На них мы развернули сеть наблюдательных пунктов. Прибавьте сюда 600 стволов орудий и минометов, которые мы имели перед наступлением, и вы поймете, почему в грядущий день мы смотрели с оптимизмом.
Однако в день, когда началась новая операция, получившая наименование «Венской», погода выдалась неприятнейшая. С самого утра землю плотно окутал густой туман. Сверху, словно из гигантского распылителя, падала водяная изморось. Видимость была ограниченной, поэтому наступление отодвигалось к полудню. Все мы были раздосадованы. На наблюдательный пункт то и дело звонят: «Как погода?», «Не рассеялся ли туман?», «Как видимость?»
Отвечаю: «Плохая!», «Нет, не рассеялся!», «Никакой видимости!»
А тут еще неприятный случай испортил настроение. Когда мы утром подъезжали к наблюдательному пункту, водитель решил «притереть» машину прямо к ходу сообщения. Вдруг машина под нами вздрогнула, раздался оглушительный взрыв.
— Кажется, опять наехали на мину?
— Так точно, наехали, — отвечает мой водитель. — Мотор поврежден, переднее правое колесо оторвало.
— Третий раз…
— Третий. Везет…
В 13.00, как только видимость улучшилась, наступление началось. Шестьдесят минут воздух и земля содрогались от артподготовки. В заключение проревели «катюши», и гвардейцы ринулись вперед.
Быстро выбили врага из траншей и приблизились к Секешфехервару, захватив десять минометов, восемь пулеметов, два орудия, два бронетранспортера.
Наблюдательный пункт корпуса перенесли в один из захваченных окопчиков. Отсюда хорошо видны наши боевые порядки.
— Смотрите, на нас с тыла пикирует «мессер»! — воскликнул капитан Никитин.
— Не может быть! — сказал я, продолжая наблюдать за работой наших штурмовиков. — Как он мог нас заметить?
— Прямо пикирует, — повторил Никитин и потянул меня за руку на дно окопа.
Едва успели мы лечь на землю, как над нами со свистом пронесся истребитель и, ударившись о землю метрах в восьми от нас, зарылся в песчаный грунт. Видимо, летчик был убит в воздушном бою, «мессер» шел вниз уже неуправляемый.
На подступах к Секешфехервару шли тяжелые бои. Все наши атаки отбивались сильным огнем. Наверное, уже в пятый раз позвонил командующий армией:
— Вторые сутки пошли, а город все еще в руках врага. Когда же возьмем?
— Никанор Дмитриевич, возьмем город. Не силой, так терпением, ответил я, хотя мне тоже было не до шуток.
— Мне за «терпение» уже попало. Москва запрашивает, почему Секешфехервар еще не взят.
Я ответил, что мы с командиром 7-й дивизии наметили один вариант, попытаемся осуществить его.
Звоню полковнику Дрычкину:
— Так как же, двинем полк Чухлина?
— Опасно. Вся долина, что подходит к Секешфехервару с запада, залита половодьем. Осталась одна сухая полоса — насыпь железнодорожной линии.
— Вот по ней и двинем полк Чухлина — между флангами 5-й и 80-й дивизий, в обход Секешфехервара.
— Можно, хотя и рискованно. Уж очень полоска узковата.
— Рискнем! Надо полагать, гитлеровцы нас отсюда не ждут. Обеспечь надежную связь с полком.
— Есть наступать 18-м гвардейским стрелковым полком по железнодорожному полотну в обход города, — повторил полковник Дрычкин…
Затея наша, конечно, была очень рискованной. Рота за ротой, батальон за батальоном войдут на сухую полоску и в случае опасности развернуться им будет негде. Однако Чухлин должен выполнить задачу. Это вполне сложившийся командир полка — степенный, рассудительный. Никогда, даже в самых жестких временных рамках, не станет суетиться — важное качество для командира. Улыбался он редко. Густые короткие усы усиливали внешнюю его суровость. А так это душевный человек. Словом, Геннадий Петрович Чухлин был надежным командиром. Такие обычно не выказывают внешних признаков служебного рвения, но боевую задачу будут добросовестно выполнять независимо от того, трудна она или легка, контролирует кто-нибудь ее выполнение или нет. Такие и в тяжкий чае поражения и в преддверии победы доложат только то, что видят, а не то, что кажется. В случае нужды на полк, батальон или роту такого командира, образно говоря, может опереться и дивизия, корпус. Затрещит, но выдержит — потому и слывет надежным.
Все мы с нетерпением ожидали результатов обходного движения 18-го полка. Поздно вечером поступили сообщения, что в городе отмечается усиленное движение гитлеровцев. Не распознали ли готовящегося обхода?
Утром командиры дивизий доложили:
Из 7-й:
— Продвигаемся медленно. Отчаянное сопротивление противника. За ночь отбили десять контратак. Все выгодные подступы к городу заминированы, здания и сооружения приспособлены к обороне. На улицах — баррикады.
Из 80-й:
— На отдельных направлениях подошли к окраинам. Очень сильное сопротивление.
Из 5-й:
— Медленно продвигаемся вдоль долины к Варпалоте.
Передовые артиллерийские наблюдатели сообщили о заметно усилившемся движении войск противника по дороге на Оши. Значит, полк Чухлина уже вышел туда и ведет бой.
Маневр этого полка приковал к себе внимание гитлеровцев и помог дивизиям нашего и 21-го корпуса ворваться в город. Начались затяжные уличные бои.
Только 22 марта я смог доложить командарму, что мы полностью овладели Секешфехерваром. За этот день мы взяли в плен 150 солдат и офицеров противника, 14 тан-, ков и самоходок, 15 бронетранспортеров, 30 орудий различных калибров и 81 автомашину.
Первый весенний месяц подходил к концу. Дни стояли теплые. Боевое продвижение корпуса, развивавшееся до этого успешно, вдруг затормозилось перед рекой Раба. Как обычно в таких случаях, мы тотчас выехали на место.
— В чем причина задержки? — спрашиваю командира 217-го полка.
— Выдвигаем вперед крупнокалиберные зенитно-пулеметные установки. Они обеспечат нам форсирование реки Раба, — ответил подполковник А. М. Никулин — небольшого роста, плотный, спокойный человек.
— Авиация противника как будто не мешает…
— А мы не против авиации. Гитлеровцы засели на чердаках, на крышах и деревьях. Не дают работать на переправе. Однако зенитными пулеметами выкурим. Метод испытанный! — ответил, улыбаясь, Никулин.
И действительно, как только крупнокалиберные пулеметы «прочесали» чердаки и крыши, форсирование реки Раба пошло почти без затруднений.
В это же время 5-я и 7-я дивизии также успешно форсировали реку и двигались дальше. Впереди опять действовали подвижные отряды преследования, а главные силы корпуса наступали по дорогам колоннами.
Некоторое замедление темпов произошло лишь западнее Капувар, где встретились каналы с крутыми, облицованными камнем берегами. Мосты через них были взорваны. Однако и каналы преодолели.
Надломленный морально враг не мог удержаться даже на заранее подготовленных рубежах. Его попытки оказать сопротивление были безуспешны, и в последний день марта мы вышли на австро-венгерскую границу. Позади остались триста километров, пройденных с боями по венгерской земле.
Близ самой границы разведчики захватили бывшего премьер-министра правительства Хорти генерал-полковника Геза Лакатоша и государственного секретаря министерства земледелия Даниэля Мочари.
Геза Лакатош рассказал, что он был арестован немцами еще в октябре 1944 года и с тех пор находился не у дел — на свободе, но под надзором. В начале января 1945 года Салаши опять приказал арестовать его и около месяца держал в тюрьме. Но как только стало ясно, что гитлеровцы доживают в Венгрии последние часы, Геза Лакатош был опять выпущен из тюрьмы. Мало того, ему предложили даже визу на въезд в Германию.
Надо полагать, Лакатошу надоело болтаться вместе с неверным хорти-салашистским политическим маятником. Едва его выпустили из тюрьмы, он бежал в монастырь и там дождался прихода Советской Армии. А дождавшись, первым делом заявил, что в политической жизни участвовать больше не желает.
О том, как хозяйничали в Венгрии гитлеровцы, говорят показания, которые дал салашистский сановник из министерства земледелия Даниэль Мочари. С октября 1944 года по апрель 1945 года фашисты вывезли в Германию 23 тысячи вагонов зерна, до 200 тысяч лошадей, около миллиона голов крупного и до 123 тысяч голов мелкого скота.
Наши дивизии вместе с танкистами генерала Ахманова завершали освобождение венгерской земли. Бои шли в приграничной полосе, близ города Шопрон, и ясно было, что вот-вот мы вступим на территорию Австрии.
Рано утром наша машина, промчавшись вдоль южного берега озера Нёйзидлер-Зее, въехала в венгерское село Фертеракош. Здесь нас уже ждали старшие офицеры штаба корпуса, на которых была возложена задача развернуть новый командный пункт. Начальник связи подполковник Гинзбург сказал, что командир 5-й дивизии настойчиво вызывал меня по радио.
Радист Пчелкин тотчас связался с генералом Афониным, и через несколько секунд мы приняли краткий и приятный доклад: «Выполнение задачи на этой (т. е. венгерской) земле завершено. Мои сыновья (полки) совместно с соседями овладели Шопроном (город он назвал по кодовой таблице) и перешагнули через большую линию… (т. е. через границу!)».
Скоро стали известны и подробности.
Дивизион самоходок майора Давыдова, поддержанный огнем автоматических зенитных пушек, преследовал отходящего к венгерско-австрийской границе противника. Вступив в лес, что восточнее Копаха, самоходки построились в боевой порядок «углом вперед», дерзко прорвали оборону гитлеровцев и атаковали Шопрон. Подоспевшие стрелковые полки охватили город с трех сторон и с ходу взяли его.
А самоходный дивизион в это время подходил уже к селу Хикедтелеп. По пути к дивизиону присоединились два танка Т-34 и несколько мотоциклистов из 1-го механизированного корпуса.
Узнав, что село занято противником, майор Давыдов направил одну машину к юго-западной его окраине, на высоту. Отсюда самоходчики открыли огонь, чем привлекли к себе внимание гитлеровцев и вызвали их ответный огонь. Этим немедленно воспользовался Давыдов. Две его машины на высокой скорости ворвались в село с другого конца. Там, в центре, уже слышалась пулеметная стрельба. Наши мотоциклисты носились по улицам, сея панику в рядах неприятеля. Фашисты бежали к австрийской границе, даже не попытавшись организовать сопротивление.
Границу 5-я дивизия, а за ней и другие дивизии пересекли под грохот выстрелов, перекрытый звенящей медью духовых оркестров и мощным солдатским «ура».
Узнав об этом, мы с заместителем по политчасти полковником Чиковани быстро вскочили в вездеход и помчались к границе.
Дорога вывела нас к полосатому столбу. Плетнев притормозил.
— Граница! — сказал он. — Столбы, гербы и прочее… Мы вышли из машины и пересекли невидимую линию, разделявшую два государства. Осмотрелись. Впереди слышалась канонада. Наши войска наступали уже по австрийской земле. А позади, в весеннем мареве, виднелись прозрачные еще рощи и сады, белые домики венгерских хуторов. Там кое-где мелькали люди. Кто побойчей, выбирался уже из убежищ, шел работать в сады и на огороды.
Прямо отсюда, с пограничной линии, мы связались со штабом армии, доложили, что корпус уже в Австрии и продолжает наступать вместе с 23-м танковым корпусом на город Эйзенштадт.
Командующий армией поблагодарил гвардейцев от имени Военного совета, пожелал новых успехов.
— Постараемся, товарищ командующий. Вот полковник Чиковани подсказывает, что есть из-за чего потрудиться — впереди Вена!..
На следующий день был освобожден от врага первый австрийский город Эйзенштадт.
К исходу следующего дня передовые подразделения 7-й дивизии — дивизион самоходных орудий и стрелковый батальон — вышли к Штатцену. Местность перед городом открытая, противник успел устроить укрепления полевого типа прорыл траншею полного профиля, перед ней — противотанковый ров, заполненный водой, и минные поля.
Командир самоходчиков капитан Васильев, проводя личную разведку, обнаружил в лесу просеку, что тянулась в обход этих укреплений. Он решил скрытно выдвинуть с ходу несколько своих машин и ударом с тыла содействовать наступлению стрелкового батальона.
И вот четыре машины — две самоходки, танк Т-34 и бронетранспортер двинулись в лес. Прошли просекой до опушки, потом — вдоль высокого каменного забора.
Как только закончилась артиллерийская подготовка и началась атака батальона с фронта, этот отряд ударил по фашистам с тыла. «Тридцатьчетверка» через пролом в каменной стене вышла на позицию и открыла меткий огонь. Навстречу выползли два «тигра». Завязалась танковая дуэль. Тридцатьчетверка подожгла один «тигр», а другой поджег ее. Однако экипаж в составе лейтенанта Михаила Рафальского, старшины Полетаева, сержанта Крымского и рядового Донского не покинул машину. Борясь с пожаром, воины продолжали вести огонь и подбили еще два бронетранспортера.
Тем временем стрелковый батальон сломил сопротивление противника и ворвался в Шютцен. Так, дерзко, инициативно, с малыми потерями, действовали в эти дни наши передовые отряды.
Как только корпус пересек австро-венгерскую границу, перед ним встали новые задачи. И вновь, не зная устали, движимые решимостью окончательно добить фашизм, наши дивизии устремились в так называемые «Венские ворота» узкую долину между горами и озером.
До Вены оставалось не более 70 километров, однако не приходилось сомневаться, что фашистское командование не позволит своим войскам «эластично» отступить за Вену. Наоборот, борьба за этот район будет жестокой. И не только потому, что Вена — столица Австрии, что дело касается престижа и прочих внематериальных категорий. Вена — также центр мощного военного арсенала, каким стала Австрия за годы нацистского господства. Ежемесячно с конвейеров австрийских заводов сходило 850 танков и бронемашин, 1000 артиллерийских орудий, около 1,5 тысячи авиационных моторов и до 750 самолетов. Причем основные авиационные предприятия располагались в окрестностях Вены и близ австро-венгерской границы. Вот почему фашисты будут всеми силами защищать этот район. Их венская группировка насчитывает восемь танковых, одну пехотную дивизию и множество отдельных пехотных частей и подразделений.
Чиковани рассказал, что настроение в наших частях отличное, все рвутся в решительный бой. А в 80-й дивизии бойцы и командиры даже выражали ему свое неудовольствие задачей, которую должны выполнять.
— А что такое? — насторожился я.
— Беспокоятся, что дивизия так и останется на охране фланга, пока другие будут штурмовать Вену.
— Беспокойство законное. Дошли почти до Вены, а в решительный момент поворот на север… Что ж, будем просить командование армии перенацелить 80-ю дивизию на Вену.
Собравшиеся на командном пункте офицеры попросили меня рассказать, действительно ли фашисты применяли на днях химические снаряды. Пришлось подтвердить, что факт такой был — несколько снарядов, выпущенных артиллерией противника с противоположного берега Дуная, при разрыве давали желто-зеленый дым. У находившихся поблизости наших бойцов отмечено раздражение слизистой оболочки глаз. Начальник химической службы корпуса подполковник С. Г. Гончаров должен все выяснить.
— Срочное распоряжение из штаба армии, — сообщил оперативный дежурный. — Наш корпус выводят во второй эшелон армии.
— Неплохо. Все же некоторая передышка. Как-никак с декабря в боях. 80-я дивизия тоже идет с нами?
— Нет. Остается на рубеже Дуная, на правом фланге армии и фронта.
Передышка, конечно, нужна, однако… Не знаю, как мои товарищи, но я подумал: «Как бы не прийти нам в Вену к шапочному разбору».
Но наше беспокойство оказалось напрасным — нас просто перевели на новое направление, чтобы помочь 31-му корпусу, который оказался в тяжелом положении. Оставив 80-ю дивизию на рубеже Дуная, остальными дивизиями корпус успешно выполнил эту задачу.
В чудесный апрельский полдень, когда на небе не было ни облачка, когда желтое, жаркое солнце ласкало ожидавшую пахоты землю, мы ехали к высоте с отметкой 220. Она — последняя на нашем пути. За нею — равнина, на которой по возвышенностям раскинулся большой, красивый город Вена.
Только что из 5-й дивизии звонил генерал-майор Афонин. Он сообщил, что полк подполковника Ф. Н. Валиулина занял высоту. Потому-то и не заехали мы сейчас на командный пункт дивизии. Водитель смело, на большой скорости вел машину по целине, когда послышались предостерегающие крики: «Куда гонишь? К фрицу в гости?» В этот момент, видимо, и противник заметил машину. Он накрыл нас огнем зенитных пушек и крупнокалиберных пулеметов. Кругом рвались фугасные и зажигательные снаряды, потрескивая, горела сухая трава. Пыль смешалась с дымом.
Близ машины оказался неглубокий окопчик, где мы вчетвером — Чиковани, Плетнев, Никитин и я — кое-как укрылись.
— Откуда это он нас накрыл? — выглядывая из окопа, недоумевал капитан Никитин.
— Стихнет, узнаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Однако в день, когда началась новая операция, получившая наименование «Венской», погода выдалась неприятнейшая. С самого утра землю плотно окутал густой туман. Сверху, словно из гигантского распылителя, падала водяная изморось. Видимость была ограниченной, поэтому наступление отодвигалось к полудню. Все мы были раздосадованы. На наблюдательный пункт то и дело звонят: «Как погода?», «Не рассеялся ли туман?», «Как видимость?»
Отвечаю: «Плохая!», «Нет, не рассеялся!», «Никакой видимости!»
А тут еще неприятный случай испортил настроение. Когда мы утром подъезжали к наблюдательному пункту, водитель решил «притереть» машину прямо к ходу сообщения. Вдруг машина под нами вздрогнула, раздался оглушительный взрыв.
— Кажется, опять наехали на мину?
— Так точно, наехали, — отвечает мой водитель. — Мотор поврежден, переднее правое колесо оторвало.
— Третий раз…
— Третий. Везет…
В 13.00, как только видимость улучшилась, наступление началось. Шестьдесят минут воздух и земля содрогались от артподготовки. В заключение проревели «катюши», и гвардейцы ринулись вперед.
Быстро выбили врага из траншей и приблизились к Секешфехервару, захватив десять минометов, восемь пулеметов, два орудия, два бронетранспортера.
Наблюдательный пункт корпуса перенесли в один из захваченных окопчиков. Отсюда хорошо видны наши боевые порядки.
— Смотрите, на нас с тыла пикирует «мессер»! — воскликнул капитан Никитин.
— Не может быть! — сказал я, продолжая наблюдать за работой наших штурмовиков. — Как он мог нас заметить?
— Прямо пикирует, — повторил Никитин и потянул меня за руку на дно окопа.
Едва успели мы лечь на землю, как над нами со свистом пронесся истребитель и, ударившись о землю метрах в восьми от нас, зарылся в песчаный грунт. Видимо, летчик был убит в воздушном бою, «мессер» шел вниз уже неуправляемый.
На подступах к Секешфехервару шли тяжелые бои. Все наши атаки отбивались сильным огнем. Наверное, уже в пятый раз позвонил командующий армией:
— Вторые сутки пошли, а город все еще в руках врага. Когда же возьмем?
— Никанор Дмитриевич, возьмем город. Не силой, так терпением, ответил я, хотя мне тоже было не до шуток.
— Мне за «терпение» уже попало. Москва запрашивает, почему Секешфехервар еще не взят.
Я ответил, что мы с командиром 7-й дивизии наметили один вариант, попытаемся осуществить его.
Звоню полковнику Дрычкину:
— Так как же, двинем полк Чухлина?
— Опасно. Вся долина, что подходит к Секешфехервару с запада, залита половодьем. Осталась одна сухая полоса — насыпь железнодорожной линии.
— Вот по ней и двинем полк Чухлина — между флангами 5-й и 80-й дивизий, в обход Секешфехервара.
— Можно, хотя и рискованно. Уж очень полоска узковата.
— Рискнем! Надо полагать, гитлеровцы нас отсюда не ждут. Обеспечь надежную связь с полком.
— Есть наступать 18-м гвардейским стрелковым полком по железнодорожному полотну в обход города, — повторил полковник Дрычкин…
Затея наша, конечно, была очень рискованной. Рота за ротой, батальон за батальоном войдут на сухую полоску и в случае опасности развернуться им будет негде. Однако Чухлин должен выполнить задачу. Это вполне сложившийся командир полка — степенный, рассудительный. Никогда, даже в самых жестких временных рамках, не станет суетиться — важное качество для командира. Улыбался он редко. Густые короткие усы усиливали внешнюю его суровость. А так это душевный человек. Словом, Геннадий Петрович Чухлин был надежным командиром. Такие обычно не выказывают внешних признаков служебного рвения, но боевую задачу будут добросовестно выполнять независимо от того, трудна она или легка, контролирует кто-нибудь ее выполнение или нет. Такие и в тяжкий чае поражения и в преддверии победы доложат только то, что видят, а не то, что кажется. В случае нужды на полк, батальон или роту такого командира, образно говоря, может опереться и дивизия, корпус. Затрещит, но выдержит — потому и слывет надежным.
Все мы с нетерпением ожидали результатов обходного движения 18-го полка. Поздно вечером поступили сообщения, что в городе отмечается усиленное движение гитлеровцев. Не распознали ли готовящегося обхода?
Утром командиры дивизий доложили:
Из 7-й:
— Продвигаемся медленно. Отчаянное сопротивление противника. За ночь отбили десять контратак. Все выгодные подступы к городу заминированы, здания и сооружения приспособлены к обороне. На улицах — баррикады.
Из 80-й:
— На отдельных направлениях подошли к окраинам. Очень сильное сопротивление.
Из 5-й:
— Медленно продвигаемся вдоль долины к Варпалоте.
Передовые артиллерийские наблюдатели сообщили о заметно усилившемся движении войск противника по дороге на Оши. Значит, полк Чухлина уже вышел туда и ведет бой.
Маневр этого полка приковал к себе внимание гитлеровцев и помог дивизиям нашего и 21-го корпуса ворваться в город. Начались затяжные уличные бои.
Только 22 марта я смог доложить командарму, что мы полностью овладели Секешфехерваром. За этот день мы взяли в плен 150 солдат и офицеров противника, 14 тан-, ков и самоходок, 15 бронетранспортеров, 30 орудий различных калибров и 81 автомашину.
Первый весенний месяц подходил к концу. Дни стояли теплые. Боевое продвижение корпуса, развивавшееся до этого успешно, вдруг затормозилось перед рекой Раба. Как обычно в таких случаях, мы тотчас выехали на место.
— В чем причина задержки? — спрашиваю командира 217-го полка.
— Выдвигаем вперед крупнокалиберные зенитно-пулеметные установки. Они обеспечат нам форсирование реки Раба, — ответил подполковник А. М. Никулин — небольшого роста, плотный, спокойный человек.
— Авиация противника как будто не мешает…
— А мы не против авиации. Гитлеровцы засели на чердаках, на крышах и деревьях. Не дают работать на переправе. Однако зенитными пулеметами выкурим. Метод испытанный! — ответил, улыбаясь, Никулин.
И действительно, как только крупнокалиберные пулеметы «прочесали» чердаки и крыши, форсирование реки Раба пошло почти без затруднений.
В это же время 5-я и 7-я дивизии также успешно форсировали реку и двигались дальше. Впереди опять действовали подвижные отряды преследования, а главные силы корпуса наступали по дорогам колоннами.
Некоторое замедление темпов произошло лишь западнее Капувар, где встретились каналы с крутыми, облицованными камнем берегами. Мосты через них были взорваны. Однако и каналы преодолели.
Надломленный морально враг не мог удержаться даже на заранее подготовленных рубежах. Его попытки оказать сопротивление были безуспешны, и в последний день марта мы вышли на австро-венгерскую границу. Позади остались триста километров, пройденных с боями по венгерской земле.
Близ самой границы разведчики захватили бывшего премьер-министра правительства Хорти генерал-полковника Геза Лакатоша и государственного секретаря министерства земледелия Даниэля Мочари.
Геза Лакатош рассказал, что он был арестован немцами еще в октябре 1944 года и с тех пор находился не у дел — на свободе, но под надзором. В начале января 1945 года Салаши опять приказал арестовать его и около месяца держал в тюрьме. Но как только стало ясно, что гитлеровцы доживают в Венгрии последние часы, Геза Лакатош был опять выпущен из тюрьмы. Мало того, ему предложили даже визу на въезд в Германию.
Надо полагать, Лакатошу надоело болтаться вместе с неверным хорти-салашистским политическим маятником. Едва его выпустили из тюрьмы, он бежал в монастырь и там дождался прихода Советской Армии. А дождавшись, первым делом заявил, что в политической жизни участвовать больше не желает.
О том, как хозяйничали в Венгрии гитлеровцы, говорят показания, которые дал салашистский сановник из министерства земледелия Даниэль Мочари. С октября 1944 года по апрель 1945 года фашисты вывезли в Германию 23 тысячи вагонов зерна, до 200 тысяч лошадей, около миллиона голов крупного и до 123 тысяч голов мелкого скота.
Наши дивизии вместе с танкистами генерала Ахманова завершали освобождение венгерской земли. Бои шли в приграничной полосе, близ города Шопрон, и ясно было, что вот-вот мы вступим на территорию Австрии.
Рано утром наша машина, промчавшись вдоль южного берега озера Нёйзидлер-Зее, въехала в венгерское село Фертеракош. Здесь нас уже ждали старшие офицеры штаба корпуса, на которых была возложена задача развернуть новый командный пункт. Начальник связи подполковник Гинзбург сказал, что командир 5-й дивизии настойчиво вызывал меня по радио.
Радист Пчелкин тотчас связался с генералом Афониным, и через несколько секунд мы приняли краткий и приятный доклад: «Выполнение задачи на этой (т. е. венгерской) земле завершено. Мои сыновья (полки) совместно с соседями овладели Шопроном (город он назвал по кодовой таблице) и перешагнули через большую линию… (т. е. через границу!)».
Скоро стали известны и подробности.
Дивизион самоходок майора Давыдова, поддержанный огнем автоматических зенитных пушек, преследовал отходящего к венгерско-австрийской границе противника. Вступив в лес, что восточнее Копаха, самоходки построились в боевой порядок «углом вперед», дерзко прорвали оборону гитлеровцев и атаковали Шопрон. Подоспевшие стрелковые полки охватили город с трех сторон и с ходу взяли его.
А самоходный дивизион в это время подходил уже к селу Хикедтелеп. По пути к дивизиону присоединились два танка Т-34 и несколько мотоциклистов из 1-го механизированного корпуса.
Узнав, что село занято противником, майор Давыдов направил одну машину к юго-западной его окраине, на высоту. Отсюда самоходчики открыли огонь, чем привлекли к себе внимание гитлеровцев и вызвали их ответный огонь. Этим немедленно воспользовался Давыдов. Две его машины на высокой скорости ворвались в село с другого конца. Там, в центре, уже слышалась пулеметная стрельба. Наши мотоциклисты носились по улицам, сея панику в рядах неприятеля. Фашисты бежали к австрийской границе, даже не попытавшись организовать сопротивление.
Границу 5-я дивизия, а за ней и другие дивизии пересекли под грохот выстрелов, перекрытый звенящей медью духовых оркестров и мощным солдатским «ура».
Узнав об этом, мы с заместителем по политчасти полковником Чиковани быстро вскочили в вездеход и помчались к границе.
Дорога вывела нас к полосатому столбу. Плетнев притормозил.
— Граница! — сказал он. — Столбы, гербы и прочее… Мы вышли из машины и пересекли невидимую линию, разделявшую два государства. Осмотрелись. Впереди слышалась канонада. Наши войска наступали уже по австрийской земле. А позади, в весеннем мареве, виднелись прозрачные еще рощи и сады, белые домики венгерских хуторов. Там кое-где мелькали люди. Кто побойчей, выбирался уже из убежищ, шел работать в сады и на огороды.
Прямо отсюда, с пограничной линии, мы связались со штабом армии, доложили, что корпус уже в Австрии и продолжает наступать вместе с 23-м танковым корпусом на город Эйзенштадт.
Командующий армией поблагодарил гвардейцев от имени Военного совета, пожелал новых успехов.
— Постараемся, товарищ командующий. Вот полковник Чиковани подсказывает, что есть из-за чего потрудиться — впереди Вена!..
На следующий день был освобожден от врага первый австрийский город Эйзенштадт.
К исходу следующего дня передовые подразделения 7-й дивизии — дивизион самоходных орудий и стрелковый батальон — вышли к Штатцену. Местность перед городом открытая, противник успел устроить укрепления полевого типа прорыл траншею полного профиля, перед ней — противотанковый ров, заполненный водой, и минные поля.
Командир самоходчиков капитан Васильев, проводя личную разведку, обнаружил в лесу просеку, что тянулась в обход этих укреплений. Он решил скрытно выдвинуть с ходу несколько своих машин и ударом с тыла содействовать наступлению стрелкового батальона.
И вот четыре машины — две самоходки, танк Т-34 и бронетранспортер двинулись в лес. Прошли просекой до опушки, потом — вдоль высокого каменного забора.
Как только закончилась артиллерийская подготовка и началась атака батальона с фронта, этот отряд ударил по фашистам с тыла. «Тридцатьчетверка» через пролом в каменной стене вышла на позицию и открыла меткий огонь. Навстречу выползли два «тигра». Завязалась танковая дуэль. Тридцатьчетверка подожгла один «тигр», а другой поджег ее. Однако экипаж в составе лейтенанта Михаила Рафальского, старшины Полетаева, сержанта Крымского и рядового Донского не покинул машину. Борясь с пожаром, воины продолжали вести огонь и подбили еще два бронетранспортера.
Тем временем стрелковый батальон сломил сопротивление противника и ворвался в Шютцен. Так, дерзко, инициативно, с малыми потерями, действовали в эти дни наши передовые отряды.
Как только корпус пересек австро-венгерскую границу, перед ним встали новые задачи. И вновь, не зная устали, движимые решимостью окончательно добить фашизм, наши дивизии устремились в так называемые «Венские ворота» узкую долину между горами и озером.
До Вены оставалось не более 70 километров, однако не приходилось сомневаться, что фашистское командование не позволит своим войскам «эластично» отступить за Вену. Наоборот, борьба за этот район будет жестокой. И не только потому, что Вена — столица Австрии, что дело касается престижа и прочих внематериальных категорий. Вена — также центр мощного военного арсенала, каким стала Австрия за годы нацистского господства. Ежемесячно с конвейеров австрийских заводов сходило 850 танков и бронемашин, 1000 артиллерийских орудий, около 1,5 тысячи авиационных моторов и до 750 самолетов. Причем основные авиационные предприятия располагались в окрестностях Вены и близ австро-венгерской границы. Вот почему фашисты будут всеми силами защищать этот район. Их венская группировка насчитывает восемь танковых, одну пехотную дивизию и множество отдельных пехотных частей и подразделений.
Чиковани рассказал, что настроение в наших частях отличное, все рвутся в решительный бой. А в 80-й дивизии бойцы и командиры даже выражали ему свое неудовольствие задачей, которую должны выполнять.
— А что такое? — насторожился я.
— Беспокоятся, что дивизия так и останется на охране фланга, пока другие будут штурмовать Вену.
— Беспокойство законное. Дошли почти до Вены, а в решительный момент поворот на север… Что ж, будем просить командование армии перенацелить 80-ю дивизию на Вену.
Собравшиеся на командном пункте офицеры попросили меня рассказать, действительно ли фашисты применяли на днях химические снаряды. Пришлось подтвердить, что факт такой был — несколько снарядов, выпущенных артиллерией противника с противоположного берега Дуная, при разрыве давали желто-зеленый дым. У находившихся поблизости наших бойцов отмечено раздражение слизистой оболочки глаз. Начальник химической службы корпуса подполковник С. Г. Гончаров должен все выяснить.
— Срочное распоряжение из штаба армии, — сообщил оперативный дежурный. — Наш корпус выводят во второй эшелон армии.
— Неплохо. Все же некоторая передышка. Как-никак с декабря в боях. 80-я дивизия тоже идет с нами?
— Нет. Остается на рубеже Дуная, на правом фланге армии и фронта.
Передышка, конечно, нужна, однако… Не знаю, как мои товарищи, но я подумал: «Как бы не прийти нам в Вену к шапочному разбору».
Но наше беспокойство оказалось напрасным — нас просто перевели на новое направление, чтобы помочь 31-му корпусу, который оказался в тяжелом положении. Оставив 80-ю дивизию на рубеже Дуная, остальными дивизиями корпус успешно выполнил эту задачу.
В чудесный апрельский полдень, когда на небе не было ни облачка, когда желтое, жаркое солнце ласкало ожидавшую пахоты землю, мы ехали к высоте с отметкой 220. Она — последняя на нашем пути. За нею — равнина, на которой по возвышенностям раскинулся большой, красивый город Вена.
Только что из 5-й дивизии звонил генерал-майор Афонин. Он сообщил, что полк подполковника Ф. Н. Валиулина занял высоту. Потому-то и не заехали мы сейчас на командный пункт дивизии. Водитель смело, на большой скорости вел машину по целине, когда послышались предостерегающие крики: «Куда гонишь? К фрицу в гости?» В этот момент, видимо, и противник заметил машину. Он накрыл нас огнем зенитных пушек и крупнокалиберных пулеметов. Кругом рвались фугасные и зажигательные снаряды, потрескивая, горела сухая трава. Пыль смешалась с дымом.
Близ машины оказался неглубокий окопчик, где мы вчетвером — Чиковани, Плетнев, Никитин и я — кое-как укрылись.
— Откуда это он нас накрыл? — выглядывая из окопа, недоумевал капитан Никитин.
— Стихнет, узнаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32