Говард Ф.Лавкрафт.
Что приносит луна

Луну ненавижу - боюсь - она может мизансцену: привычную и любимую,
выхватив из мрака, превратить в чуждую и отвратительную.
Именно в то призрачное лето луна затмила все над старым садом, в
котором я блуждал; именно то призрачное лето дурманящих цветов и сырости
морской листвы, принесло дикие, многоцветные видения. И пока я прогуливался
вдоль мелкого кристального потока, увидал непривычную рябь, слегка
подернутую желтым светом, как если бы те безмятежные воды уносились
беспокойным течением к неизвестным океанам, которым не нашлось места в нашем
мире. Тихие и искрящиеся, яркие и зловещие, те проклятые луной воды спешили
- я не знал куда: лишь белые цветы лотоса, сторонящиеся берегов, срывались
дурманящим ночным ветром один за другим и, кружась, в отчаянии, падали в
поток (ужасно далеко под изогнутым, резным мостом) оглядываясь назад со
зловещим смирением спокойных, мертвых лиц.
И пока, сминая спящие цветы бесполезными ногами, я бежал вдоль берега,
сходил с ума от страха перед неведомыми созданиями и соблазнительными
мертвыми соцветиями, я увидел - сад в свете луны бесконечен; где днем
поднимались стены - лишь деревья, тропинки, цветы и кусты, каменные идолы и
пагоды, да изгибы светящегося желтым потока: между травянистых берегов и под
нелепым мраморным мостом. А губы мертвых соцветий лотоса грустно шептали -
звали меня за собой, следовать не останавливаясь, пока ручей не станет рекой
и не соединится (среди болот с колышущимися тростниками и отмелями с
блестящим песком) с побережьем огромного и безымянного моря.
Над тем морем светила полная ненависти луна, и причудливые запахи
множились над беззвучными волнами. Я страстно мечтал о сетях - поскольку
видел, как в волнах исчезали соцветья лотоса - чтобы выловить соцветья и
вызнать от них секреты, что луна привнесла в ночь. Но когда луна
продвинулась к западу, а от угрюмого побережья отхлынули бесшумные волны, я
видел в том свете, что волны не скрывают более старые шпили и украшенные
зелеными водорослями белые колонны. И зная: сюда, к этому затонувшему городу
прибывают все мертвые, я дрожал, и не жаждал более говорить с соцветиями
лотоса.
Все же, увидав далеко в море черного кондора, спускающегося с небес
отдохнуть на громадном рифе, я был склонен задать ему вопрос и расспросить о
тех, кого знал, когда они все еще были живы. Вот о чем я спросил бы кондора,
будь он не так далеко, но был он слишком далеко - приблизился почти вплотную
к гигантскому рифу - едва различим.
Так я наблюдал за потоком текущим под гибнущей луной, видел сверкающие
шпили, башни и крыши мертвого, залитого водой города. И пока я смотрел,
ноздри пытались закрыться, сопротивляясь давящему запаху мертвого мира;
поистине, в этом потерянном и забытом месте собрали всю плоть с кладбищ,
собрали, чтобы одутловатые морские черви ее глодали и насыщались.
Над этими кошмарами зависла зловещая луна,.. только червям, чтобы
питаться, не нужна луна. И пока я смотрел на волны, идущие от извивающихся
внизу червей, я ощутил холод, пришедший издалека, где кружил кондор (как
если бы моя плоть испугалась, прежде чем глаза заметили причину страха).
Только плоть не долго дрожала беспричинно, я поднял глаза и увидел -
воды отхлынули, показывая большую часть огромного рифа, чей край я видел
ранее. И тогда я увидел - риф, лишь черная базальтовая корона ужасающего
создания, чей огромный лоб теперь виднелся в тусклом лунном свете и чьи
отвратительные копыта, должно быть топтали ил милями ниже, я визжал, визжал
пока ранее скрытое лицо не поднялось из вод, и пока скрытые ранее глаза не
скользнули прочь от той пристально глядящей, предательской, желтой луны и
посмотрели на меня.
И дабы избегнуть этого безжалостного создания, я с наслаждением,
решительно погрузился в смердящие воды, где среди поросших сорняками стен и
затонувших улиц толстые морские черви пировали на трупе мира.



1