам теперь себя вести на работе?
– Не знаю… А ты знаешь?
– Я тоже не знаю, но мне кажется, я не смогу делать вид, будто между нами ничего нет.
– А между нами еще будет?
– Будет. Я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
И он опять принялся ее целовать, а она думала о том, что это лучший день в ее жизни. Она по-прежнему вздрагивала от его прикосновений и тянулась ему навстречу, и даже хотела умереть, понимая, что это самый пик того, что может быть между ними.
* * *
Лариса Ивановна Егорова видела в окно, как к дому подъехала машина ее бывшего мужа. Из нее выскочил Илюшка, но в салоне явно остался кто-то еще. И она могла бы присягнуть, что этот кто-то являлся женщиной. Лариса даже не стала расспрашивать сына, потому что и так чувствовала все нутром. Она любила Юрия. Все эти три года любила, и рыдала по ночам, и не могла смириться с разводом. Она иногда встречалась с Серегой, из-за которого, собственно, все и произошло, но этих встреч жаждало только ее тело, но никак не душа. Что же делать, если у нее такая ненасытная плоть? Она любила своего Юру всегда, но телу всегда было его мало. И Лариса определила себе для плотских (только плотских) утех Серегу, бывшего одноклассника и соседа по подъезду. Он был влюблен в нее с юности и всегда охотно спускался со своего девятого этажа на их пятый, стоило ей только сказать в телефонную трубку одно лишь слово «приходи». Быстрый секс с ним давал разрядку ее вечно томящемуся телу, и она, как самая любящая и верная жена, встречала мужа с работы. Действительно любящая и действительно верная. Ничего серьезного с Серегой у нее не было и быть ни могло. Но не зря говорят, сколь веревочке ни виться… Однажды Юра застал их прямо в коридоре в недвусмысленной позе. Он ничего не сказал и сразу ушел. Объяснений ее слушать не пожелал и очень быстро организовал развод через каких-то своих знакомых в загсе.
Лариса никак не могла понять, почему муж так остро среагировал на Серегу. Можно подумать, что сам без греха. Нет, она, конечно, с поличным его не ловила, но ни за что не поверит, что за пятнадцать лет супружества Юра никогда не изменял ей. Да такого просто не может быть! Все вокруг изменяют друг другу, но в крайности не впадают! У них с Егоровым была хорошая дружная семья, и рушить ее из-за какого-то банального секса с соседом – верх безрассудства! Хоть бы о сыне подумал! Илюшка по отцу очень тоскует и, похоже, считает ее виноватой в разрыве.
Конечно, она, Лариса, виновата, но не настолько, чтобы с ней разводиться! У Егорова наверняка что-то было с ее подругой Милкой. Не случайно у этой Милки, когда она видит Юру, глаза сразу делаются шальными и бесстыжими. Смотреть таким образом на мужчину, с которым никогда и ничего… никакая женщина не станет, потому что он здорово удивится. Егоров никогда не удивлялся.
Лариса понимала, что за три года, что они прожили с Юрой раздельно, у него наверняка были женщины. С одной она даже видела его как-то в универсаме. Так себе бабенция. Довольно жалкая. У Ларисы при виде ее даже ничего не шелохнулось в груди. Эта тетка наверняка играла в жизни ее бывшего мужа такую же роль, как в ее – друг юности и сосед по подъезду Серега. А вот то, что Егоров вез в своей машине одновременно Илюшку и какую-то женщину, Ларисе очень не понравилось. Ей хотелось расспросить сына о том, как выглядела женщина и какими глазами на нее смотрел отец, но она не посмела. Однако чем больше Лариса думала об этой женщине, тем муторней делалось у нее на душе.
Да за что же она так любит Егорова? Кажется, не половой гигант… И зарплата так себе… И почему бы ей не полюбить Серегу, который спит и видит ее, Ларису, в своей постели. Он в два счета разведется со своей Алкой, стоит ему только об этом намекнуть. Так нет! Не нужен ей Серега! Ей Егорова подавай. Конечно, лучше бы они оба оставались при ней, потому что очень разные и, соответственно, годны для разных дел. Но в случае возвращения Егорова домой она готова отлучить от своего тела сладострастника Серегу.
Лариса пометалась по квартире с полчаса, потом проверила у Илюшки домашнее задание по математике и решила съездить к Евстолии.
Когда Лариса впервые встретилась с матерью Юрия, обе сразу поняли, что они на равных. Жесткий цепкий взгляд Евстолии не смог проникнуть в Ларисину душу. Она легко отразила его своими жгучими глазищами с вишнево-карей радужкой. Сочный надменный голос Евстолии не смог и вполовину заглушить звонкие переливы Ларисиного. Тогда обе они курили, сидели в похожих позах, прямя спину и положив ногу на ногу. Их разговоры всегда напоминали Ларисе партию в теннис: кто отобьет мяч, кто пропустит. Обе пропускали редко. Евстолия была умна и высокомерна. Лариса неглупа и цинична. Она сразу поняла, что мать Юрия не хочет отпускать от себя единственного сына, а потому сделает все, чтобы расстроить их свадьбу, что наверняка уже не раз делала. Может быть, Лариса и захотела с такой силой замуж за Егорова, чтобы уесть его мамашу. Она не могла позволить Евстолии манипулировать ею. Лариса должна была вырвать Юру из цепких лап матери – и добилась своего. – Ну что ж, может быть, это и к лучшему, – произнесла Евстолия, когда Лариса показала ей обручальное кольцо, – лучше уж ты, чем кто-либо другой.
– И чем же это я лучше? – насмешливо спросила Лариса.
– Тем, что не размазня и не тряпка. Это во-первых. А во-вторых, с тобой он будет только телом, а душой останется со мной.
– Щас! – рявкнула тогда Лариса. – Он мой – целиком и полностью! И даже не зарьтесь!
– Дура, – спокойно ответила Евстолия. – За тело-то они крепче всего и держатся.
Они в тот день здорово отлаяли друг друга, а вечером Лариса в очередной раз убедилась, что во многом мамаша Юрия права. Он упивался Ларисиным телом и очень мало с ней разговаривал. Ее тело всегда действовало соответствующим образом как на Егорова, так и на Серегу, и еще на некоторых других, что попадались Ларисе в отпуске или на вечеринках, где она хотя и редко, но все же бывала без мужа. А что до души, то кто ее будет вспоминать в ежедневной будничной гонке или в жаркой супружеской постели? Да и развелся с ней Егоров вовсе не из-за высоких материй, а из-за того, что не захотел делить ее тело с другим мужчиной. Только и всего!
Евстолия не удостоила Ларису ни приветствием, ни вопросом. Она молча смотрела в лицо бывшей невестки и ждала, когда та начнет говорить первой. Ларисе захотелось повернуться и уйти, гордо хлопнув дверью, но она сдержала свой порыв, потому что толку от него не было бы никакого. – У него есть женщина, – сказала она, проигнорировав дежурные вопросы о здоровье и самочувствии.
– Он приводил ко мне ее, – бесстрастным голосом отозвалась Евстолия.
– Ну и?!
– У нее, Лариска, конечно, нет такого бюста, как у тебя, зато в избытке присутствует другое.
– Что?
– Он будет с ней разговаривать.
– О чем? – растерялась Лариса.
– Обо всем.
– В каком смысле?!
Евстолия презрительно улыбнулась, и многочисленные морщины ее лица трансформировались в глубокие лучи-рытвины, расходящиеся во все стороны от глаз и бледного рта.
– А в том смысле, моя милая, что он будет приносить именно на ее тощую грудь все свои беды и радости.
Ларисе стало нехорошо. Колени у нее подогнулись, и она обессиленно упала на стул, стоящий рядом с кроватью бывшей свекрови. Какой кошмар! Уже три года, как они в разводе, но кажется, будто только вчера она вышла за Юру замуж, а он вдруг взял и переметнулся к другой! Да она перегрызет горло этой твари! Все это время Лариса жила надеждой, что Егоров вернется, а тут вдруг замаячила чья-то тощая грудь…
– Зачем он ее приводил? – только и смогла спросить Лариса.
– Сдается мне, что Юра собрался на ней жениться.
– Не может быть… И кольцо снял?
– Нет, у меня он был с кольцом, но… снимет. Это всего лишь вопрос времени.
– Неужели все так серьезно? – еле просипела Лариса.
– Если бы не было серьезно, он не притащил бы ее сюда, – усмехнулась Евстолия.
– И как она? Хороша собой?
– Я же сказала, что ты – вне конкуренции в смысле… конфигурации тела… – И мамаша Егорова обвела сухонькой ручкой в меру пышные формы бывшей невестки.
– И что же тогда в ней такого, почему он… – Лариса не договорила, потому что слово «влюбился» по отношению к собственному мужу ей совершенно не хотелось произносить.
– Не знаю, – покачала головой старуха. – Только я сразу поняла, что тебе, Ларка, конец.
Невестка зло сощурила глаза и, скривив накрашенные губы в презрительной усмешке, тихо сказала:
– Исходя из всего вышесказанного, вам тоже – кранты, Евстолия!
– Представь, я это сразу поняла, как только ее увидела, а потому… В общем, не твое дело, что я предприняла, но только эта его Римма здорово обозлилась.
– Римма? Редкое имя для сегодняшнего дня…
– Вот именно… И эта «редкая» особа уведет у меня сына, а у тебя – мужа. Хотя и бывшего, а уведет окончательно! Попомни мое слово, Лариска!
– И что же делать? – осторожно спросила та, поскольку поняла: Евстолия что-то задумала. Ради того, чтобы сын по-прежнему ежедневно терся возле ее ложа, она готова пойти на многое, если не на все.
– Деньги есть? – спросила мать Егорова.
Лариса тут же полезла в сумку, но Евстолия остановила ее:
– Да не копошись ты! Я не про твое паршивое портмоне спрашиваю! Деньги нужны другие, большие!
– Для чего? – удивилась Лариса. Она тут же попыталась представить какие-нибудь способы употребления денег, пригодные для возвращения мужчины в лоно покинутой им семьи, но не придумала ни одного.
– В общем, так… – сказала Евстолия и, в возбуждении несколько отлепившись от своих подушек, начала излагать.
* * *
Полина Хижняк с отвращением смотрела на свой стильный мобильник, инкрустированный черным перламутром. Если бы он не был таким дорогим, она с удовольствием шарахнула бы им о стену, чтобы он разлетелся на мелкие кусочки. Именно по мобильнику ее любовник, за которого она очень хотела выйти замуж, Игорь Маретин, только что сообщил ей, что между ними все кончено. Конечно, его слова не были для Полины полной неожиданностью, а потому она не потеряла ни сознания, ни способности соображать. Она давно поняла, что у Игоря появилась другая женщина. Нет, от него не пахло чужими духами, и на одежде не было следов губной помады, но Маретин чересчур старательно делал вид, что постепенно теряет к Полине интерес. Ему, видимо, казалось, что бросить ее сразу будет некомильфо, и он растягивал процесс во времени. Она предпочла бы, чтобы ее сразу выдернули из сердца, как больной зуб из десны, но приходилось делать вид, что процесс «бросания» идет нормально и безболезненно.
Полина, пожалуй, могла бы даже назвать число, когда Маретин познакомился с другой. Это произошло сразу после Дня защитника Отечества. Ночью после праздника Игорь еще был нежным и пылким, а уже двадцать четвертого февраля замямлил про усталость и головную боль в тот самый момент, когда Полина только-только вошла во вкус и готова была предаваться страсти еще часа полтора. Тогда она, конечно, поверила, что у него болит голова и все такое… Но к Восьмому марта усталость Маретина превратилась в запущенно-хроническую. Видимо, на ее истощенной почве и взрос тот жалкий кустик плешивой мимозы, который он подарил Полине в честь женского дня. К кустику прилагалась коробка пересохших конфет, скорее всего купленная в переходе метро, и флакон туалетной воды без запаха и цвета, похоже, из соседствующего с конфетами бутика.
Полина любила Игоря Маретина, а потому изо всех сил бодрилась и не устраивала ему ни допросов, ни сцен ревности. Она надеялась, что та, другая, не сможет не почувствовать, что у Игоря есть еще кто-то, кроме нее, и проколется первой, а именно: закатит ему скандал. Маретин тогда сразу поймет, кто есть кто, и непременно вернется к Полине, поскольку только рядом с ней в любое время суток можно отдыхать душой и телом.
Сегодня Игорь отнял у Полины надежду на ближайшее, а также и на все последующие единения душ и тел. Он даже не стал утруждать себя какими бы то ни было объяснениями. Сказал, что они больше не увидятся, и, чуть помолчав, добавил инфернальное – никогда. Полина просипела жалкое «почему?», но Маретин трусливо отключился.
Полина могла сразу же, еще двадцать пятого февраля, узнать, кто позарился на ее потенциального мужа, и пресечь поползновения соперницы на корню, но посчитала подобные действия для себя унизительными. Она решила, что будет вести себя с Игорем так корректно и одновременно так сексуально-эротично, что у него в ближайшее время не останется никаких сомнений в том, кого из двух женщин выбрать.
Полине не везло в личной жизни, несмотря на весьма привлекательную внешность. Отчасти она сама была виновна в этом. В ее глубокие серые глаза с бархатной черной окантовкой влюблялись многие приличные молодые люди, но ее тянуло на несчастных и убогих. Годам к тридцати Полина стала считать это свойство собственной натуры таким же извращением, как, скажем, педофилия и прочие пагубные пристрастия. Однажды в бульварной газетенке, которую читала от скуки в транспорте, она напоролась на объявление: «Познакомлюсь с женщиной после тридцати, инвалидкой, желательно с одной ногой» и решила, что они с мужчиной, жаждущим неполноценную возлюбленную, почти одной крови. Всех Полининых молодых людей в некоторой степени тоже можно было отнести к инвалидам, так как они имели недостатки внешности, столь же неисправимые, как и отсутствующая нога.
Началось все в выпускном классе средней школы. Конечно, Полина, как и все девчонки, влюблялась и до этого бессчетное число раз, но влюбленности были детскими, глупыми, а потому мимолетными и не оставляющими в душе ни ран, ни воспоминаний.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Клубника со сливками'
1 2 3 4
Они с трудом добрались до дивана с неубранной, лишь небрежно накрытой покрывалом постелью. Римма, отдернув покрывало, упала лицом в подушку, хранящую уже такой знакомый его запах. Егоров склонился над ней, целуя шею и плечи. Он спускался вниз по спине, покрывая мелкими и частыми поцелуями ее дрожащее тело. Она не выдержала и развернулась лицом к нему и стала им, а он – ею. Все смешалось и переплелось. Женское и мужское стало единым и общим.
Потом, уткнувшись все еще горячим лицом в шею Егорова, Римма думала о том, как сильно любит его. Она любит его до звона в ушах, ломоты в висках, дрожи в пальцах и сухости в горле, мешающей дышать. И кто определил, когда уже можно говорить о любви, а когда еще рано? Кто знает, где граница между любовью и нелюбовью? Сегодня утром любви еще не было и в помине, а сейчас от ее присутствия готово разорваться Риммино сердце. Она приподнялась над Егоровым, посмотрела ему лицо, провела рукой по щеке и сказала:
– Я люблю тебя, как это ни странно…
Он опять притянул ее к себе, сжал в объятиях так, что у них обоих что-то где-то хрустнуло, и жарко шепнул в ухо:
– Мне не странно, потому что я чувствую то же самое.
– И что же ты чувствуешь? – прошептала она. Ей хотелось, чтобы и он сказал о любви, так неожиданно нахлынувшей на них.
И он сказал то, что ей так хотелось услышать:
– Я люблю тебя.
– Повтори…
– Я люблю тебя… Тебя… люблю…
– Разве так бывает?
– Значит, бывает, раз с нами случилось.
– Неужели все это из-за какой-то зубной щетки?
– Тебе хотелось бы, чтобы было как-нибудь по-другому?
– Не знаю… Нет… Мне хорошо так, как есть…
– И мне…
– Тогда… – Римма села на постели и взяла его правую руку. Не без труда она стащила с его пальца обручальное кольцо, подскочила к открытой форточке и выбросила его на улицу. Было слышно, как оно несколько раз обо что-то звонко ударилось. Римма вернулась в постель и спросила: – Тебе не жаль кольца?
– Нет, – ответил он.
– Оно золотое и толстое.
– Наплевать.
– Но ведь теперь тебе придется объяснять, куда делось кольцо.
– Придется… – улыбнулся Егоров.
– И что же ты скажешь?
– Пока не знаю.
– Скажешь, что меня любишь?
– Если потребуется, скажу.
– А как ты скажешь? И вообще, как нам теперь себя вести на работе?
– Не знаю… А ты знаешь?
– Я тоже не знаю, но мне кажется, я не смогу делать вид, будто между нами ничего нет.
– А между нами еще будет?
– Будет. Я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
И он опять принялся ее целовать, а она думала о том, что это лучший день в ее жизни. Она по-прежнему вздрагивала от его прикосновений и тянулась ему навстречу, и даже хотела умереть, понимая, что это самый пик того, что может быть между ними.
* * *
Лариса Ивановна Егорова видела в окно, как к дому подъехала машина ее бывшего мужа. Из нее выскочил Илюшка, но в салоне явно остался кто-то еще. И она могла бы присягнуть, что этот кто-то являлся женщиной. Лариса даже не стала расспрашивать сына, потому что и так чувствовала все нутром. Она любила Юрия. Все эти три года любила, и рыдала по ночам, и не могла смириться с разводом. Она иногда встречалась с Серегой, из-за которого, собственно, все и произошло, но этих встреч жаждало только ее тело, но никак не душа. Что же делать, если у нее такая ненасытная плоть? Она любила своего Юру всегда, но телу всегда было его мало. И Лариса определила себе для плотских (только плотских) утех Серегу, бывшего одноклассника и соседа по подъезду. Он был влюблен в нее с юности и всегда охотно спускался со своего девятого этажа на их пятый, стоило ей только сказать в телефонную трубку одно лишь слово «приходи». Быстрый секс с ним давал разрядку ее вечно томящемуся телу, и она, как самая любящая и верная жена, встречала мужа с работы. Действительно любящая и действительно верная. Ничего серьезного с Серегой у нее не было и быть ни могло. Но не зря говорят, сколь веревочке ни виться… Однажды Юра застал их прямо в коридоре в недвусмысленной позе. Он ничего не сказал и сразу ушел. Объяснений ее слушать не пожелал и очень быстро организовал развод через каких-то своих знакомых в загсе.
Лариса никак не могла понять, почему муж так остро среагировал на Серегу. Можно подумать, что сам без греха. Нет, она, конечно, с поличным его не ловила, но ни за что не поверит, что за пятнадцать лет супружества Юра никогда не изменял ей. Да такого просто не может быть! Все вокруг изменяют друг другу, но в крайности не впадают! У них с Егоровым была хорошая дружная семья, и рушить ее из-за какого-то банального секса с соседом – верх безрассудства! Хоть бы о сыне подумал! Илюшка по отцу очень тоскует и, похоже, считает ее виноватой в разрыве.
Конечно, она, Лариса, виновата, но не настолько, чтобы с ней разводиться! У Егорова наверняка что-то было с ее подругой Милкой. Не случайно у этой Милки, когда она видит Юру, глаза сразу делаются шальными и бесстыжими. Смотреть таким образом на мужчину, с которым никогда и ничего… никакая женщина не станет, потому что он здорово удивится. Егоров никогда не удивлялся.
Лариса понимала, что за три года, что они прожили с Юрой раздельно, у него наверняка были женщины. С одной она даже видела его как-то в универсаме. Так себе бабенция. Довольно жалкая. У Ларисы при виде ее даже ничего не шелохнулось в груди. Эта тетка наверняка играла в жизни ее бывшего мужа такую же роль, как в ее – друг юности и сосед по подъезду Серега. А вот то, что Егоров вез в своей машине одновременно Илюшку и какую-то женщину, Ларисе очень не понравилось. Ей хотелось расспросить сына о том, как выглядела женщина и какими глазами на нее смотрел отец, но она не посмела. Однако чем больше Лариса думала об этой женщине, тем муторней делалось у нее на душе.
Да за что же она так любит Егорова? Кажется, не половой гигант… И зарплата так себе… И почему бы ей не полюбить Серегу, который спит и видит ее, Ларису, в своей постели. Он в два счета разведется со своей Алкой, стоит ему только об этом намекнуть. Так нет! Не нужен ей Серега! Ей Егорова подавай. Конечно, лучше бы они оба оставались при ней, потому что очень разные и, соответственно, годны для разных дел. Но в случае возвращения Егорова домой она готова отлучить от своего тела сладострастника Серегу.
Лариса пометалась по квартире с полчаса, потом проверила у Илюшки домашнее задание по математике и решила съездить к Евстолии.
Когда Лариса впервые встретилась с матерью Юрия, обе сразу поняли, что они на равных. Жесткий цепкий взгляд Евстолии не смог проникнуть в Ларисину душу. Она легко отразила его своими жгучими глазищами с вишнево-карей радужкой. Сочный надменный голос Евстолии не смог и вполовину заглушить звонкие переливы Ларисиного. Тогда обе они курили, сидели в похожих позах, прямя спину и положив ногу на ногу. Их разговоры всегда напоминали Ларисе партию в теннис: кто отобьет мяч, кто пропустит. Обе пропускали редко. Евстолия была умна и высокомерна. Лариса неглупа и цинична. Она сразу поняла, что мать Юрия не хочет отпускать от себя единственного сына, а потому сделает все, чтобы расстроить их свадьбу, что наверняка уже не раз делала. Может быть, Лариса и захотела с такой силой замуж за Егорова, чтобы уесть его мамашу. Она не могла позволить Евстолии манипулировать ею. Лариса должна была вырвать Юру из цепких лап матери – и добилась своего. – Ну что ж, может быть, это и к лучшему, – произнесла Евстолия, когда Лариса показала ей обручальное кольцо, – лучше уж ты, чем кто-либо другой.
– И чем же это я лучше? – насмешливо спросила Лариса.
– Тем, что не размазня и не тряпка. Это во-первых. А во-вторых, с тобой он будет только телом, а душой останется со мной.
– Щас! – рявкнула тогда Лариса. – Он мой – целиком и полностью! И даже не зарьтесь!
– Дура, – спокойно ответила Евстолия. – За тело-то они крепче всего и держатся.
Они в тот день здорово отлаяли друг друга, а вечером Лариса в очередной раз убедилась, что во многом мамаша Юрия права. Он упивался Ларисиным телом и очень мало с ней разговаривал. Ее тело всегда действовало соответствующим образом как на Егорова, так и на Серегу, и еще на некоторых других, что попадались Ларисе в отпуске или на вечеринках, где она хотя и редко, но все же бывала без мужа. А что до души, то кто ее будет вспоминать в ежедневной будничной гонке или в жаркой супружеской постели? Да и развелся с ней Егоров вовсе не из-за высоких материй, а из-за того, что не захотел делить ее тело с другим мужчиной. Только и всего!
Евстолия не удостоила Ларису ни приветствием, ни вопросом. Она молча смотрела в лицо бывшей невестки и ждала, когда та начнет говорить первой. Ларисе захотелось повернуться и уйти, гордо хлопнув дверью, но она сдержала свой порыв, потому что толку от него не было бы никакого. – У него есть женщина, – сказала она, проигнорировав дежурные вопросы о здоровье и самочувствии.
– Он приводил ко мне ее, – бесстрастным голосом отозвалась Евстолия.
– Ну и?!
– У нее, Лариска, конечно, нет такого бюста, как у тебя, зато в избытке присутствует другое.
– Что?
– Он будет с ней разговаривать.
– О чем? – растерялась Лариса.
– Обо всем.
– В каком смысле?!
Евстолия презрительно улыбнулась, и многочисленные морщины ее лица трансформировались в глубокие лучи-рытвины, расходящиеся во все стороны от глаз и бледного рта.
– А в том смысле, моя милая, что он будет приносить именно на ее тощую грудь все свои беды и радости.
Ларисе стало нехорошо. Колени у нее подогнулись, и она обессиленно упала на стул, стоящий рядом с кроватью бывшей свекрови. Какой кошмар! Уже три года, как они в разводе, но кажется, будто только вчера она вышла за Юру замуж, а он вдруг взял и переметнулся к другой! Да она перегрызет горло этой твари! Все это время Лариса жила надеждой, что Егоров вернется, а тут вдруг замаячила чья-то тощая грудь…
– Зачем он ее приводил? – только и смогла спросить Лариса.
– Сдается мне, что Юра собрался на ней жениться.
– Не может быть… И кольцо снял?
– Нет, у меня он был с кольцом, но… снимет. Это всего лишь вопрос времени.
– Неужели все так серьезно? – еле просипела Лариса.
– Если бы не было серьезно, он не притащил бы ее сюда, – усмехнулась Евстолия.
– И как она? Хороша собой?
– Я же сказала, что ты – вне конкуренции в смысле… конфигурации тела… – И мамаша Егорова обвела сухонькой ручкой в меру пышные формы бывшей невестки.
– И что же тогда в ней такого, почему он… – Лариса не договорила, потому что слово «влюбился» по отношению к собственному мужу ей совершенно не хотелось произносить.
– Не знаю, – покачала головой старуха. – Только я сразу поняла, что тебе, Ларка, конец.
Невестка зло сощурила глаза и, скривив накрашенные губы в презрительной усмешке, тихо сказала:
– Исходя из всего вышесказанного, вам тоже – кранты, Евстолия!
– Представь, я это сразу поняла, как только ее увидела, а потому… В общем, не твое дело, что я предприняла, но только эта его Римма здорово обозлилась.
– Римма? Редкое имя для сегодняшнего дня…
– Вот именно… И эта «редкая» особа уведет у меня сына, а у тебя – мужа. Хотя и бывшего, а уведет окончательно! Попомни мое слово, Лариска!
– И что же делать? – осторожно спросила та, поскольку поняла: Евстолия что-то задумала. Ради того, чтобы сын по-прежнему ежедневно терся возле ее ложа, она готова пойти на многое, если не на все.
– Деньги есть? – спросила мать Егорова.
Лариса тут же полезла в сумку, но Евстолия остановила ее:
– Да не копошись ты! Я не про твое паршивое портмоне спрашиваю! Деньги нужны другие, большие!
– Для чего? – удивилась Лариса. Она тут же попыталась представить какие-нибудь способы употребления денег, пригодные для возвращения мужчины в лоно покинутой им семьи, но не придумала ни одного.
– В общем, так… – сказала Евстолия и, в возбуждении несколько отлепившись от своих подушек, начала излагать.
* * *
Полина Хижняк с отвращением смотрела на свой стильный мобильник, инкрустированный черным перламутром. Если бы он не был таким дорогим, она с удовольствием шарахнула бы им о стену, чтобы он разлетелся на мелкие кусочки. Именно по мобильнику ее любовник, за которого она очень хотела выйти замуж, Игорь Маретин, только что сообщил ей, что между ними все кончено. Конечно, его слова не были для Полины полной неожиданностью, а потому она не потеряла ни сознания, ни способности соображать. Она давно поняла, что у Игоря появилась другая женщина. Нет, от него не пахло чужими духами, и на одежде не было следов губной помады, но Маретин чересчур старательно делал вид, что постепенно теряет к Полине интерес. Ему, видимо, казалось, что бросить ее сразу будет некомильфо, и он растягивал процесс во времени. Она предпочла бы, чтобы ее сразу выдернули из сердца, как больной зуб из десны, но приходилось делать вид, что процесс «бросания» идет нормально и безболезненно.
Полина, пожалуй, могла бы даже назвать число, когда Маретин познакомился с другой. Это произошло сразу после Дня защитника Отечества. Ночью после праздника Игорь еще был нежным и пылким, а уже двадцать четвертого февраля замямлил про усталость и головную боль в тот самый момент, когда Полина только-только вошла во вкус и готова была предаваться страсти еще часа полтора. Тогда она, конечно, поверила, что у него болит голова и все такое… Но к Восьмому марта усталость Маретина превратилась в запущенно-хроническую. Видимо, на ее истощенной почве и взрос тот жалкий кустик плешивой мимозы, который он подарил Полине в честь женского дня. К кустику прилагалась коробка пересохших конфет, скорее всего купленная в переходе метро, и флакон туалетной воды без запаха и цвета, похоже, из соседствующего с конфетами бутика.
Полина любила Игоря Маретина, а потому изо всех сил бодрилась и не устраивала ему ни допросов, ни сцен ревности. Она надеялась, что та, другая, не сможет не почувствовать, что у Игоря есть еще кто-то, кроме нее, и проколется первой, а именно: закатит ему скандал. Маретин тогда сразу поймет, кто есть кто, и непременно вернется к Полине, поскольку только рядом с ней в любое время суток можно отдыхать душой и телом.
Сегодня Игорь отнял у Полины надежду на ближайшее, а также и на все последующие единения душ и тел. Он даже не стал утруждать себя какими бы то ни было объяснениями. Сказал, что они больше не увидятся, и, чуть помолчав, добавил инфернальное – никогда. Полина просипела жалкое «почему?», но Маретин трусливо отключился.
Полина могла сразу же, еще двадцать пятого февраля, узнать, кто позарился на ее потенциального мужа, и пресечь поползновения соперницы на корню, но посчитала подобные действия для себя унизительными. Она решила, что будет вести себя с Игорем так корректно и одновременно так сексуально-эротично, что у него в ближайшее время не останется никаких сомнений в том, кого из двух женщин выбрать.
Полине не везло в личной жизни, несмотря на весьма привлекательную внешность. Отчасти она сама была виновна в этом. В ее глубокие серые глаза с бархатной черной окантовкой влюблялись многие приличные молодые люди, но ее тянуло на несчастных и убогих. Годам к тридцати Полина стала считать это свойство собственной натуры таким же извращением, как, скажем, педофилия и прочие пагубные пристрастия. Однажды в бульварной газетенке, которую читала от скуки в транспорте, она напоролась на объявление: «Познакомлюсь с женщиной после тридцати, инвалидкой, желательно с одной ногой» и решила, что они с мужчиной, жаждущим неполноценную возлюбленную, почти одной крови. Всех Полининых молодых людей в некоторой степени тоже можно было отнести к инвалидам, так как они имели недостатки внешности, столь же неисправимые, как и отсутствующая нога.
Началось все в выпускном классе средней школы. Конечно, Полина, как и все девчонки, влюблялась и до этого бессчетное число раз, но влюбленности были детскими, глупыми, а потому мимолетными и не оставляющими в душе ни ран, ни воспоминаний.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Клубника со сливками'
1 2 3 4