Если ты станешь преступником, я всегда смогу с тобой раздружиться. А он станет отцом преступника и не простит себе этого никогда. Понял разницу?
– Да, – буркнул Блинков-младший, отвернувшись к окну.
Стекло замерзло по краям, а в середине было чистое. В домах горел свет. Наверное, болотные копатели уже вышли из своего убежища за лесом, чтобы дойти до ямы, когда совсем стемнеет. Хороший сюрприз их ждет на болоте! Он представил, какие физиономии будут у преступников: шли за сокровищами, а получат море болотной жижи!
Промелькнули последние дома исторического Боровка. Иван Сергеевич включил фары и обернулся на непонятные звуки.
– Митек!… Ира, он что, плачет?
– Как же, станет он плакать! – фыркнула Ирка. – Он смеется!
Глава XV
Побег из-под конвоя.
Обычно налоговый полицейский не похож на полицейского. Это вежливый человек в гражданском костюме. Он как сыщик занимается розыском, только не на улицах и не в бандитских притонах, а в денежных документах. Какой-нибудь бизнесмен прячет от налогов свои доходы и вредит стране, как диверсант! Из-за жадности таких, как он, стоят оборонные заводы, не летают космические корабли, ветшают мосты, дороги, школы и больницы. Но налоговый полицейский проводит свое тихое расследование, и бизнесмену приходится заплатить и налоги, и еще штраф, а может, и отправиться за решетку.
За решетку не хочется. У бизнесмена миллионы долларов и сотни способов помешать правосудию, от подкупа до убийства. Он пытается запугать полицейского или просто спрятать от него документы. Тогда – вежливость в сторону. Появляется группа физической защиты, которой командует полковник Иван Сергеевич Кузин, Иркин папа.
Рост у Ивана Сергеевича – метр девяносто два. Вес – сто двадцать килограммов, и, будьте уверены, на его мускулах нет ни грамма лишнего жира.
Форма у Ивана Сергеевича – камуфляж «ночка» с дубинкой и пистолетом на ремне.
Задача Ивана Сергеевича – произвести самое неблагоприятное впечатление. Часто ничего больше не требуется. Нужные документы находятся, руки преступника тянутся к полицейским «браслетам», и он мечтает об уютной камере, где нет этого ужасного полковника.
На самом деле Иван Сергеевич не ужасный и не прекрасный, а для кого как. Преступники его боятся, Ирка обожает, Митек относится с уважением. Но производить впечатление он умеет и пользуется этим не только для того, чтобы бизнесменов гонять.
На станции полковник заглянул в отделение транспортной милиции. Дежурный вскочил, увидев черно-белый камуфляж, такой же, как у милицейского СОБРа и ОМОНа.
– Товарищ младший лейтенант, – глядя сверху вниз, пробасил Иван Сергеевич, – у меня к вам личная просьба. Ваши люди все равно патрулируют электрички. Нельзя ли, чтобы они заодно приглядели за моими детьми?
Дежурный обрадовался, что у Ивана Сергеевича личная просьба, а не служебный нагоняй.
– Конечно, можно! – горячо воскликнул он, вставая на цыпочки и пытаясь разглядеть погоны Иркиного папы. Иван Сергеевич был выше него на целую голову. – Для вас, товарищ генерал, можно все!
– Полковник, – поправил Иван Сергеевич.
– Виноват, товарищ генерал-полковник! – испугался дежурный.
На этот раз Иван Сергеевич не стал возражать, решив, что детей генерал-полковника проводят еще надежнее.
– Значит, я на вас надеюсь, – со строгим лицом сказал он. – Посадите ребят на московскую электричку и скажите патрульным, чтобы приглядели.
Дежурный нахлобучил шапку и отдал честь:
– Есть посадить ребят на московскую электричку!
– А вы – чтоб вели себя как подобает! – подпустил строгости Иван Сергеевич.
Блинков-младший с Иркой тоже гаркнули «Есть!». Когда к тебе обращаются из-под потолка командным басом, трудно ответить по-другому.
Иван Сергеевич откозырял и вышел. Дежурный утер пот со лба.
– Строгий? – спросил он, пытаясь что-нибудь узнать о свалившемся как снег на голову «генерал-полковнике».
– Зверюга! – ответила Ирка.
– Лупит?
– Нет, на совесть давит.
– На совесть – это ничего, – решил младший лейтенант. – Меня папаша ремнем прикладывал.
Он посмотрел на часы и крикнул:
– Иванов, Фарафонов, на выход!
Отворилась боковая дверь, и оттуда вышли двое милиционеров в тулупах и валенках, на ходу подпоясываясь ремнями. У Иванова (или Фарафонова) в руке был недоеденных хвостик воблы. А Фарафонов (или Иванов) тер щеку с красным отпечатком бантика – видно, спал, подложив под голову шапку.
– Через пять минут московская. Посадите ребят и проводите до конца. Приказ генерал-полковника, – веско сказал им дежурный.
– Конвоировать или как? – терзая зубами хвостик, спросил Иванов-или-Фарафонов.
– Охранять от преступных посягательств.
– А-а… Я к тому, что, может, надеть на них наручники? Или так не сбегут?
– Ну какие наручники?! – простонал дежурный. – Тебе говорят: генерал просил присмотреть за его детьми, чтобы не случилось чего.
– Раз не сбегут, так ничего и не случится, – ответил Иванов-или-Фарафонов и протянул нашим по маленькой соленой рыбке. – Угощайтесь, сам ловил.
Ирка поблагодарила и сунула рыбку в карман. А Блинков-младший сразу окрутил своей голову, оторвал спинку и вместе с чешуей сунул в рот. Он же с утра не ел.
– Знаешь, лейтенант, я бы все-таки надел на него наручники, – сказал Иванов-или-Фарафонов. – По аппетиту он беглый преступник, а не генеральский сынок.
– Все шутишь, Фарафонов, – неодобрительно заметил дежурный. – Ребята, не обращайте внимания, у него юмор такой.
– Да, такой уж незатейливый у меня юмор, – подтвердил Фарафонов. – Так как насчет наручников?
– Фарафонов!!! – взревел дежурный.
– Ладно-ладно, пусть у меня язык отсохнет, если я еще раз пошучу. Пусть меня переедет электрическим составом. Пусть мне никто не одолжит сотню до получки! – И, подталкивая Блинкова-младшего с Иркой, патрульный выскочил на перрон. Митек еле успел схватить рюкзак и лыжи. Заспанный Иванов молча взял Иркин чемодан и вышел за ними.
Было темно и холодно. Из зала ожидания, поднимая воротники, выходили редкие пассажиры. Блинков-младший поискал глазами название станции, не нашел и подумал, что теперь это не важно. Его не ждут в историческом Боровке.
– Мы не генеральские дети, – признался он патрульным.
Фарафонов подумал и решил:
– Это меняет дело. Выплевывай мою воблу.
– А вы не пробовали для разнообразия не шутить? – поинтересовалась Ирка.
– Пробовал. Все равно говорят: «Опять твои шуточки, Фарафон!». А когда шучу, наоборот, думают, что я серьезно.
– Как с сиденьями, – подсказал Иванов. Фарафонов заулыбался. Было заметно, что он гордится этой историей.
– Расскажите, – попросила Ирка.
– Это был обычный подвиг, каких немало в нашей опасной, но нелегкой службе… – издалека начал Фарафонов.
Рявкнула подъезжающая электричка, и Блинков-младший спохватился:
– Мы же билеты не взяли!
– Ничего, с нами не пропадете, – утешил его Фарафонов. – Оштрафуем вас и высадим на следующей станции.
Электричка тормозила, скрипя, как резинкой по стеклу. Сорванный с платформы снег крутился маленькими злыми вихрями.
– Садимся, – сказал Иванов. – Не слушайте его, ребята.
Все вошли в полупустой вагон и уселись у дверей. Не успела электричка тронуться, как неугомонный Фарафонов вскочил:
– Схожу попатрулирую на предмет хулиганских проявлений. Саша, развлекай подконвойных. – Он протянул Блинкову-младшему еще одну рыбку. – Питайся, подконвойный. Будешь сорить на пол – в застенок брошу.
И Фарафонов удалился, а Иванов стал примащиваться у окна, сдвинув на ухо шапку и подложив под нее руку.
– Так что за случай был с сиденьями? – спросила Ирка.
Иванов зевнул.
– Да задержали мы двоих вандалов…
– Из древней истории, которые Рим разграбили?
– Нет, которые сиденья в электричках режут. Полвагона исполосовали, да еще один полез на меня с ножиком. Само собой, мы их повязали. Фарафон и говорит: «Ну как, будем сажать или поступим по приказу от первого четвертого?». То есть от первого апреля. Такого приказа у нас нет. А эти уже поняли, что влипли. Стали спрашивать, что за приказ – может, говорят, мы вам заплатим, и дело с концом. «Мы взяток не берем, – отвечает Фарафон, – а приказ такой: сиденья порезали, теперь свою одежду режьте. Чтобы так же, точь-в-точь». – Иванов замолчал. Он клевал носом.
– Порезали? – спросила Ирка.
– На ленточки, и счастливы были! Им же срок грозил за вооруженное сопротивление. Сами посчитали, сколько разрезов на сиденьях, сами себя обработали. По-моему, справедливо. А Фарафона потом по начальству мотали, чуть не выгнали со службы, – сонно пробормотал Иванов.
Блинков-младший сел к окну, продышал дырочку в замерзшем стекле и стал смотреть.
Электричка мчалась среди полей. Снег в сумерках казался серым. Промелькнула безымянная платформа, на которой начались недолгие приключения восьмиклассников, и Митек загрустил. Эх, сойти бы сейчас, прямо в поле! Он бы не заблудился. Тут километров десять, на лыжах – раз плюнуть: полчаса до леса, меньше часа по лесу – и вот он, болотистый берег Боровки… Странно: Иван Сергеевич вез их на станцию минут двадцать – это двадцать километров, а то и больше!…
Блинков-младший попробовал ногтем иней на стекле и процарапал ровную линию: железная дорога. Под углом к ней лес, за ним, параллельно, река и город на высоком берегу. Выходило, что сейчас электричка приближается к Боровку!
«Ну и что?», – остудил себя Блинков-младший. Его из Боровка выгнали. В нем не нуждаются… Карта мозолила глаза. Он пририсовал развалины синеносовских лабазов, церковь и недостроенный мост. Церковь за левым ухом! Правая окраина леса, куда шли болотные копатели, колея в камышах… Вот так она шла, к железной дороге.
– Какая сейчас станция? – растолкал он Иванова.
– Не станция, а платформа. Сто второй километр.
– Мы ее проехали.
– Так то был сто шестой, там электрички не останавливаются… А зачем тебе?
– В Боровок надо.
Ирка выпучила глаза и незаметно от милиционера показала Блинкову-младшему кулак.
– Забыл что-нибудь? – без любопытства спросил Иванов, уминая подложенную под щеку шапку.
– Лыжи перепутал, взял папины, – нашелся Блинков-младший. – У него другой размер, мои крепления не подойдут.
– Подойдут! – убивая его взглядом, процедила Ирка.
– Да нет, – поддержал Митьку Иванов. – Смотри, какая у него нога маленькая. Сороковой размер?
– Ага, а у папы сорок пятый, – Блинков-младший вскочил и взял свои лыжи. Выбитая на креплении цифра «41» так и лезла в глаза. Он прикрыл ее рукой.
Электричка замедляла ход.
– Пешком не ходи! – стал наставлять его Иванов. – Вообще, от сто второго до Боровка рукой подать, но без лыж ты в снегу завязнешь: там дорога недостроенная. Дождись можайской электрички, вернешься и успеешь на восьмичасовой автобус.
– Дождусь, – пообещал Блинков-младший, продвигаясь к выходу.
– А без лыж твой папа не обойдется? – жалким голосом спросила Ирка.
– Нет.
Блинков-младший говорил правду, хотя лыжи тут были ни при чем. Не обойтись без него папе. Он один видел, в какую сторону шли болотные копатели. Он один заметил колею в камышах и только сейчас понял, когда она проложена и почему. Все ниточки Дела о пропавшем кладоискателе были у него в руках. Оставалось найти дом, в который привезли пушку – здесь, на сто втором километре!
– Нет, папа не обойдется, – повторил Митек. – А Я ПРИЕДУ ЗАВТРА. Обещаю.
Заскрипели по рельсам колеса; он подхватил рюкзак и вышел в тамбур. Ирка догнала его и сунула в кулак скомканные деньги.
– Это нам папа дал на хозяйство. Смотри, Митяище, я себе только на метро оставила: если завтра не вернешься, буду голодать.
– Ир, погоди! А вдруг…
Но Ирка уже юркнула в вагон.
Двери распахнулись, и лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы, схватив лыжи в охапку, вышел на темную платформу. Напарница показала ему язык через оконное стекло.
Глава XVI
Возвращение сыщика
Карта, нарисованная ногтем на замерзшем стекле, все еще стояла у него перед глазами. Блинков-младший огляделся и понял, что не ошибся: отсюда пришли болотные копатели, больше неоткуда. Далеко вокруг, куда ни посмотри, была темнота, и только здесь, на сто втором километре, в домах светились окна и воздух вкусно пах печным дымом. Лес подступал совсем близко. Если бы не он, Митек увидел бы вчера ночью с болота поселковые огни.
Получается, что Боровок-то рядом. Другое дело, что дороги к нему нет, как сказал Иванов, поэтому болотные копатели ходили пешком. Но однажды, дня три-четыре назад, им пришлось найти вездеход или трактор, чтобы по мерзлому болоту вывезти с раскопа пушку Ник-Ника. Вот как появилась колея в камышах, вот куда она ведет: в один из этих дворов.
Ближайшие дома Блинков-младший уже рассмотрел: машин или гаражей во дворах не было. Он спустился с платформы и встал на лыжи. Чего проще – прокатиться по единственной улице поселка, заглядывая за заборы.
За пять минут он пробежал поселок из конца в конец, не встретив ни одной живой души, кроме собак. Машин в поселке было много, но ему не попалось ни одной, на которой можно вывезти пушку. Кое-где они просто стояли во дворах: «Жигули», «Москвичи» или неновые иномарки с низкой посадкой – по бездорожью на таких не проедешь. Чаще машины прятались в гаражах; тогда Блинков-младший рассматривал следы в снегу. Он искал отпечатки широких вездеходовских шин с рисунком «елочкой», а попадались только узенькие – от малолитражек.
Версия «Болотные копатели живут в поселке» зашаталась. Вездехода здесь нет; с другой стороны, машин полно и, значит, есть автомобильная дорога. Болотные копатели могли приезжать издалека… Блинков-младший повернул назад. Накатанная машинами колея привела его к железнодорожному переезду, которого он раньше не заметил, потому что сходил с другого конца платформы. За переездом колея уходила в темноту. Что там вдали, какие города и деревни?… Выходит, он знал не место, в которое вывезли пушку, а только направление.
Надежды рухнули. До сих пор каждое расследование Блинкова-младшего заканчивалось победой. Но рано или поздно даже лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы должен был проиграть. Работы без неудач просто не бывает…
Блинков-младший готов был вернуться в Москву. Его задержала только сыщицкая добросовестность. Машина с пушкой должна была проехать через лес, а там ветер не заметает следы, как на болоте. Значит, можно их найти и проследить путь машины. Девяносто девять шансов против одного, что след приведет к накатанной дороге и потеряется. Тогда можно будет со спокойной душой сказать себе: «Я сделал все, что мог».
Чуть в стороне от переезда, на расчищенном от снега асфальтовом пятачке, стоял киоск. Витрина сияла, как новогодняя елка. Блинков-младший представил себе, сколько там всякой вкусноты, и рванул, не чувствуя рюкзака за плечами.
Он так спешил, что подлетел к киоску, шлепая по асфальту не снятыми лыжами. Пересчитал Иркины деньги – три сотни! – и постучался в окошко:
– Печенья, орешков, пепси… – Он задрал голову, выбирая на витрине, чего бы еще взять, и наткнулся взглядом на вывеску:
Еда от Синеносова
– Каких орешков? – спросил продавец.
Митьке было уже безразлично. Теперь вся версия с пушкой готова была лопнуть! А вдруг колею в камышах оставил грузовик, возивший в киоск продукты из синеносовского магазина?
– Откуда у вас продукты? – спросил он.
– Придирчивый какой! – по-своему понял его продавец. – Ну, был у нас арахис недожаренный, его в булочки пустили. А это хорошая партия.
– Из магазина в Боровке? – не отставал Блинков-младший.
– Да говорю, это совсем другая партия! Не из Боровка, у нас свой склад! – продавец ткнул пальцем себе за спину. Он показывал в сторону леса!
– Давайте арахис, – согласился Митек и сунул в окошко деньги.
Обертку с печенья он сорвал зубами и, пока продавец отсчитывал сдачу, проглотил полпачки. Потом отошел в сторону, сел на сброшенный рюкзак и начал есть не спеша.
От площадки с киоском к лесу вела наезженная колея. Блинков-младший присмотрелся, и сердце у него забилось так громко, что, казалось, вот-вот услышит продавец в киоске. Отпечатки шин! Те самые, которые он искал: с рисунком «елочкой» и к тому же двойные! Их оставили задние скаты маленького грузовичка, «Уазика» или «Газели». Обе марки подходят, чтобы вывезти пушку с болота!
Теперь он жевал печенье, как бумагу, не чувствуя вкуса. «Еда от Синеносова»… Опять этот Разгильдяй!
Пропала пушка, исчез Ник-Ник, и начатые им раскопки на болоте продолжили новые люди. Они в оранжевых касках. В те же дни такие же оранжевые каски были кому-то проданы из синеносовского магазина. Причем кто продал-то? Сам хозяин, господин купец первой гильдии. ИЛИ НЕ ПРОДАЛ, А ВЗЯЛ ДЛЯ СЕБЯ?
Второй подозрительный момент: Синеносов угощает Дудакова и расспрашивает о Виталии Романовиче. Дудаков ему – мол, чепуха. А Синеносов упорно возвращает его к той же теме:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Да, – буркнул Блинков-младший, отвернувшись к окну.
Стекло замерзло по краям, а в середине было чистое. В домах горел свет. Наверное, болотные копатели уже вышли из своего убежища за лесом, чтобы дойти до ямы, когда совсем стемнеет. Хороший сюрприз их ждет на болоте! Он представил, какие физиономии будут у преступников: шли за сокровищами, а получат море болотной жижи!
Промелькнули последние дома исторического Боровка. Иван Сергеевич включил фары и обернулся на непонятные звуки.
– Митек!… Ира, он что, плачет?
– Как же, станет он плакать! – фыркнула Ирка. – Он смеется!
Глава XV
Побег из-под конвоя.
Обычно налоговый полицейский не похож на полицейского. Это вежливый человек в гражданском костюме. Он как сыщик занимается розыском, только не на улицах и не в бандитских притонах, а в денежных документах. Какой-нибудь бизнесмен прячет от налогов свои доходы и вредит стране, как диверсант! Из-за жадности таких, как он, стоят оборонные заводы, не летают космические корабли, ветшают мосты, дороги, школы и больницы. Но налоговый полицейский проводит свое тихое расследование, и бизнесмену приходится заплатить и налоги, и еще штраф, а может, и отправиться за решетку.
За решетку не хочется. У бизнесмена миллионы долларов и сотни способов помешать правосудию, от подкупа до убийства. Он пытается запугать полицейского или просто спрятать от него документы. Тогда – вежливость в сторону. Появляется группа физической защиты, которой командует полковник Иван Сергеевич Кузин, Иркин папа.
Рост у Ивана Сергеевича – метр девяносто два. Вес – сто двадцать килограммов, и, будьте уверены, на его мускулах нет ни грамма лишнего жира.
Форма у Ивана Сергеевича – камуфляж «ночка» с дубинкой и пистолетом на ремне.
Задача Ивана Сергеевича – произвести самое неблагоприятное впечатление. Часто ничего больше не требуется. Нужные документы находятся, руки преступника тянутся к полицейским «браслетам», и он мечтает об уютной камере, где нет этого ужасного полковника.
На самом деле Иван Сергеевич не ужасный и не прекрасный, а для кого как. Преступники его боятся, Ирка обожает, Митек относится с уважением. Но производить впечатление он умеет и пользуется этим не только для того, чтобы бизнесменов гонять.
На станции полковник заглянул в отделение транспортной милиции. Дежурный вскочил, увидев черно-белый камуфляж, такой же, как у милицейского СОБРа и ОМОНа.
– Товарищ младший лейтенант, – глядя сверху вниз, пробасил Иван Сергеевич, – у меня к вам личная просьба. Ваши люди все равно патрулируют электрички. Нельзя ли, чтобы они заодно приглядели за моими детьми?
Дежурный обрадовался, что у Ивана Сергеевича личная просьба, а не служебный нагоняй.
– Конечно, можно! – горячо воскликнул он, вставая на цыпочки и пытаясь разглядеть погоны Иркиного папы. Иван Сергеевич был выше него на целую голову. – Для вас, товарищ генерал, можно все!
– Полковник, – поправил Иван Сергеевич.
– Виноват, товарищ генерал-полковник! – испугался дежурный.
На этот раз Иван Сергеевич не стал возражать, решив, что детей генерал-полковника проводят еще надежнее.
– Значит, я на вас надеюсь, – со строгим лицом сказал он. – Посадите ребят на московскую электричку и скажите патрульным, чтобы приглядели.
Дежурный нахлобучил шапку и отдал честь:
– Есть посадить ребят на московскую электричку!
– А вы – чтоб вели себя как подобает! – подпустил строгости Иван Сергеевич.
Блинков-младший с Иркой тоже гаркнули «Есть!». Когда к тебе обращаются из-под потолка командным басом, трудно ответить по-другому.
Иван Сергеевич откозырял и вышел. Дежурный утер пот со лба.
– Строгий? – спросил он, пытаясь что-нибудь узнать о свалившемся как снег на голову «генерал-полковнике».
– Зверюга! – ответила Ирка.
– Лупит?
– Нет, на совесть давит.
– На совесть – это ничего, – решил младший лейтенант. – Меня папаша ремнем прикладывал.
Он посмотрел на часы и крикнул:
– Иванов, Фарафонов, на выход!
Отворилась боковая дверь, и оттуда вышли двое милиционеров в тулупах и валенках, на ходу подпоясываясь ремнями. У Иванова (или Фарафонова) в руке был недоеденных хвостик воблы. А Фарафонов (или Иванов) тер щеку с красным отпечатком бантика – видно, спал, подложив под голову шапку.
– Через пять минут московская. Посадите ребят и проводите до конца. Приказ генерал-полковника, – веско сказал им дежурный.
– Конвоировать или как? – терзая зубами хвостик, спросил Иванов-или-Фарафонов.
– Охранять от преступных посягательств.
– А-а… Я к тому, что, может, надеть на них наручники? Или так не сбегут?
– Ну какие наручники?! – простонал дежурный. – Тебе говорят: генерал просил присмотреть за его детьми, чтобы не случилось чего.
– Раз не сбегут, так ничего и не случится, – ответил Иванов-или-Фарафонов и протянул нашим по маленькой соленой рыбке. – Угощайтесь, сам ловил.
Ирка поблагодарила и сунула рыбку в карман. А Блинков-младший сразу окрутил своей голову, оторвал спинку и вместе с чешуей сунул в рот. Он же с утра не ел.
– Знаешь, лейтенант, я бы все-таки надел на него наручники, – сказал Иванов-или-Фарафонов. – По аппетиту он беглый преступник, а не генеральский сынок.
– Все шутишь, Фарафонов, – неодобрительно заметил дежурный. – Ребята, не обращайте внимания, у него юмор такой.
– Да, такой уж незатейливый у меня юмор, – подтвердил Фарафонов. – Так как насчет наручников?
– Фарафонов!!! – взревел дежурный.
– Ладно-ладно, пусть у меня язык отсохнет, если я еще раз пошучу. Пусть меня переедет электрическим составом. Пусть мне никто не одолжит сотню до получки! – И, подталкивая Блинкова-младшего с Иркой, патрульный выскочил на перрон. Митек еле успел схватить рюкзак и лыжи. Заспанный Иванов молча взял Иркин чемодан и вышел за ними.
Было темно и холодно. Из зала ожидания, поднимая воротники, выходили редкие пассажиры. Блинков-младший поискал глазами название станции, не нашел и подумал, что теперь это не важно. Его не ждут в историческом Боровке.
– Мы не генеральские дети, – признался он патрульным.
Фарафонов подумал и решил:
– Это меняет дело. Выплевывай мою воблу.
– А вы не пробовали для разнообразия не шутить? – поинтересовалась Ирка.
– Пробовал. Все равно говорят: «Опять твои шуточки, Фарафон!». А когда шучу, наоборот, думают, что я серьезно.
– Как с сиденьями, – подсказал Иванов. Фарафонов заулыбался. Было заметно, что он гордится этой историей.
– Расскажите, – попросила Ирка.
– Это был обычный подвиг, каких немало в нашей опасной, но нелегкой службе… – издалека начал Фарафонов.
Рявкнула подъезжающая электричка, и Блинков-младший спохватился:
– Мы же билеты не взяли!
– Ничего, с нами не пропадете, – утешил его Фарафонов. – Оштрафуем вас и высадим на следующей станции.
Электричка тормозила, скрипя, как резинкой по стеклу. Сорванный с платформы снег крутился маленькими злыми вихрями.
– Садимся, – сказал Иванов. – Не слушайте его, ребята.
Все вошли в полупустой вагон и уселись у дверей. Не успела электричка тронуться, как неугомонный Фарафонов вскочил:
– Схожу попатрулирую на предмет хулиганских проявлений. Саша, развлекай подконвойных. – Он протянул Блинкову-младшему еще одну рыбку. – Питайся, подконвойный. Будешь сорить на пол – в застенок брошу.
И Фарафонов удалился, а Иванов стал примащиваться у окна, сдвинув на ухо шапку и подложив под нее руку.
– Так что за случай был с сиденьями? – спросила Ирка.
Иванов зевнул.
– Да задержали мы двоих вандалов…
– Из древней истории, которые Рим разграбили?
– Нет, которые сиденья в электричках режут. Полвагона исполосовали, да еще один полез на меня с ножиком. Само собой, мы их повязали. Фарафон и говорит: «Ну как, будем сажать или поступим по приказу от первого четвертого?». То есть от первого апреля. Такого приказа у нас нет. А эти уже поняли, что влипли. Стали спрашивать, что за приказ – может, говорят, мы вам заплатим, и дело с концом. «Мы взяток не берем, – отвечает Фарафон, – а приказ такой: сиденья порезали, теперь свою одежду режьте. Чтобы так же, точь-в-точь». – Иванов замолчал. Он клевал носом.
– Порезали? – спросила Ирка.
– На ленточки, и счастливы были! Им же срок грозил за вооруженное сопротивление. Сами посчитали, сколько разрезов на сиденьях, сами себя обработали. По-моему, справедливо. А Фарафона потом по начальству мотали, чуть не выгнали со службы, – сонно пробормотал Иванов.
Блинков-младший сел к окну, продышал дырочку в замерзшем стекле и стал смотреть.
Электричка мчалась среди полей. Снег в сумерках казался серым. Промелькнула безымянная платформа, на которой начались недолгие приключения восьмиклассников, и Митек загрустил. Эх, сойти бы сейчас, прямо в поле! Он бы не заблудился. Тут километров десять, на лыжах – раз плюнуть: полчаса до леса, меньше часа по лесу – и вот он, болотистый берег Боровки… Странно: Иван Сергеевич вез их на станцию минут двадцать – это двадцать километров, а то и больше!…
Блинков-младший попробовал ногтем иней на стекле и процарапал ровную линию: железная дорога. Под углом к ней лес, за ним, параллельно, река и город на высоком берегу. Выходило, что сейчас электричка приближается к Боровку!
«Ну и что?», – остудил себя Блинков-младший. Его из Боровка выгнали. В нем не нуждаются… Карта мозолила глаза. Он пририсовал развалины синеносовских лабазов, церковь и недостроенный мост. Церковь за левым ухом! Правая окраина леса, куда шли болотные копатели, колея в камышах… Вот так она шла, к железной дороге.
– Какая сейчас станция? – растолкал он Иванова.
– Не станция, а платформа. Сто второй километр.
– Мы ее проехали.
– Так то был сто шестой, там электрички не останавливаются… А зачем тебе?
– В Боровок надо.
Ирка выпучила глаза и незаметно от милиционера показала Блинкову-младшему кулак.
– Забыл что-нибудь? – без любопытства спросил Иванов, уминая подложенную под щеку шапку.
– Лыжи перепутал, взял папины, – нашелся Блинков-младший. – У него другой размер, мои крепления не подойдут.
– Подойдут! – убивая его взглядом, процедила Ирка.
– Да нет, – поддержал Митьку Иванов. – Смотри, какая у него нога маленькая. Сороковой размер?
– Ага, а у папы сорок пятый, – Блинков-младший вскочил и взял свои лыжи. Выбитая на креплении цифра «41» так и лезла в глаза. Он прикрыл ее рукой.
Электричка замедляла ход.
– Пешком не ходи! – стал наставлять его Иванов. – Вообще, от сто второго до Боровка рукой подать, но без лыж ты в снегу завязнешь: там дорога недостроенная. Дождись можайской электрички, вернешься и успеешь на восьмичасовой автобус.
– Дождусь, – пообещал Блинков-младший, продвигаясь к выходу.
– А без лыж твой папа не обойдется? – жалким голосом спросила Ирка.
– Нет.
Блинков-младший говорил правду, хотя лыжи тут были ни при чем. Не обойтись без него папе. Он один видел, в какую сторону шли болотные копатели. Он один заметил колею в камышах и только сейчас понял, когда она проложена и почему. Все ниточки Дела о пропавшем кладоискателе были у него в руках. Оставалось найти дом, в который привезли пушку – здесь, на сто втором километре!
– Нет, папа не обойдется, – повторил Митек. – А Я ПРИЕДУ ЗАВТРА. Обещаю.
Заскрипели по рельсам колеса; он подхватил рюкзак и вышел в тамбур. Ирка догнала его и сунула в кулак скомканные деньги.
– Это нам папа дал на хозяйство. Смотри, Митяище, я себе только на метро оставила: если завтра не вернешься, буду голодать.
– Ир, погоди! А вдруг…
Но Ирка уже юркнула в вагон.
Двери распахнулись, и лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы, схватив лыжи в охапку, вышел на темную платформу. Напарница показала ему язык через оконное стекло.
Глава XVI
Возвращение сыщика
Карта, нарисованная ногтем на замерзшем стекле, все еще стояла у него перед глазами. Блинков-младший огляделся и понял, что не ошибся: отсюда пришли болотные копатели, больше неоткуда. Далеко вокруг, куда ни посмотри, была темнота, и только здесь, на сто втором километре, в домах светились окна и воздух вкусно пах печным дымом. Лес подступал совсем близко. Если бы не он, Митек увидел бы вчера ночью с болота поселковые огни.
Получается, что Боровок-то рядом. Другое дело, что дороги к нему нет, как сказал Иванов, поэтому болотные копатели ходили пешком. Но однажды, дня три-четыре назад, им пришлось найти вездеход или трактор, чтобы по мерзлому болоту вывезти с раскопа пушку Ник-Ника. Вот как появилась колея в камышах, вот куда она ведет: в один из этих дворов.
Ближайшие дома Блинков-младший уже рассмотрел: машин или гаражей во дворах не было. Он спустился с платформы и встал на лыжи. Чего проще – прокатиться по единственной улице поселка, заглядывая за заборы.
За пять минут он пробежал поселок из конца в конец, не встретив ни одной живой души, кроме собак. Машин в поселке было много, но ему не попалось ни одной, на которой можно вывезти пушку. Кое-где они просто стояли во дворах: «Жигули», «Москвичи» или неновые иномарки с низкой посадкой – по бездорожью на таких не проедешь. Чаще машины прятались в гаражах; тогда Блинков-младший рассматривал следы в снегу. Он искал отпечатки широких вездеходовских шин с рисунком «елочкой», а попадались только узенькие – от малолитражек.
Версия «Болотные копатели живут в поселке» зашаталась. Вездехода здесь нет; с другой стороны, машин полно и, значит, есть автомобильная дорога. Болотные копатели могли приезжать издалека… Блинков-младший повернул назад. Накатанная машинами колея привела его к железнодорожному переезду, которого он раньше не заметил, потому что сходил с другого конца платформы. За переездом колея уходила в темноту. Что там вдали, какие города и деревни?… Выходит, он знал не место, в которое вывезли пушку, а только направление.
Надежды рухнули. До сих пор каждое расследование Блинкова-младшего заканчивалось победой. Но рано или поздно даже лучший сыщик из всех восьмиклассников Москвы должен был проиграть. Работы без неудач просто не бывает…
Блинков-младший готов был вернуться в Москву. Его задержала только сыщицкая добросовестность. Машина с пушкой должна была проехать через лес, а там ветер не заметает следы, как на болоте. Значит, можно их найти и проследить путь машины. Девяносто девять шансов против одного, что след приведет к накатанной дороге и потеряется. Тогда можно будет со спокойной душой сказать себе: «Я сделал все, что мог».
Чуть в стороне от переезда, на расчищенном от снега асфальтовом пятачке, стоял киоск. Витрина сияла, как новогодняя елка. Блинков-младший представил себе, сколько там всякой вкусноты, и рванул, не чувствуя рюкзака за плечами.
Он так спешил, что подлетел к киоску, шлепая по асфальту не снятыми лыжами. Пересчитал Иркины деньги – три сотни! – и постучался в окошко:
– Печенья, орешков, пепси… – Он задрал голову, выбирая на витрине, чего бы еще взять, и наткнулся взглядом на вывеску:
Еда от Синеносова
– Каких орешков? – спросил продавец.
Митьке было уже безразлично. Теперь вся версия с пушкой готова была лопнуть! А вдруг колею в камышах оставил грузовик, возивший в киоск продукты из синеносовского магазина?
– Откуда у вас продукты? – спросил он.
– Придирчивый какой! – по-своему понял его продавец. – Ну, был у нас арахис недожаренный, его в булочки пустили. А это хорошая партия.
– Из магазина в Боровке? – не отставал Блинков-младший.
– Да говорю, это совсем другая партия! Не из Боровка, у нас свой склад! – продавец ткнул пальцем себе за спину. Он показывал в сторону леса!
– Давайте арахис, – согласился Митек и сунул в окошко деньги.
Обертку с печенья он сорвал зубами и, пока продавец отсчитывал сдачу, проглотил полпачки. Потом отошел в сторону, сел на сброшенный рюкзак и начал есть не спеша.
От площадки с киоском к лесу вела наезженная колея. Блинков-младший присмотрелся, и сердце у него забилось так громко, что, казалось, вот-вот услышит продавец в киоске. Отпечатки шин! Те самые, которые он искал: с рисунком «елочкой» и к тому же двойные! Их оставили задние скаты маленького грузовичка, «Уазика» или «Газели». Обе марки подходят, чтобы вывезти пушку с болота!
Теперь он жевал печенье, как бумагу, не чувствуя вкуса. «Еда от Синеносова»… Опять этот Разгильдяй!
Пропала пушка, исчез Ник-Ник, и начатые им раскопки на болоте продолжили новые люди. Они в оранжевых касках. В те же дни такие же оранжевые каски были кому-то проданы из синеносовского магазина. Причем кто продал-то? Сам хозяин, господин купец первой гильдии. ИЛИ НЕ ПРОДАЛ, А ВЗЯЛ ДЛЯ СЕБЯ?
Второй подозрительный момент: Синеносов угощает Дудакова и расспрашивает о Виталии Романовиче. Дудаков ему – мол, чепуха. А Синеносов упорно возвращает его к той же теме:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19