Станислав ЛЕМ
СЕКСОТРЯСЕНИЕ
рецензия на роман Симона Меррила "Sexplosion"
издательство "Walker and Company" Нью-Йорк
Если верить автору - а нас все чаще призывают верить сочинителям
научной фантастики, - нынешняя волна секса в восьмидесятые годы станет
настоящим потопом. Но действие романа "Сексотрясение" начинается двадцатью
годами позже - суровой зимой, в засыпанном снегом Нью-Йорке. Не названный
по имени старец, увязая в сугробах и натыкаясь на погребенные под снегом
автомобили, добирается до вымершего небоскреба, достает из-за пазухи ключ,
согретый последними крохами тепла, отпирает железные ворота и спускается в
подвальные этажи; его дальнейшие блуждания, перемежающиеся картинами
воспоминаний, - это, собственно, и есть роман.
Глухое подземелье, по стенам которого пробегает дрожащий луч
карманного фонаря, оказывается то ли музеем, то ли разделом экспозиции
(или, скорее, секспозиции) могущественного концерна, свидетельством тех
памятных лет, когда Америка еще раз завоевала Европу. Полуремесленная
мануфактура европейцев столкнулась с неумолимой поступью конвейерного
производства, и постиндустриальный научно-технический колосс быстро
одержал победу. На поле боя остались три консорциума - "General Sexotics",
"Cybordelics" и "Love Incorporated". Когда продукция этих гигантов
достигла пика, секс из частного развлечения и групповой гимнастики, из
хобби и кустарного коллекционирования превратился в философию цивилизации.
Знаменитый культуролог Мак-Люэн, который дожил до тех времен вполне еще
бодрым старичком, доказывал в своей "Генитократии", что в этом и
заключалось предназначение человечества, вступившего на путь технического
прогресса, что уже античные гребцы, прикованные к галерам, и лесорубы
Севера с их пилами, и паровая машина Стефенсона с ее цилиндром и поршнем -
все они определили ритм, вид и смысл движений, из которых слагается
соитие, как основное событие экзистенции человека. Ибо анонимный
американский бизнес, усвоив премудрости любовных позиций Запада и Востока,
перековал средневековые пояса невинности в противоневинностные пояса,
искусства и художества засадил за проектирование копуляторов, сексариев и
порнотек, пустил в ход стерилизованные конвейеры, с которых бесперебойно
потекли садомобили, любисторы, домашние содомильники и публичные
гомороботы, а заодно основал научно-исследовательские институты, чтобы те
начали борьбу за эмансипацию обоих полов от обязанности продолжения рода.
Отныне секс был уже не модой, но верой, любовное наслаждение -
неукоснительным долгом, а счетчики его интенсивности с красными стрелками
заняли место телефонов на на улицах и в конторах. Но кто же этот старец,
бредущий по подземным переходам? Юрисконсульт "General Sexotics"? Недаром
вспоминает он о громких процессах, о битве за право тиражирования - в виде
манекенов - телесного подобия знаменитых персон, начиная с Первой Леди
США. "General Sexotics" выиграла (что обошлось ей в двадцать миллионов
долларов), и вот уже дрожащий луч фонарика отражается в пластмассовых
коробках, где покоятся кинозвезды первой величины и прекраснейшие дамы
большого света, принцессы и короли в великолепных туалетах - выставлять их
другом виде, согласно постановлению суда, запрещалось.
За какой-нибудь десяток лет синтетический секс прошел путь от
простейших надувных моделей с ручным заводом до образцов с автоматической
терморегулировкой и обратной связью. Их прототипы давно уже умерли или
превратились в жалких развалин, но тефлон, найлон, порнолон и сексонил
устояли перед всемогущим временем, и, словно из музея восковых фигур,
элегантные дамы, выхваченные фонариком из темноты, дарят обходящего
подземелье старца застывшей улыбкой, сжимая в вытянутой руке кассету со
своим сиреньим текстом (решение Верховного суда запрещало продавцам
вкладывать пленку в манекен, но покупатель мог сделать это дома, частным
образом).
Медленные, неуверенные шаги одинокого посетителя вздымают клубы пыли,
сквозь которую там, в глубине, розовеют сцены группового эроса - порой
даже с тридцатью участниками, что-то наподобие огромных струделей или
тесно переплетенных один с другим калачей. Уж не сам ли это президент
"General Sexotics" шествует подземными коридорами среди гомороботов и
уютных содомильников? Или, может быть, главный конструктор концерна, тот,
что генитализировал сперва Америку, а потом остальной мир? Вот визуарии с
их дистанционными переключателями, программами и свинцовой пломбой
цензуры, той самой, из-за которой стороны ломали копья на шести судебных
процессах; вот груды контейнеров, готовых к отправке за море, набитых
коробочками до- и послеласкательного крема и тому подобным товаром вместе
с инструкциями и техпаспортами.
То была эра демократии, наконец-то осуществленной: все могли все - со
всеми. Следуя рекомендациям своих штатных футурологов, консорциумы,
вопреки антимонопольным законам, втайне поделили между собой земной рынок
и пошли по пути специализации. "General Sexotics" спешила уравнять в
правах норму и патологию; две другие фирмы сделали ставку на
автоматизацию. Мазохистские цепы, бияльни и молотилки появились в продаже,
дабы убедить публику в том, что о насыщении рынка не может быть и речи,
поскольку большой бизнес - по-настоящему большой - не просто удовлетворяет
потребности, он создает их! Традиционные орудия домашнего блуда разделили
судьбу неандертальских камней и палок. Ученые коллегии предложили шести- и
восьмилетние циклы обучения, затем программы высшей школы обеих эротик,
изобрели нейросексатор, а за ним - амортизаторы, глушители, изоляционные
массы и звукопоглотители, чтобы страстные стоны из-за стены не нарушали
покой и наслаждение соседей.
Но нужно было идти дальше, все вперед и вперед, решительно и
неустанно, ведь стагнация - смерть производства. Уже разрабатывались
модели Олимпа для индивидуального пользования, и первые андроиды с обликом
античных богов и богинь формовались из пластика в раскаленных добела
мастерских "Cybordelics". Поговаривали и об ангелах, уже выделен был
резервный фонд на случай тяжбы с церковью. Оставалось решить кое-какие
технические проблемы: из чего крылья, не будет ли оперение щекотать в
носу; делать ли модель движущейся; не помешает ли это; как быть с нимбом;
какой выбрать для него выключатель, где его разместить - и т.д. Но тут
грянул гром.
Химическое соединение, известное под кодовым названием "Антисекс",
синтезировали давно, чуть ли не в семидесятые годы. Знал о нем лишь узкий
круг специалистов. Этот препарат, который сразу же был признан тайным
оружием, создали в лабораториях небольшой фирмы, связанной с Пентагоном.
Его распыление в виде аэрозоля и в самом деле нанесло бы страшный удар по
демографическому потенциалу противника, поскольку микроскопической дозы
"Антисекса" было достаточно, чтобы полностью устранить ощущения; обычно
сопутствующие соитию. Оно, правда, оставалось возможным, но лишь как
разновидность физического труда, причем довольно тяжелого, вроде стирки,
выжимания или глажения. Рассматривался проект применения "Антисекса" для
приостановки демографического взрыва в третьем мире, но это сочли
рискованным.
Как дошло до мировой катастрофы - неизвестно. В самом ли деле запасы
"Антисекса" взлетели на воздух из-за короткого замыкания и пожара цистерны
с эфиром? Или к этому приложили руку промышленные конкуренты трех
гигантов, поделивших мировой рынок? А может, тут была замешана
какая-нибудь подрывная, ультраконсервативная или религиозная организация?
Ответа мы уже не получим.
Устав от блужданий по бесконечным коридорам, старец усаживается на
гладких коленях пластиковой Клеопатры (предусмотрительно опустив перед тем
ручку тормоза) и в своих воспоминаниях приближается, словно к пропасти, к
великому краху 1998 года. Потребители, все как один, с содроганием
отвергли товары, наводнявшие рынок. То, что манило еще вчера, сегодня было
как вид топора для измученного дровосека, как стиральная доска для прачки.
Вечные, казалось бы, чары, биологическое заклятие людского рода,
развеялись без следа. Отныне грудь напоминала только о том, что люди -
существа млекопитающие, ноги - что люди способны к прямохождению, бедра -
что есть и на чем усесться. И только-то! Как же повезло Мак-Люэну, что он
до этой катастрофы не дожил, он, кто неутомимо истолковывал средневековый
собор и космическую ракету, реактивный двигатель, турбину, мельницу,
солонку, шляпу, теорию относительности, скобки математических уравнений,
нули и восклицательные знаки - как суррогаты и заменители того
единственного акта, в котором ощущение бытия выступает в чистом виде.
Все это утратило силу в считанные часы. Человечеству грозило полное
вымирание. Началось с экономического краха, по сравнению с которым кризис
1929 года показался детской забавой. Первой загорелась и погибла в огне
редакция "Плейбоя"; оголодавшие сотрудники заведений со стриптизом
выбрасывались из окон; иллюстрированные журналы, киностудии, рекламные
фирмы, институты красоты вылетели в трубу; затрещала по швам
парфюмерно-косметическая, а за ней и бельевая промышленность; в 1999 году
безработных в Америке насчитывалось 32 миллиона.
Что теперь могло привлечь покупателей? Грыжевой бандаж, синтетический
гроб, седой парик, трясущиеся фигуры в колясках для паралитиков - только
они не напоминали о сексуальном усилии, об этом кошмаре, этой каторге,
только они гарантировали эротическую неприкосновенность, а значит, покой и
отдохновение. Ибо правительства, осознав надвигающуюся опасность, объявили
тотальную мобилизацию во имя спасения человеческого рода. С газетных
страниц раздавались призывы к разуму и чувству долга, с телеэкранов
служители всех вероисповеданий убеждали паству одуматься, ссылаясь на
высшие, духовные идеалы, но публика равнодушно внимала этому хору
авторитетов. Уговоры и проповеди, призывавшие человечество превозмочь
себя, не действовали. Лишь японский народ, известный своей исключительной
дисциплинированностью, стиснув зубы, последовал этим призывам. Тогда
решено было испробовать материальные стимулы, премии, поощрения, почетные
отличия, ордена и конкурсы на лучшего детопроизводителя; когда же и это не
помогло, прибегли к репрессиям. И все равно, население поголовно
уклонялось от всеобщей родительской повинности, молодежь разбегалась по
окрестным лесам, люди постарше предъявляли поддельные справки о бессилии,
общественные контрольно-ревизионные комиссии разъедала язва
взяточничества; каждый готов был следить, не пренебрегает ли сосед своими
обязанностями, но сам, как только мог, уклонялся от этого каторжного
труда.
Катастрофа миновала, и лишь воспоминание о ней проходит перед
мысленным взором одинокого старца, примостившегося на коленях Клеопатры.
Человечество не погибло; оплодотворение совершается ныне
санитарно-стерильным и гигиеничным способом, почти как прививка. Эпоха
тяжких испытаний сменилась относительной стабилизацией.
Но культура не терпит пустоты: место, опустевшее в результате
сексотрясения, заняла гастрономия. Она делится на обычную и неприличную;
существуют обжорные извращения и альбомы ресторанной порнографии, а
принимать пищу в некоторых позах считается до крайности непристойным.
Нельзя, например, вкушать фрукты, стоя на коленях (но именно за это
борется секта извращенцев-коленопреклоненцев); шпинат и яичницу
запрещается есть с задранными кверху ногами. Но процветают - а как же
иначе! - подпольные ресторанчики, в которых ценители и гурманы
наслаждаются пикантными зрелищами; среди бела дня специально нанятые
рекордсмены объедаются так, что у зрителей слюнка течет. Из Дании
контрабандой привозят порнокулинарные книги, а в них такие поистине
чудовищные вещи, как поедание яичницы через трубку, между тем как едок,
вонзив пальцы в приправленный чесноком шпинат и одновременно обоняя гуляш
с красным перцем, лежит на столе, завернувшись в скатерть, а ноги его
подвешены к кофеварке, заменяющей в этой оргии люстру. Премию "Фемины"
получил в нынешнем году роман о бесстыднике, который сперва натирал пол
трюфельной пастой, а потом ее слизывал, предварительно вывалявшись досыта
в спагетти. Идеал красоты изменился: лучше всего быть
стотридцатикилограммовым толстяком, что свидетельствует о завидной
потенции пищеварительного тракта. Изменилась и мода: по одежде женщину
невозможно отличить от мужчины. А в парламентах наиболее передовых
государств дебатируется вопрос о посвящении школьников в тайны акта
пищеварения. Пока что, ввиду крайнего неприличия этой темы, на нее
наложено строжайшее табу.
И наконец, биологические науки вплотную подошли к ликвидации пола -
бесполезного пережитка доисторической эпохи. Плоды будут зачинаться
синтетически и выращиваться методами генной инженерии. Из них разовьются
бесполые индивиды, и лишь тогда настанет конец кошмарным воспоминаниям,
которые еще живы в памяти всех переживших сексотрясение. В ярко освещенных
лабораториях, этих храмах прогресса, родится великолепный двуполый, или
вернее, беспольник, и тогда человечество, покончив с позорным прошлым,
сможет наконец вкушать разнообразнейшие плоды - гастрономически запретные,
разумеется.
1