Но потом, что будет потом, когда кожа твоя увянет и поблекнет, лицо покроется морщинами, повиснет грудь? Постель перестанет притягивать тебя, ты остынешь, остынет и он. Что тогда будет связывать вас? Да еще наши растоптанные судьбы будут тебя терзать.
Ведь ты не только бедного Роева, нас, меня, Васю бросаешь под ноги своим необузданным влечениям! Наша любовь к тебе – это не любовь? И разве мы для тебя ровным счетом ничего не значим?
Вместо ответа Надя с плачем бросилась матери на шею.
– Мама, родная, не мучьте меня! Что ж вы душу-то мою рвете на части! Господи! Какая пытка!
– Надя, я не переживу твоего ухода второй раз, не приму Верховского и не отдам тебе Васю, – уже тихо прибавил она.
Надя оттолкнула мать и посмотрела на нее остекленевшим взглядом. Катерина Андреевна с болью поняла, что в этот миг она лишилась единственной дочери. Надежда Васильевна с трудом поднялась и вышла. По пути к себе она слышала, как муж отправляет записку на службу. Не придет, сказался больным. Значит, будет сидеть дома и сторожить ее, чтоб не сбежала. Она несколько раз подходила к двери его кабинета, но, не собравшись с духом, уходила прочь. Что еще добавить к тем горьким словам, которые она так долго носила в себе и, вот, выговорила?
И как теперь связаться с Евгением, как дать ему знать о домашней драме?
Потянулась нескончаемая неделя. Тяжелое молчание, угрюмые косые взгляды, тоскливые одинокие слезы. Супруги приказали подавать еду в свои комнаты и старались не встречаться друг с другом. Катерина Андреевна оправилась и заявила, что невыносимая атмосфера в доме погубит ребенка. С этими словами она забрала к себе Васю и няню. В квартире стало совсем тихо, только Роев мерил кабинет тяжелыми шагами с утра до вечера. Надежда Васильевна сжавшись, прислушивалась к шагам мужа, ожидая, что вот-вот он подойдет к ее комнате. Сколько можно молчать? Ведь надобно объясниться окончательно и решить дело о разводе. Надя все же уповала на рассудительность мужа, полагая, что после сказанного он не станет настаивать на продолжении совместной жизни.
Она была близка к истине в своих размышлениях. Владимиру Ивановичу по прошествии недели после скандала действительно развод уже не казался столь немыслимым исходом драмы. Но понял он это не сразу. Поначалу, в первую ночь, Роев долго не мог опомниться. В ушах стояли ужасные, постыдные для всякого мужчины слова. Глядя на искаженное отвращением лицо жены, он не сомневался в их искренности. Значит, он был слеп и глух, а она лгала. И вся его жизнь представлялась теперь абсолютной ложью и лицемерием. Выходило, что не существовало счастливой и любящей семьи, преданной, пусть холодноватой, но искренней и верной, как ему казалось, жены и трогательного милого сына. Все рухнуло! Зачем тогда жить, цепляться за пустое существование, опять пережить унижение, стыд?
Получить взамен своей любви обломки семейной идиллии! И во что теперь верить, если добро, которое ты делаешь людям, оборачивается таким кошмаром! Все его добродетели, которыми он так гордился, все они обернулись против него самого.
Мучимый подобными размышлениями, Владимир Иванович несколько раз за ночь вынимал из ящика стола пистолет и клал его перед собой.
Покончить разом с этим позором! Пусть рвет на себе волосы и казнится до скончания дней своих!
Металл тускло поблескивает в свете лампы, его холодная поверхность притягивает руку. Да полно, Владимир! Стреляться из-за неверности жены? Как глупо и пошло! Разве нет вещей более важных для думающего человека? И какой жены? Понятное дело, если была бы неописуемой красавицей или олицетворением чувственности. Так ведь нет! Холодная, неприступная надменность. Он знал, что многие его знакомые за его спиной пожимали плечами: ну что такого он в ней нашел, за что такая любовь? В том-то и дело, что любовь слепа. Именно любовь! Но ведь теперь он не может руководствоваться только чувствами. У него есть сын, да, да, у него есть сын! Он должен думать о мальчике, если безрассудная мать сделать этого не в состоянии.
Как не в состоянии оценить добро, преданность, нежность и ту же страсть, которую он к ней испытывал. Она недостойна таких чувств.
Роев впервые в жизни подумал о жене плохо.
Он даже удивился, как это раньше такие мысли его не посещали? Божество было свергнуто со своего олимпа. Оказалось при ближайшем рассмотрении, что обожествлять-то было нечего! Кумир исчез, осталась невзрачная, неблагодарная, развратная женщина. Что ж, такая жена Роеву была уже не нужна. Пусть уходит куда хочет и с кем хочет.
Придя к такому выводу, Владимир Иванович чуть поуспокоился, и мысли его потекли в другое русло. Надобно позаботиться о разводе, но так, чтобы поменьше скандальных подробностей выплыло наружу, а главное, сохранить тайну рождения мальчика, чтобы, не дай Бог, не запятнать и его. Он отправился в адвокатскую контору, где и занялся этими делами. Вечером Владимир Иванович решил наконец переговорить с женой, хотя даже мысль о том, что они увидятся, бросала его в пот.
Надежда Васильевна чутко прислушивалась к звукам в доме. Она поняла, что муж покинул квартиру, и теперь никто не ограничивал ее действий. Но что делать? Вероятно, придется бежать прямо к Верховскому – писать письмо и дожидаться ответа слишком долго. Телефон же был установлен только в квартире матери. Надя уже собралась выйти, как вдруг явилась горничная и со странным выражением протянула ей конверт без подписи.
– Приказано вам передать, барыня!
Надя поспешно взяла конверт и вскрыла его.
Письмо было от Верховского. Она прочитала его.
Письмо привело ее в полное недоумение.
"Дорогая! Прошу тебя, при получении моего письма не медля, тотчас же поезжай в Поляны (загородный дом Верховских). Будь осторожна.
Важно, чтобы тебя никто не увидал по дороге, прислуге ничего не говори. Впрочем, не мне тебя учить, ты же знаешь наши обстоятельства. На станции извозчика не бери и иди дальней дорогой, той, что петляет над оврагом. Не бойся, я тебя встречу. Приезжай безотлагательно, дело принимает опасный оборот.
Целую, жду, твой Эжен".
Какое странное письмо. Зачем ехать в такую даль? И почему он так уверен, что она знает какую-то дальнюю дорогу к их дому, если она там ни разу не была? И что за нелепая подпись, она так никогда его не называла? Какое дело?
Может, он опять следил за их домом и уже знает, что произошло, может, предпринял что-либо для развода? Одним словом, придется ехать.
Прихватив самое необходимое, она подошла к двери своей комнаты и остановилась. Надя понимала, что, быть может, она сюда уже не вернется, а если и вернется, то уже не хозяйкой.
В душе все ныло от страха и неопределенности, но еще больше хотелось поскорее увидеть милого Евгения и забыться в его объятиях. Как тогда, в Париже Все повторялось. Но тогда не было ребенка! Острой иглой мозг сверлила мысль о сыне, но пока она не могла ничего поделать, и, подавив в себе рыдания, Надежда Васильевна выбежала из дома.
Глава тридцать вторая
Роев уже третий день после исчезновения жены метался по городу. Рассуждения о том, что Надя плохая жена и она больше ему не нужна, испарились в тот же миг, когда он обнаружил ее отсутствие. Все осталось прежним: и любовь, и страсть. Только еще добавилась боль от унижения и безысходная тоска отвергнутой души. Он согласен был теперь на что угодно, пусть только хотя бы живет с ним под одной крышей и носит его фамилию. Роев даже мог поклясться не переступать порога спальни жены. Он все еще не верил, что Надя сбежала, как в пошлом бульварном романе. Нет, она женщина с достоинством, она не могла просто так уйти! Но ведь однажды это уже произошло! Поначалу он решил, что Надя пошла к матери и сыну. Но там ее не оказалось. Тогда он ринулся в дом Верховских. Выяснилось, что князь в отъезде, и это еще больше укрепило его подозрения об их совместном побеге. Но как ловко и быстро они сговорились! Видимо, придется заявлять в полицию. Господи, какой позор!
Пораскинув мозгами, Роев припомнил, что в гимназические времена был дружен с Костей Сердюковым, который ныне служил отечеству на тяжелом полицейском поприще. Несколько раз их судьбы пересекались у общих знакомых. Поэтому Роев полагал, что данное знакомство можно возобновить. И вот он уже в квартире следователя Константина Митрофановича Сердюкова.
– Стало быть, вы в отпуску, хвораете, – с сожалением произнес гость, глядя на желтое, изможденное лицо хозяина. – А я так надеялся на совет и помощь, ведь дело такое приватное!
Сердюков тяжело вздохнул и запахнул старый линялый халат Всем своим видом он показывал, что служебное рвение привело его нервы в крайнее расстройство. И действительно, последнее дело Сердюкова о таинственной смерти промышленника Прозорова оказалось таким странным и приняло для самого следователя такой неожиданный и опасный поворот, что его разум и впрямь нуждался в отдыхе. По Петербургу гуляли будоражащие воображение слухи о якобы имевших место контактах следователя с духом убиенного.
Начальство отнесло эти разговоры за счет крайнего переутомления одного из наиболее толковых и добросовестных работников. Поэтому рапорт Сердюкова с просьбой о предоставлении ему небольших каникул получил положительную резолюцию. Константин Митрофанович только-только стал приходить в себя, как явился гимназический приятель с беглой женой! Отказать неловко, а дело дрянь!
– Погодите, Владимир! – нехотя произнес Сердюков, видя, как удрученный гость собирается уйти. – Я же не отказываюсь помочь вам.
Мы, полицейские, всегда на службе, даже когда едва ноги носим. Я помогу вам как частное лицо.
В вашем деле, быть может, это и к лучшему. Но кое-кого из своих людишек я тоже призову.
Нам, как я полагаю, надо установить слежение за домом князя. Не думаю я, что они уже покинули Петербург. Пошлю человечка, с прислугой потолкует, посмотрит по сторонам и мне доложит, а я вам дам знать.
– Я полагал, что вы достойный человек, что к вам можно обратиться за помощью. И не ошибся! – с чувством произнес Владимир Иванович.
Сердюков слабо улыбнулся и протянул Роеву свою длинную худую руку.
– Может быть, я понимаю вас, мой друг!
Женщины очень странные создания! – произнес он многозначительно, словно и в его одинокой, холостяцкой жизни были подобные переживания.
Обещание Сердюков сдержал, и за домом Верховских была установлена слежка. Не прошло и дня, как приставленный человек доложил, что хозяин появился. Роев и Сердюков тотчас же явились к князю.
– Чем обязан, господа? – изумился Верховский.
Роева он признал, а вот присутствие полицейского следователя его явно напугало. По всему было заметно, что хозяин взволнован, хотя он всеми силами пытался это скрыть. Лицо его оставалось неподвижным, но в глубине взгляда притаилось напряженное ожидание. Евгений хотел прикурить, но сам заметил, что руки непривычно подрагивают, и, с досадой потушив спичку, которая не разгоралась, спрятал их в карманы роскошного халата.
– Господин Верховский! Мы здесь для того, чтобы найти пропавшую третьего дня Надежду Васильевну Роеву, супругу господина Роева. – с достоинством ответил Сердюков.
– С какой стати господин Роев ищет свою жену в моем доме? – деланно-изумленно пожал плечами Евгений.
– Полно, князь! Оставим эти околичности! – резко проговорил Владимир Иванович. – Я знаю все, я читал письма, – добавил он, но уже без пафоса.
Верховский вздрогнул, и на его лице отразилось искреннее непонимание.
– Вы хотите сказать, что Надя, то есть Надежда Васильевна, пропала? – воскликнул он тревожным голосом.
– А вы хотите убедить нас, что не имеете к этому событию никакого отношения? – саркастически продолжал обманутый супруг.
– Да, конечно! Я.., мы.., словом, мы давно не виделись.
– И не переписывались? – допытывал Сердюков.
– Нет, – последовал растерянный ответ.
Владимир внимательно смотрел в лицо соперника, пытаясь уловить истину. К удивлению Роева, поведение князя казалось естественным. Верховского явно обескуражила новость об исчезновении Нади. Более того, она его, видимо, смертельно напугала. Он побледнел, и крупные капли пота выступили на его лбу.
– Сударь, если мы правильно вас поняли, вы в последнее время не встречались с госпожой Роевой и не знаете, где она может находиться в данную минуту? – строго спросил следователь.
– Понятия не имею, – сдавленным голосом ответил Верховский и налил себе из графина воды, сильно расплескав на скатерть.
– Не верьте ему, Сердюков! Это отъявленный лжец и мастер притворяться! – Роев стремительным шагом почти обежал комнату, словно ища кого-то.
– Сударь, позвольте нам усомниться в ваших словах! – Сердюков сделал решительный шаг к двери. – По нашим сведениям, в доме, помимо прислуги, в данный момент присутствует женщина. Мы должны осмотреть дом.
– Это неслыханно! Впрочем, делайте что хотите! Все равно ее тут не было и нет! К сожалению!
Последние слова Верховский почти прокричал. Хозяин резко позвонил, и вошел лакей.
– Скажи, голубчик, – обратился к вошедшему следователь, – присутствует ли в доме дама?
Учти, я не имею в виду прислугу, именно дама?
– Конечно-с, – последовал вежливый ответ, – княжна Татьяна Аркадьевна. Прикажете доложить?
– Княжна дома? – каким-то странным голосом воскликнул Евгений. – Ты уверен?
Лакей с недоумением воззрился на хозяина.
– Барыня у себя пребывают.
– А что удивительного в том, что ваша тетушка оказалась дома? – осторожно осведомился Сердюков.
Но Евгений, казалось, не слышал его вопроса. Он напряженно вглядывался в дверь, за которой послышались шаги и высокий, визгливый, чрезвычайно неприятный голос произнес:
– Евгений! Можно к тебе? – И, не дожидаясь ответа, княжна вошла.
Мгновение Верховский и Татьяна Аркадьевна смотрели друг на друга, но эти взгляды невозможно было понять остальным присутствующим.
Евгений как будто увидел нечто ужасное. Хотя княжна вовсе не выглядела отвратительной. Ухоженная, чуть усталая, скорбно и спокойно взирала она на племянника с порога.
– Ты?! Это ты! – прохрипел Евгений и стал задыхаться.
Княжна сделала шажок вперед и протянула к нему руки. Верховский отпрянул, как от гремучей змеи. Лицо его исказилось. Он замотал головой и замахал руками, словно что-то отгоняя от себя.
– Нет! Это немыслимо! Это чудовищно! Невозможно! Опять я…
Он не договорил. Взор его стал мутным, он .криво усмехнулся и вдруг, резко обернувшись, одним прыжком бросился к окну. Присутствующие в комнате разом ахнули, потому что в следующий миг он взлетел на высокий подоконник и, проломив своим телом стекло, выпал из окна.
С его предсмертным воплем смешался другой крик. Татьяна Аркадьевна метнулась к подоконнику, выглянула в окно и упала без чувств.
Глава тридцать третья
Все эти события произошли в прошлом году.
И весь этот год, последовавший за исчезновением жены и странным самоубийством ее любовника, Роев провел в бесполезных поисках и мучительных надеждах. И вот она нашлась, верней, то, что было прежде Надюшей. Теперь нечего ждать. Надо набраться сил и пережить потерю.
А потом? Потом снова искать, но теперь не Надю, а убийцу.
Сердюков уже совершенно оправился от недомогания и приступил к своим обязанностям.
Дело об убийстве Роевой он продолжил с присущим ему рвением и скрупулезной дотошностью. Полицейский врач исследовал тело и обнаружил пулевые ранения, следы переломов и других травм. Факт насильственной смерти был налицо. Но что могла делать Надежда Васильевна одна, на пустынной дороге, в лесу? Перебрали по мельчайшим частицам полуистлевшие вещи покойной, и в маленькой сумочке обнаружилась бумажка с расплывшимся от влаги текстом.
Сердюков долго бился над этой бумажкой и понял несколько слов. Может, именно этим письмом Роеву заманили на дорогу? Но кто? Верховский? А ведь он тоже отсутствовал в столице, мог и убить. Но зачем, если безумно любил?
От ревности? Обреченности?
Константин Митрофанович снова вернулся в дом к Роевым и опять приступил к допросу прислуги.
– Не помните ли вы, – спросил он у горничной, вышагивая длинными ногами по комнате, подобно гигантскому циркулю, – не получала ли хозяйка накануне своего исчезновения письма или записки?
Горничная Тося испуганно таращилась на полицейского, а потом с усилием произнесла:
– Получали-с.
– Что за письмо?
– Обыкновенное! – Она повела плечами и задумалась. – Только нет, не обыкновенное! Вспомнила! Там на конверте подписи не было!
– А как же ты узнала, что письмо надо передать именно Надежде Васильевне? – Следователь изогнулся над горничной, которая вжалась в стул.
– Так сказали! – пролепетала она.
– Кто сказал? – напирал полицейский.
– Посыльный, что принес письмо!
– А может, ты и посыльного знаешь? – В глазах и голосе Сердюкова вспыхнула надежда.
– Как не знать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Ведь ты не только бедного Роева, нас, меня, Васю бросаешь под ноги своим необузданным влечениям! Наша любовь к тебе – это не любовь? И разве мы для тебя ровным счетом ничего не значим?
Вместо ответа Надя с плачем бросилась матери на шею.
– Мама, родная, не мучьте меня! Что ж вы душу-то мою рвете на части! Господи! Какая пытка!
– Надя, я не переживу твоего ухода второй раз, не приму Верховского и не отдам тебе Васю, – уже тихо прибавил она.
Надя оттолкнула мать и посмотрела на нее остекленевшим взглядом. Катерина Андреевна с болью поняла, что в этот миг она лишилась единственной дочери. Надежда Васильевна с трудом поднялась и вышла. По пути к себе она слышала, как муж отправляет записку на службу. Не придет, сказался больным. Значит, будет сидеть дома и сторожить ее, чтоб не сбежала. Она несколько раз подходила к двери его кабинета, но, не собравшись с духом, уходила прочь. Что еще добавить к тем горьким словам, которые она так долго носила в себе и, вот, выговорила?
И как теперь связаться с Евгением, как дать ему знать о домашней драме?
Потянулась нескончаемая неделя. Тяжелое молчание, угрюмые косые взгляды, тоскливые одинокие слезы. Супруги приказали подавать еду в свои комнаты и старались не встречаться друг с другом. Катерина Андреевна оправилась и заявила, что невыносимая атмосфера в доме погубит ребенка. С этими словами она забрала к себе Васю и няню. В квартире стало совсем тихо, только Роев мерил кабинет тяжелыми шагами с утра до вечера. Надежда Васильевна сжавшись, прислушивалась к шагам мужа, ожидая, что вот-вот он подойдет к ее комнате. Сколько можно молчать? Ведь надобно объясниться окончательно и решить дело о разводе. Надя все же уповала на рассудительность мужа, полагая, что после сказанного он не станет настаивать на продолжении совместной жизни.
Она была близка к истине в своих размышлениях. Владимиру Ивановичу по прошествии недели после скандала действительно развод уже не казался столь немыслимым исходом драмы. Но понял он это не сразу. Поначалу, в первую ночь, Роев долго не мог опомниться. В ушах стояли ужасные, постыдные для всякого мужчины слова. Глядя на искаженное отвращением лицо жены, он не сомневался в их искренности. Значит, он был слеп и глух, а она лгала. И вся его жизнь представлялась теперь абсолютной ложью и лицемерием. Выходило, что не существовало счастливой и любящей семьи, преданной, пусть холодноватой, но искренней и верной, как ему казалось, жены и трогательного милого сына. Все рухнуло! Зачем тогда жить, цепляться за пустое существование, опять пережить унижение, стыд?
Получить взамен своей любви обломки семейной идиллии! И во что теперь верить, если добро, которое ты делаешь людям, оборачивается таким кошмаром! Все его добродетели, которыми он так гордился, все они обернулись против него самого.
Мучимый подобными размышлениями, Владимир Иванович несколько раз за ночь вынимал из ящика стола пистолет и клал его перед собой.
Покончить разом с этим позором! Пусть рвет на себе волосы и казнится до скончания дней своих!
Металл тускло поблескивает в свете лампы, его холодная поверхность притягивает руку. Да полно, Владимир! Стреляться из-за неверности жены? Как глупо и пошло! Разве нет вещей более важных для думающего человека? И какой жены? Понятное дело, если была бы неописуемой красавицей или олицетворением чувственности. Так ведь нет! Холодная, неприступная надменность. Он знал, что многие его знакомые за его спиной пожимали плечами: ну что такого он в ней нашел, за что такая любовь? В том-то и дело, что любовь слепа. Именно любовь! Но ведь теперь он не может руководствоваться только чувствами. У него есть сын, да, да, у него есть сын! Он должен думать о мальчике, если безрассудная мать сделать этого не в состоянии.
Как не в состоянии оценить добро, преданность, нежность и ту же страсть, которую он к ней испытывал. Она недостойна таких чувств.
Роев впервые в жизни подумал о жене плохо.
Он даже удивился, как это раньше такие мысли его не посещали? Божество было свергнуто со своего олимпа. Оказалось при ближайшем рассмотрении, что обожествлять-то было нечего! Кумир исчез, осталась невзрачная, неблагодарная, развратная женщина. Что ж, такая жена Роеву была уже не нужна. Пусть уходит куда хочет и с кем хочет.
Придя к такому выводу, Владимир Иванович чуть поуспокоился, и мысли его потекли в другое русло. Надобно позаботиться о разводе, но так, чтобы поменьше скандальных подробностей выплыло наружу, а главное, сохранить тайну рождения мальчика, чтобы, не дай Бог, не запятнать и его. Он отправился в адвокатскую контору, где и занялся этими делами. Вечером Владимир Иванович решил наконец переговорить с женой, хотя даже мысль о том, что они увидятся, бросала его в пот.
Надежда Васильевна чутко прислушивалась к звукам в доме. Она поняла, что муж покинул квартиру, и теперь никто не ограничивал ее действий. Но что делать? Вероятно, придется бежать прямо к Верховскому – писать письмо и дожидаться ответа слишком долго. Телефон же был установлен только в квартире матери. Надя уже собралась выйти, как вдруг явилась горничная и со странным выражением протянула ей конверт без подписи.
– Приказано вам передать, барыня!
Надя поспешно взяла конверт и вскрыла его.
Письмо было от Верховского. Она прочитала его.
Письмо привело ее в полное недоумение.
"Дорогая! Прошу тебя, при получении моего письма не медля, тотчас же поезжай в Поляны (загородный дом Верховских). Будь осторожна.
Важно, чтобы тебя никто не увидал по дороге, прислуге ничего не говори. Впрочем, не мне тебя учить, ты же знаешь наши обстоятельства. На станции извозчика не бери и иди дальней дорогой, той, что петляет над оврагом. Не бойся, я тебя встречу. Приезжай безотлагательно, дело принимает опасный оборот.
Целую, жду, твой Эжен".
Какое странное письмо. Зачем ехать в такую даль? И почему он так уверен, что она знает какую-то дальнюю дорогу к их дому, если она там ни разу не была? И что за нелепая подпись, она так никогда его не называла? Какое дело?
Может, он опять следил за их домом и уже знает, что произошло, может, предпринял что-либо для развода? Одним словом, придется ехать.
Прихватив самое необходимое, она подошла к двери своей комнаты и остановилась. Надя понимала, что, быть может, она сюда уже не вернется, а если и вернется, то уже не хозяйкой.
В душе все ныло от страха и неопределенности, но еще больше хотелось поскорее увидеть милого Евгения и забыться в его объятиях. Как тогда, в Париже Все повторялось. Но тогда не было ребенка! Острой иглой мозг сверлила мысль о сыне, но пока она не могла ничего поделать, и, подавив в себе рыдания, Надежда Васильевна выбежала из дома.
Глава тридцать вторая
Роев уже третий день после исчезновения жены метался по городу. Рассуждения о том, что Надя плохая жена и она больше ему не нужна, испарились в тот же миг, когда он обнаружил ее отсутствие. Все осталось прежним: и любовь, и страсть. Только еще добавилась боль от унижения и безысходная тоска отвергнутой души. Он согласен был теперь на что угодно, пусть только хотя бы живет с ним под одной крышей и носит его фамилию. Роев даже мог поклясться не переступать порога спальни жены. Он все еще не верил, что Надя сбежала, как в пошлом бульварном романе. Нет, она женщина с достоинством, она не могла просто так уйти! Но ведь однажды это уже произошло! Поначалу он решил, что Надя пошла к матери и сыну. Но там ее не оказалось. Тогда он ринулся в дом Верховских. Выяснилось, что князь в отъезде, и это еще больше укрепило его подозрения об их совместном побеге. Но как ловко и быстро они сговорились! Видимо, придется заявлять в полицию. Господи, какой позор!
Пораскинув мозгами, Роев припомнил, что в гимназические времена был дружен с Костей Сердюковым, который ныне служил отечеству на тяжелом полицейском поприще. Несколько раз их судьбы пересекались у общих знакомых. Поэтому Роев полагал, что данное знакомство можно возобновить. И вот он уже в квартире следователя Константина Митрофановича Сердюкова.
– Стало быть, вы в отпуску, хвораете, – с сожалением произнес гость, глядя на желтое, изможденное лицо хозяина. – А я так надеялся на совет и помощь, ведь дело такое приватное!
Сердюков тяжело вздохнул и запахнул старый линялый халат Всем своим видом он показывал, что служебное рвение привело его нервы в крайнее расстройство. И действительно, последнее дело Сердюкова о таинственной смерти промышленника Прозорова оказалось таким странным и приняло для самого следователя такой неожиданный и опасный поворот, что его разум и впрямь нуждался в отдыхе. По Петербургу гуляли будоражащие воображение слухи о якобы имевших место контактах следователя с духом убиенного.
Начальство отнесло эти разговоры за счет крайнего переутомления одного из наиболее толковых и добросовестных работников. Поэтому рапорт Сердюкова с просьбой о предоставлении ему небольших каникул получил положительную резолюцию. Константин Митрофанович только-только стал приходить в себя, как явился гимназический приятель с беглой женой! Отказать неловко, а дело дрянь!
– Погодите, Владимир! – нехотя произнес Сердюков, видя, как удрученный гость собирается уйти. – Я же не отказываюсь помочь вам.
Мы, полицейские, всегда на службе, даже когда едва ноги носим. Я помогу вам как частное лицо.
В вашем деле, быть может, это и к лучшему. Но кое-кого из своих людишек я тоже призову.
Нам, как я полагаю, надо установить слежение за домом князя. Не думаю я, что они уже покинули Петербург. Пошлю человечка, с прислугой потолкует, посмотрит по сторонам и мне доложит, а я вам дам знать.
– Я полагал, что вы достойный человек, что к вам можно обратиться за помощью. И не ошибся! – с чувством произнес Владимир Иванович.
Сердюков слабо улыбнулся и протянул Роеву свою длинную худую руку.
– Может быть, я понимаю вас, мой друг!
Женщины очень странные создания! – произнес он многозначительно, словно и в его одинокой, холостяцкой жизни были подобные переживания.
Обещание Сердюков сдержал, и за домом Верховских была установлена слежка. Не прошло и дня, как приставленный человек доложил, что хозяин появился. Роев и Сердюков тотчас же явились к князю.
– Чем обязан, господа? – изумился Верховский.
Роева он признал, а вот присутствие полицейского следователя его явно напугало. По всему было заметно, что хозяин взволнован, хотя он всеми силами пытался это скрыть. Лицо его оставалось неподвижным, но в глубине взгляда притаилось напряженное ожидание. Евгений хотел прикурить, но сам заметил, что руки непривычно подрагивают, и, с досадой потушив спичку, которая не разгоралась, спрятал их в карманы роскошного халата.
– Господин Верховский! Мы здесь для того, чтобы найти пропавшую третьего дня Надежду Васильевну Роеву, супругу господина Роева. – с достоинством ответил Сердюков.
– С какой стати господин Роев ищет свою жену в моем доме? – деланно-изумленно пожал плечами Евгений.
– Полно, князь! Оставим эти околичности! – резко проговорил Владимир Иванович. – Я знаю все, я читал письма, – добавил он, но уже без пафоса.
Верховский вздрогнул, и на его лице отразилось искреннее непонимание.
– Вы хотите сказать, что Надя, то есть Надежда Васильевна, пропала? – воскликнул он тревожным голосом.
– А вы хотите убедить нас, что не имеете к этому событию никакого отношения? – саркастически продолжал обманутый супруг.
– Да, конечно! Я.., мы.., словом, мы давно не виделись.
– И не переписывались? – допытывал Сердюков.
– Нет, – последовал растерянный ответ.
Владимир внимательно смотрел в лицо соперника, пытаясь уловить истину. К удивлению Роева, поведение князя казалось естественным. Верховского явно обескуражила новость об исчезновении Нади. Более того, она его, видимо, смертельно напугала. Он побледнел, и крупные капли пота выступили на его лбу.
– Сударь, если мы правильно вас поняли, вы в последнее время не встречались с госпожой Роевой и не знаете, где она может находиться в данную минуту? – строго спросил следователь.
– Понятия не имею, – сдавленным голосом ответил Верховский и налил себе из графина воды, сильно расплескав на скатерть.
– Не верьте ему, Сердюков! Это отъявленный лжец и мастер притворяться! – Роев стремительным шагом почти обежал комнату, словно ища кого-то.
– Сударь, позвольте нам усомниться в ваших словах! – Сердюков сделал решительный шаг к двери. – По нашим сведениям, в доме, помимо прислуги, в данный момент присутствует женщина. Мы должны осмотреть дом.
– Это неслыханно! Впрочем, делайте что хотите! Все равно ее тут не было и нет! К сожалению!
Последние слова Верховский почти прокричал. Хозяин резко позвонил, и вошел лакей.
– Скажи, голубчик, – обратился к вошедшему следователь, – присутствует ли в доме дама?
Учти, я не имею в виду прислугу, именно дама?
– Конечно-с, – последовал вежливый ответ, – княжна Татьяна Аркадьевна. Прикажете доложить?
– Княжна дома? – каким-то странным голосом воскликнул Евгений. – Ты уверен?
Лакей с недоумением воззрился на хозяина.
– Барыня у себя пребывают.
– А что удивительного в том, что ваша тетушка оказалась дома? – осторожно осведомился Сердюков.
Но Евгений, казалось, не слышал его вопроса. Он напряженно вглядывался в дверь, за которой послышались шаги и высокий, визгливый, чрезвычайно неприятный голос произнес:
– Евгений! Можно к тебе? – И, не дожидаясь ответа, княжна вошла.
Мгновение Верховский и Татьяна Аркадьевна смотрели друг на друга, но эти взгляды невозможно было понять остальным присутствующим.
Евгений как будто увидел нечто ужасное. Хотя княжна вовсе не выглядела отвратительной. Ухоженная, чуть усталая, скорбно и спокойно взирала она на племянника с порога.
– Ты?! Это ты! – прохрипел Евгений и стал задыхаться.
Княжна сделала шажок вперед и протянула к нему руки. Верховский отпрянул, как от гремучей змеи. Лицо его исказилось. Он замотал головой и замахал руками, словно что-то отгоняя от себя.
– Нет! Это немыслимо! Это чудовищно! Невозможно! Опять я…
Он не договорил. Взор его стал мутным, он .криво усмехнулся и вдруг, резко обернувшись, одним прыжком бросился к окну. Присутствующие в комнате разом ахнули, потому что в следующий миг он взлетел на высокий подоконник и, проломив своим телом стекло, выпал из окна.
С его предсмертным воплем смешался другой крик. Татьяна Аркадьевна метнулась к подоконнику, выглянула в окно и упала без чувств.
Глава тридцать третья
Все эти события произошли в прошлом году.
И весь этот год, последовавший за исчезновением жены и странным самоубийством ее любовника, Роев провел в бесполезных поисках и мучительных надеждах. И вот она нашлась, верней, то, что было прежде Надюшей. Теперь нечего ждать. Надо набраться сил и пережить потерю.
А потом? Потом снова искать, но теперь не Надю, а убийцу.
Сердюков уже совершенно оправился от недомогания и приступил к своим обязанностям.
Дело об убийстве Роевой он продолжил с присущим ему рвением и скрупулезной дотошностью. Полицейский врач исследовал тело и обнаружил пулевые ранения, следы переломов и других травм. Факт насильственной смерти был налицо. Но что могла делать Надежда Васильевна одна, на пустынной дороге, в лесу? Перебрали по мельчайшим частицам полуистлевшие вещи покойной, и в маленькой сумочке обнаружилась бумажка с расплывшимся от влаги текстом.
Сердюков долго бился над этой бумажкой и понял несколько слов. Может, именно этим письмом Роеву заманили на дорогу? Но кто? Верховский? А ведь он тоже отсутствовал в столице, мог и убить. Но зачем, если безумно любил?
От ревности? Обреченности?
Константин Митрофанович снова вернулся в дом к Роевым и опять приступил к допросу прислуги.
– Не помните ли вы, – спросил он у горничной, вышагивая длинными ногами по комнате, подобно гигантскому циркулю, – не получала ли хозяйка накануне своего исчезновения письма или записки?
Горничная Тося испуганно таращилась на полицейского, а потом с усилием произнесла:
– Получали-с.
– Что за письмо?
– Обыкновенное! – Она повела плечами и задумалась. – Только нет, не обыкновенное! Вспомнила! Там на конверте подписи не было!
– А как же ты узнала, что письмо надо передать именно Надежде Васильевне? – Следователь изогнулся над горничной, которая вжалась в стул.
– Так сказали! – пролепетала она.
– Кто сказал? – напирал полицейский.
– Посыльный, что принес письмо!
– А может, ты и посыльного знаешь? – В глазах и голосе Сердюкова вспыхнула надежда.
– Как не знать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24