— Нет — миссис Найтли. И покамест таковая не появится, я буду в подобных случаях распоряжаться сам.
— Ах, какой вы чудак! — воскликнула она, довольная, что он никого ей не предпочел. — Вы — оригинал, и вольны говорить все, что вам вздумается. Большой оригинал… Ладно, я приведу с собою Джейн — Джейн и ее тетку, а остальных предоставляю вам. Пусть и Вудхаусы будут, я ничего не имею против. Можете не стесняться. Я знаю, вы с ними дружны.
— Всенепременно будут, ежели мне посчастливится их уговорить. А к мисс Бейтс я заверну нынче же, по дороге домой.
— В этом вовсе нет надобности — я вижусь с Джейн каждый день… а впрочем, как вам угодно. Соберемся спозаранку, Найтли, и попросту. На мне будет шляпа с большими полями… на руку повешу корзиночку… Вот эту, пожалуй — с розовою лентой. Видите, совсем-совсем простенько. И у Джейн будет такая же. Без этих церемоний, без парада — полное приволье. Разбредемся по саду, будем своими руками рвать клубнику, сидеть под деревьями, и если вам вздумается нас угощать еще чем-нибудь, то чтобы на открытом воздухе — пусть стол накроют где-нибудь в тени… Чтобы как можно проще, естественнее. Вы себе так это представляете, верно?
— Не совсем. По-моему, самое простое и естественное накрыть стол в столовой. Так как у дам и господ естественность и простота сопряжены с мебелью и прислугой, то ее легче соблюсти, я думаю, угощаясь под крышей. Когда вам наскучит есть клубнику в саду, вас будет ждать холодная закуска в доме.
— Что ж, воля ваша… только не затевайте ничего грандиозного. И кстати, может быть, нужно, чтобы я или моя экономка помогли вам советом? Вы не стесняйтесь, Найтли. Хотите, я поучу миссис Ходжес или послежу, как…
— Весьма признателен, но не имею ни малейшего желанья.
— Как знаете, но если вдруг возникнут трудности… моя экономка — профессор в своем деле.
— Ручаюсь вам, что моя тоже почитает себя профессором и не потерпит, чтобы кто-нибудь ее поучал.
— Какая жалость, что у нас нет ослика… Это было бы самое идеальное — мы с Джейн и мисс Бейтс верхом на осликах, а мой саrо sposo шагал бы рядом. Нужно будет серьезно с ним обсудить, не завести ли нам ослика. Я чувствую, при сельской жизни это своего рода необходимость. Ведь невозможно женщине все время сидеть дома, каковы бы ни были ее внутренние ресурсы… А далеко ходить пешком — вы сами понимаете… Летом пыльно, зимою — грязь.
— От Хайбери до Донуэлла вам не встретится ни то, ни другое. Пыли на донуэллской дороге вообще не бывает, а в эту сушь и грязи нет. Впрочем, езжайте на ослике, ежели вам так угодно. Я бы желал, чтобы все было как можно более вам по вкусу.
— В этом-то я уверена. Не беспокойтесь, я оценила вас по достоинству, мой добрый друг. Я знаю, за этою суховатой, резкой манерой скрывается золотое сердце. Вы просто большой оригинал, я и мистеру Э. так говорю… Да, можете мне поверить, Найтли, я очень чувствую, что вся эта затея — свидетельство вашего внимания ко мне. И как вы верно угадали, чем меня побаловать!…
У мистера Найтли имелся свой резон не накрывать стол под деревом. Он собирался склонить не только Эмму, но и мистера Вудхауса принять участие в увеселенье и предвидел, что угощать гостей снаружи — значило бы обречь мистера Вудхауса на муки. Неблаговидно было бы соблазнить мистера Вудхауса прокатиться поутру на часок-другой в Донуэлл и под этим предлогом заманить его на пытку.
Приглашение сделано было с чистой совестью. Мистера Вудхауса не подстерегала зловещая опасность поплатиться за свою доверчивость. И он дал согласие. Он не был в Донуэлле уже два года. Вот установится хорошая погода, и как-нибудь утром прекрасно можно будет прокатиться с Эммою и Гарриет — он посидит покойно с миссис Уэстон, а они, душеньки, могут тем временем погулять в саду. В июньский полдень, вероятно, там не будет сыро. Он с наслажденьем снова навестит старинный Дом и очень будет рад повидать мистера и миссис Элтон и остальных соседей… Да, отчего бы ему, в самом деле, не прокатиться туда с Эммой и Гарриет утречком, по хорошей погоде? Он находит, что это чрезвычайно удачная мысль — очень разумное и любезное приглашенье — и молодец мистер Найтли, что не устроил званый обед. Ну их совсем, эти званые обеды…
Мистеру Найтли повезло: никто не отклонил его приглашения. Его принимали повсюду с такой готовностью, как если б каждый, подобно миссис Элтон, полагал, что прием затевается единственно ради него. Эмма и Гарриет объявили, что ждут от него бессчетных удовольствий; мистер же Уэстон, в знак одобрения и благодарности, обещался, если удастся, вызвать ради такого случая Фрэнка, хотя его о том не просили… Мистеру Найтли не оставалось ничего другого, как сказать, что он будет очень рад, и мистер Уэстон успокоил его, что напишет, не теряя времени, и не поскупится на доводы, чтобы уговорить его приехать.
Хромая лошадь между тем столь быстро оправилась, что уже снова радостно обсуждалась прогулка на Бокс-хилл, и кончилось тем, что Донуэлл назначили на один день, а Бокс-хилл — на следующий; погода тому благоприятствовала.
Под ярким полуденным солнцем, в самый, можно сказать, разгар лета, мистер Вудхаус благополучно прибыл в своей карете — спустив одно окошко! — для участия в увеселении на лоне природы, проследовал в одну из лучших комнат, где в ожидании его приезда с утра топили камин и, удобно расположась, весьма собою довольный, изготовился с приятностью рассказывать о своих свершениях и советовать всем и каждому посидеть в доме и не перегреваться на солнце… А когда всех прочих звали или уводили в сад, то его сочувственной и терпеливой слушательницей оставалась миссис Уэстон, которая, казалось, пришла сюда пешком с единою целью утомиться и неотлучно сидеть при нем.
Эмма так давно не была в аббатстве, что, как только удостоверилась, что ее батюшка устроен с удобством, радостно поспешила наружу оглядеть все вокруг, освежить и пополнить свои воспоминания об этом доме, этом поместье, представляющем для нее и всего ее семейства такой интерес теперь и в будущем, — внимательнее ко всему присмотреться, лучше узнать. С гордостью и самодовольством, законными при тех родственных узах, которые связывали ее с нынешним и с будущим владельцем имения, обозревала она внушительные размеры и стиль дома, его удачное, своеобразное и выгодное местоположенье в низинке, закрытой со всех сторон; роскошный сад, за которым простирались луга, омываемые речкой, почти не видной из дома, построенного, как строили в старину, с пренебрежением к видам, открывающимся из окон; густые ряды деревьев в рощах и вдоль аллей, не поредевшие в угоду моде или расточительности… Дом был больше чем Хартфилд, и в совершенно ином духе — неправильной формы, со множеством удобных, а в редких случаях и красивых комнат, он беспорядочно раскинулся на довольно обширном пространстве — такой, каким ему и надлежало быть; такой, без обмана, каким он выглядел, — Эмма все глубже проникалась уважением к этому родовому гнезду чистокровного, истинного, доблестного дворянства. Пускай у мистера Джона Найтли нрав был небезупречен, но Изабелла не ошиблась в выборе. За достоинства, за имя и именья тех, с которыми она породнила свое семейство, можно было не краснеть… То были приятные размышленья, и, предаваясь им, она гуляла, покуда не настало время идти, как другие, рвать клубнику прямо с грядок. Все общество было в сборе, за исключением Фрэнка Черчилла, которого ждали из Ричмонда с минуты на минуту, и миссис Элтон, при полном снаряжении, необходимом ей для счастья: в широкополой шляпе и с корзиночкой, сразу обнаружила готовность показать, кто здесь первая фигура; собирала ли она ягоды, принимала ли подношенья или разговаривала — о клубнике, и только о клубнике, больше ни о чем никому сказать, или хотя бы подумать, не дозволялось. «Нет в Англии ягоды вкуснее — всеми любима — каждому полезна. Образцовые грядки — отборные сорта. Восхитительно рвать своими руками — тогда лишь вы получаете подлинное удовольствие. Утренние часы определенно наилучшее время — она никогда не устает — каждый сорт по-своему хорош — мускусная гораздо вкуснее — никакого сравненья — другие сорта почти несъедобны — мускуская попадается реже всего — она больше любит чилийскую землянику — которой далеко до лесной, — цены на клубнику в Лондоне — под Бристолем целые плантации — в Кленовой Роще — как взрыхлять землю — когда пересаживать — каждый садовник говорит свое — единого правила не существует — садовника переучить очень трудно — отличная ягода — но чересчур сочна и быстро приедается — вишня вкуснее — смородина больше освежает — если бы только не нагибаться — солнце палит нещадно — смертельно устала — нет никаких сил — должна пойти и сесть в тени».
К этому сводился на протяжении получаса весь разговор, прерванный лишь однажды, когда из дома, движимая беспокойством за пасынка, вышла миссис Уэстон осведомиться, не приехал ли он, — ей уже становилось не по себе. Его лошадь не внушала ей большого доверия.
Все, кто как умел, разместились в тени, и теперь Эмме пришлось, самой того не желая, слушать, о чем миссис Элтон ведет разговоры с Джейн. Обсуждалось предлагаемое место — не место, а мечта! Миссис Элтон уведомили о нем нынче утром, и она была в упоенье. Оно объявилось не у миссис Саклинг, и не у миссис Брэгг, но разве что им одним уступало в заманчивости и великолепии; объявилось оно у кузины миссис Брэгг и приятельницы миссис Саклинг — дамы, вхожей в Кленовую Рощу. Восхитительное, дивное, превосходное — избранный крут, высшее общество, положение, сферы и все прочее, — миссис Элтон выходила из себя, доказывая, что необходимо немедля соглашаться. Она торжествовала, она горячилась, она наступала; она не желала слушать никаких возражений, хотя ее приятельница по-прежнему пыталась ей втолковать, что до поры до времени никуда поступать не намерена, приводя те же мотивы, которые Эмма уже однажды слышала. Миссис Элтон продолжала добиваться, чтобы ее уполномочили завтра же отправить с первой почтой положительный ответ… Эмма только дивилась, откуда у Джейн берется терпение все это выносить. Раз или два на лице у нее промелькнула досада, раз или два она отвечала резко — и наконец, с решимостью, обыкновенно ей несвойственной, предложила встать и пройтись. Не пойти ли им прогуляться! Может быть, мистер Найтли покажет им весь сад — и парк? Ей бы хотелось осмотреть весь донуэллский парк. Как видно, приятельница все-таки доняла ее своею навязчивостью.
Было жарко; походив вразброд по саду — кто поодиночке, кто по двое, — все незаметно потянулись друг за другом под благодатную сень короткой и широкой липовой аллеи, которая выходила из парка и кончалась на полпути к реке, как бы замыкая пределы усадьбы. Она никуда не вела — никуда, если не считать кругозора, который открывался за низкой каменной оградой с высокими столбами, воздвигнутыми, по всей видимости, с целью обозначить подъезд к дому, хотя дом стоял вовсе не там. Уместность подобного завершения могла представляться спорной, но сама аллея была прелестным местом для прогулок и вид в конце ее открывался обворожительный. Покатый склон, почти у подножия которого раскинулось аббатство, спускаясь, становился круче и в полумиле от границ усадьбы заканчивался величественным обрывом, сплошь одетым лесом, — а под обрывом, в укромном и живописном уголке, красиво обрамленном речною излучиной, высилась, глядя на заливные луга, ферма Эбби-Милл.
Вид был чудесный — ласкающий глаз и душу. Английская зелень, английский уют; английский ландшафт, залитый лучами яркого, но милосердного солнца.
На этой аллее Эмма и мистер Уэстон застали все общество, и она тотчас заметила, что шествие к виду над обрывом, потихоньку отделясь от остальных, возглавляют мистер Найтли и Гарриет. Мистер Найтли — и Гарриет!.. Неожиданный тет-а-тет — впрочем, Эмму он порадовал. Было время, когда мистер Найтли отверг бы такую собеседницу, отвернулся бы от нее без особых церемоний. Теперь он был, судя по всему, увлечен приятным разговором. Было также время, когда Эмма насторожилась бы, увидев Гарриет в таком месте, откуда ферма Эбби-Милл являлась взорам в столь выигрышном свете; теперь ей было не страшно. Зрелище фермы во всей ее красе и благоденствии — с тучными пастбищами, ленивыми стадами, садом в цвету и легким дымком, курящимся над крышей — уже не представляло опасности… Подойдя к ограде, Эмма стала рядом с ними и убедилась, что они более поглощены беседой, нежели созерцанием окрестности. Он делился с Гарриет сведениями по части сельского хозяйства, и Эмме досталась улыбка, которая, казалось, говорила: «Все это занимает меня самого. Я вправе толковать о подобного рода предметах, не навлекая на себя подозрений в умысле напомнить кому-то о Роберте Мартине». У нее и не было таких подозрений. Эта история давно канула в прошлое. Роберт Мартин, наверное, и думать забыл о Гарриет… Они несколько раз прогулялись втроем туда и обратно по аллее. В тени дышалось легко, и для Эммы это были самые отрадные минуты за весь день.
Отсюда все направились в дом — их приглашали закусить; общество расселось за столом, занялось едою, а Фрэнк Черчилл все не ехал. Миссис Уэстон глаза проглядела, высматривая его, но тщетно. Его отец не видел причин волноваться и смеялся над ее страхами, но она не могла от них избавиться и продолжала сокрушаться, зачем он не расстался со своею вороной кобылой. Он в этот раз с полной определенностью дал понять, что приедет! Его тетеньке несравненно лучше, и у него не было сомнений, что он к ним попадет… Однако здоровье его тетеньки, дружно напомнили ей в ответ, подвержено столь прихотливым колебаниям, что самые основательные предположения ее племянника могут расстроиться в одну минуту, и в конце концов миссис Уэстон убедили — так, по крайней мере, она сказала — что ему, должно быть, и вправду помешал приехать какой-нибудь внезапный недуг миссис Черчилл. Пока происходили дебаты, Эмма поглядывала на Гарриет; та держалась прекрасно и ничем не выдавала своих чувств.
С холодною закуской покончили; теперь обществу предстояло снова выйти наружу и осмотреть то, что оставалось осмотреть: старинные пруды, в которых разводили рыбу: может быть, дойти и до клеверного поля, которое завтра начинали косить — во всяком случае, еще раз испытать удовольствие побыть на жаре и воротиться в прохладу… Мистер Вудхаус, который успел совершить легкий моцион по самой возвышенной части парка, где даже он не мог учуять малейшей сырости от реки, уже не тронулся с места, и его дочь решила остаться при нем, чтобы миссис Уэстон, которой полезно было отвлечься от своих тревог, могла пройтись вместе с мужем.
Мистер Найтли заранее позаботился сделать все, чтобы мистер Вудхаус не скучал. Его старого друга поджидали альбомы с гравюрами, витринки с медалями, камеями, кораллами, раковинами и так далее, выдвинутые из шкафов, в которых сохранялись фамильные собрания — и заботы доброго хозяина не пропали даром. Мистер Вудхаус не скучал ни минуты. Все утро миссис Уэстон показывала ему коллекции, и он, с детскою неразборчивой любознательностью ко всяческим диковинкам и со старческой медлительностью, скрупулезностью и кропотливостью, жаждал теперь показать их Эмме… Перед началом этой вторичной демонстрации Эмма на несколько минут вышла в прихожую, чтобы посмотреть без помех на вход в общий план дома, и не успела она ступить за дверь, как из сада — впопыхах и с таким видом, словно за нею гонятся, — показалась Джейн Фэрфакс. Не ожидая, по-видимому, столкнуться прямо на пороге с мисс Вудхаус, она вздрогнула; впрочем, как выяснилось, именно мисс Вудхаус и была ей нужна.
— Не будете ли вы добры сказать, когда меня хватятся, — начала она, — что я пошла домой? Я сию минуту ухожу. Тетушка не замечает, как поздно и как нас давно нет дома, а я уверена, что нас уже там ждут, и потому решилась идти сейчас же… Я никому не сказалась — это лишнее беспокойство и огорченье. Одни направились теперь к прудам, другие — на липовую аллею. Пока все не вернутся назад, меня не хватятся, а когда хватятся, не будете ли вы любезны сказать, что я ушла?
— Разумеется, извольте — но не одна же вы пойдете в Хайбери?
— Одна, а что тут страшного? Я хожу быстро. Двадцать минут, и я дома.
— Но вам нельзя, никак нельзя идти совсем одной в такую даль. Позвольте, вас проводит слуга моего батюшки… Или позвольте, я прикажу подать карету. Она здесь будет через пять минут.
— Спасибо, спасибо — ни в коем случае. Я предпочитаю идти пешком. А что одна, то мне ли этого бояться! Мне ли, которой так скоро, может быть, придется охранять других!..
Она говорила очень возбужденно, и Эмма с большим чувством возразила:
— И все-таки это не причина подвергать себя опасности теперь. Я непременно прикажу подать карету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54