-


Аннотация

Светлана Демидова Девушки выбирают героев
В подарок любимому Колпину, рабочему пригороду Санкт-Петербурга, в котором я прожила всю свою жизнь.
Все события являются вымышленными. Всякие совпадения случайны.
1979 год
– Каждый из вас должен что-нибудь написать на этой открытке, – сказал высокий красивый мальчик лет пятнадцати собравшимся вокруг него шестерым дворовым друзьям разного возраста и пола.
– А что именно? – спросила девочка, скорее всего, пятиклассница, с куцым хвостиком, завязанным так высоко на макушке, что скользкие прядки волос, распадаясь во все стороны, напоминали струи маленького фонтанчика. Девочке очень нравился этот красивый мальчик и хотелось написать на открытке что-то ему особенно приятное.
– Я же сказал «что-нибудь», то есть все равно что, – терпеливо объяснял он. – Только надо сделать так, чтобы никто не видел, что ты напишешь.
– Тогда я буду писать последней! – заявила девочка с хвостиком.
– Какая умная нашлась! – ядовито сказал мальчик с пухлыми розовыми щеками и светлой челкой, которая всегда стояла дыбом и не желала укладываться ни на какую сторону. Он каждое утро обильно смачивал свою непослушную челку водой, а потом прижимал ее ко лбу старой зимней кроличьей шапкой, но как только снимал ушанку, упрямые пряди немедленно приподнимались снова и торчали смешным птичьим хохолком. – Каждый захочет написать последним!
– Я первая сказала! – выкрикнула девочка, и глаза ее сразу наполнились слезами, поскольку она понимала, что пухлощекий мальчик ее запросто поборет, ведь он вдвое больше ее размерами и вчетверо сильнее.
– Не ссорьтесь, – по-взрослому устало произнес пятнадцатилетний красавец. – Все очень просто. Смотрите, я сейчас напишу что-нибудь в этом углу, а потом закрою строчки ну… хотя бы вот этой книжкой. – И он взял с полки сборник задач по химии. – Потом напишет следующий и так далее…
– Ага! А ты будешь стоять и читать, что мы пишем? Это неправильно! – сообразила умненькая пятиклассница.
– Даю честное слово, что читать не буду! Но, может быть, кто-нибудь здесь сомневается в моем честном слове?
Разумеется, в его честном слове никто не сомневался. А девочке, которая заподозрила его в том, что он собирается за всеми подглядывать, стало стыдно. Она втянула голову в плечи и постаралась прикинуться совсем маленькой и незаметной, но с хвостом-фонтанчиком сделать это было очень непросто.
Пятнадцатилетний командир, отвернувшись от друзей, что-то написал в уголке открытки, закрыл слова задачником и протянул ручку юной девушке примерно одного с ним возраста. У нее были чудесная пушистая коса, небрежно заброшенная набок, и маленький извилистый розовый шрамик на щеке, который не только не портил ее, а даже, наоборот, придавал ей некую загадочность. Пятиклассница с фонтанчиком на голове очень завидовала этому ее шрамику и мечтала завести себе точь-в-точь такой же, только не знала, как это сделать. Когда она прошлым летом падала с велосипеда, то специально постаралась задеть лицом какую-нибудь его острую часть и даже довольно-таки глубоко оцарапала щеку. Но царапина, к великому ее сожалению, к осени исчезла совершенно бесследно, не оставив после себя даже самой маленькой вмятинки.
Девушка с косой и шрамиком тоже что-то быстро написала, на всякий случай закрывшись ладошкой, и сдвинула учебник на свой текст.
После нее к открытке приложился мальчик с пухлыми щеками, потом смешная голенастая взлохмаченная девчонка неопределенного возраста, потом еще один мальчик лет двенадцати, тихий, интеллигентного вида, в очках. Пятикласснице, которая чуть не расплакалась зря, как раз и досталась последняя очередь. Она немножко подумала, покусала кончик ручки и тоже кое-что быстренько нацарапала.
Красивый паренек, в квартире которого все это происходило, быстро перевернул открытку на другую, ярко-голубую сторону, где была изображена красная восьмерка, бокастая и веселая, олицетворяющая собой международный праздник – Женский день. На самом деле на дворе уже вовсю буйно цвел май, и восьмерка на открытке не значила ровным счетом ничего.
Мальчик взял ножницы и, стараясь смотреть только на бокастую цифру, неровными кривыми линиями разрезал открытку на шесть частей. Потом он тщательно перетасовал в руке эти части, как тощенькую колоду карт, и выдал каждому из присутствующих по одному кусочку разрезанной открытки.
– Только чур сейчас не глядеть, что написано на обороте! – предупредил он. – Прочитаете потом, когда разойдетесь по домам.
Мальчики сразу засунули свои куски открытки в карманы брюк, девушка с косой убрала в нарядную белую сумочку, которую ей недавно подарили на день рождения. Девчушка неопределенного возраста положила обрезок в растоптанную туфельку, а пятиклассница все вертела в руках свой кусок и не знала, куда его пристроить. У нее не было ни карманов, ни сумочек, а туфли она снимать не хотела, потому что утром не смогла найти чистых гольфов и надела грязноватые и даже слегка продранные. На какой ноге была драная гольфина, она забыла, а потому решила не позориться и туфли не снимать.
Хозяин комнаты, заметив ее мучения, протянул ей журнал «Юность» и предложил положить кусок открытки между его страницами.
– Журнал потом принести? – с надеждой в голосе спросила пятиклассница.
– Не надо. Я его уже весь прочитал. Сдашь после в макулатуру, – безжалостно ответил он.
Все немного помолчали, а потом девушка со шрамом спросила:
– А что станем делать, если в двухтысячном году здесь ничего уже не будет?
– Как это не будет? – испугалась пятиклассница. – А куда все денется?
– Снесут.
– Что значит снесут?
– Ну, какая же ты бестолковая! Снесут – значит разрушат.
– А зачем? – забеспокоилась уже и девчушка неопределенного возраста. Она жила в этом доме с самого рождения, и, хотя сейчас переезжала с родителями на новую квартиру, ей все равно было его жаль.
– Разрушат, чтобы построить новый дом, более красивый и комфортабельный, – с достоинством старшей по возрасту объяснила ей девушка со шрамиком.
– Я думаю, что эти дома на нашей улице не снесут, – уверенно сказал красавец. – Их еще пленные немцы строили. Есть в них нечто такое… даже не знаю, что именно… Они придают нашему городу своеобразие. Когда их к праздникам красят, то со своими белыми лепными украшениями они очень даже хороши! А наш дом углом вообще как корабль! Еще и с башенкой!
– Зачем же тогда нас всех из него выселяют? – спросил пухлощекий мальчик, безуспешно пытаясь растопыренной пятерней уложить непокорную челку на подобающее ей место.
– Ты что, не слышал: в нашем доме собираются устроить гостиницу. Он же расположен рядом с вокзалом. Гостям города будет очень удобно до него добираться.
– Да какие гости у нашего городка? – усмехнулась девушка со шрамом. – Это ведь пригород! Да еще рабочий! Что у нас, кроме завода, есть интересного? Это не Петродворец, не Пушкин, не Гатчина, а так… какое-то жалкое Колпино… Одно название чего стоит!
– Ничего не жалкое! Колпица – это, между прочим, такая птица вроде журавля. Они раньше в наших местах водились! – возмутился хозяин квартиры и патриот родного города. – А наш Ижорский завод на всю страну знаменит! И в гостинице будут останавливаться командированные на него люди. Они обычно приезжают перенимать у нас опыт.
– Да через столько лет, если хотите знать, – вмешался малолетний интеллигент в очках, – здесь вместо этого немецкого дома построят гостиницу из сплошного стекла и мрамора!
– Даже если и так! Вокзал рядом все равно останется. Автобусное кольцо тоже останется. Мы это место ни с каким другим ни за что не перепутаем!
– Тогда уж, может, лучше на вокзале встретиться? – предложила все та же сообразительная пятиклассница.
– Нет, вокзал – это как-то не того… – поджал губы пухлощекий. – Давайте знаете где?! У памятника Ленину на привокзальной площади! Уж он-то точно никуда не денется!
– А что? Это идея! – подхватила уже почти совсем взрослая девушка со шрамом.
– Предлагаю первую скамейку справа, если стоять лицом к Ленину, – наконец взяла слово девчушка с куском открытки в растоптанной туфельке.
Все присутствующие обернулись с вопросительными лицами к своему пятнадцатилетнему предводителю.
Тот для вида немножко подумал и ответил всем на радость:
– Да, пожалуй, можно! Ленина, конечно же, не снесут!
Девушка с косой и шрамом заглянула ему в глаза и спросила:
– Только мне не нравится, что ты придумал встречаться в двухтысячном году. Мне тогда стукнет тридцать семь лет… Совсем старухой буду. Наверно, и смотреть-то будет противно. – При этих словах она перекинула пушистую косу с одного плеча на другое, и все сразу поняли, что она напрашивается на похвалу. Ясно же, что такие красавицы никогда не превращаются в старух. В старух превращаются другие, некрасивые и глупые, вроде Вальки по прозвищу Который Час.
– Ну, это понятно, почему мне хочется встретиться в двухтысячном, – улыбнулся красавец. – Новое же тысячелетие начнется! Все, наверно, будет как-то необычно и здорово! И мы станем совсем-совсем другими! А кто желает встретиться раньше – никто же им не мешает! Новыми адресами мы обменялись. Приходите ко мне на новую квартиру! Я буду только рад! – И он с особым значением посмотрел на девушку с косой.
Она потупила длинные ресницы и даже слегка покраснела.
Пятиклассница, скручивая в руках журнал «Юность», подумала при этом, что ни в какую не придет к нему в гости до двухтысячного года. Она уже подсчитала, что в двухтысячном ей будет тридцать два. Это, конечно, тоже многовато, но получше все-таки, чем тридцать семь. Еще посмотрим, кто окажется красивей! Вот ее собственной родной тете Маргарите уже тридцать четыре, а она такая красавица, что глаз не оторвать! А Зинаиде – соседке по коммунальной квартире, из которой они наконец выезжают, – всего тридцать шесть, так на нее же смотреть невозможно. Нос фиолетовый, глаза заплывшие, а на голове вместо волос вообще мох какой-то растет!
– А почему тогда не в новогоднюю ночь? – опять спросила девушка с косой.
– Боюсь, потеряемся! В ночь двухтысячного наверняка весь город на улицу высыплет. Так что лучше, как договорились, – в мой день рождения, четырнадцатого февраля! Будет сразу три повода для праздника: мое тридцатишестилетие, новый век и наша встреча!
Когда все уже собрались расходиться по домам, пятнадцатилетний красавец крикнул:
– Не забудьте только свои части открыток! Мы наверняка так изменимся, что только по этим кусочкам и сможем узнать друг друга. Вот увидите, как интересно будет их сложить и прочитать, о чем мы думали много-много лет назад!
Войдя в свой подъезд, пятиклассница мгновенно взлетела на второй этаж и вытряхнула на подоконник из журнала свой кусочек открытки. Ей достались прищуренные глаза веселой красной восьмерки. Это хорошо. Самый красивый мальчик из их дома как раз начинал писать сверху. Сейчас она узнает, что он там сочинил. Жаль, что обрезано косо. Могло не все поместиться.
Девочка с трепетом перевернула кусок открытки. На другой его стороне было написано: «Я тебя всегда…», – а рядом, уже другим почерком и слегка наискосок, два слова: «…точно никто…»
Про первую часть все понятно. Конечно же, это предназначено девочке со шрамиком. Наверняка что-то вроде: «Я тебя всегда буду любить!» Обидно, конечно, но, как говорится в русских народных сказках, делать нечего. Пятиклассница печально шмыгнула носиком и задумалась о других словах, которые прочла. Что означает «точно никто»? Ни за что не догадаешься. Вроде бы второй писала красавица с чудесным шрамиком, а может, и нет. Почему-то это вылетело у пятиклассницы из головы. А почерка друзей девочка не знала. Они все учились в разных классах. Дружили во дворе. Почему они сбились такой странной разновозрастной компанией, теперь уж и не вспомнишь. Как-то само собой получилось. Конечно, иногда старшие отбивались от младших, что вполне объяснимо. Но все шестеро обожали играть в самые что ни на есть детские игры типа пряток, казаков-разбойников, в штандер, ромбы и «Море волнуется раз, море волнуется два…»
Пятиклашка полистала журнал «Юность» и аккуратно отщипнула от одной из его страниц нарисованную девушку с волосами в виде тонких веточек с овальными листочками. Потом она сползла с подоконника, сбегала домой, вытащила из портфеля сиреневую фольгу, которую ей подарила месяц назад соседка по парте Олька, голубоватое стекло от разбитой молочной бутылки и галопом понеслась на привокзальную площадь, где на гранитном цоколе стоял знакомый до последней складки развевающегося пиджака Владимир Ильич Ленин.
Девочка осмотрелась вокруг, не заметила ничего опасного и тихонько забралась в самую глубь кустов, которые сейчас только-только начинали расцветать мелкими розовыми цветочками. Вместо них летом повиснут оранжевые прозрачные гроздья ягод. Все ребята во дворе называли их волчьими и никогда не ели.
Пятиклассница плюхнулась на газон прямо на колени и, как кошка лапками, быстро-быстро заработала обеими руками. Она вырыла под особо толстым стволиком куста приличную по глубине ямку и аккуратно расстелила на ее дне сиреневую фольгу. На фольгу в самом центре положила рисованный портрет девушки с листиками на голове из журнала «Юность». Чтобы не так противно выделялись рваные края портрета, девочка сорвала с куста несколько кисточек розовых цветочных бутончиков и красиво укрыла ими переход от листа к фольге. Потом протерла подолом платья выпуклое стекло от молочной бутылки и закрыла им все уложенное в ямку. Фольга, конечно, сразу же несколько смялась, а лицо девушки на портрете смешно исказилось, но, в общем, все равно получилось очень красиво. Пятиклассница зарыла свой «секрет», тщательно утрамбовала землю, засыпала сухой, похожей на пыль землей газона, на котором пока лишь кое-где кустилась свежая травка, и поднялась на ноги. Так, теперь надо запомнить место… Впрочем, это легко. «Секрет» находится как раз напротив Ленина, с другой стороны были двери столовой, а до конца линии кустов ровно три шага.
Наши дни Игоря разбудил будильник. Он прихлопнул его рукой и опять уткнулся в подушку. Нет, пожалуй, рисковать не стоит. Он уже два раза так просыпал. Парень привстал, взял со стола очки с очень толстыми стеклами, в такой же толстой отвратительной оправе, водрузил это сооружение на нос и посмотрел на часы. 07.15. Пора вставать.
В трусах и футболке он прошлепал в ванную, по пути кивнув матери и отцу, которые уже завтракали на кухне. В ванной Игорь глянул на себя в зеркало и гадливо поморщился. Ну и рожа! На носу просто два телескопа!
– Отчего такое кислое лицо? – спросил отец, когда сын шлепнулся на табуретку в кухне.
– Спать охота, – пробурчал Игорь и с мрачным видом откусил кусок бутерброда, заботливо положенного ему на тарелку матерью.
– Так можно и День влюбленных проспать, – прощебетала она и нежно поцеловала мужа в щеку.
– Какая пошлость, – еще мрачнее буркнул сын. – Восьмого марта им мало!
– «Им» – это кому? – с усмешкой спросил отец.
– Всем нашим! Рос-си-я-нам! Ничего сами придумать не могут! Европейцы хреновы! Праздновали бы, к примеру, какой-нибудь день Ивана Купалы! Так нет! Монаха Валентина им подавай! Католики православные!
– Да-а-а… Нынче мы здорово не в духе, – констатировал отец. – Явно не с той ноги встали. – Повернув улыбающееся лицо к жене, он обратился к ней: – Ну а я, дорогая моя, как самый типичный «хренов европеец», тебя очень люблю и поздравляю с днем только что всуе упомянутого монаха! Пока лишь словесно! Но вечером… – Он склонился к уху жены и, лукаво поглядывая на сына, довольно громко прошептал: – Ты получишь вещественные доказательства моей преданности. В общем, с тебя – курица-гриль!

* * *
Мать Игоря, Евгения Яковлевна Краевская, или попросту Женя, проводив мужа на работу, а сына в школу, где он учился в выпускном классе, задумалась. Что же подарить Сергею на Валентинов день? Она точно знала, что вечерним «вещественным доказательством его преданности» станет традиционный горшочек с гиацинтом. С тех пор, как в России вдруг стали праздновать День влюбленных, муж непременно приносил ей в подарок гиацинт. К его чести надо сказать, что каждый раз гиацинты были разного цвета: в прошлом году, например, цветок был нежно-розовым, а в позапрошлом – белым. В этом году, скорее всего, он будет лиловым или фиолетовым, потому что гиацинтов других цветов Женя никогда не видела.
Вообще-то к цветам она относилась неплохо, а ко Дню влюбленных – примерно так же, как сын. Праздник казался ей искусственным и ненатуральным, уместным скорее в кукольном мире Барби или в мультяшном Диснейленде. Все эти шоколадные сердца, надувные шарики на палочках, мягкие зверюшки с надписью на пузе «I love you» почему-то ее раздражали.
1 2 3 4