Впрочем... как там, в старинных записях?
Сла-Вольнодумец полагал, будто в древности у жителей Луны не было речи,
они сами изобрели звуки и каждый наделили значением, и лишь после долгих
веков привычка к звуковой речи преобразилась в инстинкт, с которым
младенец рождался на свет; Вольнодумец даже подвергал сомнению ту истину,
что сами Великие предусмотрели речь, осмысленные звуки как неизбежное
дополнение к разуму. И вот... кажется, он был прав. Ощупью пробиваясь в
тумане нежданного открытия, Лъин собрал свои мысли в направленный луч.
И опять потрясение. Умы пришельцев оказались почти непроницаемы, а
когда он наконец нашел ключ и начал нащупывать их мысли, стало ясно, что
они его мыслей читать не могут! И однако они разумны. Но тот, на котором
он сосредоточился, наконец его заметил и порывисто ухватился за второго.
Слова по-прежнему были корявые, нелепые, но общий смысл сказанного человек
с Луны уловил:
- Толстяк, это что такое?!
Второй пришелец обернулся и уставился на подходящего к ним Лъина.
- Не поймешь. Какая-то сухопарая обезьяна в три фута ростом.
По-твоему, она не опасная?
- Навряд ли. Может быть, даже разумная. Этот купол наверняка
сработала не какая-нибудь горсточка переселенцев - сразу видно, постройка
не человеческая. Эй! - обратился к лунному жителю пришелец, который
мысленно называл себя Тощим, хотя с виду был большой и плотный. - Ты кто
такой?
- Лъин, - ответил тот, подходя ближе, и ощутил в мыслях Тощего
удивление и удовольствие. - Лъин. Я - Лъин.
- Пожалуй, ты прав, Тощий, - проворчал Толстяк. - Похоже, он тебя
понимает. Любопытно, кто прилетел сюда и обучил его говорить по-людски?
Лъин немного путался, не сразу удавалось различить и запомнить
значение каждого звука.
- Не понимает людски. Никто прилетал сюда. Вы...
Дальше слов не хватило, он шагнул поближе, показывая на голову Тощего
и на свою. К его удивлению, Тощий понял.
- Видимо, он читает наши мысли. Это телепатия.
- Ишь ты! Марсияшки тоже толкуют, будто они таким манером друг друга
понимают, а вот чтоб они у человека мысли прочитали, я ни разу не видал.
Они толкуют, будто у нас мозги как-то не так открываются. Может, эта
обезьяна, Рим этот, тебе все врет.
- Ну, вряд ли. Посмотри-ка на тестер, вон какая радиоактивность. Если
бы здесь побывали люди и вернулись, об этом бы уже всюду кричали. Кстати,
его зовут не Рим, больше похоже на Лин, а по-настоящему нам не выговорить.
- Он послал мысль Лъину, и тот послушно повторил свое имя. - Видишь? У нас
"л" - плавный звук, а у него взрывной. А согласный на конце он произносит
как губной, хотя и похоже на наш зубной. В нашей речи таких звуков нет.
Интересно, насколько он разумен.
Не успел Лъин составить подходящий ответ, как Тощий нырнул в люк
корабля и через минуту вернулся с пакетиком под мышкой.
- Космический разговорник, - объяснил он Толстяку. - По таким сто лет
назад обучали марсиан. - И обратился к Лъину: - Тут собраны шестьсот самых
ходовых слов нашего языка и расположены так, чтобы как можно легче их
постепенно усвоить. Смотри на картинки, а я буду говорить и думать слова.
Ну-ка, о-дин... два... понимаешь?
Толстяк Уэлш некоторое время смотрел и слушал и отчасти потешался, но
скоро ему это надоело.
- Ладно, Тощий, можешь еще понянчиться со своим туземцем, вдруг
узнаешь что-нибудь полезное. А пока ты не принялся за ремонт, я пойду
осмотрю стены, любопытно, что тут есть радиоактивного. Эх, жаль, на наших
грузовиках передатчики никудышные, вызывай не вызывай - далеко не услышат.
И он побрел прочь, но Лъин и Тощий этого даже не заметили. Они
поглощены были нелегкой задачей - найти средства общения; казалось бы, за
считанные часы, при совсем разном жизненном опыте это неосуществимо. Но
как ни странны были чужие звуки и сочетания слов, как ни причудливо
соединялись они в значимые группы, в конце концов, это была всего лишь
речь. А Лъин появился на свет, уже владея речью чрезвычайно сложной, но
для него естественной, как дыхание. Усиленно кривя губы, он один за другим
одолевал трудные звуки и неизгладимо утверждал в мозгу их значение.
Под конец Толстяк, идя на голоса, отыскал их в пещере Лъина, уселся и
смотрел на них, точно взрослый на малыша, играющего с собакой. Не то чтобы
Лъин вызывал у него недоброе чувство, но и человеком Толстяк его не
считал: так, смышленое животное, вроде марсиан или дикарей с Венеры; ну, а
если Тощему угодно обращаться с ним как с равным, пускай покуда тешится.
Лъин смутно улавливал и эти мысли, и еще другие, более опасные; но
его слишком захватило общение с живым разумом, ведь почти столетие он
провел в полном одиночестве. А было кое-что и поважнее. Он подергивал
хвостом, разводил руками и усердно одолевал земные звуки, Тощий, как мог,
поспевал та ним.
Наконец землянин кивнул:
- Кажется, я понял. Все, кроме тебя, уже умерли, и тебе очень не по
душе, что выхода никакого нет. Гм-м. Мне такое тоже бы не понравилось. И
теперь ты думаешь, что эти твои Великие, а по-нашему бог, послали нас сюда
поправить дело. А как поправить?
Лъин просиял, лицо его сморщилось и скривилось от удовольствия, и он
не сразу понял, что Тощий неверно истолковал эту гримасу. Намерения у
Тощего добрые. Если он поймет, в чем нужда, он, пожалуй, охотно даст меди,
ведь из древних записей известно, что третья планета богаче всех
минералами.
- Нужен Нра. Жизнь получается от того, что из многих простых вещей
делается одна не простая: воздух, что надо для питья, что надо для еды -
это все у меня есть, и я живу. А чтобы начаться новой жизни, нужен Нра. Он
- начало начал. Само зерно неживое, будет Нра - оно оживет. Только у меня
нет слова.
С нетерпением он ждал, пока Тощий все это усвоит.
- Какой-то витамин или гормон, что ли? Вроде витамина Е6? Может, мы и
могли бы его сделать, если...
Лъин кивнул. Да, конечно. Великие добры. На обоих сердцах у него
потеплело от мысли о многих заботливо укрытых про запас зернах, которые
можно прорастить, была бы только желанная медь. А теперь человек с Земли
готов ему помочь. Еще немножко терпения - и все будет хорошо.
- Делать не надо! - весело пропищал он. - Простая штука. Зерно или я
- мы можем сделать внутри себя. Но для этого нам нужен Нра. Смотри.
Он взял камешки из корзины, размял в горсти, старательно разжевал и
знаками показал, что у него внутри камень изменяется.
Толстяк Уэлш заинтересовался:
- А ну, обезьяна, съешь еще!
Лъин охотно повиновался. Как странно - значит, сами они едят только
то, что приготовили для них другие живые существа.
- Ух, черт! Он лопает камни... самые настоящие камни! Слушай, Тощий,
у него что же, зоб, как у птицы?
- Он их переваривает. Почитай-ка о прамарсианах, они были наполовину
животные, наполовину растения, и у него, очевидно, обмен веществ идет так
же. Вот что, Лин, как я понимаю, тебе нужен какой-то химический элемент.
Натрий, кальций, хлор? Нет, этого всего здесь, должно быть, хватает.
Может, иод? Гм-м.
Он перечислил десятка два элементов, которые, по его соображениям,
могли как-то содействовать жизни, но меди среди них не оказалось, и в
мысли лунного жителя понемногу закрадывался страх. Неужели этот странный
барьер, мешающий им понимать друг друга, все погубит?!
Где же выход? И вдруг он вздохнул с облегчением. Ну конечно, общего
слова нет, но структура химического элемента всюду одна и та же. Он
торопливо перелистал разговорник, нашел чистую страницу и взял у землянина
карандаш. Толстяк и Тощий смотрели во все глаза, а Лъин тщательно, начиная
от центра, частицу за частицей, вычертил строение атома меди, открытое
великими физиками его народа.
И они ничего не поняли! Тощий покачал головой и вернул листок.
- Насколько я догадываюсь, приятель, это схема какого-то атома... но
тогда нам, на Земле, еще учиться и учиться! - Он даже присвистнул.
Толстяк скривил губы:
- Если это атом, так я сапог всмятку. Пошли, Тощий, уже время спать,
а ты полдня валял дурака. И потом надо помозговать насчет этой самой
радиации. Мы бы тут с тобой спеклись в полчаса, спасибо, надели походные
нейтрализаторы... а обезьяне это, видно, только на пользу. И у меня есть
одна идея.
Тощий вышел из мрачного раздумья и посмотрел на часы.
- Ах, черт! Послушай, Лин, ты не падай духом, завтра мы это еще
обсудим. А сейчас Толстяк прав, нам с ним пора спать. До скорого,
приятель!
Лъин кивнул, на время прощаясь с ними на родном языке, и тяжело
опустился на жесткое ложе. За дверью Толстяк с жаром начал развивать некий
план - как с помощью Лъина добывать радиоактивные вещества; послышался
протестующий голос Тощего. Но Лъину было не до того. Атом меди он,
конечно, изобразил правильно, однако наука землян делает еще только первые
шаги, они слишком мало знают о строении атома, им не разобраться в его
чертежах.
Писать химические формулы? Реакции, которые исключат один за другим
все элементы, кроме меди? Будь они химиками, они, может, и поняли бы, но
даже Тощий знает слишком мало. И все же какой-то выход должен быть, разве
что на Земле вовсе нет меди. Уж наверно, Великие, которых земляне называют
богом, не отозвались бы на мольбы многих поколений злой насмешкой. Выход
есть - и, пока пришельцы спят, Лъин его найдет, хотя бы в поисках ключа
пришлось перерыть все древние свитки.
Несколько часов спустя, вновь полный надежд, он устало брел по долине
к земному кораблю. Найденное решение оказалось простым. Все элементы
объединяются по семействам и классам. Тощий упоминал о натрии - даже по
самым примитивным таблицам, какими, несомненно, пользуются на Земле, можно
установить, что натрий и медь относятся к одному семейству. А главное, по
простейшей теории, наверняка доступной народу, уже строящему космические
ракеты, атомный номер меди - двадцать девять.
Оба люка были открыты, Лъин проскользнул внутрь, безошибочно
определяя направление по колеблющимся, смутным мыслям спящих людей. Дошел
до них - и остановился в сомнении. Он ведь не знает их обычаев, но уже
убедился: то, что для его народа было истиной, далеко не всегда правильно
для землян. Вдруг им не понравится, если он их разбудит? В нем боролись
учтивость и нетерпение; наконец он присел на корточки на металлическом
полу, крепко сжимая древний свиток и принюхиваясь к окружающим металлам.
Меди здесь не было, но он и не надеялся так просто найти столь редкий
элемент; впрочем, тут были и такие, которых он совсем не мог определить, -
должно быть, из тяжелых, какие на Луне почти не существуют.
Толстяк что-то пробурчал, замахал руками, зевнул и сел, еще толком не
проснувшись. Его мысли полны были кем-то с Земли, в ком присутствовало
женское начало (которого, как уже заметил Лъин, оба гостя были лишены), и
еще тем, что станет делать он, Толстяк, "когда разбогатеет". Лъин живо
заинтересовался изображениями этой мысли, но потом спохватился: тут явно
секреты, не следует в них проникать без спроса. Он отвел свой ум, и
тогда-то землянин его заметил.
Спросонья Толстяк Уэлш всегда бывал не в духе. Он вскочил, зашарил
вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого.
- Ах ты, подлая обезьяна! - взревел он. - Чего шныряешь? Вздумал нас
прирезать?
Лъин взвизгнул и увернулся от удара, который расплющил бы его в
лепешку; непонятно, в чем он провинился, но безопаснее уйти. Физический
страх был ему незнаком, слишком много поколений жило и умерло, не нуждаясь
в этом чувстве. Но его ошеломило открытие, что пришельцы способны убить
мыслящее существо. Неужели на Земле жизнь ничего не стоит?
- Эй, брось! Прекрати! - Шум разбудил Тощего; Лъин мельком оглянулся:
Тощий сзади схватил Толстяка и не давал шевельнуть рукой. - Полегче,
слышишь! Что у вас тут?
Но Толстяк уже окончательно проснулся и остывал. Выпустил из рук
металлический брус, криво усмехнулся.
- Сам не знаю. Может, он ничего худого и не задумал, только я
проснулся - вижу, он сидит, пялит на меня глаза, а в руках железка, ну,
мне и показалось - он хочет перерезать мне глотку или вроде того. Я уже
очухался. Поди сюда, обезьяна, не бойся.
Тощий выпустил его и кивнул Лъину:
- Да-да, приятель, не уходи. У Толстяка свои заскоки насчет людей и
нелюдей, но в общем-то он добрый. Будь хорошей собачкой, и он не станет
пинать тебя ногами, даже за ухом почешет.
- Чушь! - Толстяк ухмылялся, добродушие вернулось к нему. Он понимал,
что Тощий острит, но не обижался. Марсияшки, обезьяны... ясно, они не
люди, с ними и разговор другой, ничего плохого тут нет. - Что ты притащил,
обезьяна? Опять картинки, в которых никакого смысла нету?
Лъин кивнул, подражая их жесту, означающему согласие, и протянул
свиток Тощему. Толстяк держится уже не враждебно, однако неясно, чего от
него ждать, а Тощему, видимо, интересно.
- Надеюсь, в картинках много смысла. Вот Нра - двадцать девятый, под
натрием.
- Периодическая таблица, - сказал Тощий Толстяку. - По крайней мере,
похоже. Дай-ка мне справочник. Гм-м. Под натрием, номер двадцать девять.
Натрий, калий, медь. Двадцать девятый, все правильно. Это оно и есть, Лин?
Глаза Лъина сверкали торжеством. Благодарение Великим!
- Да, это медь. Может быть, у вас найдется? Хотя бы один грамм?
- Пожалуйста, хоть тысячу граммов. По твоим понятиям, у нас ее до
отвала. Бери сколько угодно.
И тут вмешался Толстяк.
- Ясно, обезьяна, у нас есть медь, если это ты по ней хныкал. А чем
заплатишь?
- Заплатишь?
- Ясно. Что дашь в обмен? Мы помогаем тебе, а ты нам - справедливо?
Лъину это не приходило в голову, - но как будто справедливо. Только
что же он может им дать? И тут он понял, что у землянина на уме. За медь
ему, Лъину, придется работать: выкапывать и очищать радиоактивные
вещества, с таким трудом созданные в пору, когда строилось убежище;
вещества, дающие тепло и свет, нарочно преобразованные так, чтобы утолять
все нужды племени, которому предстояло жить в кратере. А потом работать
придется его сыновьям и сыновьям сыновей, добывать руду, выбиваться из сил
ради Земли, и за это им будут платить медью - в обрез, только-только чтобы
Земле хватало рудокопов. Мозг Толстяка снова захлестнули мечты о том
земном создании. И ради этого он готов обречь целый народ прозябать без
гордости, без надежд, без свершений. Непостижимо! На Земле так много людей
- для чего им обращать Лъина в раба?
И рабство - это еще не все. В конце концов Земля пресытится
радиоактивными материалами, либо, как ни велики запасы, они иссякнут - и
нечем будет поддерживать жизнь... так или иначе - впереди гибель. Лъин
содрогнулся: слишком страшный навязывают выбор.
Тощий опустил руку ему на плечо.
- Толстяк немного путает, Лин. Верно, Толстяк?
Пальцы Тощего сжимали что-то... "Оружие", - смутно понял Лъин. Второй
землянин поежился, но усмешка не сходила с его лица.
- Дурень ты, Тощий. Чокнутый. Может, ты и веришь в эту дребедень -
что все люди и нелюди равны, но не убьешь же ты меня из-за этого. А я
человек старых взглядов, я свою медь задаром не отдам.
Тощий вдруг тоже усмехнулся и спрятал оружие.
- Ну и не отдавай. Лин получит мою долю. Меди у нас вдосталь, без
некоторых вещей мы вполне обойдемся. И не забывай - четверть всего, что
есть на корабле, моя.
На это в мыслях Толстяка не нашлось ответа. Он подумал немного и
пожал плечами. Тощий прав: своему паю он хозяин. Ну и пусть...
- Ладно, воля твоя. Я тебе помогу раскопать, что у нас есть
подходящего. Может, взять ту проволоку, знаешь, в ларе в машинном
отделении?
Лъин молча смотрел, как они отперли небольшой ящик и стали там
рыться; половина его ума изучала механизмы и управление, вторая половина
ликовала: медь! И не какая-то горсточка, а столько, сколько он в силах
унести! Чистая медь, которую так легко превратить в съедобный купорос при
помощи кислот - он еще раньше их приготовил, когда пытался добыть медь
здесь, у себя. Через год кратер вновь будет полон жизни. Он оставит
триста, а может быть, и четыреста сыновей, и у них будут еще и еще
потомки!

Одна деталь схемы сцепления, которую он изучал, заставила Лъина
перенести центр тяжести на половину ума, занятую окружающими механизмами;
он потянул Тощего за штанину.
- Это... вот это... не годится, да?
- А? Да, тут что-то разладилось. Потому нас к тебе и занесло, друг. А
что?
- Тогда без радиоактивных.
1 2 3