День не задался. Точнее вечер. Точнее личная жизнь.
Патриция прошла в свою спальню и разделась. Нужно смыть с себя эту глупую раскраску. На этот раз она опять оказалась бесполезной. Она небрежно бросила в шкатулку с драгоценностями серьги, ожерелье. Они тихонько и жалобно брякнули. Швырнула платье на кровать. Отбросила ногой туфли в сторону шкафа. Все потом. После будем наводить порядок.
Патриция в нижнем белье стояла перед большим трюмо. Так ее прическа и макияж выглядели совсем нелепо. Накрашенная полунагая женщина хорошо смотрится, если в постели ее ждет мужчина. Ну, если не любимый, то хотя бы сексуально привлекательный. В пустой спальне, на фоне неразобранной постели, в немой квартире она смотрится плохо. Патриция никогда не плакала от жалости к себе: считала ниже своего достоинства. Она могла только быть недовольной – собой или положением вещей. Сейчас она даже не знала, что является первопричиной ее мрачного настроения. Это и не важно. Тишину можно разогнать.
Она схватила с полки пульт телевизора и наобум включила какой-то канал. Неизвестная журналистка что-то прочувствованно тараторила про детей какой-то развивающейся страны.
А косметику можно смыть.
Патриция пошла в ванную комнату и открыла на полную мощность оба крана над своей любимой ванной под розовый мрамор. Она не любила чересчур горячей воды. Она бросила под струю шипучую «бомбочку» ручной работы. Во влажном воздухе растекался аромат розы и ванили. Патриция разделась донага и опустилась в ванну.
Даже если все плохо, пускай топятся другие – дуры и неудачницы. А у нее почти все хорошо. Дела в агентстве идут отлично. Настолько отлично, что она может себе позволить потерять клиента… который ей насолил. Не понравился. Или слишком понравился. Симпатичный мужчина, что и говорить. Если бы не одно маленькое «но», с ним могло бы что-то получиться.
Однако нельзя в наше время возлагать столько надежд на другого человека. Только на себя можно полагаться, и то не во всем, главное – здраво оценивать свои возможности.
Что ж. В новом году придется зарабатывать еще больше денег. Подналечь на поиск и привлечение клиентов. Дать больше рекламных объявлений. И все станет только лучше. И ближе окажутся усадьба, лошади и псы.
Только держать себя в руках. И больше никогда, ни-ког-да не полагаться на милость судьбы.
Судьба не торопится никого облагодетельствовать. Факт, подтвержденный многолетним опытом.
Патриция плеснула на лицо теплой водой. Сейчас потечет тушь, расплывутся тени и румяна, будет некрасиво… но легко поправимо.
У меня есть только я. Отлично. Это моя лучшая армия. И когда я захочу, у меня будет самый лучший мужчина. Которого я выберу сама. Все.
Патриция поднялась из воды и пены с чувством твердой решимости и уверенности в будущем. Теперь самое важное – в течение трех часов не допускать в голову предательские мысли, подозрения и сопливые настроения. Тогда уверенность укрепится, и сеанс самовосстановления даст наилучшие результаты.
Она завернулась в махровый халат и пошла выпить снотворного. Это будет ее гарантией. Патриция слишком хорошо себя знала, чтобы полностью себе довериться в этом вопросе.

2

Праздник, как всегда для Патриции, подкрался незаметно. То есть нужно было быть Патрицией Дин, чтобы до последнего игнорировать рекламу рождественских распродаж, гирлянды, елки и расплодившихся в сезон Санта-Клаусов. И ей это благополучно удалось. Воистину прав был дедушка Фрейд: бессознательное правит нашими жизнями. А чтобы догадаться, что для Патриции Рождество – событие болезненное, не нужен диплом психоаналитика.
Только девятнадцатого декабря Патриция поняла, что что-то грядет. И почти сразу вспомнила что. Ей в этом сильно помогла Миранда, которая полдня подписывала рождественские открытки. В делах образовался естественный вакуум: в преддверии самого главного праздника в году людей заботят покупка подарков, яркая оберточная бумага и банты, а не покупка и сдача домов и квартир.
Патриция приуныла. Раз уж вспомнила, деваться некуда – придется включиться в общую предпраздничную суету. От совести и родственников не спрячешься. Рождество – праздник семейный. Патриция перестала его любить, точнее не совсем разлюбила, а стала тяготиться, лет в семнадцать, когда поняла, что либо будет жить отдельно от родителей, либо умрет от тоски в самое ближайшее время. Рождество – это символ детства, семьи и любви ко всему человечеству. И всех волшебных небылиц и прочих сказок, которые никогда не становятся реальностью. Всего того, что Патриция так не любила и во что не верила.
Вечером этого же дня позвонила мама.
К маме Патриция относилась с огромной нежностью. За исключением некоторых старомодных взглядов, мама была что надо. Отец, впрочем, тоже. Отец Патриции содержал в Нью-Йорке средних размеров книжный магазин, мама всю жизнь была у него бессменным бухгалтером. Им всегда было о чем поговорить. Отец играл в гольф и в теннис и следил за своим здоровьем. Мама ходила на массаж и в бассейн и очень следила за своей внешностью. Они до сих пор иногда казались влюбленными друг в друга. И Патриция не любила к ним ездить только по двум причинам: отец постоянно учил ее, как вести дела, а мать постоянно допрашивала, что с личной жизнью.
Патриция считала, что это слишком большое нарушение личных границ самостоятельной, преуспевающей женщины тридцати лет от роду.
Тем не менее разговор был неизбежен, и Патриция знала даже, что за ним последует.
– Дорогая, мы ждем тебя! – торжественно объявила мама. – Когда ты прилетаешь? Папа хочет встретить тебя в аэропорту.
Патриция чуть не взвыла: она, естественно, забыла заказать билет, а в преддверии Рождества это может оказаться почти невыполнимой задачей. Как бы не пришлось ехать на автобусе…
– Патриция? – деликатно напомнила мама о своем существовании.
– Да, мам. Извини, у меня столько дел, совсем замоталась, я посмотрю и потом тебе перезвоню. Во всяком случае, завтра меня ждать не стоит…
– Ну вот, ты всегда откладываешь семейные дела в долгий ящик. А я очень надеялась, что мы с тобой пообщаемся, посекретничаем по-женски, пока не прилетит твой брат.
– А когда прилетает Алекс? – Патриция не сдержала улыбки. Старшего брата она просто обожала. То, что они жили в разных городах (она – в Вашингтоне, он – в Филадельфии) и виделись обычно только на Пасху, на мамин день рождения и на Рождество, никак не уменьшало ее любви, скорее даже наоборот.
– Он такой же, как и ты, – в последний момент. Почти. Двадцать второго.
– Отлично! – Патриция добыла ценную информацию и решила, что не стоит торопиться попасть домой до этого срока. Если у мамы будет двое птенцов под боком, на каждого придется куда меньше бесцеремонных расспросов.
– Но я жду тебя как можно раньше! – строго напомнила мама.
– Конечно! Я тебе перезвоню. Целую, мам.
– Пока, дорогая.
Патриция подумала, а не отложить ли на завтра бронирование билета: пусть Миранда займется, да и можно будет позже отбыть. Но в этом случае возрастают шансы ехать на автобусе. Пришлось звонить в аэропорт самой.
Повезло: достался билет на двадцать второе декабря. Есть еще время пробежаться по магазинам.
А в магазинах в эти дни не протолкнуться. Их наводняют желающие осчастливить своих родных и близких или просто отдариться. Последнее грустно. Патриция позволила себе оставить работу на полдня и отправилась в гигантский торговый центр. Она тут же поняла, что не сделала соответствующих приготовлений: нужно было переписать всех родственников и знакомых, которых предстоит увидеть в ближайшие дни, и подумать, что бы такое им вручить. Пришлось выполнять эту нелегкую задачу прямо на месте: Патриция устроилась на диванчике, который стоял в конце зала – видимо, для особенно ярых и утомившихся покупателей.
Толпа, текущая мимо, мешала сосредоточиться. Однако в конце концов у Патриции получился список из пятнадцати пунктов плюс пять в резерве плюс десять сувениров на самый крайний случай. Если родители по каким-то неведомым причинам пренебрегут своими правилами и позовут на праздник всех-всех-всех, то она будет во всеоружии. Прецедентов не было, но с некоторых пор Патриция перестала полагаться на судьбу.
Следующие пять часов Патриция делала покупки. Присущее ей стремление к совершенству не позволяло купить первую попавшуюся вещь, ей нужно было все самое лучшее. Качественное. Красивое. Оригинальное.
К семи часам вечера Патриция чувствовала себя так, будто весь год работала без выходных.
– Ну, пусть они теперь только попробуют не прийти в восторг! – приговаривала она, выгружая свои трофеи на заднее сиденье машины.
Следующий день ушел на сборы: посещение салона красоты, чтобы предстать перед мамой во всем блеске и не вызвать упреков в неухоженности; укладывание вещей. Выбрать в гардеробе, что взять с собой, оказалось труднее обычного: за последний год Патриция «обросла» платьями, джемперами, юбками, блузками и брюками. Джинсами и костюмами, конечно, тоже.
В итоге пришлось сделать еще один рейд по магазинам и купить чемодан побольше.
Когда в одиннадцать двадцать три по местному времени Патриция стояла в аэропорту Нью-Йорка и выглядывала в толпе встречающих своего отца, по двум огромным чемоданам на колесах и средних размеров дорожной сумке через плечо смело можно было предположить, что она приехала на год, никак не меньше, и уже отсюда, не заезжая домой, отправится в Швецию на нобелевский банкет.
Ее отец, мистер Роберт Дин, увидев дочурку, сильно растрогался. В ее возрасте он собирал по мелким лавочкам букинистические редкости и развозил на своем фургончике книги из издательств по магазинам. Патриция же в несколько лет сумела добиться всего, о чем только мог мечтать бизнесмен. Его радость и гордость. Такая сильная, такая независимая и успешная. Такая в душе хрупкая и наверняка одинокая…
Патриция не дала ему развивать эти мысли, забросав вопросами о здоровье, о маме, о перестановках в гольф-клубе и о ближайших родственниках.
Мистер и миссис Дин, точнее Роберт и Аманда Дин, жили в трехэтажном доме в спальном районе в Гринвич-Виллидж. Патриция вопреки собственным ожиданиям искренне обрадовалась, когда машина отца выехала на знакомую с детства улицу. По сердцу прошла волна чего-то теплого и щемящего.
– Пап…
– Да, солнышко? – отозвался отец.
– Я соскучилась, – прошептала Патриция. – И очень рада, что вы с мамой у меня есть.
Роберт остановился напротив дома, выключил мотор, повернулся к дочери и неловко притянул ее к себе, чмокнул в лоб.
– Я тоже, солнышко, каждый день благодарю Бога за то, что ты у нас есть.
Миссис Аманда Майер Дин уже мчалась по дорожке – ей не терпелось увидеть Патрицию.
– Мама, не надо, ты же простудишься! – завопила она, выскакивая из машины, чтобы ускорить процесс счастливого обретения друг друга и предотвратить мамину простуду.
За этим последовали долгие объятия, поцелуи, комплименты и даже слезы радости. Патриция приехала все же раньше брата, и в доме было пока что тихо. Аманда тут же усадила дочь за стол. Она всегда считала, что именно во время вкусного, с любовью приготовленного обеда общение происходит лучше всего. Для обеда было рановато, но для ланча – в самый раз. Патриция уплетала говядину в гранатовом соке и слушала мамино воркование. Наговорившись о кулинарии, Аманда приступила к самому главному. Именно к тому, чего давно ожидала ее дочь.
– А ты опять приехала одна, Пат, – с расстановкой произнесла она.
– Нетрудно заметить, – прокомментировала Патриция. Она изо всех сил старалась держать себя в руках.
В глазах Аманды застыло сострадание.
– Все по-прежнему? – трагически спросила она.
– Нет, мам, все по-новому. Дела идут в гору, работы невпроворот, но я все успеваю. – Патриция ненавязчиво продемонстрировала кольцо с крупным аметистом.
– Кто же он? – Глаза Аманды загорелись надеждой.
– Кто – он, мам? – Патриция начинала терять терпение.
– Тот, кто это подарил…
– Я сама купила. Я хотела сказать, что занята сейчас карьерой, я зарабатываю деньги, довольно много, это очень важно и почти безотлагательно!
– Пат, ты прости меня, конечно, но тебе уже не двадцать и даже не двадцать пять…
– Аманда, ты говоришь так, будто наша девочка уже старуха! Она отлично выглядит, – вмешался Роберт.
– Па, ты неправильно сказал. Нужно говорить «отлично сохранилась». – Патриция не сдержала нервного смеха.
– Я вовсе не это имел в виду! – обиделся отец.
– Я знаю. Вы все имели в виду, что мне уже тридцать, я уже давно старая дева и положение мое становится критическим. Так? – перешла в наступление Патриция.
– Ну… – многозначительно замялась Аманда.
– Однако ввиду того, что мне именно тридцать, а не двадцать и не пятнадцать, попрошу вас не вмешиваться в мои личные дела и априори принять, что я сама в состоянии решать свои проблемы! И не стоит портить мне первый день рождественских каникул!
После своей гневной тирады Патриция закашлялась.
– Ну вот, еще и простыла в дороге, – совсем расстроилась Аманда. – Я заварю тебе чай по бабушкиному рецепту.
– Ма, я в порядке, – с тоской протянула Патриция. Очень сложно сохранять бодрость и душевное равновесие, когда к тебе относятся, как к школьнице.
– Не сомневаюсь. Но нужно полечиться. Ты же не хочешь праздновать Рождество с ангиной.
– И откуда у некоторых людей такая тяга к преувеличению? – Патриция театрально бросила реплику «в сторону». – Слово «гипербола» тебе что-нибудь говорит?
Аманда обиженно хмыкнула.
– Не сомневаюсь, что это твоя любимая фигура речи, – закончила Патриция. – Когда прилетит Алекс?
Роберт бросил взгляд на часы:
– Через два с половиной часа. Соскучилась по брату?
– Да. Мы же совсем мало общаемся.
К великому счастью Патриции, мама больше не заводила разговоров о ее личной жизни. По крайней мере, за столом. Но потом, когда Патриция поднялась в свою комнату и только-только вознамерилась разобрать чемоданы и втайне от всех предаться ностальгии, перебирая свои детские сувениры, раздался деликатный стук в дверь.
– Войдите!
Конечно, это была мама. Спасибо хоть постучала. Пятнадцать лет назад Патриция одержала настоящую победу в настоящей войне за право запирать дверь и впускать других в комнату только после стука.
– Пат, тебе помочь? Кстати, я принесла травяного чаю…
– Спасибо, он придется кстати.
Патриция смотрела на мать и не переставала удивляться: Аманда не менялась. Течение времени будто огибало ее. По крайней мере, за последние десять лет в лице ее не изменилось ничего: та же моложавая, подтянутая женщина, которая когда-то собирала дочку в школу. Патриция украдкой заглянула в зеркало – а насколько лицо выдает ее возраст?
Вроде бы все в порядке, лицо гладкое, дорогие кремы и косметологи отлично помогают справляться с мелкими морщинками, и только взгляд…
– Мам, как я выгляжу?
– Что? – Аманда явно растерялась от такого вопроса. – Хорошо ты выглядишь, я бы сказала даже… мм… роскошно.
– Нет, роскошно выглядят юные девицы из высшего общества, у которых нет других забот, кроме как ухаживать за собой. Ко мне это неприменимо, я слишком много работаю. По-моему, у меня что-то не то с глазами.
Патриция встала и подошла к зеркалу. При ближайшем рассмотрении впечатление абсолютной измотанности рассеялось.
– Патриция, знаешь, я недавно разговаривала с тетей Кэт. Я, конечно, пригласила ее на праздники. Сама понимаешь…
– Да, одинокая старость – не радость. То есть она еще не старая, но кроме нас… – Патриция вспомнила мамину старшую сестру, старую деву, которая жила в Джерси и всегда приезжала к ним на праздники.
– Да, никого нет. И я очень боюсь, что тебя постигнет та же участь, – заключила Аманда.
– Ах вот ты к чему! А я уж думала, что легко отделалась. Тебе не кажется, что я сама вправе решать, как распоряжаться своей жизнью?
– Но я же твоя мать! Я волнуюсь за тебя! Я так хочу внуков!
Патриция заметила, что у мамы уже глаза на мокром месте.
– Мам, я тоже хочу, чтобы у тебя были внуки. Но я не стану связываться с первым встречным. Мой муж должен быть богат, успешен и как минимум приятен внешне. Понимаешь?
– У тебя слишком высокие требования, Патриция. Это сужает круг поиска. А время идет.
– Мама, у меня ко всему высокие требования. И что, если не это, позволило мне добиться всего в жизни? Удачный брак – следующая ступень. И с ней тоже не нужно торопиться.
– Патриция, мне понятен ход твоих рассуждений. Но меня беспокоит, что у тебя вообще никого нет.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''


1 2 3