Лора Брантуэйт
Краски мечты

1

– Привет, соня…
Джина открыла глаза. Нельзя сказать, что ей очень этого хотелось. Ей снилось что-то волнующее и прекрасное, как детские воспоминания об ослепительных по-весеннему солнечных лучах, о самых опасных аттракционах и ванильном мороженом с клубникой.
Материальный мир, поначалу похожий на не очень яркий калейдоскоп с плохо наведенной резкостью, мало-помалу обретал границы. Джина видела потолок, часть стены, уголок окна с опущенными жалюзи – и лицо мужчины, склонившегося над ней. Мужчина был весьма симпатичным, с чувственными губами и квадратным подбородком. Очки в тонкой оправе, которые он в данный момент пристраивал на носу, почти не портили впечатления.
– Вот умница! Давай просыпайся! Только не закрывай глаза! Я верю, у тебя получится!
– Виктор, знаешь, в такие моменты я ненавижу тебя больше всех на свете! – Джина натянула одеяло до самого носа и поудобнее устроила подушку под головой. Нужно ли говорить, что все это она проделала с закрытыми глазами…
– Господи, ну почему я встретил именно эту женщину?!
– Это неправда. Ты встретил тысячу женщин. А выбрал меня. А теперь несешь за это ответственность, – сладко пробормотала Джина из-под одеяла.
Слышно было, как Виктор выбирается из постели, шлепает босыми ногами по полу и начинает копаться в ворохе одежды, сваленной в кресло накануне. Ну, или по крайней мере, в радиусе метра вокруг него.
Джина натянула одеяло до самой макушки, чтобы надежнее спрятаться от неумолимо надвигающейся на нее утренней реальности.
Сегодня вторник. А это значит… О боже, это значит, что нужно позвонить Трейси Фитцджеральд и договориться о встрече с этой заносчивой бесталанной дурой, ответить на восемь писем, полученных еще вчера, и, судя по всему, не пойти за покупками с Мэган!
Господи, ну почему этот день уже наступил?
Из-под одеяла раздалось капризно-жалобное мычание.
Видимо, Виктор среагировал именно на него.
Джина не учла, что, закрывая одеялом голову, она оставляет пятки совершенно беззащитными. А это большой промах, если боишься щекотки…
– А-а-а-ай! Отойди от меня! Уйди, псих! – Джина брыкалась, но это не помогло, и пришлось пустить в ход подушку.
Виктор отступил. Он на несколько секунд залюбовался Джиной: сияющие, широко распахнутые глаза, взлохмаченные светлые локоны, обнаженное плечо… Она сейчас была похожа на только что проснувшегося лесного эльфа. С очень нелегким характером.
– Так-то лучше. Хорошая девочка! Вот теперь, не теряя заряда бодрости, поднимайся и иди в душ. – Виктор потянул Джину за руку.
– Вик, скажи мне только одну вещь: почему каждое утро ты ведешь себя как настоящая скотина?
– Во-первых, мы вместе не каждое утро, так что не обобщай, а во-вторых – потому что с тобой кто угодно может опоздать на работу!
– Ага! Тебе работа дороже меня?
Не дождавшись ответа, Джина закрылась в ванной.
– Нет. Не дороже. Наверное, поэтому опаздывать на нее – моя карма… – Виктор поправил очки, выдохнул и вернулся к своим брюкам.
Джина категорически не понимала людей, которые принимают по утрам холодный душ. Ее силы воли едва хватало на то, чтобы выбраться из теплой мягкой постели, и в глазах Джины это было подвигом, который требовал вознаграждения. Например, очень горячего душа с неумеренным количеством душистого геля. Этот процесс затягивался обычно минут на двадцать.
Сегодня Джина провела в ванной двадцать три минуты. Виктор три раза пообещал себе, что больше не останется здесь на ночь, и два раза сказал Джине о своем решении в следующий раз принимать душ у соседей. Так как «соседями» была высокая длинноволосая блондинка с пухлыми губами и очень соблазнительными формами, то Джина даже один раз вылезла из душевой кабинки и показала Виктору язык. Это чуть было не закончилось для нее плачевно, потому что он стоял наготове и собирался прорваться в ванную.
Закутанная в пушистый махровый халат и благоухающая какими-то экзотическими цветами, Джина явилась из нежных облачков пара подобно Афродите, рожденной из пены.
– Виктор, ты просто золото! – пропела она, безошибочно определив, что из кухни доносится запах свежих тостов с арахисовым маслом.
– Я знал, что когда-нибудь ты меня оценишь. Неужели этот день настал? – Виктор разливал кофе.
– Кажется, да, – рассеянно ответила Джина.
Завтрак проходил в молчании, как это часто случалось. Виктор просматривал бумаги, Джина лихорадочно составляла список дел на сегодня. Перспектива становилась все менее радужной: вместо одной встречи наметилось три, и только единственную из них можно было бы с натяжкой назвать приятной, накопилась куча бумажной работы, кроме того, нужно было заняться составлением каталога к новой выставке. Кстати, выставке Трейси Фитцджеральд.
И кто бы мог подумать, что работа в картинной галерее может оказаться настолько безрадостной?!
Нет, конечно, маленькие радости есть, но я, когда хотела заниматься искусством, мечтала совсем о другом!
Так бывает. Мечта остается мечтой. Жизнь идет своим чередом. Порой художник может все время тратить на организацию чужих выставок.
И заполнение документации…
Джина подняла глаза на Виктора. Он энергично жевал бутерброд.
Молодой адвокат вполне может сойти за прекрасного принца. Главное – захотеть, потом, правда, придется забыть свою мечту, но ведь иначе никак.
Да нет же, не в том дело, что я его не люблю. Люблю, он классный…
Хотелось продолжить это, и вертелось в сознании какое-то «но», однако Джина оборвала эту мысль.
Без «но». Мы давно вместе, и нам хорошо.
Они давно были вместе, и им было хорошо. Тепло и достаточно просто. Так бывает, когда друзья начинают заниматься сексом. Есть какое-то теплое чувство по отношению друг к другу, есть та или иная степень доверия, есть секс – этого, право, достаточно, чтобы не быть несчастным. А любовь… Кто ее видел, эту самую любовь? Что она есть такое? О безумной страсти, которая толкает на самые невероятные подвиги и на предательство, разрушает, испепеляет, наполняет жизнь смыслом и счастьем (или несчастьем, только разницы почти никакой нет), написано немало книг, песен, сняты сотни фильмов. Но кому из людей случается испытать ее? Многим ли?
Джина долго металась в поисках того самого – светлого, безумного и яркого, а потом, как выразилась ее мать, «перестала забивать себе голову всякой чепухой», сошлась с Виктором, с которым ее познакомила подруга Мэган, и, казалось, стала жить спокойнее и счастливее, чем когда бы то ни было.
Виктор был привлекателен, неглуп, успешен в профессии и играл в гольф по воскресеньям. Он неплохо разбирался в искусстве и даже без особых затруднений мог отличить Мане от Моне, чем привел Джину в полный восторг на первой неделе знакомства.
Виктор нравился Джине как человек, еще больше – как любовник, и ей ничего не оставалось делать, как признать то спокойное чувство, которое она к нему испытывала, любовью и заняться наконец решением других вопросов. Например, самореализацией.
Но черт бы ее побрал, эту жизнь: и здесь не складывалось. Джина взяла в руки карандаш гораздо раньше, чем научилась писать. Она рисовала с упоением. Потом, когда маленькая Джина узнала, что есть еще и цветные карандаши, и фломастеры, и – слава Создателю! – краски, она поняла, что будет рисовать всю жизнь.
Проблема заключалась в том, что у ее родителей были несколько другие соображения на этот счет. Отец Джины, Джозеф Конрад, был банковским служащим в третьем поколении. Ее мать, Вероника Конрад, в девичестве Бьянко, была женой банковского служащего. И этим сказано все. Что удивительно, полуитальянское происхождение не отразилось ни на цвете волос Вероники, ни на ее темпераменте.
Однако гены все же передаются через поколение, и никому на самом деле неизвестно, чего натерпелась взбалмошная и непостоянная Джина в родительском доме.
Пожалуй, этого не помнила даже сама Джина: слишком уж она любила свою семью, родителей и сестренку Энн, чуть менее безбашенную и чуть более сентиментальную, чем она сама, юную девицу.
– Вик…
– Мм?
– Не смотри на меня поверх очков, знаешь ведь, что я этого не люблю. Ты похож на моего учителя математики, который из принципа ставил мне «удовлетворительно».
– Ты обратилась ко мне, чтобы сказать это? – саркастически поинтересовался Виктор.
– Черт, не придирайся! – Где-то в подсознании проснулся легкий страх: во что превратятся эти обмены репликами через десять лет? – Я хотела спросить: ты свободен вечером?
– Сейчас посмотрю… А что?
– Родители приглашали нас на ужин. Мама пожаловалась, что уже успела соскучиться по тебе. – Джине почему-то стало досадно от того, что она пытается поймать взгляд Виктора, а он уткнулся носом в ежедневник. Она подчеркнуто громко перелистнула страницу блокнота.
– Нет, милая, извини, Боб очень просил меня быть на сегодняшней встрече с каким-то мистером Карлайлом. Ну понимаешь: поддержка друга и юриста…
– Виктор, но это же моя семья…
– Джина, я обещал Бобу раньше. Видишь, здесь записано?
– Да.
А вообще с Виктором невозможно было поссориться: он почти всегда сохранял невозмутимое спокойствие, и даже темперамент Джины не мог разбить эту стену. Может быть, оно и к лучшему.
Джина выдохнула и начала убирать со стола.
Это был холодный день. И очень обманчивый: солнечный свет, по-осеннему неяркий, но чистый, прозрачный наполнял собой воздух. Джина поняла, что зря легко оделась, только когда выбежала из подъезда вслед за Виктором.
И он, конечно, очень хорошо к ней относится и не склонен к ярким проявлениям агрессии… Но что-то помешало Джине сообщить ему, что ей нужно вернуться и переодеться.
Джина сидела в салоне автомобиля, в меру уютном и в меру стильном, в общем, безумно напоминающем жизнь самого Виктора…
Нет, правда же, это не оскорбительное сравнение, просто он – такой…
Джина пыталась согреться и думала о том, что при всех недостатках у ее работы есть огромное преимущество: на рабочем месте можно появиться в джинсах. Начальница, миссис Уотсон, конечно, не обрадуется этому, но не оштрафует.
Хотя странно. Кажется, это тот самый предел терпения, который есть у каждого из нас. И все-таки в голове не укладывается, как может это тощее белобр… пардон, белокурое создание терпеть меня в джинсах?! Те сексуальные проблемы, которые несложно прочитать на ее лице за двадцать пять шагов…
– Эй, малыш, приехали, просыпайся!
Ну, слава богу. Мысленное злословие не облегчает жизни. То ли дело перемыть кому-то кости по-настоящему!
– Спасибо, Вик! До ве…
– Извини, до завтра.
– Да, точно.
От поцелуя не кружится голова – обычное дело.
Джина легко взбежала по лестнице на второй этаж салона.
– Джина, доброе утро. Я давно вас жду. – Миссис Уотсон в пошло-палевом костюме, строгая и неприступная как всегда, стояла на пороге своего кабинета. Джина пожалела, что этот самый кабинет находится слишком близко к лестничной площадке.
Миссис Уотсон была из тех женщин, чей возраст так сразу не определишь. И вообще не определишь, не задав прямого вопроса. А его не задашь: не тот у нее характер… Он, однако, очень гармонировал с острым взглядом светлых, почти прозрачных глаз, тонкими светлыми волосиками и костлявой фигуркой. Так что в каком-то смысле миссис Уотсон была образчиком цельности…
– Здравствуйте, миссис Уотсон. Извините меня: нужно было обстоятельно подготовиться к… сегодняшней встрече.
– М-да? – Взгляд миссис Уотсон скользнул по Джине. Взгляд этот был, мягко говоря, исполнен недоверия.
– Джина, я, конечно, вам не мать, да и вам уже не пятнадцать, но обстоятельства… вынуждают меня сделать замечание в адрес вашего внешнего вида.
– Что?! – Изумление Джины было так велико, что она даже повысила голос.
Вот и притянула на свою голову… Нет, не на голову…
Пришла очередь миссис Уотсон изумляться.
– Это что, так принципиально важно для вас?
– Нет, миссис Уотсон. Конечно. Я поняла ваши пожелания.
– Благодарю, – недружелюбно обронила начальница. – У нас все-таки салон-галерея, мы дарим людям искусство, и наши сотрудники должны выглядеть соответствующе.
Хм. Ну прямо скажем, не только дарим, но и продаем…
Джина мысленно показала миссис Уотсон язык.
– Зайдите ко мне, у меня появились некоторые идеи по поводу выставки Трейси.
– Да, сейчас, только захвачу кое-какие бумаги.
Дверь кабинета миссис Уотсон закрылась. Джина повторила свой жест – уже в реальности.
Набитая дура. Сухая, пресная, ограниченная дура! Господи, неужели я на всю жизнь останусь в этой кабале?
Никто не спешил дать ей ответ на этот животрепещущий вопрос. Знамений не было. Джина вздохнула и принялась шарить в сумке в поисках ключей от своего кабинета.
«У каждого угла может быть свое гордое имя, которое способно облагородить любую каморочку», – сказала Вероника, впервые побывав на работу у дочери. С тех пор и заговорили о кабинете Джины. Это был крохотный закуток, одним из немногих достоинств которого можно было назвать иллюзию изоляции.
Джина нашла наконец-то ключи, открыла дверь. Приветственно звякнул тонкий китайский колокольчик. Девушка окинула тоскливым взглядом стол, заваленный бумагами. Любовь к порядку никогда не числилась в добродетелях Джины, однако бардак ее тоже не радовал. Просто никогда не хватало сил на то, чтобы положить вещь на место.
Сегодня же сделаю уборку. В худшем случае – завтра. После ланча.
Джина с поразительной удачливостью вытянула из стопки нужную папку и помчалась к миссис Уотсон.
До чего же я люблю свою работу! Она меня кормит, одевает, согревает, если я прихожу озябшей…
Денек выдался просто сумасшедший. Миссис Уотсон была не в духе. Это сильно отразилось на идеях Джины по оформлению каталога. Точнее на их воплощении.
– Джина, ну зачем же серебристый с белым? Возьмем что-нибудь другое. Оливковый с серым, например. Строго. И изысканно. Мы должны держать марку. И кто вас учил делать рамки?..
Боссов не выбирают, утешала себя Джина, но получалось как-то неубедительно.
А без четверти двенадцать позвонила Трейси Фитцджеральд и перенесла встречу на двенадцать тридцать. Ну как тут не обрадоваться?! Подумаешь, ланч испорчен. Подумаешь, перенести еще две встречи. Не в первый раз…
…и не в последний.
К вечеру весь мир виделся Джине в сером цвете с редкими алыми пятнышками. Она даже чуть-чуть всплакнула от усталости и злости. Наступили минуты, когда вся жизнь начала казаться ей бессмысленной и глупой. Для чего она столько лет отдала рисованию? Живопись, пожалуй, главная потребность ее души, а она заполняет свое время чем угодно, только не искусством, точнее тем, что очень похоже на сор от искусства… Неужели все, на что она, Джина, способна, – это писать отчеты, составлять тексты аудиоэкскурсий к выставкам и оформлять каталоги каких-то третьестепенных художников? И всю жизнь она каждый день должна будет слушать придирки начальницы, не этой, так другой?!
Словом, Мэган позвонила вовремя. У нее было какое-то загадочное чутье на моменты, когда подругам необходимо выговориться или выплакаться.
Должны же быть у человека добрые стороны?
– Теперь слушай меня внимательно, Джина. Твой рабочий день заканчивается через тридцать пять минут.
– О нет! Мне еще нужно…
– Через тридцать пять минут. Возьмешь работу на дом, если захочешь. А сейчас ты успокоишься, пойдешь в дамскую комнату, умоешься, припудришь лицо, чтобы я не испугалась тебя при встрече, и ровно в шесть выйдешь на крыльцо галереи. Я подвезу тебя.
– Мэг, ты чудо.
– Я это я. До встречи.
И гудки в трубке. Сама не зная зачем, Джина в точности выполнила все указания подруги. Это часто раздражало. У Мэган была странная власть над людьми. Она не стеснялась использовать ее даже на самых близких. Вполне возможно, что это была никакая не власть, а просто живой ум и поразительной силы интуиция, которая позволяла предугадывать именно то, что человек собирался сделать, и диктовать ему это… Во всяком случае, Джина испытывала к Мэган смешанные чувства. Мэг была, наверное, ее лучшей подругой, но отношения их удалось бы назвать разве что любяще-ненавидящими: в них была большая доля привязанности и привычки, много тепла, много соперничества и много стычек. Ну и два несостоявшихся романа. Романа Джины.
Нужно ли объяснять, кто нежданно-негаданно встал у нее на пути?
Странно, но, если речь не идет о большой любовной трагедии, подобные случаи только сближают подруг. Их связывает хотя бы желание отомстить, взять когда-нибудь реванш…
Джина вспоминала первого парня, которого Мэган отбила у нее еще в колледже.
1 2 3