Лэниган Кэтрин
Волшебное очарование Монтаны
Кэтрин ЛЭНИГАН
ВОЛШЕБНОЕ ОЧАРОВАНИЕ МОНТАНЫ
Анонс
Он - преуспевающий брокер из Чикаго, сугубо городской человек. Она девушка, выросшая в уединенной хижине в горах, вдали от людей и цивилизации. Они нашли друг друга в горах Монтаны - нашли, чтобы никогда не разлучаться.
Глава 1
Хр-руп!
Стоя под слабой струйкой ледяной воды в душевой без дверей, которую дедушка построил шестьдесят пять лет тому назад, Моника Скай никак не ожидала услышать треск ломаемой ветки. Подобный звук означал лишь одно - опасность.
Тело будто пронзило током. Моника кинулась к дробовику, прицелилась и выстрелила в смутный силуэт неповоротливого зверя. Вой, очень похожий на человеческий вопль, прорезал воздух. Моника напрягла зрение, пытаясь разобрать, что за существо корчится на земле. При чувстве опасности ей не нужно было дневного света: по запаху, по звуку она сразу понимала, откуда исходит угроза. За двадцать лет жизни среди диких зверей Моника научилась стрелять быстро и без промаха. В мыльной пене, стекающей по стройной спине и ногам, она скрылась за высокой сосной, где оставила тонкое льняное полотенце, принадлежавшее ее бабушке Аделаиде, еще до того, как они с дедушкой осели в этих краях в конце 1920-х. Моника накинула его на себя. В критических ситуациях не до одежды.
Девушка бросилась в хижину за старым фонарем, с которым частенько преследовала лисиц, волков или диких горных кошек, то и дело нападавших на домашний скот, и приблизилась к стонущему существу, подстреленному ею.
- Проклятье! Ты что - задумала убить меня? - услышала Моника искаженный от боли мужской голос.
- Да. - Она подняла высоко над головой фонарь и бесцеремонно уставилась на мужчину.
- Почему? Я же ничего не сделал!
Моника подумала, что мужчина застонал громче прежнего не столько из-за физической боли, сколько желая подчеркнуть несправедливость учиненной над ним расправы.
- Нарушения права частной собственности уже достаточно...
- ..чтобы приговорить к смерти? - прервал ее незнакомец. - Ты чокнутая?
- Кое-кто говорит, что да, - промолвила Моника, выразительно пожав плечами.
Не сводя с нее глаз, с искаженным от боли лицом, мужчина поднялся на ноги, стараясь не делать резких движений, поскольку ствол ружья был направлен ему в голову.
- Они правы! О, господи! - Он зажал ладонью бедро, из которого сочилась кровь. - Я заблудился, понятно?
- А по-моему, ты всего-навсего любитель подглядывать, - с угрозой в голосе возразила она. - Ты часто этим занимаешься?
- Никогда, - ответил мужчина, смахивая хвою с новеньких голубых, запятнанных кровью джинсов и свитера из кашемира и стараясь при этом не причинить себе боль. - Послушай, я не преступник и не хочу тебя обокрасть. Просто случайно увидел тебя обнаженной. Я не подглядывал, клянусь Богом!
Что-то в его голубых глазах, устремленных на ее плечи и грудь, подсказывало ей, что минуту назад мужчина занимался не чем иным, как именно подглядыванием.
- Лжец!
Моника вновь нацелила на незнакомца ружье. Он издал глубокий гортанный звук и наконец выпрямился во весь рост. В нем было более шести футов. Несмотря на широкие плечи, узкие бедра и плоский живот его мускулатура не была столь хорошо развита, как у местных горцев и фермеров. Насколько могла судить Моника, этот мужчина не обременял себя добросовестным фермерским трудом изо дня в день. На его мужественном лице выделялась крепкая челюсть, будто вытесанная из гранита. Голову украшали густые вьющиеся волосы цвета каштана. Глаза незнакомца были почти такого же глубокого синего оттенка, как фиолетовые кромки Биттеррутских гор. Темные, вразлет брови придавали лицу серьезное, решительное выражение.
Но искры гнева, которые метали его глаза, заставляли Монику держаться в отдалении. Столь же хищный взгляд она множество раз замечала у пум и рысей, а потому не доверяла ни единому слову незнакомца.
- Разворачивайся и ступай туда, откуда пришел, - велела она.
- С удовольствием, но я не знаю дороги. А кроме того, прошу заметить, что я истекаю кровью! взмолился мужчина. - Я был бы весьма признателен, если бы ты вызвала "скорую помощь". Надеюсь, это не очень обременительная просьба.
- Зачем?
- Мне нужен врач! Неужели не видишь? Или надо умереть, чтобы пробудить в тебе хоть крупицу сочувствия?
Она качнула стволом, демонстрируя готовность выстрелить.
- Ты пробудишь во мне сколько угодно сочувствия, как только исчезнешь с моих глаз.
Пошатываясь и изнывая от боли и гнева, мужчина неожиданно споткнулся и наступил на цветы, разбросанные по земле. На мгновение он удивился тому, что эта чокнутая находит время украшать лужайку перед домом собранными в лесу цветами.
- Ты всегда так агрессивно держишь оборону? спросил он. - На этой заброшенной ферме совершенно нечего взять.
- На ранчо, - поправила она, по-прежнему не сводя с него глаз.
- Прекрасно. Пусть на ранчо. Но как ни назови, рухлядь остается рухлядью. На твоем месте я бы все здесь разрушил и отстроил заново. - Мужчина со смешком оглядел бревенчатую хижину, бледно-красный выцветший сарай, водокачку с желобом, ветряную мельницу за сараем. - Держу пари, что это место не знало ремонта с...
- ..с двадцать восьмого года, когда мой дедушка отстроил его. С тех пор здесь жили только бабушка и я.
- Да? И где же твоя бабушка? Может, она обладает большей чуткостью и вызовет врача для меня?
Моника указала ружьем на землю под ногами незнакомца:
- Она умерла. Ты стоишь на ее могиле. Чувствуя, как по спине побежали мурашки, мужчина убрал ногу с цветов.
- Прости. Я не знал.
- Похоже, ты многого не знаешь об этих краях.
- Согласен. Но я быстро обучаюсь.
- Поскольку ты вряд ли одолеешь и милю из-за раненой ноги...
- Раненой по твоей вине, - заметил с укором мужчина.
- ..то мне придется подбросить тебя на машине.
- Ни в коем случае! Не желаю больше ни минуты оставаться с такой ненормальной, как ты, - усмехнулся он и добавил после того, как ему свело от боли ногу:
- Я сам вызову врача из собственного дома!
Моника помотала головой; мокрые длинные волосы разметались по плечам.
- Я знаю в этих горах каждое ранчо и каждую ферму. Никогда не видела тебя здесь раньше.
- Это потому, что я лишь недавно купил ферму у Харрисонов.
- Не может быть! - изумилась Моника. - Я бы знала. Их земля примыкает к моей.
- Именно это я и хотел тебе сообщить. Я всего лишь исследовал свои владения и случайно забрел на твой участок.
- Никто в городе не известил меня о твоем приезде, - усомнилась Моника, предостерегающе блеснув глазами.
- Когда ты была в Силвер-Спе в последний раз? спросил он, разглядывая тонкое, изъеденное молью полотенце, облепившее ее гибкое тело так, что отчетливо обрисовывались все округлости и даже родинки на коже. Казалось, будто он рассматривает обнаженную женщину сквозь дымчатую вуаль. Остин подумал, что эта красавица, похоже, не знает себе истинной цены. Если бы знала, то накупила бы изысканного белья, куда лучше той старой тряпки, что намотана вокруг ее тела.
- Я бываю в городе достаточно часто, - возразила она.
- Прекрасно, тогда ты знаешь туда дорогу... просветлел мужчина, улыбнувшись впервые за все время их беседы. Моника не могла не заметить, насколько обворожительна его улыбка. Она не сомневалась, что незнакомец - один из тех самовлюбленных проходимцев, о которых ей рассказывали мама и бабушка, тех, что одеваются броско, щеголяют модными словечками и с улыбкой меняют одно мнение на другое. Такими были ее дедушка, Фостер Скай, и отец, Тед Мартин. Мужчины, которые "используют женщину", а потом бросают ее с разбитым сердцем на произвол судьбы. От таких надо держаться подальше, а еще лучше - не подпускать на ружейный выстрел. - ..и сможешь подбросить меня до больницы.
- В Силвер-Спе нет больницы. Только врач, но он не принимает по ночам. Придется ждать до утра или извлечь дробинки самому.
- Дробинки? А я думал, что это - пуля, - пробубнил он себе под кос, но так, что и она услышала. -Я не могу извлечь их: я брокер, а не доктор.
Его слова показались ей довольно странными, поскольку она знала, что брокеры связаны с биржей и живут обычно в Нью-Йорке, а не в Биттеррутских горах. Ее дедушка работал брокером на бирже в 20-х годах, хотя и прожил большую часть жизни в Сан-Франциско. Ему улыбнулась удача в бизнесе, и он купил здешнюю землю, желая сбежать от городской суеты. Моника окинула незнакомца проницательным взглядом. На глаз не определишь, что это за фрукт.
- Я не говорила, что ты доктор. Я всего-навсего хочу сказать, что здесь нет ни "скорой помощи", ни больницы, ни доктора. Во всяком случае, до утра.
- Ладно, потерпим до утра, - сказал он и вновь застонал. - Если единственное, что ты можешь предложить, - это довезти меня до дома, то я готов принять эту крупицу милосердия. Однако не могла бы ты поторопиться? Я истекаю кровью.
- Ты, похоже, нытик, - засмеялась Моника. Она попятилась от мужчины, по-прежнему держа его на прицеле. - Прежде всего мне нужно одеться. Стой на месте и не дергайся.
Моника оставила фонарь за стенами дома не столько ради незнакомца, сколько ради себя самой: так легче было присматривать за ним из спальни. По этой же причине она не задернула занавески на окнах. Ей было все равно, увидит он, как она одевается, или нет. Зато ей было далеко не безразлично, не предпримет ли он попытки сделать шаг в сторону хижины. Ни один мужчина доселе не переступал порога ее дома, наполненного бабушкиными антикварными вещами и сокровенными предметами ее собственного быта. Это было имущество рода Скай, и ни при каких условиях оно не будет принадлежать мужчине.
Моника натянула голубые, вылинявшие от времени джинсы, сунула ноги в старые ковбойские сапоги, надела свою любимую фланелевую рубашку из красной шотландки, которая, по утверждению бабушки Аделаиды, была куплена в тридцатые годы и после множества стирок в чистейшей дождевой воде стала мягкой как шелк, и подхватила ключи от подержанного грузовика, купленного ее мамой.
Прежде чем покинуть хижину, Моника проверила, всюду ли выключен свет. Привычку экономить на электричестве и воде она унаследовала от Аделаиды и Розы. Каждый дюйм своего дома она знала столь же хорошо, как каждое дерево и каждый цветок, растущие в ее владениях: Моника могла бы с закрытыми глазами проследовать через просторную, но уютную гостиную к выходу.
Затворив за собой входную дверь, она услышала собачий лай. Это был голос шотландской овчарки Дэйзи, которая, очевидно, только что прибежала с восточного пастбища, где паслась небольшая отара овец Моники. Дэйзи была надежным сторожем. Никогда раньше собака не возвращалась к хижине до наступления темноты. Однако сегодня Дэйзи учуяла пришельца и сочла своим долгом прогнать его подальше от дома и своей хозяйки.
- Дэйзи! Все в порядке. - Моника с улыбкой приблизилась к длинношерстной, черно-белого окраса собаке. - Это наш сосед. Во всяком случае, по его заверениям.
Овчарка сразу перестала лаять, но по-прежнему держала незнакомца в поле зрения.
- Я действительно твой сосед. Поверь мне! - нахмурился мужчина.
- Почему я должна тебе верить? - усомнилась Моника, направляясь к темно-синему грузовику. - Ты до сих пор не назвал даже своего имени.
Медленно проковыляв между Моникой и рычащей овчаркой, мужчина пробубнил сквозь зубы:
- Ты до сих пор не спросила меня об этом. Моника замерла. Резко развернувшись к нему лицом, с румянцем гнева на щеках, она произнесла:
- Ты должен был представиться сам. В твоем воспитании, мистер, большие пробелы. Если бы ты сразу назвал свое имя, то ничего этого, возможно, не случилось бы.
Он хлопнул себя ладонью по лбу, но глаза его сохраняли скептическое выражение.
- Синклер. Остин Синклер.
- Залезай в машину, Остин Синклер. С радостью доставлю тебя до дома, чтобы ты унял там свои боли.
- Ты всегда столь же любезна, мисс?.. - спросил он, садясь в грузовик.
- Далеко не всегда, - ответила она сдержанно. -Кстати, мое имя - Моника Скай. Мама хотела назвать меня Монтаной, чтобы я всегда помнила, откуда родом, но бабушка сказала, что Монтана не очень-то подходящее имя для дамы.
- Она права, - подтвердил мужчина. Моника дала знак Дэйзи вскочить в грузовик. Заводя мотор, она кинула на Остина насмешливый взгляд.
- Итак, ты один из тех, кто мотается по стране и сгоняет людей с насиженных мест. Я слышала про таких.
- Я никого не "сгонял" с насиженного места. Харрисоны продали мне землю по доброй воле.
- Ну да! За все эти годы я ни разу не слышала от них о желании совершить такую глупость.
Остин закрыл глаза в надежде приглушить боль.
- Послушай, поскольку нам выпало стать соседями, то ты могла бы, наверное, оказать дружескую услугу и.., помолчать.
- Это мне по душе, - ответила она.
Моника подняла глаза на полную луну, освещавшую грунтовую дорогу. Луна была похожа на мерцающее серебром озеро, воспарившее над волшебными горными вершинами цвета индиго. Множество раз Моника испытывала безумное желание шагнуть в мир за этими горами, но всегда ее отрезвляло сознание, что ее подлинная жизненная цель - это родной дом и родные корни, глубоко ушедшие в здешние края.
От других она слышала о гипнотической луне над далеким Средиземным морем или о красотах лунного света в экваториальных странах, но не вполне доверяла этим речам. Луна над Монтаной напоминала один из тех кружевных зеркальных шаров, которые бабушка обычно развешивала в гостиной в канун Нового года. После пожелания друг другу здоровья, богатства и счастья Аделаида советовала Монике полагаться только на собственные силы, чтобы воплотить мечты в реальность.
Моника не верила ни в сказки, ни в досужие вымыслы, ни в мужские слова о доверии. Она была реалисткой. Луна не сойдет со своей орбиты. Жаль, что не все понимают это.
Глава 2
Моника свернула на деревенскую дорогу, которая вела из ее земель к Харрисонам.
- Это ненадолго, девочка, - рассеянно сказала она Дэйзи, спокойно сидящей на обитом рассохшейся кожей сиденье между хозяйкой и незнакомцем.
Моника не могла понять, почему Харрисоны уехали не попрощавшись. Их исчезновение повергло ее в печаль, сродни той, что бывает после смерти близких. Как бы там ни было, но у Моники возникло чувство, будто она брошена.., в очередной раз. Она больше не увидит старушку Харриэт, очаровательную ирландку, подругу Аделаиды. Ту самую Харриэт, которая постоянно угощала Аделаиду своей выпечкой, соленьями, желе или просто приходила поболтать. Аделаида в ответ обучала Харриэт шитью, вязанию, плетению кружев и вышиванию. Харриэт была тем живым звеном, что связывало Монику с бабушкой. Вместе они предавались воспоминаниям, пересказывали любимые бабушкины истории о детстве ее внучки в горах. Благодаря Харриэт Моника никогда не забывала о тех жестокостях, что ей довелось пережить в школьную пору. Она с радостью бы стерла из памяти то время.
- Необязательно провожать меня до дома, - вывел ее из задумчивости Остин.
- Меня это не обременит. Хотя, по-моему, ты вполне мог бы в наказание добрести до дома своими ленивыми ногами.
Остин застонал в полный голос.
- У меня не "ленивые ноги", а ранение по твоей вине! Я всего лишь хочу поскорее избавиться от тебя и твоей зловещей собаки!
Она нажала на тормоза и резко остановила грузовик. Остин вылез, придерживая раненую ногу. Дэйзи готова была наброситься на Остина, едва тот сделает неверный шаг. Трудно сказать, от чего он устал больше - от нацеленного на него ружья Моники или от мысли, что зубы овчарки вот-вот вцепятся в его раненую ногу.
- Спасибо, что подбросила меня. - Он с опаской заковылял к дому вслед за Моникой. - Теперь ты на моей земле, и, пожалуйста, покинь ее. В противном случае я возьму ружье и подстрелю тебя, ясно? Как тебе это понравится?
- Ты осквернил дом Харрисонов! - всплеснула руками Моника. - Что ты натворил? Разрушил крышу, фасад... Господи, дом выглядит так, будто в него угодила молния!
- Отныне это мои владения. Я волен поступать здесь как пожелаю. Я расплатился за дом наличными. - Добравшись до дверного проема, где некогда была входная дверь, он повернулся лицом к Монике. - Я отстрою его заново на современный лад.
От дома Харриэт и Чака не осталось практически ничего. Моника хорошо помнила их старую кухню с белыми столешницами, с крытым линолеумом в черно-белую полоску полом, с печкой, работавшей от баллонов с газом, от которой по всему дому шел аромат свежей выпечки. Помнила старинные немецкие часы с кукушкой на стене, коллекцию петухов из фаянса, дерева, гипса и фарфора, которые Харриэт расставляла по полкам, столам и подоконникам. Маленькой девочкой Моника собирала цветы для Аделаиды, Розы и Харриэт. Всякий раз, когда она вешала на шею Харриэт гирлянду из маргариток, добрая женщина заключала Монику в объятия, целовала в щеку и отпускала домой с какой-нибудь изысканной сладостью, а ими скромные трапезы в бревенчатой хижине семейства Скай не были богаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14