– Боровицкая округлила глаза.
Сережа слушал с замиранием сердца, в глубине его души рождалось дурное предчувствие. Его мать, помешивая ложечкой чай, с интересом слушала собеседницу.
– И надо же так было случиться, что эта милая девушка, а она чуть старше моей Зины, влюбилась в нашего сына прямо там, на балу, с первого мига, с первого взгляда! Они обменивались визитами, писали друг другу письма. Тосенька даже не могла скрывать своих чувств, так они переполняли ангельскую душу. Анатолий, а вы знаете моего сына, был очень галантен с девушкой, ведь она так юна, так неопытна. Бедняжка совсем потеряла голову от любви к моему сыну и прямо заявила родителям, что Анатолия ей послал Бог. Что только за него она и пойдет замуж, или вообще ни за кого! Конечно, родители испугались, такая юная – и такие пылкие чувства. Они решили увезти её от греха подальше. И все это время милое дитя писала письма моему сыну, полные глубокого чувства.
– А вы-то откуда знаете? – иронично заметила Желтовская. – Неужели Анатолий читал их вслух?
– Боже упаси! Но он советовался со мной! Как правильно поступить, что написать в ответ.
– Анатолий все два года переписывался с барышней Гнединой? – осторожно переспросил Сергей.
– В том-то и дело! – торжествующе продолжала Боровицкая. – Прошло два года, но их чувства не угасли. И вот, наконец, Гнедины откликнулись на мои приглашения навестить нас. Вы же понимаете, что означает этот визит. Они согласились с выбором дочери! Анатолий получит шанс сделать ей предложение! Это такой брак, такой брак! Это лучшее, о чем я могла бы мечтать для моего сына!
Боровицкая откинулась на стуле и обмахивала себя платочком. Дамы так увлеклись рассказом, что не заметили, как Сережа с серым от волнения лицом поднялся с места и двинулся в комнату к Розалии. Дверь оказалась приоткрыта! Он испуганно заглянул и встретил яростный взгляд Розалии Марковны.
– Вы все слышали! – ахнул Сергей.
Глава одиннадцатая
Сердюков медленно возвращался от берега лимана, обдумывая услышанное. Подойдя к центральному зданию лечебницы, он увидал возбужденного дворника, посланного на поиски горбатой фельдшерицы.
– Ваше высокоблагородие! Нашел, слава богу! – дворник как-то странно озирался вокруг и смотрел на небо.
– Что с тобой, голубчик? – насторожился следователь.
– Я, ваше высокоблагородие, как приказано было, в дом ихний пришел, а она уже на пороге, стало быть. И вещички на дворе сложены, баул и коробка. Уезжать собралась. Я ей говорю, ты, мол, матушка, куда собралась? А она мне, тебе-то какое дело, к родне, в Бахчисарай. А я ей, успеется, только сейчас ты со мной пойдешь в лечебницу, дело имеется до тебя у господина управляющего. Она глазами сверкает, упирается. А я ей, городового позову! Зафыркала, как кошка, пошла. И тут, батюшки, на меня прямо с неба воронища огроменная налетает! Я тень заприметил, голову успел поднять да и отскочил, а то бы точно башку клювом разбила. А она, ведьма проклятая, ему говорит, лети, мол, домой. Да еще назвала его именем каким-то мудреным, нерусским. Вот! – выдохнул дворник и снова опасливо поглядел на соседние деревья.
Сердюков с недоумением выслушал историю и быстро вошел в здание. В комнате управляющего действительно сидела горбунья. Он сразу узнал её. Она вжалась в стул и сверлила вошедшего напряженным взглядом. Следователь пригляделся. Пожалуй, это лицо можно было даже назвать красивым! Теперь, когда платок оказался сбитым назад и голова не опущена низко, как обычно, он мог хорошенько разглядеть лицо женщины. Восточные черты, миндалевидные глаза, выпуклый очерченный рот, крупноватый, с небольшой горбинкой нос.
Сердюков взял протянутый доктором листок бумаги и вслух прочитал:
– Девица Лия Гирей, тридцати трех лет от роду, мещанского сословия, караимского вероисповедания. Проживает в собственном доме.
– Все верно, – она кивнула головой, и тотчас же платок съехал вниз, лоб опустился, и прекрасное лицо исчезло, как и не бывало.
– Вы знаете, зачем вас позвали сюда? – спросил следователь.
Она безучастно пожала плечами.
– Умер один из ваших пациентов. Господин Боровицкий из Петербурга. Но вы ведь помните его?
Она снова безучастно кивнула, не подавая голоса.
– Зачем вы приходили сегодня утром в лечебницу? – следователь надвинулся на медсестру.
– Меня там не было, – последовал тихий ответ.
– Вас видел и слышал один человек. Он находился в грязевой, когда туда пришли вы, а затем и Боровицкий, – настаивал полицейский.
– Знаю, о ком вы говорите, – не поднимая головы, но твердым голосом ответила женщина. – Это же известный пьянчуга. Он частенько спит там. И я его гоняла всегда, потому что это непорядок! За это он люто ненавидит меня и что угодно вам скажет, только бы мне пакость сделать. К тому же, его жена так бьет, бывает что и по голове, что он наутро и не помнит ничего, все путает, имя свое иногда забывает. Так что, если вы его назавтра спросите, кого он видел, он вам про Божью матерь расскажет, он там с ней разговаривал на прошлой неделе!
– Гирей! Не богохульствуй! – пристукнул пальцем доктор. – А то, что касается этого субъекта, так это все верно, действительно бывает в беспамятстве, господин следователь! – согласился доктор.
– Вот тебе раз! – расстроился Сердюков.
Он походил по комнате, похрустел суставами пальцев и снова воззрился пытливым взором на горбунью.
– Значит, вы никогда не имели чести знать Боровицких раньше?
– Никогда. Они тут в первый раз.
– А в Петербурге вы не бывали?
– Я никуда не выезжала за пределы Таврической губернии. Евпатория да родня под Бахчисараем. Вот и все мои путешествия.
– У вас грамотная речь. Вы учились?
– Да, в женской гимназии. Я хорошо училась. Доктор даже потом говорил, что меня следовало бы послать в Петербург на высшие женские курсы, на медицинский.
– Верно, верно, – закивал головой доктор.
– Простите, но ваше… эээ…
– Уродство, – спокойно подсказала женщина. – Вы хотите спросить, как я, молодая женщина, живу с этим украшением? Он у меня с рождения, я привыкла.
– Пациентов поначалу пугал вид медсестры, но вскоре они его и не замечали, так хорошо она их обслуживала, – добавил доктор.
– Да, я и сам испытал подобное, – согласился следователь. – Послушайте, а что это за история с вороной и дворником?
– Ворон, не ворона, а ворон. Он достался мне от бродячего цирка. Прежний владелец показывал его за деньги. Ведь это не простой ворон, говорящий. Его Гудвином зовут, у него на лапе медное кольцо, там написано. Якобы он вывез его из Англии, и там он жил в Тауэре. Цирк разорился, хозяин исчез. А птицу я подобрала у нас на заднем дворе, с перебитыми лапами. Выходила, вот он теперь у меня и живет.
– Говорящий? – усмехнулся полицейский. – И что же он говорит?
– Да вы не поймете, наверное. Он же по-английски говорит, – в голосе Гирей следователю послышалась усмешка. Он рассердился.
– Вот что! Дело остается невыясненным. Есть преступление, есть свидетель. И вы на данный момент подозреваемая. Поэтому я принужден вас задержать до выяснения обстоятельств.
Раздосадованную и расстроенную Гирей заперли в небольшой флигелек, домик в два окна, но с решетками. Сердюкову ничего не оставалось, как к ночи самому перебраться во флигель сторожить пленницу. Он устроился в соседней комнатушке и прикорнул в старом кресле. Надо переночевать, а утром на свежую голову снова приняться за эту странную горбунью да опять допросить единственного свидетеля. Вдруг да и впрямь откажется от своих показаний! Все-таки какая-то странность есть в этой женщине, что-то недосказанное, зыбкое. Какой-то внутренний голос говорил Сердюкову, что именно она находилась в грязевой в последний момент жизни Боровицкого. Но что их свело?
Он уже почти задремал, как вдруг услышал странный звук. Постукивание, а потом точно провели камнем по стеклу. И звук доносился из соседней комнаты, где была заперта подозреваемая! Сердюков подскочил и вытащил свой револьвер. Стремительно и бесшумно он подошел к двери импровизированной тюрьмы. Прислушался. За дверью едва слышно разговаривали. Потом снова легкий стук и скрип. Следователь распахнул дверь.
Девица Гирей, скрючившись, сидела около окна. В тот момент, когда следователь ворвался в помещение, за стеклом мелькнула быстрая тень и исчезла.
– С кем вы разговаривали? – сердито выкрикнул полицейский, на всякий случай наведя на нее револьвер.
Медсестра вздрогнула от неожиданного вторжения, но не потеряла самообладания.
– С Гудвином, он прилетал меня поддержать. Только он один у меня настоящий друг, – ответила она с легким вызовом в голосе.
– Вы это бросьте! – следователь с раздражением глянул в окно и вышел, надежно заперев за собой дверь.
Затем он несколько раз обошел флигель, внимательно осмотрел кроны деревьев, но ничего подозрительного не обнаружил. До утра он почти не сомкнул глаз, все прислушивался к звукам за стеной. Но там стояла мертвая тишина.
Как только рассвело, он поспешил выйти из душного помещения на свежий утренний воздух. С удовольствием потянулся, зажмурился на яркое южное солнце и вдруг явственно услышал:
– Good morning!
Следователь от неожиданности споткнулся на ровном месте и чуть не упал. На нижней ветке ближайшего дерева сидел огромный черный ворон и сверлил полицейского недобрым взглядом внимательных блестящих глаз.
Глава двенадцатая
Розалия Марковна неподвижно сидела на кровати и смотрела в окно. Александра Матвеевна несколько раз предлагала ей поесть или хоть выпить чаю, да только все напрасно. Бедная гувернантка совсем пала духом. Желтовская теперь всерьез опасалась, что между Киреевой и молодым Боровицким и впрямь роман, иначе чего она так распереживалась, узнав о предстоящем визите Гнединых? Желтовская попыталась поговорить об этом с сыном, но тот опять странным образом уклонился от беседы.
Сережа принес охапку ромашек и поставил в вазу около кровати Розалии.
– Дорогой Сергей Вацлавович! Вы так трогательно заботитесь обо мне! Как я вам благодарна! Милые цветы, такие нежные! Спасибо! – девушка прикоснулась к лепесткам, взяла один цветок.
– Любит, не любит… – белые лепестки упали на пол. – Не любит.
Глаза её снова наполнились слезами.
– Розалия Марковна! Нельзя же так расстраиваться из-за детского гадания!
– Дело не в гадании, Сережа! Я чувствую, что Анатолий предал меня!
– Не думайте плохо о нем! Вот увидите – сегодня, завтра он приедет, и все разрешится.
Розалия покачала головой. Её длинные изящные пальцы перебирали, теребили остатки цветка. Сережа пытался отвлечь девушку от мрачных мыслей.
– Может, вам принести что-нибудь почитать? Хорошая книга поможет вам избавиться от печальных мыслей. Вы же знаете, мы с мамой книгочеи!
– Не хочется мне читать! – она слабо махнула рукой. – А, впрочем, пожалуй!
– Я недавно читал французского писателя, господина Виктора Гюго. Называется «Собор Парижской Богоматери». Замечательная книга, вам понравится!
– Я уже читала её, – улыбнулась Розалия. – Как страшно любить, когда знаешь, что твое чувство не находит ответа!
Сережа вздрогнул и посмотрел прямо в глаза девушке. Неужели она догадывается о том, что творится в его душе?
– Настоящая любовь облагораживает любого человека, и даже урода, этого несчастного горбуна Квазимодо, делает прекрасным, – продолжала девушка. – Но только как понять, где оно, настоящее чувство? Истинная любовь, а не пустое животное влечение? Неужели должно стрястись нечто ужасное, чтобы это стало понятно?
– Любовь не знает преград. Иногда во имя любви даже трус становится храбрецом! Человек может сделать то, что ему и не снилось! – выдохнул Сергей.
Перед его глазами снова несся бурный поток, он цеплялся за скользкие камни, взбирался на крутой скалистый берег и тащил на себе безумно тяжелое, неподъемное тело утопленницы.
– Сергей! – окликнула его Розалия.
Она внимательно смотрела на него, и догадка озарила её внутренним светом. Вовсе не о книгах говорит этот светловолосый юноша, он говорит о себе! Наверное, она и раньше знала, что Сергей к ней неравнодушен. Но не принимала его всерьез. Ведь у неё был Анатолий! Был?
– Розалия! – он стал захлебываться словами. – Розалия, я сделаю для вас все мыслимое и немыслимое! Я сверну горы, только бы не видеть вас такой несчастной! Я заставлю Боровицкого выполнить свой долг!
– Сережа! – Розалия потянулась к юноше и взяла его за руку. Он с отчаянием сжал её, не в силах более вымолвить ни слова. Девушка смотрела на него с великой печалью. Она не могла помочь ему утолить его боль, ибо сама была этой болью.
– Я поеду снова к нему, я поговорю с ним, и тотчас же!
Сергей двинулся к двери, девушка хотела встать, чтобы проводить его, но вдруг охнула, и лицо её перекосилось.
– Что с вами? – испугался Сергей.
– Словно нож воткнули в спину, – простонала Розалия. – Ох, как больно!
– Вероятно, вы сильно ушиблись о камни, – сокрушенно произнес Сережа. – Сейчас я позову маму, она что-нибудь придумает, как вам помочь.
У Боровицких Сережу встретила суета и радостный переполох. Прибыли Гнедины. По этому случаю Анатолий чудесным образом исцелился, в доме все сияло и играло. Переменили занавеси, скатерти, вычистили ковры и диванные подушки. На обеденном столе сервировали хрусталь и столовое серебро. Из кухни доносились божественные ароматы, а из гостиной звуки рояля. Это Зина по приказу матери ублажала дорогих гостей музицированием, правда, не очень виртуозным. Сережа помялся на ступенях веранды. Как бы вызвать Анатолия из комнат и тихонько, без посторонних глаз и ушей, перемолвиться с ним словечком. Может, обойти дом да заглянуть в окно, дать знак? Сережа уже решил, что поступит именно так, и стал спускаться со ступенек, как на веранду выскочил Анатолий собственной персоной. Румяный, разгоряченный, он выбежал сделать глоток свежего воздуха и оторопел, увидев товарища.
– Желтовский! Откуда ты взялся?
– Забежал тебя навестить и вижу, ты жив-здоров. Что ж, я рад за тебя! Значит, в скором времени ты появишься у нас и заберешь Розалию Марковну?
– Погоди, погоди, друг, не спеши! – Анатолий перевел дух и вытер пот со лба. – Я хоть и на ногах, но не совсем здоров. Просто неудобно, знаешь ли, встречать таких гостей в раскисшем виде. Вот поднатужился и встал. Только дело вовсе не в этом.
Анатолий замялся.
– А в чем? – Сережа подошел к нему вплотную и внимательно смотрел в глаза товарищу.
– Глупая получается история, как бы тебе объяснить. Да я и сам не знаю, как в неё попал. Вот Гнедины приехали… Они…
Анатолий переминался с ноги на ногу, и взгляд его стал тоскливым. Пока он собирался с духом и подыскивал нужные слова, дверь веранды отворилась, и появилась среднего роста девушка, с пушистыми волосами, забранными кверху лентой, в легком летнем платье светло-голубого цвета.
– Ах, вот вы где, милый Анатолий Ефремович! – нежным голосом пропела барышня и с любопытством взглянула на незнакомого молодого человека.
– Вот тебе и ответ! – буркнул в сторону Желтовского Анатолий и громко сказал, обращаясь к девушке:
– Таисия Семеновна, позвольте представить вам моего дальнего родственника, но очень близкого друга Желтовского Сергея Вацлавовича.
Сережа поклонился и поцеловал мягкую маленькую ручку.
– Так вот вы где, на веранде воздухом дышите? – это вслед за юной гостьей в дверях показалась хозяйка дома. – Сереженька, как мило, что пришли! Однако я ведь и вашу маменьку приглашала!
– Она не может оставить больную, – последовал ответ.
Но Полина Карповна и не дожидалась его. Её вовсе не интересовало, отчего кузина не пожаловала. Нынче все её внимание было сосредоточено на бесценных гостях. По этому случаю она надела своё самое нарядное платье, со вкусом убрала волосы, украсила уши и шею жемчугом. Выражение лица Полины Карповны тоже было необычным, но его нельзя было назвать торжественным или радостным. Оно было именно особенное, сияющее, значительное. Вообще, по части выражения лиц она была большая мастерица и надевала физиономии как кофточки, необходимые по случаю.
– Пожалуйте в дом, самовар уже готов.
– Да я, собственно, на минутку, я уже пойду, – отнекивался Сережа, пятясь к выходу.
– Вот где все! – раздался незнакомый голос, и на веранде появился высокий представительный господин в светлом сюртуке, с холеным властным лицом.
Сережу представили Гнедину. Юноша затосковал. Ему совершенно не хотелось оставаться, пить чай, вести светские беседы. Но ведь он не переговорил с Анатолием, что он скажет бедной Розалии, которая места себе не находит от неизвестности? Понукаемый чувством долга, он поплелся за всеми в столовую Боровицких. А там уже на столе пыхтел и свистел самовар, начищенный кухаркой до нестерпимого блеска, так что в него можно было смотреться, как в зеркало. Сережа невольно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Сережа слушал с замиранием сердца, в глубине его души рождалось дурное предчувствие. Его мать, помешивая ложечкой чай, с интересом слушала собеседницу.
– И надо же так было случиться, что эта милая девушка, а она чуть старше моей Зины, влюбилась в нашего сына прямо там, на балу, с первого мига, с первого взгляда! Они обменивались визитами, писали друг другу письма. Тосенька даже не могла скрывать своих чувств, так они переполняли ангельскую душу. Анатолий, а вы знаете моего сына, был очень галантен с девушкой, ведь она так юна, так неопытна. Бедняжка совсем потеряла голову от любви к моему сыну и прямо заявила родителям, что Анатолия ей послал Бог. Что только за него она и пойдет замуж, или вообще ни за кого! Конечно, родители испугались, такая юная – и такие пылкие чувства. Они решили увезти её от греха подальше. И все это время милое дитя писала письма моему сыну, полные глубокого чувства.
– А вы-то откуда знаете? – иронично заметила Желтовская. – Неужели Анатолий читал их вслух?
– Боже упаси! Но он советовался со мной! Как правильно поступить, что написать в ответ.
– Анатолий все два года переписывался с барышней Гнединой? – осторожно переспросил Сергей.
– В том-то и дело! – торжествующе продолжала Боровицкая. – Прошло два года, но их чувства не угасли. И вот, наконец, Гнедины откликнулись на мои приглашения навестить нас. Вы же понимаете, что означает этот визит. Они согласились с выбором дочери! Анатолий получит шанс сделать ей предложение! Это такой брак, такой брак! Это лучшее, о чем я могла бы мечтать для моего сына!
Боровицкая откинулась на стуле и обмахивала себя платочком. Дамы так увлеклись рассказом, что не заметили, как Сережа с серым от волнения лицом поднялся с места и двинулся в комнату к Розалии. Дверь оказалась приоткрыта! Он испуганно заглянул и встретил яростный взгляд Розалии Марковны.
– Вы все слышали! – ахнул Сергей.
Глава одиннадцатая
Сердюков медленно возвращался от берега лимана, обдумывая услышанное. Подойдя к центральному зданию лечебницы, он увидал возбужденного дворника, посланного на поиски горбатой фельдшерицы.
– Ваше высокоблагородие! Нашел, слава богу! – дворник как-то странно озирался вокруг и смотрел на небо.
– Что с тобой, голубчик? – насторожился следователь.
– Я, ваше высокоблагородие, как приказано было, в дом ихний пришел, а она уже на пороге, стало быть. И вещички на дворе сложены, баул и коробка. Уезжать собралась. Я ей говорю, ты, мол, матушка, куда собралась? А она мне, тебе-то какое дело, к родне, в Бахчисарай. А я ей, успеется, только сейчас ты со мной пойдешь в лечебницу, дело имеется до тебя у господина управляющего. Она глазами сверкает, упирается. А я ей, городового позову! Зафыркала, как кошка, пошла. И тут, батюшки, на меня прямо с неба воронища огроменная налетает! Я тень заприметил, голову успел поднять да и отскочил, а то бы точно башку клювом разбила. А она, ведьма проклятая, ему говорит, лети, мол, домой. Да еще назвала его именем каким-то мудреным, нерусским. Вот! – выдохнул дворник и снова опасливо поглядел на соседние деревья.
Сердюков с недоумением выслушал историю и быстро вошел в здание. В комнате управляющего действительно сидела горбунья. Он сразу узнал её. Она вжалась в стул и сверлила вошедшего напряженным взглядом. Следователь пригляделся. Пожалуй, это лицо можно было даже назвать красивым! Теперь, когда платок оказался сбитым назад и голова не опущена низко, как обычно, он мог хорошенько разглядеть лицо женщины. Восточные черты, миндалевидные глаза, выпуклый очерченный рот, крупноватый, с небольшой горбинкой нос.
Сердюков взял протянутый доктором листок бумаги и вслух прочитал:
– Девица Лия Гирей, тридцати трех лет от роду, мещанского сословия, караимского вероисповедания. Проживает в собственном доме.
– Все верно, – она кивнула головой, и тотчас же платок съехал вниз, лоб опустился, и прекрасное лицо исчезло, как и не бывало.
– Вы знаете, зачем вас позвали сюда? – спросил следователь.
Она безучастно пожала плечами.
– Умер один из ваших пациентов. Господин Боровицкий из Петербурга. Но вы ведь помните его?
Она снова безучастно кивнула, не подавая голоса.
– Зачем вы приходили сегодня утром в лечебницу? – следователь надвинулся на медсестру.
– Меня там не было, – последовал тихий ответ.
– Вас видел и слышал один человек. Он находился в грязевой, когда туда пришли вы, а затем и Боровицкий, – настаивал полицейский.
– Знаю, о ком вы говорите, – не поднимая головы, но твердым голосом ответила женщина. – Это же известный пьянчуга. Он частенько спит там. И я его гоняла всегда, потому что это непорядок! За это он люто ненавидит меня и что угодно вам скажет, только бы мне пакость сделать. К тому же, его жена так бьет, бывает что и по голове, что он наутро и не помнит ничего, все путает, имя свое иногда забывает. Так что, если вы его назавтра спросите, кого он видел, он вам про Божью матерь расскажет, он там с ней разговаривал на прошлой неделе!
– Гирей! Не богохульствуй! – пристукнул пальцем доктор. – А то, что касается этого субъекта, так это все верно, действительно бывает в беспамятстве, господин следователь! – согласился доктор.
– Вот тебе раз! – расстроился Сердюков.
Он походил по комнате, похрустел суставами пальцев и снова воззрился пытливым взором на горбунью.
– Значит, вы никогда не имели чести знать Боровицких раньше?
– Никогда. Они тут в первый раз.
– А в Петербурге вы не бывали?
– Я никуда не выезжала за пределы Таврической губернии. Евпатория да родня под Бахчисараем. Вот и все мои путешествия.
– У вас грамотная речь. Вы учились?
– Да, в женской гимназии. Я хорошо училась. Доктор даже потом говорил, что меня следовало бы послать в Петербург на высшие женские курсы, на медицинский.
– Верно, верно, – закивал головой доктор.
– Простите, но ваше… эээ…
– Уродство, – спокойно подсказала женщина. – Вы хотите спросить, как я, молодая женщина, живу с этим украшением? Он у меня с рождения, я привыкла.
– Пациентов поначалу пугал вид медсестры, но вскоре они его и не замечали, так хорошо она их обслуживала, – добавил доктор.
– Да, я и сам испытал подобное, – согласился следователь. – Послушайте, а что это за история с вороной и дворником?
– Ворон, не ворона, а ворон. Он достался мне от бродячего цирка. Прежний владелец показывал его за деньги. Ведь это не простой ворон, говорящий. Его Гудвином зовут, у него на лапе медное кольцо, там написано. Якобы он вывез его из Англии, и там он жил в Тауэре. Цирк разорился, хозяин исчез. А птицу я подобрала у нас на заднем дворе, с перебитыми лапами. Выходила, вот он теперь у меня и живет.
– Говорящий? – усмехнулся полицейский. – И что же он говорит?
– Да вы не поймете, наверное. Он же по-английски говорит, – в голосе Гирей следователю послышалась усмешка. Он рассердился.
– Вот что! Дело остается невыясненным. Есть преступление, есть свидетель. И вы на данный момент подозреваемая. Поэтому я принужден вас задержать до выяснения обстоятельств.
Раздосадованную и расстроенную Гирей заперли в небольшой флигелек, домик в два окна, но с решетками. Сердюкову ничего не оставалось, как к ночи самому перебраться во флигель сторожить пленницу. Он устроился в соседней комнатушке и прикорнул в старом кресле. Надо переночевать, а утром на свежую голову снова приняться за эту странную горбунью да опять допросить единственного свидетеля. Вдруг да и впрямь откажется от своих показаний! Все-таки какая-то странность есть в этой женщине, что-то недосказанное, зыбкое. Какой-то внутренний голос говорил Сердюкову, что именно она находилась в грязевой в последний момент жизни Боровицкого. Но что их свело?
Он уже почти задремал, как вдруг услышал странный звук. Постукивание, а потом точно провели камнем по стеклу. И звук доносился из соседней комнаты, где была заперта подозреваемая! Сердюков подскочил и вытащил свой револьвер. Стремительно и бесшумно он подошел к двери импровизированной тюрьмы. Прислушался. За дверью едва слышно разговаривали. Потом снова легкий стук и скрип. Следователь распахнул дверь.
Девица Гирей, скрючившись, сидела около окна. В тот момент, когда следователь ворвался в помещение, за стеклом мелькнула быстрая тень и исчезла.
– С кем вы разговаривали? – сердито выкрикнул полицейский, на всякий случай наведя на нее револьвер.
Медсестра вздрогнула от неожиданного вторжения, но не потеряла самообладания.
– С Гудвином, он прилетал меня поддержать. Только он один у меня настоящий друг, – ответила она с легким вызовом в голосе.
– Вы это бросьте! – следователь с раздражением глянул в окно и вышел, надежно заперев за собой дверь.
Затем он несколько раз обошел флигель, внимательно осмотрел кроны деревьев, но ничего подозрительного не обнаружил. До утра он почти не сомкнул глаз, все прислушивался к звукам за стеной. Но там стояла мертвая тишина.
Как только рассвело, он поспешил выйти из душного помещения на свежий утренний воздух. С удовольствием потянулся, зажмурился на яркое южное солнце и вдруг явственно услышал:
– Good morning!
Следователь от неожиданности споткнулся на ровном месте и чуть не упал. На нижней ветке ближайшего дерева сидел огромный черный ворон и сверлил полицейского недобрым взглядом внимательных блестящих глаз.
Глава двенадцатая
Розалия Марковна неподвижно сидела на кровати и смотрела в окно. Александра Матвеевна несколько раз предлагала ей поесть или хоть выпить чаю, да только все напрасно. Бедная гувернантка совсем пала духом. Желтовская теперь всерьез опасалась, что между Киреевой и молодым Боровицким и впрямь роман, иначе чего она так распереживалась, узнав о предстоящем визите Гнединых? Желтовская попыталась поговорить об этом с сыном, но тот опять странным образом уклонился от беседы.
Сережа принес охапку ромашек и поставил в вазу около кровати Розалии.
– Дорогой Сергей Вацлавович! Вы так трогательно заботитесь обо мне! Как я вам благодарна! Милые цветы, такие нежные! Спасибо! – девушка прикоснулась к лепесткам, взяла один цветок.
– Любит, не любит… – белые лепестки упали на пол. – Не любит.
Глаза её снова наполнились слезами.
– Розалия Марковна! Нельзя же так расстраиваться из-за детского гадания!
– Дело не в гадании, Сережа! Я чувствую, что Анатолий предал меня!
– Не думайте плохо о нем! Вот увидите – сегодня, завтра он приедет, и все разрешится.
Розалия покачала головой. Её длинные изящные пальцы перебирали, теребили остатки цветка. Сережа пытался отвлечь девушку от мрачных мыслей.
– Может, вам принести что-нибудь почитать? Хорошая книга поможет вам избавиться от печальных мыслей. Вы же знаете, мы с мамой книгочеи!
– Не хочется мне читать! – она слабо махнула рукой. – А, впрочем, пожалуй!
– Я недавно читал французского писателя, господина Виктора Гюго. Называется «Собор Парижской Богоматери». Замечательная книга, вам понравится!
– Я уже читала её, – улыбнулась Розалия. – Как страшно любить, когда знаешь, что твое чувство не находит ответа!
Сережа вздрогнул и посмотрел прямо в глаза девушке. Неужели она догадывается о том, что творится в его душе?
– Настоящая любовь облагораживает любого человека, и даже урода, этого несчастного горбуна Квазимодо, делает прекрасным, – продолжала девушка. – Но только как понять, где оно, настоящее чувство? Истинная любовь, а не пустое животное влечение? Неужели должно стрястись нечто ужасное, чтобы это стало понятно?
– Любовь не знает преград. Иногда во имя любви даже трус становится храбрецом! Человек может сделать то, что ему и не снилось! – выдохнул Сергей.
Перед его глазами снова несся бурный поток, он цеплялся за скользкие камни, взбирался на крутой скалистый берег и тащил на себе безумно тяжелое, неподъемное тело утопленницы.
– Сергей! – окликнула его Розалия.
Она внимательно смотрела на него, и догадка озарила её внутренним светом. Вовсе не о книгах говорит этот светловолосый юноша, он говорит о себе! Наверное, она и раньше знала, что Сергей к ней неравнодушен. Но не принимала его всерьез. Ведь у неё был Анатолий! Был?
– Розалия! – он стал захлебываться словами. – Розалия, я сделаю для вас все мыслимое и немыслимое! Я сверну горы, только бы не видеть вас такой несчастной! Я заставлю Боровицкого выполнить свой долг!
– Сережа! – Розалия потянулась к юноше и взяла его за руку. Он с отчаянием сжал её, не в силах более вымолвить ни слова. Девушка смотрела на него с великой печалью. Она не могла помочь ему утолить его боль, ибо сама была этой болью.
– Я поеду снова к нему, я поговорю с ним, и тотчас же!
Сергей двинулся к двери, девушка хотела встать, чтобы проводить его, но вдруг охнула, и лицо её перекосилось.
– Что с вами? – испугался Сергей.
– Словно нож воткнули в спину, – простонала Розалия. – Ох, как больно!
– Вероятно, вы сильно ушиблись о камни, – сокрушенно произнес Сережа. – Сейчас я позову маму, она что-нибудь придумает, как вам помочь.
У Боровицких Сережу встретила суета и радостный переполох. Прибыли Гнедины. По этому случаю Анатолий чудесным образом исцелился, в доме все сияло и играло. Переменили занавеси, скатерти, вычистили ковры и диванные подушки. На обеденном столе сервировали хрусталь и столовое серебро. Из кухни доносились божественные ароматы, а из гостиной звуки рояля. Это Зина по приказу матери ублажала дорогих гостей музицированием, правда, не очень виртуозным. Сережа помялся на ступенях веранды. Как бы вызвать Анатолия из комнат и тихонько, без посторонних глаз и ушей, перемолвиться с ним словечком. Может, обойти дом да заглянуть в окно, дать знак? Сережа уже решил, что поступит именно так, и стал спускаться со ступенек, как на веранду выскочил Анатолий собственной персоной. Румяный, разгоряченный, он выбежал сделать глоток свежего воздуха и оторопел, увидев товарища.
– Желтовский! Откуда ты взялся?
– Забежал тебя навестить и вижу, ты жив-здоров. Что ж, я рад за тебя! Значит, в скором времени ты появишься у нас и заберешь Розалию Марковну?
– Погоди, погоди, друг, не спеши! – Анатолий перевел дух и вытер пот со лба. – Я хоть и на ногах, но не совсем здоров. Просто неудобно, знаешь ли, встречать таких гостей в раскисшем виде. Вот поднатужился и встал. Только дело вовсе не в этом.
Анатолий замялся.
– А в чем? – Сережа подошел к нему вплотную и внимательно смотрел в глаза товарищу.
– Глупая получается история, как бы тебе объяснить. Да я и сам не знаю, как в неё попал. Вот Гнедины приехали… Они…
Анатолий переминался с ноги на ногу, и взгляд его стал тоскливым. Пока он собирался с духом и подыскивал нужные слова, дверь веранды отворилась, и появилась среднего роста девушка, с пушистыми волосами, забранными кверху лентой, в легком летнем платье светло-голубого цвета.
– Ах, вот вы где, милый Анатолий Ефремович! – нежным голосом пропела барышня и с любопытством взглянула на незнакомого молодого человека.
– Вот тебе и ответ! – буркнул в сторону Желтовского Анатолий и громко сказал, обращаясь к девушке:
– Таисия Семеновна, позвольте представить вам моего дальнего родственника, но очень близкого друга Желтовского Сергея Вацлавовича.
Сережа поклонился и поцеловал мягкую маленькую ручку.
– Так вот вы где, на веранде воздухом дышите? – это вслед за юной гостьей в дверях показалась хозяйка дома. – Сереженька, как мило, что пришли! Однако я ведь и вашу маменьку приглашала!
– Она не может оставить больную, – последовал ответ.
Но Полина Карповна и не дожидалась его. Её вовсе не интересовало, отчего кузина не пожаловала. Нынче все её внимание было сосредоточено на бесценных гостях. По этому случаю она надела своё самое нарядное платье, со вкусом убрала волосы, украсила уши и шею жемчугом. Выражение лица Полины Карповны тоже было необычным, но его нельзя было назвать торжественным или радостным. Оно было именно особенное, сияющее, значительное. Вообще, по части выражения лиц она была большая мастерица и надевала физиономии как кофточки, необходимые по случаю.
– Пожалуйте в дом, самовар уже готов.
– Да я, собственно, на минутку, я уже пойду, – отнекивался Сережа, пятясь к выходу.
– Вот где все! – раздался незнакомый голос, и на веранде появился высокий представительный господин в светлом сюртуке, с холеным властным лицом.
Сережу представили Гнедину. Юноша затосковал. Ему совершенно не хотелось оставаться, пить чай, вести светские беседы. Но ведь он не переговорил с Анатолием, что он скажет бедной Розалии, которая места себе не находит от неизвестности? Понукаемый чувством долга, он поплелся за всеми в столовую Боровицких. А там уже на столе пыхтел и свистел самовар, начищенный кухаркой до нестерпимого блеска, так что в него можно было смотреться, как в зеркало. Сережа невольно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22