Все они применяли гармонию. Это выглядит у многих естественно, а для братьев Эверли это было вообще нормой».
Джон : «У „Битлз“ есть одно свойство: они никогда не придерживались одного и того же стиля, никогда не играли только блюз или только рок. Мы любили всякую музыку. К нашим ранним вещам относятся „In My Life“ („В моей жизни“), „Anna“ и множество баллад. Я больше тяготел к року, но, если прослушать записи „Битлз“, выяснится, что у меня не меньше сентиментальных песен, чем у Пола. Я люблю и такую музыку» (80).
Пол : «Меня часто увлекала жесткость Джона. Но бывало и наоборот. Люди склонны считать, что жестким мог быть только Джон, но и он, бывало, делал вещи помягче, а у меня получались довольно жесткие песни. (Один из моментов, которые не нравятся мне в фильме «Backbeat», — когда характер Джона сравнивают с песней «Long Tall Sally». Этим я недоволен. Ее всегда пел я и Литтл Ричард.)
Забавно, но возник миф, в котором мне приписывают мелодичность и мягкость, а Джону — жесткость и желчность. Возможно, внешне все выглядело именно так, но на самом деле в те времена одной из любимых песен Джона была «Girl Of My Dream» («Девушка моей мечты»). У него она ассоциировалась с матерью. Другая песня, «Little White Lies» («Маленькая ложь»), тоже не слитком жесткая. Это приятная, умело написанная мелодия. К подобным песням относится и «This Boy».
Ринго : «Я всегда мечтал научиться писать песни, как все остальные, и я пытался, но у меня ничего не выходило. Я мог написать слова, но, когда доходило до мелодии, остальные всегда говорили, что звучит она как-то неслышно, и после объяснений я понимал, что они правы».
Пол : «Джордж сам писал песни, или же (как в случае с «Do You Want То Know A Secret») мы сочиняли их для него. У всех были свои поклонники. Ринго особенно любили, потому что он был славным малым, отличным ударником, поэтому в каждом альбоме ему была нужна своя песня. Так же обстояло дело и с Джорджем: множество девушек сходило по нему с ума, поэтому мы всегда старались отдать ему хотя бы одну песню. Наконец это задело Джорджа: «Почему это песни для меня пишете вы?» И он начал сочинять их сам.
С тех пор Джордж писал по одной песне для каждого альбома. Появился повод включить Джорджа в команду авторов, и мы с Джоном всерьез обсуждали это. Помню, однажды с Джоном мы проходили утром мимо Вултонской церкви и рассуждали: «Что будет лучше — указывать трех авторов, чтобы не обижать Джорджа, или оставить все как было?» Решили, что авторов по-прежнему останется двое.
Он написал песню «Don't Bother Me» («He беспокой меня»). Это была его первая самостоятельная вещь. С тех пор он многому научился и начал писать просто классические вещи вроде «Something» («Что-то»).
Джордж : «Песню «Don't Bother Me» я написал в отеле в Борнмуте, где мы выступали летом 1963 года. Я просто хотел проверить, смогу ли я тоже написать песню. В то время я болел и валялся в постели. Не думаю, что песня вышла удачной, она могла бы и вообще не получиться. Но, по крайней мере, я понял, что мне необходимо продолжать сочинять песни, и, может быть, в конце концов я напишу что-нибудь стоящее.
Я до сих пор так считаю; я мечтаю написать что-нибудь хорошее. Конечно, все относительно. Но, по крайней мере, я при деле.
О том, как писать песни, я немного узнал от остальных, когда при мне в машине, на заднем сиденье, сочинили песню. Или, помню, однажды я сидел с Полом в кино на углу Роуз-Лейн, недалеко от его дома на Пенни-Лейн. Показывали рекламу сборной мебели: «А вы думаете о сборке?» (thinking of linking). Пол сказал: «Это пригодится для хорошей песни», а потом написал вещицу, где были слова: «Thinking of linking my life with you» («Думаю о том, как бы с тобой соединиться»).
Джон постоянно оказывал мне помощь. Он говорил что-нибудь вроде: «Когда пишешь, старайся сразу закончить песню, потому что, если ты бросишь ее, потом дописывать будет труднее». И это правда. По крайней мере, как правило, так и бывает. Он дал мне несколько ценных советов. Позднее я начал иногда писать песни вместе с ним. Однажды — это было в середине шестидесятых — я зашел к Джону, как раз когда он бился над несколькими мелодиями. У него была целая куча фрагментов, не меньше трех незаконченных песен. Я внес свои предложения и помог Джону объединить их в одну законченную — «She Said, She Said» («Она сказала, она сказала»). В середину этой записи вставлена другая: «Она сказала: «Я знаю, что значит быть мертвым». Далее идет мой ответ: «О, нет, нет, ты ошибаешься…» А потом начинается еще одна мелодия: «Когда я был мальчишкой…» Фрагменты так подошли друг другу, будто их сваркой приварили. Так что и это со мной бывало. Случалось, я тоже играл ему свои незаконченные песни. Однажды я сыграл ему одну мелодию, а он сказал: «А это неплохо!» В то время сам он ни над чем не работал, но уже в следующей его песне я заметил аккорды, содранные у меня!
У меня остался единственный выход — сочинять самостоятельно, потому что так все складывалось. Впоследствии я много лет не писал ни с кем и стал немного замкнутым. Думаю, у меня развилось нечто вроде паранойи, потому что я не представлял себе, что значит писать песни вместе с кем-то. Это непростое дело. То, что нравится одному, может не понравиться другому. Надо доверять друг другу.
Я стал брать в машину магнитофон, чтобы петь и записывать то, что приходит мне в голову, а дома продолжал работу над песнями» (66).
Джон : «Компания „Северные песни“ — долговременный проект, рассчитанный на то, что мы с Полом будем сочинять песни до шестидесятилетнего возраста. Если ничего не случится, ничто не помешает мне и Полу писать хиты, даже когда мы состаримся. Песни приносят прибыль, и, кроме того, мы друзья — значит, нет причин, по которым мы могли бы бросить это занятие» (65).
Нил Аспиналл : «Брайан был знаком с Диком Джеймсом, который прославился, спев песню в телесериале «Робин Гуд», и создал собственное музыкальное издательство. Джон и Пол уже начинали писать свои песни, когда Брайан дал послушать Джеймсу их записи.
Дик Джеймс получил права на сингл «Please Please Me» и на все последующие песни. В то время мы были слишком наивны; думаю, «Битлз» не раз жалели о том, что отказались от авторских прав на свои песни».
Пол : «Нам не терпелось подписать контракт, как любому молодому писателю, который мечтает, чтобы его книгу издали. Он готов умереть, лишь бы попасть в издательство «Даблдей», ему наплевать на условия контракта, главное — иметь возможность сказать друзьям: «Моя новая книга выходит в издательстве «Даблдей». — «Да ну? В самом „Даблдей“?» — «Вот именно!» Мы хотели только одного: чтобы наши песни опубликовали. «Наши записи выпускает «EMI». — «Та самая „EMI“?»
Но Брайан заключил несколько паршивых сделок, по его милости мы попали в длительное рабство, в котором я и теперь нахожусь. За «Yesterday», которую я написал сам, без Джона или чьей-либо помощи, я получил всего пятнадцать процентов. До нынешнего дня я имею право всего на пятнадцать процентов — из-за сделок, которые заключил Брайан, и это действительно несправедливо, поскольку она так выстрелила. Возможно, это вообще песня века.
Но обижаться не на что. Джорджу Мартину сделки «Битлз» тоже почти ничего не принесли, и я спрашивал его: «Ты не жалеешь об этом теперь, когда все уже в прошлом?» Он отвечал: «Нет, у меня остались приятные воспоминания. Когда-то в период бума я целых тринадцать недель продержался на первых местах вместе с вами, Силлой, Билли Дж. Крамером, Джерри и «The Pacemakers», подопечными Брайана, но не получил никакой премии, ничего». Он лишь получал причитавшуюся ему по контракту сумму. Я сказал ему: «Ты хороший человек, не злопамятный». И ведь он был прав — он сохранил свою карму. Я стараюсь следовать его примеру, но думаю: если Брайан когда-нибудь и дал маху, так это в том, что он не был дальновидным».
Джон : «По-моему, Дик Джеймс облапошил Брайана. Я имею в виду то, что случилось после смерти Брайана. Музыкальное издательство Дика Джеймса — многомиллионная компания в сфере музыкальной индустрии. «Северные песни» нам не принадлежали, как и «NEMS». Так распорядился Брайан и его консультанты (72).
А Дик Джеймс заявил, что своим успехом мы обязаны ему. Я был бы не прочь услышать музыку Дика Джеймса. Дайте мне послушать хоть что-нибудь» (70).
Джордж : «В сделках Брайан вечно допускал оплошности. Много лет «EMI» платила нам гроши за каждый сингл и какие-то шиллинги за каждый альбом. Фиаско мы потерпели, когда отец Брайана продал права на использование торговой марки «Битлз». Его отец не имел никакого права поступать так, но он отдал права какому-то парню, тот — другому, и в результате они попали к кому-то еще.
Если бы в 1962–1963 годах мы знали то, что знаем сейчас, или хотя бы то, что узнали к 1967 году, все сложилось бы иначе. Мы получали бы более высокие авторские гонорары, если бы понимали, что происходит; а те гонорары, которые мы получали, позднее доставили нам массу хлопот и повлекли множество судебных процессов. А ведь мы могли получать куда более приличные гонорары.
В то время я, в отличие от Джона и Пола, не писал песни. А когда начал, мне задали вопрос: «Хочешь, чтобы твои песни издавались?» И поскольку песни Джона и Пола издавал Дик Джеймс, я ответил: «Да, конечно». Но никто не объяснил: «Как только ты подпишешь эту бумажку, разрешив мне публиковать твои песни, мне же достанутся авторские права на них». Вот я и подписал контракт, думая: «Отлично! Кто-то собирается издавать мои песни!» А потом, много лет спустя, удивился: «Что это значит «они тебе не принадлежат»?" Меня просто раздели среди бела дня. И это потом повторялось постоянно».
Джон : «Мы никогда не обсуждали финансовые условия. Мы были просто командой авторов, мы начали писать в шестнадцать лет и решили, что будем подписывать свои песни „Леннон — Маккартни“. Мы говорили: „Вот, мы написали песню“. Но даже готовые на девяносто процентов песни нам приходилось дорабатывать в студии. Даже теперь, когда я пишу песню, работа над ней не заканчивается в одночасье. Я не могу отдать свою песню издателю, пока не запишу ее, даже если работа над словами, мелодией и аранжировкой уже завершена, — дело в том, что в студии она может зазвучать иначе. Мы всегда поступали так, и никто даже не задумывался о деньгах. Денег хватало. Кому пришло бы в голову говорить о них?» (74)
Пол : «У нас были люди, которым мы доверяли, и в первую очередь наш менеджер. Наш менеджер звукозаписи, наш издатель, бухгалтер — все они, по-моему, заслуживали доверия. Поэтому мы предоставили им полную свободу действий, нам не о чем было беспокоиться» (65).
Ринго : «В апреле 1963 года мы с Полом и Джорджем решили отдохнуть на Тенерифе. Там у родителей Клауса Ворманна был дом — правда, без электричества, поэтому мы чувствовали себя представителями богемы. Там я впервые в жизни увидел черный песок. Ничего подобного я никогда не встречал. Мы отлично отдохнули. Пол сделал несколько классных снимков, сфотографировал нас в живописных испанских шляпах. Вот за что я люблю испанцев — за живописность».
Пол : «Мы отправились туда и некоторое время пробыли там, но, к нашему огорчению, на Канарах нас никто не знал, и это было неприятно. «Вы знаете нас? Мы — «Битлз» Но нам отвечали: «Нет, никогда не слышали».
Я сильно обгорел; британский загар совсем не такой. Это доставило мне немало неудобств. А еще я как-то попал в отлив. Я купался в море и думал: «Ну, все, поплыву обратно», — и вдруг понял, что не двигаюсь с места. Меня, скорее, напротив, уносило от берега».
Джордж : «Я помню черные пляжи. мы слишком долго пробыли на солнце и сильно обгорели, как обычно случалось с англичанами. В первый или во второй день мы с Ринго заработали солнечный удар; помню, как меня трясло всю ночь.
Я подолгу катался в машине. Мне нравились спортивные автомобили, и Клаус любезно предоставил мне свой «остин-хили-спрайт». Мы с Полом несколько раз сфотографировались в нем во время поездки к вулкану. Все вокруг напоминало лунный пейзаж, а рядом стояли телескопы и большая обсерватория».
Пол : «В то же время Брайан Эпстайн отправился отдыхать в Испанию и пригласил с собой Джона. Джон был умным парнем. Брайан был гомосексуалистом, и Джон воспользовался случаем, чтобы дать ему понять, кто в этой группе главный. Думаю, именно поэтому Джон отправился отдыхать с Брайаном. И Бог ему в помощь. Он хотел, чтобы Брайан знал, к чьему мнению следует прислушиваться. В этом заключались их взаимоотношения. Джон был прирожденным лидером, хотя никогда не говорил об этом».
Джон : «Син ждала ребенка, а мы решили отдохнуть, и я не собирался жертвовать ради ребенка отдыхом — просто мысленно назвал себя ублюдком и уехал. Я наблюдал, как Брайан подцепляет парней, вот и притворился педиком — это было забавно (70).
Так я впервые столкнулся с гомосексуалистом, причем знакомым мне по жизни. Мы часто сидели в кафе в Торремолиносе, глазели на парней, и я спрашивал: «А этот тебе нравится? А вон тот?» Происходящее мне нравилось, я все время думал: «Все это происходит со мной», — будто я был писателем. Все это выглядело почти как роман, но все-таки романом это не было. Ни в какие отношения мы не вступали. Было лишь интенсивное общение (80).
Но эти сплетни в Ливерпуле! Первым в национальной прессе появилось сообщение на последней странице «Дейли миррор» — о том, как я избил Боба Вулера на двадцать первом дне рождения Пола. Оно стало первой историей из цикла «хулиганские выходки Леннона». На следующий день мне было паршиво. У нас была назначена встреча на ВВС, все сели в поезд и поехали, а я отказался. Брайан умолял меня поехать, но я отвечал: «Нет!» Мне было страшно, ведь я чуть не убил Вулера».
Боб пустил слух, что в Испании мы с Брайаном были любовниками. Должно быть, я испугался того, что во мне действительно живет гомик, и потому разозлился. От выпитого спиртного я вышел из себя. (Знаете, пьянство — это когда доходишь до того, что тебе хочется выпить из каждого пустого стакана.) А Боб настаивал: «Давай, Джон, расскажи про вас с Брайаном, мы же все знаем». Видите ли, когда тебе двадцать один год, тебе хочется быть мужчиной. Если бы я такое услышал сейчас, я бы и глазом не моргнул, но тогда я избил его, отдубасил какой-то палкой и впервые понял: я могу убить его. Я просто увидел это, как на экране: если я ударю его еще раз, все будет кончено. Это меня потрясло. Тогда я и отказался от насилия, потому что всю свою жизнь был именно таким (72).
Потом он привлек меня к суду, мне пришлось заплатить двести фунтов, чтобы уладить дело. Вероятно, это была последняя настоящая драка, в которую я ввязался (67). С тех пор я перестал драться — разве что иногда бил свою дорогую жену в давние времена, когда был вне себя (не могу сказать, что я не допускаю насилия, — временами я становлюсь сам не свой)» (72).
Пол : «Так возникли разговоры о гомосексуализме. Я не уверен, что между Джоном и Брайаном что-нибудь было, но мы доставили ему немало неприятностей, когда он вернулся».
Джон : «Брайан был влюблен в меня. Но мне на это было плевать. Конечно, когда-нибудь о сексуальной жизни Брайана Эпстайна снимут очередной голливудский „Вавилон“, но мне на это было плевать, плевать абсолютно» (80).
Пол : «В сентябре мы с Ринго, Джейн Эшер и Морин опять отправились отдыхать в Грецию».
Ринго : «Мы побывали на Родосе, Корфу и в Афинах. На Родосе мы хотели увидеть Колосса, поэтому я спросил одну женщину в баре: „Извините, а где Колосс?“ Она ответила: „Здесь его уже нет, сынок (будто мы и не уезжали из дома)… но если вы дойдете до порта…“ Так мы и сделали и увидели два небольших постамента с двумя оленями на них. Наверное, там и стоял Колосс. Помню, по Парфенону мы прошлись трижды — наверное, чтобы порадовать Джейн, — и я здорово устал».
Нил Аспиналл : «В начале шестидесятых нас интересовал американский ритм-энд-блюз. „Битлз“ находились под заметным влиянием американской музыки, когда ходили по клубам, чтобы выяснить, что происходит в Лондоне, поскольку он еще не стал нашим городом. Мы были там всего лишь приезжими. Тогда мы и познакомились с Эндрю Олдхэмом, которого Брайан потом взял на работу рекламным агентом. Эндрю повез нас в Ричмонд, на выступление блюзовой группы „Роллинг Стоунз“ (потом он стал ее менеджером)».
Джон : «Мы добились успеха, а потом появились «Стоунз» и начали делать нечто более радикальное, чем мы. Они носили волосы подлиннее нашего и выкрикивали на сцене оскорбления, от чего мы отказались.
Впервые мы увидели их в клубе «Кроудэдди» в Ричмонде, а потом в Лондоне. В то время у них был другой менеджер, Джорджио Гомелски. Когда мы начали бывать в Лондоне, «Стоунз» были на подъеме и выступали в клубах, а с Джорджио мы познакомились через Эпстайна. Мы пришли в клуб, послушали их и подружились с ними» (74).
Джордж : «Мы записывали в Теддингтоне на съемках шоу «Thank Your Lucky Stars» («Благодарите свою судьбу»), открывая рот под запись нашей же «From Me To You», а потом отправились в Ричмонд и познакомились со «Стоунз».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Джон : «У „Битлз“ есть одно свойство: они никогда не придерживались одного и того же стиля, никогда не играли только блюз или только рок. Мы любили всякую музыку. К нашим ранним вещам относятся „In My Life“ („В моей жизни“), „Anna“ и множество баллад. Я больше тяготел к року, но, если прослушать записи „Битлз“, выяснится, что у меня не меньше сентиментальных песен, чем у Пола. Я люблю и такую музыку» (80).
Пол : «Меня часто увлекала жесткость Джона. Но бывало и наоборот. Люди склонны считать, что жестким мог быть только Джон, но и он, бывало, делал вещи помягче, а у меня получались довольно жесткие песни. (Один из моментов, которые не нравятся мне в фильме «Backbeat», — когда характер Джона сравнивают с песней «Long Tall Sally». Этим я недоволен. Ее всегда пел я и Литтл Ричард.)
Забавно, но возник миф, в котором мне приписывают мелодичность и мягкость, а Джону — жесткость и желчность. Возможно, внешне все выглядело именно так, но на самом деле в те времена одной из любимых песен Джона была «Girl Of My Dream» («Девушка моей мечты»). У него она ассоциировалась с матерью. Другая песня, «Little White Lies» («Маленькая ложь»), тоже не слитком жесткая. Это приятная, умело написанная мелодия. К подобным песням относится и «This Boy».
Ринго : «Я всегда мечтал научиться писать песни, как все остальные, и я пытался, но у меня ничего не выходило. Я мог написать слова, но, когда доходило до мелодии, остальные всегда говорили, что звучит она как-то неслышно, и после объяснений я понимал, что они правы».
Пол : «Джордж сам писал песни, или же (как в случае с «Do You Want То Know A Secret») мы сочиняли их для него. У всех были свои поклонники. Ринго особенно любили, потому что он был славным малым, отличным ударником, поэтому в каждом альбоме ему была нужна своя песня. Так же обстояло дело и с Джорджем: множество девушек сходило по нему с ума, поэтому мы всегда старались отдать ему хотя бы одну песню. Наконец это задело Джорджа: «Почему это песни для меня пишете вы?» И он начал сочинять их сам.
С тех пор Джордж писал по одной песне для каждого альбома. Появился повод включить Джорджа в команду авторов, и мы с Джоном всерьез обсуждали это. Помню, однажды с Джоном мы проходили утром мимо Вултонской церкви и рассуждали: «Что будет лучше — указывать трех авторов, чтобы не обижать Джорджа, или оставить все как было?» Решили, что авторов по-прежнему останется двое.
Он написал песню «Don't Bother Me» («He беспокой меня»). Это была его первая самостоятельная вещь. С тех пор он многому научился и начал писать просто классические вещи вроде «Something» («Что-то»).
Джордж : «Песню «Don't Bother Me» я написал в отеле в Борнмуте, где мы выступали летом 1963 года. Я просто хотел проверить, смогу ли я тоже написать песню. В то время я болел и валялся в постели. Не думаю, что песня вышла удачной, она могла бы и вообще не получиться. Но, по крайней мере, я понял, что мне необходимо продолжать сочинять песни, и, может быть, в конце концов я напишу что-нибудь стоящее.
Я до сих пор так считаю; я мечтаю написать что-нибудь хорошее. Конечно, все относительно. Но, по крайней мере, я при деле.
О том, как писать песни, я немного узнал от остальных, когда при мне в машине, на заднем сиденье, сочинили песню. Или, помню, однажды я сидел с Полом в кино на углу Роуз-Лейн, недалеко от его дома на Пенни-Лейн. Показывали рекламу сборной мебели: «А вы думаете о сборке?» (thinking of linking). Пол сказал: «Это пригодится для хорошей песни», а потом написал вещицу, где были слова: «Thinking of linking my life with you» («Думаю о том, как бы с тобой соединиться»).
Джон постоянно оказывал мне помощь. Он говорил что-нибудь вроде: «Когда пишешь, старайся сразу закончить песню, потому что, если ты бросишь ее, потом дописывать будет труднее». И это правда. По крайней мере, как правило, так и бывает. Он дал мне несколько ценных советов. Позднее я начал иногда писать песни вместе с ним. Однажды — это было в середине шестидесятых — я зашел к Джону, как раз когда он бился над несколькими мелодиями. У него была целая куча фрагментов, не меньше трех незаконченных песен. Я внес свои предложения и помог Джону объединить их в одну законченную — «She Said, She Said» («Она сказала, она сказала»). В середину этой записи вставлена другая: «Она сказала: «Я знаю, что значит быть мертвым». Далее идет мой ответ: «О, нет, нет, ты ошибаешься…» А потом начинается еще одна мелодия: «Когда я был мальчишкой…» Фрагменты так подошли друг другу, будто их сваркой приварили. Так что и это со мной бывало. Случалось, я тоже играл ему свои незаконченные песни. Однажды я сыграл ему одну мелодию, а он сказал: «А это неплохо!» В то время сам он ни над чем не работал, но уже в следующей его песне я заметил аккорды, содранные у меня!
У меня остался единственный выход — сочинять самостоятельно, потому что так все складывалось. Впоследствии я много лет не писал ни с кем и стал немного замкнутым. Думаю, у меня развилось нечто вроде паранойи, потому что я не представлял себе, что значит писать песни вместе с кем-то. Это непростое дело. То, что нравится одному, может не понравиться другому. Надо доверять друг другу.
Я стал брать в машину магнитофон, чтобы петь и записывать то, что приходит мне в голову, а дома продолжал работу над песнями» (66).
Джон : «Компания „Северные песни“ — долговременный проект, рассчитанный на то, что мы с Полом будем сочинять песни до шестидесятилетнего возраста. Если ничего не случится, ничто не помешает мне и Полу писать хиты, даже когда мы состаримся. Песни приносят прибыль, и, кроме того, мы друзья — значит, нет причин, по которым мы могли бы бросить это занятие» (65).
Нил Аспиналл : «Брайан был знаком с Диком Джеймсом, который прославился, спев песню в телесериале «Робин Гуд», и создал собственное музыкальное издательство. Джон и Пол уже начинали писать свои песни, когда Брайан дал послушать Джеймсу их записи.
Дик Джеймс получил права на сингл «Please Please Me» и на все последующие песни. В то время мы были слишком наивны; думаю, «Битлз» не раз жалели о том, что отказались от авторских прав на свои песни».
Пол : «Нам не терпелось подписать контракт, как любому молодому писателю, который мечтает, чтобы его книгу издали. Он готов умереть, лишь бы попасть в издательство «Даблдей», ему наплевать на условия контракта, главное — иметь возможность сказать друзьям: «Моя новая книга выходит в издательстве «Даблдей». — «Да ну? В самом „Даблдей“?» — «Вот именно!» Мы хотели только одного: чтобы наши песни опубликовали. «Наши записи выпускает «EMI». — «Та самая „EMI“?»
Но Брайан заключил несколько паршивых сделок, по его милости мы попали в длительное рабство, в котором я и теперь нахожусь. За «Yesterday», которую я написал сам, без Джона или чьей-либо помощи, я получил всего пятнадцать процентов. До нынешнего дня я имею право всего на пятнадцать процентов — из-за сделок, которые заключил Брайан, и это действительно несправедливо, поскольку она так выстрелила. Возможно, это вообще песня века.
Но обижаться не на что. Джорджу Мартину сделки «Битлз» тоже почти ничего не принесли, и я спрашивал его: «Ты не жалеешь об этом теперь, когда все уже в прошлом?» Он отвечал: «Нет, у меня остались приятные воспоминания. Когда-то в период бума я целых тринадцать недель продержался на первых местах вместе с вами, Силлой, Билли Дж. Крамером, Джерри и «The Pacemakers», подопечными Брайана, но не получил никакой премии, ничего». Он лишь получал причитавшуюся ему по контракту сумму. Я сказал ему: «Ты хороший человек, не злопамятный». И ведь он был прав — он сохранил свою карму. Я стараюсь следовать его примеру, но думаю: если Брайан когда-нибудь и дал маху, так это в том, что он не был дальновидным».
Джон : «По-моему, Дик Джеймс облапошил Брайана. Я имею в виду то, что случилось после смерти Брайана. Музыкальное издательство Дика Джеймса — многомиллионная компания в сфере музыкальной индустрии. «Северные песни» нам не принадлежали, как и «NEMS». Так распорядился Брайан и его консультанты (72).
А Дик Джеймс заявил, что своим успехом мы обязаны ему. Я был бы не прочь услышать музыку Дика Джеймса. Дайте мне послушать хоть что-нибудь» (70).
Джордж : «В сделках Брайан вечно допускал оплошности. Много лет «EMI» платила нам гроши за каждый сингл и какие-то шиллинги за каждый альбом. Фиаско мы потерпели, когда отец Брайана продал права на использование торговой марки «Битлз». Его отец не имел никакого права поступать так, но он отдал права какому-то парню, тот — другому, и в результате они попали к кому-то еще.
Если бы в 1962–1963 годах мы знали то, что знаем сейчас, или хотя бы то, что узнали к 1967 году, все сложилось бы иначе. Мы получали бы более высокие авторские гонорары, если бы понимали, что происходит; а те гонорары, которые мы получали, позднее доставили нам массу хлопот и повлекли множество судебных процессов. А ведь мы могли получать куда более приличные гонорары.
В то время я, в отличие от Джона и Пола, не писал песни. А когда начал, мне задали вопрос: «Хочешь, чтобы твои песни издавались?» И поскольку песни Джона и Пола издавал Дик Джеймс, я ответил: «Да, конечно». Но никто не объяснил: «Как только ты подпишешь эту бумажку, разрешив мне публиковать твои песни, мне же достанутся авторские права на них». Вот я и подписал контракт, думая: «Отлично! Кто-то собирается издавать мои песни!» А потом, много лет спустя, удивился: «Что это значит «они тебе не принадлежат»?" Меня просто раздели среди бела дня. И это потом повторялось постоянно».
Джон : «Мы никогда не обсуждали финансовые условия. Мы были просто командой авторов, мы начали писать в шестнадцать лет и решили, что будем подписывать свои песни „Леннон — Маккартни“. Мы говорили: „Вот, мы написали песню“. Но даже готовые на девяносто процентов песни нам приходилось дорабатывать в студии. Даже теперь, когда я пишу песню, работа над ней не заканчивается в одночасье. Я не могу отдать свою песню издателю, пока не запишу ее, даже если работа над словами, мелодией и аранжировкой уже завершена, — дело в том, что в студии она может зазвучать иначе. Мы всегда поступали так, и никто даже не задумывался о деньгах. Денег хватало. Кому пришло бы в голову говорить о них?» (74)
Пол : «У нас были люди, которым мы доверяли, и в первую очередь наш менеджер. Наш менеджер звукозаписи, наш издатель, бухгалтер — все они, по-моему, заслуживали доверия. Поэтому мы предоставили им полную свободу действий, нам не о чем было беспокоиться» (65).
Ринго : «В апреле 1963 года мы с Полом и Джорджем решили отдохнуть на Тенерифе. Там у родителей Клауса Ворманна был дом — правда, без электричества, поэтому мы чувствовали себя представителями богемы. Там я впервые в жизни увидел черный песок. Ничего подобного я никогда не встречал. Мы отлично отдохнули. Пол сделал несколько классных снимков, сфотографировал нас в живописных испанских шляпах. Вот за что я люблю испанцев — за живописность».
Пол : «Мы отправились туда и некоторое время пробыли там, но, к нашему огорчению, на Канарах нас никто не знал, и это было неприятно. «Вы знаете нас? Мы — «Битлз» Но нам отвечали: «Нет, никогда не слышали».
Я сильно обгорел; британский загар совсем не такой. Это доставило мне немало неудобств. А еще я как-то попал в отлив. Я купался в море и думал: «Ну, все, поплыву обратно», — и вдруг понял, что не двигаюсь с места. Меня, скорее, напротив, уносило от берега».
Джордж : «Я помню черные пляжи. мы слишком долго пробыли на солнце и сильно обгорели, как обычно случалось с англичанами. В первый или во второй день мы с Ринго заработали солнечный удар; помню, как меня трясло всю ночь.
Я подолгу катался в машине. Мне нравились спортивные автомобили, и Клаус любезно предоставил мне свой «остин-хили-спрайт». Мы с Полом несколько раз сфотографировались в нем во время поездки к вулкану. Все вокруг напоминало лунный пейзаж, а рядом стояли телескопы и большая обсерватория».
Пол : «В то же время Брайан Эпстайн отправился отдыхать в Испанию и пригласил с собой Джона. Джон был умным парнем. Брайан был гомосексуалистом, и Джон воспользовался случаем, чтобы дать ему понять, кто в этой группе главный. Думаю, именно поэтому Джон отправился отдыхать с Брайаном. И Бог ему в помощь. Он хотел, чтобы Брайан знал, к чьему мнению следует прислушиваться. В этом заключались их взаимоотношения. Джон был прирожденным лидером, хотя никогда не говорил об этом».
Джон : «Син ждала ребенка, а мы решили отдохнуть, и я не собирался жертвовать ради ребенка отдыхом — просто мысленно назвал себя ублюдком и уехал. Я наблюдал, как Брайан подцепляет парней, вот и притворился педиком — это было забавно (70).
Так я впервые столкнулся с гомосексуалистом, причем знакомым мне по жизни. Мы часто сидели в кафе в Торремолиносе, глазели на парней, и я спрашивал: «А этот тебе нравится? А вон тот?» Происходящее мне нравилось, я все время думал: «Все это происходит со мной», — будто я был писателем. Все это выглядело почти как роман, но все-таки романом это не было. Ни в какие отношения мы не вступали. Было лишь интенсивное общение (80).
Но эти сплетни в Ливерпуле! Первым в национальной прессе появилось сообщение на последней странице «Дейли миррор» — о том, как я избил Боба Вулера на двадцать первом дне рождения Пола. Оно стало первой историей из цикла «хулиганские выходки Леннона». На следующий день мне было паршиво. У нас была назначена встреча на ВВС, все сели в поезд и поехали, а я отказался. Брайан умолял меня поехать, но я отвечал: «Нет!» Мне было страшно, ведь я чуть не убил Вулера».
Боб пустил слух, что в Испании мы с Брайаном были любовниками. Должно быть, я испугался того, что во мне действительно живет гомик, и потому разозлился. От выпитого спиртного я вышел из себя. (Знаете, пьянство — это когда доходишь до того, что тебе хочется выпить из каждого пустого стакана.) А Боб настаивал: «Давай, Джон, расскажи про вас с Брайаном, мы же все знаем». Видите ли, когда тебе двадцать один год, тебе хочется быть мужчиной. Если бы я такое услышал сейчас, я бы и глазом не моргнул, но тогда я избил его, отдубасил какой-то палкой и впервые понял: я могу убить его. Я просто увидел это, как на экране: если я ударю его еще раз, все будет кончено. Это меня потрясло. Тогда я и отказался от насилия, потому что всю свою жизнь был именно таким (72).
Потом он привлек меня к суду, мне пришлось заплатить двести фунтов, чтобы уладить дело. Вероятно, это была последняя настоящая драка, в которую я ввязался (67). С тех пор я перестал драться — разве что иногда бил свою дорогую жену в давние времена, когда был вне себя (не могу сказать, что я не допускаю насилия, — временами я становлюсь сам не свой)» (72).
Пол : «Так возникли разговоры о гомосексуализме. Я не уверен, что между Джоном и Брайаном что-нибудь было, но мы доставили ему немало неприятностей, когда он вернулся».
Джон : «Брайан был влюблен в меня. Но мне на это было плевать. Конечно, когда-нибудь о сексуальной жизни Брайана Эпстайна снимут очередной голливудский „Вавилон“, но мне на это было плевать, плевать абсолютно» (80).
Пол : «В сентябре мы с Ринго, Джейн Эшер и Морин опять отправились отдыхать в Грецию».
Ринго : «Мы побывали на Родосе, Корфу и в Афинах. На Родосе мы хотели увидеть Колосса, поэтому я спросил одну женщину в баре: „Извините, а где Колосс?“ Она ответила: „Здесь его уже нет, сынок (будто мы и не уезжали из дома)… но если вы дойдете до порта…“ Так мы и сделали и увидели два небольших постамента с двумя оленями на них. Наверное, там и стоял Колосс. Помню, по Парфенону мы прошлись трижды — наверное, чтобы порадовать Джейн, — и я здорово устал».
Нил Аспиналл : «В начале шестидесятых нас интересовал американский ритм-энд-блюз. „Битлз“ находились под заметным влиянием американской музыки, когда ходили по клубам, чтобы выяснить, что происходит в Лондоне, поскольку он еще не стал нашим городом. Мы были там всего лишь приезжими. Тогда мы и познакомились с Эндрю Олдхэмом, которого Брайан потом взял на работу рекламным агентом. Эндрю повез нас в Ричмонд, на выступление блюзовой группы „Роллинг Стоунз“ (потом он стал ее менеджером)».
Джон : «Мы добились успеха, а потом появились «Стоунз» и начали делать нечто более радикальное, чем мы. Они носили волосы подлиннее нашего и выкрикивали на сцене оскорбления, от чего мы отказались.
Впервые мы увидели их в клубе «Кроудэдди» в Ричмонде, а потом в Лондоне. В то время у них был другой менеджер, Джорджио Гомелски. Когда мы начали бывать в Лондоне, «Стоунз» были на подъеме и выступали в клубах, а с Джорджио мы познакомились через Эпстайна. Мы пришли в клуб, послушали их и подружились с ними» (74).
Джордж : «Мы записывали в Теддингтоне на съемках шоу «Thank Your Lucky Stars» («Благодарите свою судьбу»), открывая рот под запись нашей же «From Me To You», а потом отправились в Ричмонд и познакомились со «Стоунз».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89