Но в Элисааре очень любили жонглеров и танцоров. Кроме того, когда-то он знавал одну хорошенькую элисаарскую женщину-змею…
Первая часть этого рассказа вызвала у Ральднора гнев и смятение. Но потом он, к своему удивлению, обнаружил, что даже смеется над некоторыми наиболее забавными местами. Он-то считал себя совершенно мертвым, если не физически, то эмоционально. Яннул, в свою очередь, не стал настаивать, чтобы Ральднор рассказал о своей жизни, и тот промолчал. Его горе и так было велико; распространяться о нем было все равно что без толку бередить рану. Но все же он понял, что нуждается в Яннуле — человеческое общество притупляло его боль.
После обеда Яннул уладил все дела, державшие его в Йиле. На следующее утро они уже были на пути в Ханассор, к морю, сопровождая двоих или троих торговцев, везущих клетку со скалящимися черными болотными тварями.
В одной придорожной гостинице они услышали новости из Дорфара.
Казалось, что Амрек умер вместе со своей вероломной невестой; теперь же он покинул ту эмоциональную могилу, в которой находился. Он был полон сил и решимости и приступил к исполнению главного плана своей взрослой жизни — очистить Вис от гнусной расы Равнин. Уже вышел указ — смерть всем до единого степнякам, находящимся в Дорфаре. Его драконы сбивались с ног, разыскивая их. Они прочесали все мелкие городки и деревеньки в поисках своих жертв. Остались лишь немногие, да и те старые, больные и ничего не соображающие. Но эти немногие были поголовно перебиты.
Неожиданным поворотом данной истории, интересовавшим закорианцев в гостинице куда больше, чем истребление жителей Равнин, была реакция на него короля Зарависса, старого Тханна Рашека, которого иногда звали Лисом. Ведь лис уж точно должен быть более хитрым?
Он известил Амрека, что не видит чести в этом деянии. «Значит, Амрек, сын Редона, ты собираешься прославить свое имя, проливая кровь? Начав со смерти дочери моей дочери, Астарис эм Кармисс, которую ты умертвил без суда и следствия, продолжишь убийством девственниц и младенцев?»
Ответ не заставил долго ждать себя. Грозовые боги Дорфара повелели Амреку начать эту священную войну — они больше не желают терпеть мерзких поклонников богини-змеи. Землетрясение, напугавшее Корамвис, было предупреждением богов. На самом деле Амрек отлично понимает, что Зарависс торгует с Равнинами в свое удовольствие, а его затея должна в одночасье положить этому конец. Что же касается обвинения Рашека в убийстве девственниц, то заравийцы могут не беспокоиться. Вряд ли отыщется хоть одна убитая девушка, которая могла бы с полным правом носить это звание после захвата солдатами-драконами.
В гостинице оценили остроумие Амрека, хотя в целом закорианцы считали его безумным королем, который гоняется за призраками, как капризный ребенок.
Ральднору, съежившемуся у огня в прохладе лесной ночи, все споры и веселье казались каким-то далеким отголоском, криком отчаяния, который принесло ветром из его прошлого. Новая боль пронзила его поверх еще не утихшей старой. «Мой народ, — думал он. — Мой народ». Полузабытые образы обступили его в холодной ночи: Эраз, его мать, люди из времен его юности, дракон, плюющий на снег, солдат, гнавшийся за ним по Лин-Абиссе, и, наконец, Аниси — белая, как зима, бескровная, как сама смерть. Он же был заодно с Амреком — Амреком, его братом, убийцей и безумцем. А потом нож в его ране провернулся еще один, последний раз. Он украл женщину у этого человека. Если бы он не сделал этого, мог бы Амрек под сенью ее безмятежности позабыть о том, что хотел обрушить свою месть на Равнины? Но все это пришло слишком поздно — вина, понимание и стыд.
Он увидел, что Яннул внимательно смотрит на него в красных пляшущих отблесках.
— Плохие новости для жителей Равнин, — сказал тот. — Может быть, их повелительница змей остановит Амрека.
— У нее есть зубы, но она, как и ее народ, никогда не пускает их в ход, — покачал головой Ральднор. — И они ржавеют от бездействия.
И, вспомнив, как утратил в Абиссе свою наивную веру, читая о дорфарианских богах, он усмехнулся про себя и подумал: «А сейчас я утратил все».
Ханассор. Черный улей Закориса, чьи пчелы славились не медом, но своими жалами.
Уходящий во чрево конических утесов, окруженный стенами, о которые разбивались волны, винно-красные в час заката, скрытный и скрытый город, похожий на мозг в черном гранитном черепе.
Айгур, старый король, был мертв, а короткий траур окончен. Старшие сыновья, как обычно, оспаривали друг у друга престол, ибо Закорис еще не расстался со своим военным наследием. Состязание выиграл Йил, перебив братьям спины. Вместе с ним на престол взошли три сотни его жен, а свою первую королеву он короновал за то, что та, будучи беременна ребенком, перерезала горло болотному леопарду.
Все это они узнали еще у ворот.
Под скалами Ханассора царила вечная ночь, вечное состязание теней и света факелов.
Они пообедали в каменной гостинице, где танцовщица развлекала публику, снимая с себя прозрачные одежды при помощи двух головешек, рассыпающих алые искры. На нежном бедре синел шрам — видимо, как-то раз она оказалась недостаточно осторожна.
Они расспросили хозяина, который сообщил им о корабле, готовящемся отплыть в Саардос, и предложил пригласить капитана за их стол. Через некоторое время загорелый дочерна мужчина с золотой серьгой в левой ноздре подошел и уселся рядом с ними.
— Я Дроклер, хозяин «Дочери Рорна». Слышал, что вы хотите отправиться в Саардос. Но, как правило, я не беру пассажиров — кроме рабов, сами понимаете.
Около получаса они торговались с ним по поводу платы за проезд. В конце концов согласие было достигнуто, и они позвали писца, чтобы составить договор, поскольку здесь, в Закорисе, жизнь и свобода обычно ценились довольно дешево. Дроклер мог написать лишь свое имя, но зато сделал это с агрессивным росчерком. Они сложили свои документы, расплатились с писцом и отправились спать.
На заре за ними пришел матрос, чтобы проводить в огромную пещеру, где стояли на якоре ханассорские корабли. Усадив их в лодку, он повел ее под сводами, между ледяными белесыми сталактитами и тускло поблескивающими лесами мачт, в утро и широкий зев океана.
«Дочь Рорна» покачивалась на волнах, оказавшись кораблем-башней западных морей с тремя рядами весел, уже спущенных в хрустальную воду, парусом, полным свежего ветра, и блестящим гербом Закориса — двойной луной и драконом.
— Какая красавица! — восхитился Яннул.
Матрос лишь хмыкнул: он не был чувствительным человеком и давно привык к своему кораблю. Проводив их на борт, он показал им тесную каюту в глубине надстройки, сообщил, что обедать они будут в каюте Дроклера, и вышел, бросив на них кислый подозрительный взгляд.
Спустя несколько минут палуба дрогнула и заколыхалась них под ногами, свидетельствуя об отплытии. Ряды весел дружно заработали, и корабль величественно выплыл из бухты точно гигантский деревянный зверь, вглядываясь в океанский простор красными глазами, намалеванными у него на носу.
Путь в Саардос занял четырнадцать дней — неспешное, небогатое событиями путешествие, единственными запоминающимися моментами которого были скрип шпангоута, хлопанье паруса, крики морских птиц да время от времени перебранки матросов, под небом, ясным, как на расписной эмали.
В команду входили и женщины — корабельные шлюхи, ибо торговля не прерывалась и на время Застис. Это были видавшие виды своенравные создания, дравшиеся, как болотные кошки. От постоянного едкого соленого ветра волосы у них были того же тусклого серо-черного цвета, что и у моряков.
Днем Яннул с Ральднором проводили время как любые пассажиры с незапамятных времен — за книгами, игрой в кости или вином, либо прогуливались по палубе. На закате они ужинали за столом Дроклера вместе с Джарлом, командиром гребцов, немногословным и грубым, и Элоном, палубным офицером, ничем не примечательным тихим человеком, который за едой изучал нескончаемые манускрипты, переплетенные в темную кожу и похожие один на другой, как близнецы.
По ночам в их каюту украдкой пробирались женщины. Яннул принимал то, что ему предлагали, а тех, которые, по его мнению, не были искусны, брался лично обучать ланнским способам. Ральднор же лежал в одиночестве, прислушиваясь к плеску воды и постанываниям, доносившимся со всех сторон. Он не хотел здешних женщин и не мог спать. Со временем он приобрел привычку бродить по кораблю ночами. В лунном свете вода казалась белой, как молоко. Он думал о разрушенном городе на Равнинах, о белом волке и беловолосой девушке. Его словно что-то вело.
«Где мой дом? Неужели все-таки там, после всего, что я сделал, дабы сбежать оттуда? Равнины и грозная тень Амрека. А почему бы и нет? Меня ненавидят, как и мою землю, считают мертвым и беззубым, как и мою землю. Ашне'е, моя мать, кладет призрачную руку на мое сознание, поворачивая его к югу. Тогда, возможно, моя цель — не Саардос, а Равнины. Может быть, я вернусь домой».
За день до гавани Саардоса Дроклер почтил медного Рорна на носу корабля фунтом ладана.
Равнодушная маска бога смотрела на них сквозь пелену сладкого синеватого дыма. Она была уродливой и грубой, лишенной как страсти и изящества заравийской Ясмис, так и жестокого величия драконоголовых идолов Дорфара. Все с той же близорукой неподвижностью бог взирал на длинные волны, не обращая внимания на их слова, на их присутствие, на их щедрую жертву.
Ослепительное пурпурное солнце опустилось в море, источая пар. С юга надвигались черные груды дождевых туч, порывы ветра гигантской рукой давили на трепещущий парус. Узкая скалистая полоска суши, которая была Элисааром, исчезла во тьме.
Во время обеда Джарл отсутствовал за столом.
— Скверная погода для входа в гавань, — заметил Яннул. Ветер снова налетел на корабль, тарелки с едой дернулись в углублениях на столе. Испуганно звякнули подвешенные на цепях люстры, роняя горячий воск.
— Рорн животом мается, — бросил Дроклер.
Клок неба, различимый сквозь высокое окошко надстройки, налился чернотой. Корабль, словно ощущая зреющие под его днищем незримые силы, метался, как обезумевшее от страха животное.
— Вы сможете дойти до Саардоса в такую непогоду?
— О, разумеется. Мы идем по ветру и к тому же используем весла. В этом месте нет подводных скал. Не стоит волноваться, ешьте спокойно. Или у вас пропал аппетит?
Элон встал и отложил книгу в сторону. Не говоря ни слова, вышел, и когда дверь на палубу открылась, каюту наполнил иловый мрак бушующих волн и белизна внезапно сверкнувшей молнии.
Дроклер поднялся на ноги.
— Продолжайте обед, господа…
В этот миг «Дочь Рорна» завалилась на бок жутким, но при этом почти игривым движением. По всему кораблю послышался грохот упавших вещей, которые не были закреплены. Одна из низко висящих массивных люстр стремительно качнулась и с ужасающей силой полетела прямо в висок Дроклеру. Раздался тошнотворный хруст. Без единого звука капитан рухнул на стол. Два младших офицера, поднявшихся вслед за ним, от души выругались. Один из них кинулся за корабельным врачом, и дверь, брошенная распахнутой в непроницаемую темноту, захлопала на порывистом ветру.
Яннул и оставшийся офицер уложили Дроклера на полу. Он хрипло дышал, но если не считать этого, казался мертвым. Офицер принялся делать неуклюжие религиозные жесты, призванные умилостивить одно из множества суровых и равнодушных закорианских божеств моря.
Яннул поднялся.
— Загляни ко мне попозже, — пробормотал он, проходя мимо Ральднора. — Сейчас весь мой обед достанется волнам.
Его тут же поглотила тьма на палубе, наполненная ревом неистовствующей воды. Ральднор двинулся следом за ним и столкнулся на пороге с врачом, на лице которого застыло плохо скрытое выражение ужаса. Потерять капитана, находясь в плавании, было очень скверно, ибо закорианцы не забывали о своих распрях и войнах даже на корабле.
Молния копьем ударила в палубу. Ральднор увидел жуткие синеватые силуэты, копошащиеся вокруг паруса, и хлопья желтой пены, летящие из-под весел.
Весла!
Джарл все еще заставлял подчиненных грести — даже в такую бурю. Но разве можно было надеяться на что-то, кроме как переждать этот шторм? Кроме того, с каждой новой волной в люки попадало все больше и больше морской воды, и вскоре рукояти весел, дергаясь под ударами волн, наградят гребцов сломанными ребрами, если не чем-нибудь похуже.
Ральднор свернул и протиснулся в узкое и низкое отверстие, ведущее на нижние палубы.
Зловещую затхлую тьму усугублял почти физически ощутимый запах страха и мерцающие дымные светильники. С шипением плескалась вода — нижние места уже заливало, — скрипели стальные лопасти весел и хрустели от напряжения мышцы гребцов. Джарл сидел на помосте, словно не замечая пены, лизавшей его ноги, и беспрестанно отбивал молотком ритм для гребцов. Его лицо было уродливой застывшей маской. Он был очень похож на Ригона, словно приходился тому братом. Ральднор глотнул ненависти из зловонного воздуха и прокричал:
— Бросайте весла! Нас заливает!
Не обернувшись и не сбившись с ритма, Джарл процедил сквозь зубы:
— Опорожняй свои поганые кишки в другом месте, дорфарианец! Мы идем в Саардос.
Ральднор ощутил, как люди напрягают слух, пытаясь расслышать его слова, несмотря на то, что их жилы трещат от запредельных усилий.
— Джарл, немедленно остановись и задрай люки, пока не утопил корабль и не погубил половину гребцов!
— Кто ты такой, чтобы я выслушивал твои приказы, сучье отродье?! Убирайся, или я перебью тебе спину!
Неожиданно «Дочь Рорна» закрутилась у них под ногами. Раздался оглушительный в своей какофонии гром, и потоки вспененной воды хлынули сквозь люки, расколов их, как стекло. Очутившись по горло в воде, люди с криками бросали весла, которые, выйдя из человеческой власти, разворачивались и били по тем, кому не удалось увернуться. Слаженный ритм распался.
Ральднор прыгнул на Джарла и с размаху воткнул кулак ему под ребра, затем, выхватив молоток из его рук, обрушил между его шеей и плечом удар, вполне достойный этой туши. Перекрывая вопли смятения, Ральднор велел втянуть весла и задраить люки. Почти тут же он спрыгнул в этот хаос и взялся за работу вместе со всеми. Эти гребцы были наемниками — только военные корабли да пираты сажали на весла рабов, — поэтому у них не было ни четкой дисциплины, ни беспрекословного послушания. Он чувствовал, что они находятся на грани вызванного паникой бунта, поэтому, пока они полностью не вышли из повиновения, быстро выстроил их в цепочку и велел вычерпывать воду.
— Ветер унесет нас за Саардос, в адские моря! — выкрикнул кто-то у него за спиной. — Мы упадем в Эарл!
— Россказни для баб и детей! — крикнул в ответ Ральднор. — Никак здесь появилась чья-то подружка, пытающаяся выдать себя за мужика?
Послышался грубый хохот, после чего никто больше не жаловался. Ральднор уже знал, чего больше всего боятся закорианцы, и это была не смерть.
Когда они вычерпали воду из трюма, он оставил их под командой Элона и, закинув Джарла к себе на спину, потащил его в каюту на корме.
Ярость бури вроде бы слегка приутихла. В тучах появились просветы, хотя море по-прежнему швыряло их вверх-вниз, как мяч. Оно слизнуло с палубы людей и припасы, а взамен оставило массу бьющихся и извивающихся морских тварей.
Яннула он обнаружил в надстройке, с белым, как мел, лицом.
— Похоже, моя жертва пошла нам на пользу, — пробормотал он. — Ох, оказаться бы в Ланне, где холмы синие и, самое главное, неподвижные!
Волны выбили оконце, осколки стекла и разбитых тарелок плавали на полу, по щиколотку залитом водой.
— Судовой хирург еще здесь? — спросил пришедший с палубы Элон. — У нескольких людей переломы.
Врач быстро вышел вслед за ним. Дроклер в нем больше не нуждался, ибо был мертв.
Волны улеглись, и казалось, что море дымится. Этот дым превращался в серый сумрак, который, извиваясь, расползался над палубой. Они вычерпывали воду и коптили на огне уснувшую рыбу, чтобы восполнить запасы провизии, унесенные морем.
— Вы очень помогли нам, ваша честь, — сказал Элон Ральднору. — Теперь, когда Дроклера нет в живых, нам не легко будет вернуться в Саардос.
— Джарл будет вставлять нам палки в колеса?
— О да. И вряд ли его обрадовало то, что вы уложили его на глазах у гребцов. Предупреждаю вас, ваша честь, будьте начеку, пока находитесь на борту «Дочери Рорна».
— Благодарю за предупреждение. Но нам остался всего день пути, разве не так?
— Теперь нет, — покачал головой Элон. — Шторм сбил нас с курса, а где кончается этот туман, ведомо одним богам.
Вскоре серая пелена сгустилась еще сильнее, превратившись в черный бархатный кокон вокруг корабля. Ни луна, ни звезды не пробивались сквозь эту завесу.
Одна из женщин принесла им копченой рыбы и графин вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Первая часть этого рассказа вызвала у Ральднора гнев и смятение. Но потом он, к своему удивлению, обнаружил, что даже смеется над некоторыми наиболее забавными местами. Он-то считал себя совершенно мертвым, если не физически, то эмоционально. Яннул, в свою очередь, не стал настаивать, чтобы Ральднор рассказал о своей жизни, и тот промолчал. Его горе и так было велико; распространяться о нем было все равно что без толку бередить рану. Но все же он понял, что нуждается в Яннуле — человеческое общество притупляло его боль.
После обеда Яннул уладил все дела, державшие его в Йиле. На следующее утро они уже были на пути в Ханассор, к морю, сопровождая двоих или троих торговцев, везущих клетку со скалящимися черными болотными тварями.
В одной придорожной гостинице они услышали новости из Дорфара.
Казалось, что Амрек умер вместе со своей вероломной невестой; теперь же он покинул ту эмоциональную могилу, в которой находился. Он был полон сил и решимости и приступил к исполнению главного плана своей взрослой жизни — очистить Вис от гнусной расы Равнин. Уже вышел указ — смерть всем до единого степнякам, находящимся в Дорфаре. Его драконы сбивались с ног, разыскивая их. Они прочесали все мелкие городки и деревеньки в поисках своих жертв. Остались лишь немногие, да и те старые, больные и ничего не соображающие. Но эти немногие были поголовно перебиты.
Неожиданным поворотом данной истории, интересовавшим закорианцев в гостинице куда больше, чем истребление жителей Равнин, была реакция на него короля Зарависса, старого Тханна Рашека, которого иногда звали Лисом. Ведь лис уж точно должен быть более хитрым?
Он известил Амрека, что не видит чести в этом деянии. «Значит, Амрек, сын Редона, ты собираешься прославить свое имя, проливая кровь? Начав со смерти дочери моей дочери, Астарис эм Кармисс, которую ты умертвил без суда и следствия, продолжишь убийством девственниц и младенцев?»
Ответ не заставил долго ждать себя. Грозовые боги Дорфара повелели Амреку начать эту священную войну — они больше не желают терпеть мерзких поклонников богини-змеи. Землетрясение, напугавшее Корамвис, было предупреждением богов. На самом деле Амрек отлично понимает, что Зарависс торгует с Равнинами в свое удовольствие, а его затея должна в одночасье положить этому конец. Что же касается обвинения Рашека в убийстве девственниц, то заравийцы могут не беспокоиться. Вряд ли отыщется хоть одна убитая девушка, которая могла бы с полным правом носить это звание после захвата солдатами-драконами.
В гостинице оценили остроумие Амрека, хотя в целом закорианцы считали его безумным королем, который гоняется за призраками, как капризный ребенок.
Ральднору, съежившемуся у огня в прохладе лесной ночи, все споры и веселье казались каким-то далеким отголоском, криком отчаяния, который принесло ветром из его прошлого. Новая боль пронзила его поверх еще не утихшей старой. «Мой народ, — думал он. — Мой народ». Полузабытые образы обступили его в холодной ночи: Эраз, его мать, люди из времен его юности, дракон, плюющий на снег, солдат, гнавшийся за ним по Лин-Абиссе, и, наконец, Аниси — белая, как зима, бескровная, как сама смерть. Он же был заодно с Амреком — Амреком, его братом, убийцей и безумцем. А потом нож в его ране провернулся еще один, последний раз. Он украл женщину у этого человека. Если бы он не сделал этого, мог бы Амрек под сенью ее безмятежности позабыть о том, что хотел обрушить свою месть на Равнины? Но все это пришло слишком поздно — вина, понимание и стыд.
Он увидел, что Яннул внимательно смотрит на него в красных пляшущих отблесках.
— Плохие новости для жителей Равнин, — сказал тот. — Может быть, их повелительница змей остановит Амрека.
— У нее есть зубы, но она, как и ее народ, никогда не пускает их в ход, — покачал головой Ральднор. — И они ржавеют от бездействия.
И, вспомнив, как утратил в Абиссе свою наивную веру, читая о дорфарианских богах, он усмехнулся про себя и подумал: «А сейчас я утратил все».
Ханассор. Черный улей Закориса, чьи пчелы славились не медом, но своими жалами.
Уходящий во чрево конических утесов, окруженный стенами, о которые разбивались волны, винно-красные в час заката, скрытный и скрытый город, похожий на мозг в черном гранитном черепе.
Айгур, старый король, был мертв, а короткий траур окончен. Старшие сыновья, как обычно, оспаривали друг у друга престол, ибо Закорис еще не расстался со своим военным наследием. Состязание выиграл Йил, перебив братьям спины. Вместе с ним на престол взошли три сотни его жен, а свою первую королеву он короновал за то, что та, будучи беременна ребенком, перерезала горло болотному леопарду.
Все это они узнали еще у ворот.
Под скалами Ханассора царила вечная ночь, вечное состязание теней и света факелов.
Они пообедали в каменной гостинице, где танцовщица развлекала публику, снимая с себя прозрачные одежды при помощи двух головешек, рассыпающих алые искры. На нежном бедре синел шрам — видимо, как-то раз она оказалась недостаточно осторожна.
Они расспросили хозяина, который сообщил им о корабле, готовящемся отплыть в Саардос, и предложил пригласить капитана за их стол. Через некоторое время загорелый дочерна мужчина с золотой серьгой в левой ноздре подошел и уселся рядом с ними.
— Я Дроклер, хозяин «Дочери Рорна». Слышал, что вы хотите отправиться в Саардос. Но, как правило, я не беру пассажиров — кроме рабов, сами понимаете.
Около получаса они торговались с ним по поводу платы за проезд. В конце концов согласие было достигнуто, и они позвали писца, чтобы составить договор, поскольку здесь, в Закорисе, жизнь и свобода обычно ценились довольно дешево. Дроклер мог написать лишь свое имя, но зато сделал это с агрессивным росчерком. Они сложили свои документы, расплатились с писцом и отправились спать.
На заре за ними пришел матрос, чтобы проводить в огромную пещеру, где стояли на якоре ханассорские корабли. Усадив их в лодку, он повел ее под сводами, между ледяными белесыми сталактитами и тускло поблескивающими лесами мачт, в утро и широкий зев океана.
«Дочь Рорна» покачивалась на волнах, оказавшись кораблем-башней западных морей с тремя рядами весел, уже спущенных в хрустальную воду, парусом, полным свежего ветра, и блестящим гербом Закориса — двойной луной и драконом.
— Какая красавица! — восхитился Яннул.
Матрос лишь хмыкнул: он не был чувствительным человеком и давно привык к своему кораблю. Проводив их на борт, он показал им тесную каюту в глубине надстройки, сообщил, что обедать они будут в каюте Дроклера, и вышел, бросив на них кислый подозрительный взгляд.
Спустя несколько минут палуба дрогнула и заколыхалась них под ногами, свидетельствуя об отплытии. Ряды весел дружно заработали, и корабль величественно выплыл из бухты точно гигантский деревянный зверь, вглядываясь в океанский простор красными глазами, намалеванными у него на носу.
Путь в Саардос занял четырнадцать дней — неспешное, небогатое событиями путешествие, единственными запоминающимися моментами которого были скрип шпангоута, хлопанье паруса, крики морских птиц да время от времени перебранки матросов, под небом, ясным, как на расписной эмали.
В команду входили и женщины — корабельные шлюхи, ибо торговля не прерывалась и на время Застис. Это были видавшие виды своенравные создания, дравшиеся, как болотные кошки. От постоянного едкого соленого ветра волосы у них были того же тусклого серо-черного цвета, что и у моряков.
Днем Яннул с Ральднором проводили время как любые пассажиры с незапамятных времен — за книгами, игрой в кости или вином, либо прогуливались по палубе. На закате они ужинали за столом Дроклера вместе с Джарлом, командиром гребцов, немногословным и грубым, и Элоном, палубным офицером, ничем не примечательным тихим человеком, который за едой изучал нескончаемые манускрипты, переплетенные в темную кожу и похожие один на другой, как близнецы.
По ночам в их каюту украдкой пробирались женщины. Яннул принимал то, что ему предлагали, а тех, которые, по его мнению, не были искусны, брался лично обучать ланнским способам. Ральднор же лежал в одиночестве, прислушиваясь к плеску воды и постанываниям, доносившимся со всех сторон. Он не хотел здешних женщин и не мог спать. Со временем он приобрел привычку бродить по кораблю ночами. В лунном свете вода казалась белой, как молоко. Он думал о разрушенном городе на Равнинах, о белом волке и беловолосой девушке. Его словно что-то вело.
«Где мой дом? Неужели все-таки там, после всего, что я сделал, дабы сбежать оттуда? Равнины и грозная тень Амрека. А почему бы и нет? Меня ненавидят, как и мою землю, считают мертвым и беззубым, как и мою землю. Ашне'е, моя мать, кладет призрачную руку на мое сознание, поворачивая его к югу. Тогда, возможно, моя цель — не Саардос, а Равнины. Может быть, я вернусь домой».
За день до гавани Саардоса Дроклер почтил медного Рорна на носу корабля фунтом ладана.
Равнодушная маска бога смотрела на них сквозь пелену сладкого синеватого дыма. Она была уродливой и грубой, лишенной как страсти и изящества заравийской Ясмис, так и жестокого величия драконоголовых идолов Дорфара. Все с той же близорукой неподвижностью бог взирал на длинные волны, не обращая внимания на их слова, на их присутствие, на их щедрую жертву.
Ослепительное пурпурное солнце опустилось в море, источая пар. С юга надвигались черные груды дождевых туч, порывы ветра гигантской рукой давили на трепещущий парус. Узкая скалистая полоска суши, которая была Элисааром, исчезла во тьме.
Во время обеда Джарл отсутствовал за столом.
— Скверная погода для входа в гавань, — заметил Яннул. Ветер снова налетел на корабль, тарелки с едой дернулись в углублениях на столе. Испуганно звякнули подвешенные на цепях люстры, роняя горячий воск.
— Рорн животом мается, — бросил Дроклер.
Клок неба, различимый сквозь высокое окошко надстройки, налился чернотой. Корабль, словно ощущая зреющие под его днищем незримые силы, метался, как обезумевшее от страха животное.
— Вы сможете дойти до Саардоса в такую непогоду?
— О, разумеется. Мы идем по ветру и к тому же используем весла. В этом месте нет подводных скал. Не стоит волноваться, ешьте спокойно. Или у вас пропал аппетит?
Элон встал и отложил книгу в сторону. Не говоря ни слова, вышел, и когда дверь на палубу открылась, каюту наполнил иловый мрак бушующих волн и белизна внезапно сверкнувшей молнии.
Дроклер поднялся на ноги.
— Продолжайте обед, господа…
В этот миг «Дочь Рорна» завалилась на бок жутким, но при этом почти игривым движением. По всему кораблю послышался грохот упавших вещей, которые не были закреплены. Одна из низко висящих массивных люстр стремительно качнулась и с ужасающей силой полетела прямо в висок Дроклеру. Раздался тошнотворный хруст. Без единого звука капитан рухнул на стол. Два младших офицера, поднявшихся вслед за ним, от души выругались. Один из них кинулся за корабельным врачом, и дверь, брошенная распахнутой в непроницаемую темноту, захлопала на порывистом ветру.
Яннул и оставшийся офицер уложили Дроклера на полу. Он хрипло дышал, но если не считать этого, казался мертвым. Офицер принялся делать неуклюжие религиозные жесты, призванные умилостивить одно из множества суровых и равнодушных закорианских божеств моря.
Яннул поднялся.
— Загляни ко мне попозже, — пробормотал он, проходя мимо Ральднора. — Сейчас весь мой обед достанется волнам.
Его тут же поглотила тьма на палубе, наполненная ревом неистовствующей воды. Ральднор двинулся следом за ним и столкнулся на пороге с врачом, на лице которого застыло плохо скрытое выражение ужаса. Потерять капитана, находясь в плавании, было очень скверно, ибо закорианцы не забывали о своих распрях и войнах даже на корабле.
Молния копьем ударила в палубу. Ральднор увидел жуткие синеватые силуэты, копошащиеся вокруг паруса, и хлопья желтой пены, летящие из-под весел.
Весла!
Джарл все еще заставлял подчиненных грести — даже в такую бурю. Но разве можно было надеяться на что-то, кроме как переждать этот шторм? Кроме того, с каждой новой волной в люки попадало все больше и больше морской воды, и вскоре рукояти весел, дергаясь под ударами волн, наградят гребцов сломанными ребрами, если не чем-нибудь похуже.
Ральднор свернул и протиснулся в узкое и низкое отверстие, ведущее на нижние палубы.
Зловещую затхлую тьму усугублял почти физически ощутимый запах страха и мерцающие дымные светильники. С шипением плескалась вода — нижние места уже заливало, — скрипели стальные лопасти весел и хрустели от напряжения мышцы гребцов. Джарл сидел на помосте, словно не замечая пены, лизавшей его ноги, и беспрестанно отбивал молотком ритм для гребцов. Его лицо было уродливой застывшей маской. Он был очень похож на Ригона, словно приходился тому братом. Ральднор глотнул ненависти из зловонного воздуха и прокричал:
— Бросайте весла! Нас заливает!
Не обернувшись и не сбившись с ритма, Джарл процедил сквозь зубы:
— Опорожняй свои поганые кишки в другом месте, дорфарианец! Мы идем в Саардос.
Ральднор ощутил, как люди напрягают слух, пытаясь расслышать его слова, несмотря на то, что их жилы трещат от запредельных усилий.
— Джарл, немедленно остановись и задрай люки, пока не утопил корабль и не погубил половину гребцов!
— Кто ты такой, чтобы я выслушивал твои приказы, сучье отродье?! Убирайся, или я перебью тебе спину!
Неожиданно «Дочь Рорна» закрутилась у них под ногами. Раздался оглушительный в своей какофонии гром, и потоки вспененной воды хлынули сквозь люки, расколов их, как стекло. Очутившись по горло в воде, люди с криками бросали весла, которые, выйдя из человеческой власти, разворачивались и били по тем, кому не удалось увернуться. Слаженный ритм распался.
Ральднор прыгнул на Джарла и с размаху воткнул кулак ему под ребра, затем, выхватив молоток из его рук, обрушил между его шеей и плечом удар, вполне достойный этой туши. Перекрывая вопли смятения, Ральднор велел втянуть весла и задраить люки. Почти тут же он спрыгнул в этот хаос и взялся за работу вместе со всеми. Эти гребцы были наемниками — только военные корабли да пираты сажали на весла рабов, — поэтому у них не было ни четкой дисциплины, ни беспрекословного послушания. Он чувствовал, что они находятся на грани вызванного паникой бунта, поэтому, пока они полностью не вышли из повиновения, быстро выстроил их в цепочку и велел вычерпывать воду.
— Ветер унесет нас за Саардос, в адские моря! — выкрикнул кто-то у него за спиной. — Мы упадем в Эарл!
— Россказни для баб и детей! — крикнул в ответ Ральднор. — Никак здесь появилась чья-то подружка, пытающаяся выдать себя за мужика?
Послышался грубый хохот, после чего никто больше не жаловался. Ральднор уже знал, чего больше всего боятся закорианцы, и это была не смерть.
Когда они вычерпали воду из трюма, он оставил их под командой Элона и, закинув Джарла к себе на спину, потащил его в каюту на корме.
Ярость бури вроде бы слегка приутихла. В тучах появились просветы, хотя море по-прежнему швыряло их вверх-вниз, как мяч. Оно слизнуло с палубы людей и припасы, а взамен оставило массу бьющихся и извивающихся морских тварей.
Яннула он обнаружил в надстройке, с белым, как мел, лицом.
— Похоже, моя жертва пошла нам на пользу, — пробормотал он. — Ох, оказаться бы в Ланне, где холмы синие и, самое главное, неподвижные!
Волны выбили оконце, осколки стекла и разбитых тарелок плавали на полу, по щиколотку залитом водой.
— Судовой хирург еще здесь? — спросил пришедший с палубы Элон. — У нескольких людей переломы.
Врач быстро вышел вслед за ним. Дроклер в нем больше не нуждался, ибо был мертв.
Волны улеглись, и казалось, что море дымится. Этот дым превращался в серый сумрак, который, извиваясь, расползался над палубой. Они вычерпывали воду и коптили на огне уснувшую рыбу, чтобы восполнить запасы провизии, унесенные морем.
— Вы очень помогли нам, ваша честь, — сказал Элон Ральднору. — Теперь, когда Дроклера нет в живых, нам не легко будет вернуться в Саардос.
— Джарл будет вставлять нам палки в колеса?
— О да. И вряд ли его обрадовало то, что вы уложили его на глазах у гребцов. Предупреждаю вас, ваша честь, будьте начеку, пока находитесь на борту «Дочери Рорна».
— Благодарю за предупреждение. Но нам остался всего день пути, разве не так?
— Теперь нет, — покачал головой Элон. — Шторм сбил нас с курса, а где кончается этот туман, ведомо одним богам.
Вскоре серая пелена сгустилась еще сильнее, превратившись в черный бархатный кокон вокруг корабля. Ни луна, ни звезды не пробивались сквозь эту завесу.
Одна из женщин принесла им копченой рыбы и графин вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44