«Труден путь до тебя, небо!»: Госполитиздат; Москва; 1961
Аннотация
В этой книжечке рассказывается о некоторых событиях, происходивших с Юрием Гагариным и его друзьями еще до полета в космос. Автор — журналистка Ольга Апенченко показывает, что это за люди, космонавты, сколько им пришлось познать наук, прежде чем стать космонавтами, рассказывает о некоторых моментах их подготовки к полетам, о том, чем они живут, о чем спорят, о чем мечтают.
Многообразен мир нашего современника — космонавта, многообразны его работа, его интересы. Естественно, что автор рассказал лишь некоторые эпизоды из жизни космонавтов, а также людей, которые их готовят.
Ольга Апенченко


ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

ЛЮДИ издавна заселили небо. Люди, а не боги, ибо Дедал и Икар были людьми. На протяжении тысячелетий они жили в сердце каждого, кто умеет мечтать.
Но история двигалась туго.
Рабовладельцы убивали Спартака, завоеватели — Архимеда. Инквизиция зажигала костер у ног Джордано Бруно и понуждала Галилея к отречению от истины.
В каземате Петропавловской крепости, мечтая о полете к звездам, ожидал казни русский революционер Николай Кибальчич. Глухой юноша писал в Калуге дерзкие статьи о ракетоплавании, но его выкладки не интересовали царских чиновников…
И все-таки она вертится! И Земля, и История.
Пришел Октябрь. В Петрограде раздался выстрел «Авроры». Мир вступил в новую эру.
Босая, нищая, голодная Россия начала восхождение к вершинам — штурм неба, как говорили парижские коммунары. В его успех не верил фантаст Уэллс. Над нами смеялись «просвещенные» обыватели всего мира. В газетах смаковали анекдоты о мужиках с букварями.
Но в России были Ленин и его партия. Жили Горький и Павлов. С Россией связывали надежды Роллан и Драйзер. Трудящиеся всего мира писали на знаменах: «Руки прочь от Советской России!» И наша страна не обманула их надежд.
Простой человек из Калуги стал великим Циолковским. Там, где был казнен юноша, составивший проект межпланетного корабля, был изготовлен первый вымпел, который советская ракета доставила на Луну. Апрельским утром 1961 года с нашей Земли человек впервые поднялся в космос. Сегодня весь мир знает его имя, знает, что ему двадцать семь лет, — столько же, сколько было Кибальчичу.
Пресса всех стран задыхается теперь от вопросов. Как готовился полет? Сколько времени? Труден ли он был? Скоро ли продолжение? Пресса всех стран задыхается от вопросов, ответ на которые дала сама жизнь.
Этот полет готовился долго. Он готовился сорок лет. Юрию Гагарину торили дорогу те самые мужики с букварями, которые строили Днепрогэс, освобождали Европу от Гитлера, закладывали атомные электростанции, запускали первый спутник на орбиту вокруг Земли. Для того чтобы совершить это, нужно было преодолеть силу, не меньшую, чем земное притяжение, — нужно было в огромной и отсталой прежде стране создать мощную социалистическую индустрию и крупное социалистическое сельское хозяйство, совершить культурную революцию. И если все это теперь у нас налицо, следует ли спрашивать о продолжении? Несомненно, оно будет. Луна, Марс, Венера — Вселенная необозрима.
Удивительные сдвиги произошли в нашей стране, и коснулись они каждого. Да, каждого!
Многим ли был известен совсем недавно маленький городок Гжатск? Тихие улицы, небольшие дома — провинция. И сколько таких до времени незаметных городков в стране?.. Но в каждом из них ребятишки ходят в школу, читают Жюля Верна и Ефремова, клеят казеиновым клеем первые авиамодели.
Игрушки? Может быть, кое-кто и считает крохотные самолеты игрушками. Но когда Юрий Гагарин был совсем маленьким, еще тогда мечтатель и мудрец Циолковский со всей серьезностью возлагал свои надежды на «юных летателей». Именно вам, говорил он, предстоит первым пробить земную атмосферу, полететь в космос.
Маленькая деревня, незнаменитый городок. Школа, ремесленное училище, техникум. Аэроклуб и летное училище… Самое необыкновенное в биографии пионера космоса — то, что эта биография — обыкновенная. Что подобные биографии у миллионов его сверстников. Всех их растила страна. Защищала их от войны и голода. Строила для них новые города и заводы. Открывала перед ними дороги небывалой, блистательной широты. Самое удивительное в биографии наших героев — время, в которое они живут…
Все мы, люди, гордимся первым космическим полетом, как своей, личной большой удачей. Это понятно. Предание донесло до нас имя китайца Ван Ху, пытавшегося три с половиной тысячи лет назад с помощью пороховых ракет подняться к небу на коробчатом змее. Столетие за столетием на Востоке и на Западе искали применение ракетам. Они были опасной игрушкой и стали не менее опасным оружием. Они взрывались в лабораториях и на ракетодромах Германии и Америки, унося не только человеческие жизни, но и человеческие надежды.
Земля ахнула от восторга. Проснувшись апрельским утром, она не узнала себя. Все вдруг поняли, что сделан шаг в неведомое, доселе неизвестное, многообещающее. Москву затопил снегопад телеграмм со всего света — свидетельство общечеловеческого значения победы нашего народа.
«Пусть эта его победа станет победой всего человечества, которую мужчины и женщины во всех уголках Земли восприняли как самую большую надежду, для судеб свободы, благополучия и мира», — говорится в одной из телеграмм. Она пришла с Кубы, ее подписал Фидель Кастро Рус. Таких телеграмм — тысячи.
У нас в стране уже давно говорят:
— Пусть над Землей летают только мирные ракеты!
И это не просто пожелание, это — требование. Потому что Человек поднялся достаточно высоко, чтобы не позволить пачкать небеса радиоактивным стронцием. Поднявшись выше героев классических мифов и фантастических романов, люди с надеждой смотрят в будущее…
Автор первого в истории фантастического рассказа о путешествии на Луну Лукиан Самосатский начинал повествование словами: «Я пишу о том, чего я никогда не видел, не испытал и не узнал от другого, чего нет и не могло быть на свете, и потому мои читатели ни в коем случае не должны верить мне».
Что может сказать Лукиану современник Юрия Гагарина?..
— Я пишу о том, что видел, испытал, узнал от очевидцев, что может, должно быть и есть на свете. Мои читатели могут верить мне потому, что последний фантастический рассказ о полете в космос был написан 11 апреля 1961 года.
Дальше начинается область реального.
Рассказы, которые я написала, не выдуманы. Мне хотелось рассказать о том, каким видели Юрия Гагарина товарищи, еще не зная, что перед ними «Летчик-космонавт № 1» и что подготовка к первому космическому рейсу была большой и трудной работой. («Работа» — любимое слово Юрия Гагарина.)
Конечно, это необычная работа, как необычна сама профессия летчика-космонавта. Но такая профессия есть теперь на Земле. И первый «профессиональный» космонавт — наш, советский человек. Коммунист. А значит — искатель, романтик, труженик.

ИСПЫТАНИЕ ОДИНОЧЕСТВОМ

ЗВОНКО процокали ботинки по кафельному полу. «Тихо! Не входить», — остановила табличка. Но человек вошел.
— Входите, не бойтесь, — пригласил он меня за собой.
В комнате работали трое — врач-психолог, лаборантка и инженер. Но все время чувствовалось присутствие кого-то четвертого. То и дело слышалось:
— Он проснулся сегодня раньше…
— Он передал, что чувствует себя отлично…
— Очередное отчетное сообщение. Он передает… Четвертого в комнате не было. Он — космонавт. Сейчас он совсем в другом мире…
Он много дней не видел людей, не слышал человеческого голоса.
— Наверное, это страшно? — спрашиваю психолога Федора Дмитриевича.
Смуглый человек с печальными глазами очень любит пошутить, разыграть.
— Поля де Крюи читала? — заговорщически спрашивает он. — Там одиночеством лечат! — И уже серьезно продолжает:
— Так вот, этот американский писатель и врач пишет об опыте своего соотечественника доктора Гебба. Он укладывал на несколько дней молодых здоровых парней-добровольцев на кушетки в маленьких каморках с кондиционированным воздухом. Такой сверхотдых должен был на них как-то подействовать. И он-таки подействовал: привел их к помешательству. У них произошло расщепление личности, появились галлюцинации… Вот что такое одиночество.
— Что же происходит сейчас здесь, в камере?..
— Сейчас, сейчас… Послушаем Юрия Гагарина, узнаем, как он там, в своем одиночестве?.. Лариса! Подключила все каналы? — спрашивает он лаборантку. — Внимание! Запись! — и он щелкает рычагом магнитофона.
— Земля! Я — космонавт. Сегодня пятое августа тысяча девятьсот шестидесятого года. Московское время — восемь часов ноль минут. Доброе утро, Земля! Начинаю заниматься зарядкой. Первое упражнение — приседание: руки идут вперед, вверх, р-раз…
В динамике слышно, как Юрий двигается, прыгает.
— Бег на месте! — доносится голос Юрия.
— Там особенно не разбежишься… — смеется Федор Дмитриевич и включает телевизор. — Смотрите.
Маленькая, чуть больше самолетной кабины, камера. Приборы, какие-то схемы, кресло. Теплая одежда на нем. Юрий держится за спинку и выполняет упражнение. Он в синем спортивном костюме, в черных замшевых тапочках.
— Переходите на ходьбу, — командует себе Юрий, очень точно копируя радио.
— Раз, два три… — вышагивает он, словно на параде, и останавливается.
— Дальше некуда, — смеется он, — раз, два три! — шагает обратно.
Три шага туда, три шага обратно. Никого. Много дней никого. Несколько дней подряд не видеть обыкновенного светлого дня… Не видеть даже земной ночи… Но, встав рано утром, весело пожелать всем на Земле доброго утра и начать, как всегда, делать зарядку. Что больше могло рассказать о состоянии космонавта?..
— Московское время — восемь часов сорок минут. Приступаю к завтраку.
Юрий достает с полки бумажный пакет — в точности такой, какие продают в московских булочных.
— Посмотрим, что там сегодня на завтрак… — он вынимает белые тубы, свертки. — Та-а-ак… Морковное пюре… Колбаса? Даже колбаса, копченая, жесткая! По случаю вашего прибытия на Землю, Юрий Алексеевич, сегодня праздничный завтрак! В первый день было куда труднее…
На полке крайним справа стоит пакет с надписью: «Первые сутки». Он не «похудел», как другие…
Юрий хорошо помнит эти первые сутки. Они начинались еще на Земле, дома, с Валей. Жена есть жена. Ем надо было к девяти на работу, и опаздывать было нельзя — работала всего вторую неделю. Она встала чуть свет, достала из-за окошка толстый кусок сала и стала резать широким ножом:
— Юр, а беляши у вас там будут на обед? — спросила она мужа.
— Будут, будут! — засмеялся он, вспомнив про тубы.
— Но я все-таки сготовлю, — сказала она, задумавшись. — Ведь ты любишь беляши.
Юрий смотрел, как шипят на сковородке, побрызгивая салом, круглые поджаристые беляши, и улыбался. Он мог бы рассказать жене, как можно готовить по-другому — без огня, без спички и даже без посуды. Его учили этому специально. Он узнал, как обращаться с тубой (это оказалось совсем немудрено — как с тюбиком зубной пасты), как подогреть пищу: просто надо положить тубу в специальную печку — и через несколько минут обед готов. Его не надо разливать по тарелкам, не надо брать ложки, вилки — отвинчивай пробку и тяни…
Многому надо было научиться, прежде чем отправиться в «одиночество». Федор Дмитриевич учил его работать.
— Мы даем тебе с собой отвертку, нож, — с какой-то гордостью говорил психолог, — можешь мастерить там, что хочешь… Вот этот прибор тоже будет у тебя там в камере, — показал он на небольшую черную коробочку со стрелкой под стеклом, — будешь измерять им сопротивление. Смотри, как это делается… — И он показывал, давал измерить самому и, когда убедился, что «может», продолжал:
— Труднее будет работать с черно-красной таблицей…
Кончились консультации, и начались проводы. Да, это были настоящие проводы, когда человека провожают в дальнюю дорогу. А космос — дорога очень дальняя. Нет, это не была еще стартовая площадка. Но что-то было в этих проводах от тех, полетных. Было много народу.
Пришли девушки в белых халатах и принесли бумажные пакеты с питанием. Расставили их на полках в камере.
Вслед за ними инженеры внесли два небольших металлических ящика, покрашенных белой краской. Регенерационная установка — та самая, которая будет восстанавливать кислород.
— Помнишь, как переключать секции? — спросил небольшого роста, незаметный поначалу человек.
— Как учили, Александр Дмитриевич! — ответил своей излюбленной фразой Юрий.
Врач Александр Дмитриевич считает, что важнее его дела в космосе ничего нет. Может быть, и не зря так считает.
— Мы обеспечиваем жизнь космонавту — вот что такое… Создаем ему искусственную атмосферу, — говорит он.
Вот и готова камера для космонавта. Серая металлическая «коробочка» не так уж мала — она занимает большую светлую комнату. А как же «три шага вперед, три шага назад» — спросит читатель. Да, внутри этой коробки — крошечная комната, всего в три шага. Дежурный врач, делая большое усилие, открывает дверь — не ту легкую, деревянную дверь, какую мы открываем каждый день в свой дом, а тяжелую, металлическую, в несколько раз толще. Чего только в этой толщине на заложено, чтобы в камеру не проник звук! В стенках спрятана целая лаборатория. Она будет стеречь тишину.
Снаружи камера похожа на рубку корабля, который готовится к отплытию. Здесь даже иллюминаторы. Но они не пропускают дневного света. Освещение там только внутреннее. Камера изолирована от всего — от звука, от света, от внешнего мира. Даже атмосфера у нее будет своя. Наверху трубы — тоже как на корабле. Но что это?.. На самом кончике трубы стоит тонкая девичья фигурка из черного пластилина. Юрий долго разглядывает ее: высоко поднята голова, тонкая рука устремилась вверх, и вся она такая стремительная, быстрая, что кажется, вот-вот улетит.
— Что это? — спрашивает Юрий у стоящего рядом психолога.
— Я как-то на досуге слепил, — сказал Федор Дмитриевич, — а ребята-механики взяли и поставили туда.
— Смотрите, улетит! — засмеялся Юрий.
…Железная дверь захлопнулась. Глухо лязгнули засовы — и никого. Земля где-то далеко-далеко. И люди тоже. Юрий осмотрелся. Камеру он знал уже, как свою комнату, — по рассказам друзей, которые сидели здесь до него, да и сам он, когда она была свободна, уже не раз забегал, чтобы посидеть в кресле, «примериться», так сказать.
Любопытно, как это выглядит все «при закрытых дверях»? Свет неяркий, но вполне достаточный. На стене — таблица. Числа — красные и черные, вперемежку. Приборы. Их немного, но смотреть на них интересно — в самолете таких не было. Над головой широко расставил «руки» фотостимулятор. «Адская машина», — сказал про него механик Олег. Прямо в стене какое-то отверстие. Юрий хотел заглянуть туда, но вдруг отпрянул: «Еще заморгает». Прибор, который там спрятан, так и называется — «моргалка».
Вверху — часы. Они здесь, в тишине, тикают громко-громко. На столе — кнопки, лампочки, провода датчиков.
— Ну, что ж, будем работать, — как бы про себя сказал Юрий.
Он нажал подряд все три кнопки — белую, красную, синюю.
— Связь в порядке.
— Земля! Я — космонавт. Передаю отчетное сообщение.
Он посмотрел на термометр.
— Температура в камере 27 градусов. Давление… На первом влагомере… 74 процента, на втором — 61. Самочувствие нормальное. Все идет хорошо. Ложусь спать. По времени отбой.
И, будто по волшебству, свет стал медленно гаснуть. Лаборантка повернула на пульте черную стрелку латра до отказа. И все стихло. Словно замерло. Только медленно ходит на пульте стрелка.
— Почему она ходит? — спрашиваю у Федора Дмитриевича.
— У вас дети есть? — неожиданно вопросом на вопрос отозвался он.
— Есть.
— Не случалось с вами такое, что вам вдруг очень хочется подойти к спящему ребенку и удостовериться, что он дышит?
— Было…
— Подходите, прислушиваетесь: сопит — значит, все в порядке. Вот и тут так: стрелка двигается, — он поводил указательным пальцем туда-сюда, — значит, дышит. Сопит — значит, все в порядке! — весело подмигнул он и начал серьезно объяснять:
— Мы расставили на всем пути исследования что-то вроде контролеров. Вы видели, как контролируются спортивные соревнования, например? Так вот, у нас контролеры стоят не только на старте и на финише, а на всем пути следования… Эта стрелка, например, соединена с датчиком дыхания, который надет на Юрия Гагарина.
Федор Дмитриевич обернулся к приборам, которые стояли в лаборатории, и продолжал:
— Вот это сложная электронная машина, — он показал на металлический стол, на котором разместилось множество самописцев, рычажков и стрелок. — К нему подведены все датчики, какие надеты на космонавта… Они записывают все нюансы, какие происходят в организме человека там, в камере. Этот прибор — что-то вроде ждущей схемы:
1 2 3 4 5 6 7 8