сначала мальчик нетерпеливо тащил за руку свою няню, потом ходил
один, предаваясь мечтательному созерцанию. Он устремлялся наудачу все ниже
и ниже, вдоль, крутого склона, каждый раз достигая более старого и
причудливого слоя древнего города. Предвкушая новые открытия, он недолго
колебался перед тем, как спуститься по почти отвесной Дженкс-Стрит, где
дома ограждены каменными заборами, а вход затеняли навесы в колониальном
стиле, до тенистого уголка Бенефит-Стрит, где прямо перед ним возвышался
древний дом - настоящий музейный экспонат, с двумя входами, каждый из
которых окружали пилястры в ионическом стиле, а рядом - почти
"доисторическое" строение с двускатной крышей, с остатками скотного двора
и других служб, необходимых для фермы, а еще немного поодаль - грандиозный
особняк судьи Дюфри с остатками былого георгианского величия. Сейчас это
уже были трущобы; но гигантские тополя бросали вокруг живительную тень, и
мальчик шел дальше к югу, вдоль длинных рядов зданий, возведенных еще до
революции, с высокими трубами в самой середине дома и классическими
порталами. На восточной стороне улицы они стояли на высоких фундаментах, к
входной двери вели два марша каменных ступеней, и маленький Вард мог
представить себе, как выглядели эти дома, когда улица была еще совсем
молодой, - он словно видел красные каблуки и пудреные парики людей, идущих
по каменной мостовой, сейчас почти совсем стертой.
К западу вниз от этой улицы почти такой же отвесный склон, как и
наверх, вел к старой Таун-Стрит, которую основатели города заложили вдоль
берега реки в 1636 году. Здесь склон прорезали бесчисленные тропинки,
вдоль которых скучились полуразвалившиеся ветхие домишки, построенные в
незапамятные времена; как ни очарован был ими Чарльз, он далеко не сразу
осмелился спуститься в этот отвесный древний лабиринт, боясь, что они
окажутся сонными видениями, либо вратами в неведомый ужас. Он счел гораздо
менее рискованным продолжать свою прогулку вдоль Бенефит-Стрит, где за
железной оградой прятался двор церкви Святого Иоанна, где в 1761 году
находилось Управление Колониями, - и полуразвалившийся постоялый двор
"Золотой мяч", где когда-то останавливался Вашингтон. Стоя на Митинг-Стрит
- бывшей Гаол Лайн, потом Кинг-Стрит - он смотрел вверх на восток и видел
построенную для облегчения подъема, изгибающуюся пологой аркой лестницу, в
которую переходило шоссе; внизу, на западе, он различал старое кирпичное
здание школы, напротив которого, через дорогу, еще до революции висела
старинная вывеска с изображением головы Шекспира на доме, где печаталась
"Провиденс Газетт" и "Кантри Джорнал". Потом шла изысканная Первая
Баптистская церковь постройки 1775 года, особую красоту которой придавали
несравненная колокольня, созданная Гиббсом, георгианские кровли и купола.
Отсюда к югу состояние улиц заметно улучшалось, появлялись группы
небольших особнячков; но все еще много было давным-давно протоптанных
тропинок, которые вели по крутому склону вниз на запад; здесь тесно
скученные дома с архаическими остроконечными крышами казались
привидениями. Остовы их находились на разных стадиях живописного пестрого
распада. Эти дома стояли там, где извилистая набережная старый порт,
казалось, еще помнят славную эпоху колонизации, - порок, богатство и
нищету; где были полусгнившие верфи, мутноглазые старинные корабельные
фонари, и улочки, носящие многозначительные названия Добыча, Слиток,
Золотой переулок, Серебряный тупик. Монетный проезд. Дублон, Соверен,
Гульден, Доллар, Грош и Цент.
Когда Вард стал немного старше и уже отваживался на более рискованные
приключения, он иногда спускался в этот водоворот покосившихся и готовых
рухнуть домишек, сломанных шпангоутов, угрожающе скрипящих ступеней,
шатающихся перил, сверкающих чернотой лиц и неведомых запахов; он проходил
от Саут Мейн до Саут Вотер, забредая в доки, где, вплотную соприкасаясь
бортами, еще стояли старые пароходы, и возвращался северной дорогой вдоль
берега, мимо построенных в 1816 году складов с крутыми крышами, и сквера у
Большого Моста, на старых пролетах которого возвышается все еще крепкое
здание городского рынка. В этом сквере он останавливался, впивая в себя
опьяняющую красоту старого города, возвышающегося на востоке в смутной
дымке тумана, прорезываемого шпилями колониальных времен и увенчанного
массивным куполом новой церкви Крисчен Сайенс, как Лондон увенчан куполом
храма Святого Павла. Больше всего ему нравилось приходить сюда перед
закатом, когда косые лучи солнца падают на здание городского рынка, на
ветхие кровли на холме и стройные колокольни, окрашивая их золотом,
придавая волшебную таинственность сонным верфям, где раньше бросали якорь
купеческие корабли, приходившие в Провиденс со всего света. После долгого
созерцания он ощущал, как кружится голова от щемящего чувства любви к
этому прекрасному виду. Тогда он поднимался по склону, возвращаясь домой
уже в сумерках, мимо старой белой церкви, по узким крутым улочкам, где
начинал просачиваться желтый свет сквозь маленькие окошки и двери
прихожих, расположенные высоко, над двумя маршами каменных ступеней с
перилами кованого чугуна.
Позже Вард нередко проявлял любовь к резким контрастам во время своих
прогулок. Часть их он посвящал пришедшим в упадок кварталам колониального
времени к северо-западу от дома, где находится нижний уступ холма, -
Стемперс-Хилл с его гетто и негритянским кварталом, расположенным вокруг
станции, откуда до революции отправлялись почтовые кареты до Бостона.
Затем он отправлялся в иную часть города, царство красоты и изящества, на
Джордж-Стрит, Бенсволент, Повер и Вильямс-Стрит, где зеленые склоны хранят
в первозданном виде роскошные особняки и обнесенные стеной сады, где
наверх ведет крутая, затененная густой зеленью дорога, с которой связано
столько приятных воспоминаний. Все эти скитания, сопровождаемые прилежным
изучением документов, бесспорно способствовали тому, что Вард приобрел
необычайно широкую эрудицию во всем, что касалось старины, и эти знания в
конце концов полностью вытеснили современный мир из сознания Чарльза; они
подготовили почву, на которую в роковую зиму 1919-1920 годов пали семена,
давшие столь необычные и ужасные всходы.
Доктор Виллетт уверен, что до этой злополучной зимы, когда были
отмечены первые изменения в характере Варда, его занятия стариной не имели
в себе чего-либо патологического и мистического. Кладбища привлекали его
лишь оригинальностью памятников и своей исторической ценностью, в нем не
замечалось ничего похожего на страсть к насилию, не было никаких
проявлений жестоких инстинктов. Затем, постепенно и почти незаметно, стали
обнаруживаться любопытные последствия одного из его самых блестящих
генеалогических открытий, которое он сделал год назад, обнаружив, что
среди его предков по материнской линии был некий Джозеф Карвен, проживший
необычайно долгую жизнь. Карвен приехал в Провиденс из Салема в марте 1692
года, и о нем передавали шепотом множество странных и внушающих ужас
историй.
Прапрадед Варда, Волкам Поттер, в 1785 году взял в жены некую Энн
Тиллингест, дочь миссис Элайзы, дочери капитана Джеймса Тиллингеста, о
котором в семье не осталось никаких воспоминаний. За два года до своего
первого изменения, в 1918 году, молодой историк, проявлявший необычайный
интерес к генеалогии, изучая городские акты, обнаружил запись об
узаконенной властями изменении фамилии, согласно которой в 1772 году
миссис Элайза Карвен, вдова Джозефа Карвена, а также ее семилетняя дочь
Энн вернули себе девичью фамилию матери- Тиллингест. "Понеже имя ее
Супруга звучит как Упрек в устах местных жителей по Причине того, что
стало известно после его Кончины; Последняя подтвердила дурную славу, за
ним по общему Мнению укрепившуюся, чему не могла поверить верная Долгу
своему законная его Супруга, до тех пор, пока с Слухах сих была хоть тень
Сомнения". Эта запись была найдена исследователем совершенно случайно,
когда он разлепил два листа книги, которые были специально и довольно
тщательно склеены и пронумерованы как один лист.
Чарльзу Варду сразу стало ясно, что он нашел до сих пор неизвестного
прапрапрадеда. Открытие это взволновало его вдвойне, потому что он уже
слышал кое-что о Карвене и не раз встречал неясные намеки, относящиеся к
этому человеку, о котором осталось так мало сведений, доступных для
ознакомления; некоторые документы были выявлены лишь в последнее время.
Создавалось впечатление, что существовал какой-то заговор, целью
которого было полностью изгнать из памяти жителей города имя Карвена. Но
те воспоминания, которые сохранились о нем, и дошедшие документы были
настолько странными и пугающими, что невольно возникало желание узнать,
что же именно так тщательно пытались скрыть и предать забвению составители
городских хроник колониального времени- надо полагать, у них были для
этого достаточно веские причины.
До своего открытия Чарльз Вард относился к Карвену с чисто
романтическим интересом; но обнаружив, что состоит в родстве с этим
таинственным субъектом, само существование которого пытались скрыть, он
начал систематические поиски, буквально выкапывая из-под земли все, что
касалось этого человека. В своем лихорадочном стремлении узнать как можно
больше о своем отдаленном предке он преуспел больше, чем мог даже
надеяться, ибо в старых письмах, дневниках и мемуарах, так и оставшихся в
рукописи, найденных им в затянутых густой паутиной чердаках старых домов
Провиденса и во многих других местах, содержалось множество сведений,
которые не казались писавшим настолько важными, чтобы их скрывать.
Дополнительный свет пролили важные документы из столь далеко
расположенного от Провиденса города, как Нью-Йорк, где в музее
Френсис-Таверн на Лонг-Айленде хранилась переписка колониального периода.
Но решающей находкой, которая по мнению доктора Виллетта послужила главной
причиной гибели Чарльза Варда, были бумаги, найденные в августе 1919 года
за облицовкой полуразрушенного дома в Олни-Корт.
Именно они открыли перед юношей путь к черной бездне глубочайшего
падения.
Глава вторая
УЖАСЫ ПРОШЛОГО
Джозеф Карвен, как сообщалось в легендах, передаваемых изустно и
записанных в бумагах, найденных Вардом, был поразительным, загадочным и
внушающим неясный ужас субъектом. Он бежал из Салема в Провиденсвсемирное
пристанище всего необычного, свободного и протестующего - в начале
великого избиения ведьм, опасаясь, что будет осужден из-за своей любви к
одиночеству и странных химических или алхимических опытов. Это был человек
довольно бесцветного вида, лет под тридцать; очень скоро его сочли
достойным стать полноправным гражданином города Провидено, и он купил
участок для постройки дома к северу от дома Грегори Декстера, в начале
Олни-Стрит. Его дом был возведен на холме Стемперс к западу от Таун-Стрит,
в месте, которое позже стало называться Олни-Корт; а в 1761 году он
переселился в больший соседний дом, который цел до сих пор.
Первая странность Джозефа Карвена заключалась в том, что он, казалось,
не старел и всегда выглядел так же, как во время приезда в Провиденс. Он
снаряжал корабли, приобрел верфи близ Майл-Энд-Ков, принимал участие в
перестройке Большого Моста в 1713 году и церкви Конгрегации на холме, и
всегда казался человеком неопределенного возраста, однако не старше
тридцати- тридцати пяти лет. Когда прошло несколько десятилетий со времени
его прибытия в Провиденс, это странное явление было замечено всеми; Карвен
всегда объяснял его тем, что предки его были людьми крепкими, а сам он
предпочитает простую жизнь без излишеств, благодаря чему смог хорошо
сохраниться. Горожанам было не совсем ясно, как можно согласовать слова о
простой жизни с постоянными ночными путешествиями купца, никого не
посвящавшего в свои тайны, со странным светом, который всю ночь виднелся
из его окон; и они были склонны приписать его моложавость и долголетие
совсем другим причинам.
Многие считали, что он обязан этим химическим опытам, постоянному
смешиванию и выпариванию разнообразных веществ. Поговаривали о каких-то
странных субстанциях, которые он привозил на своих кораблях из Лондона и с
островов Вест-Индии или выписывал из Ньюпорта, Бостона и Нью-Йорка; и
когда старый доктор Джейбз Бовен, приехавший из Рехобота, открыл свою
аптеку напротив Большого Моста, под вывеской "Единорог и Ступки", не
прекращались разговоры о разных зельях, кислотах и металлах, которые
молчаливый отшельник покупал и заказывал у доктора.
Подозревая, что Карвен обладает чудесными, никому кроме него не
доступными медицинскими знаниями, множество людей, страдающих разными
болезнями, обращались к нему за помощью. Но несмотря на то, что он поощрял
это, правда, не особенно горячо, и всегда давал им в ответ на их просьбы
декокты необычного цвета, было замечено, что его советы и лекарства
приносили очень мало пользы. Наконец, когда прошло свыше пятидесяти лет с
того дня, как он поселился в городе, а между тем его лицо и весь внешний
вид изменились не более, чем лет на пять, по городу поползли зловещие
слухи- и теперь уж люди были довольны, что Карвен ни с кем не общается,
предпочитая одиночество.
Частные письма и дневники, относящиеся к тому времени, рассказывают
также и о многих других причинах, из-за которых люди дивились Джозефу
Карвену, боялись его и наконец стали избегать, как чумы. Всем известна
была его страсть к посещению кладбищ, где его видели в любое время суток и
при разных обстоятельствах, однако никто не мог обвинить его в
каком-нибудь святотатственном проступке. У него была ферма на Потуксет
Роуд, где он обыкновенно проводил лето и куда, по свидетельству очевидцев,
часто направлялся верхом в жаркий полдень или самое глухое время ночи. Там
его единственными слугами и работниками была супружеская чета индейцев из
племени наррагансетт - муж, немой, покрытый какими-то странными шрамами, и
жена, неимоверно уродливая, может быть, из-за примеси негритянской крови.
В пристройке к дому помещалась лаборатория, где проводились химические
опыты. Любопытные возчики и рассыльные, которые доставляли на ферму
бутылки, бутыли, мешки и ящики, внося их через .низенькие задние дверцы,
делились своими впечатлениями о фантастических плоских стеклянных сосудах,
тиглях для плавления металлов, перегонных кубах и жарко пылающих печах,
которые они видели в низкой комнате со стенами, покрытыми полками; они
пророчествовали шепотом, что молчаливый "химик" (они хотели сказать
"алхимик") скоро обязательно найдет философский камень.
Ближайшие соседи Карвена - Феннеры, жившие за четверть мили от фермы -
рассказывали еще более удивительные вещи о странных звуках, которые, как
они утверждали, ночью доносились из сельского дома Карвена. Это были
пронзительные вопли, говорили они, и какой-то сдавленный вой; им казалось
подозрительным, что на ферму доставлялось по разным дорогам огромное
количество всякой еды и одежды, так как трудно было вообразить, чтобы
одинокий пожилой джентльмен и пара слуг могли съесть столько молока, мяса
и хлеба и износить столько прочного шерстяного платья.
Каждую неделю доставлялись новые припасы, а с ферм Кингстауна гнали
целые стада скота. Тяжелое чувство внушало также большое каменное здание
во дворе фермы, у которого вместо окон были узкие бойницы.
Бездельники, день и ночь шатающиеся по Большому Мосту, многое могли
рассказать о городском доме Карвена, находящемся в Олни-Корт; не столько о
красивом новом жилище отшельника, построенном в 1761 году, когда Карвену
должно было исполниться сто лет, сколько о его первом доме, низеньком, со
старинной мансардой, чердаком без окон, со стенами, обшитыми тесом; со
странной настойчивостью Карвен проследил за тем, чтобы все бревна и доски
были сожжены после сноса дома. Нужно сказать, что здесь было меньше тайн,
чем на ферме, но постоянный свет в окнах в самое необычное время,
несокрушимое молчание двух чернокожих, вывезенных неведомо откуда, которые
были единственной прислугой в доме, внушавшее ужас неразборчивое
бормотание невероятно старого француза-домоправителя, ни с чем не
сообразное количество пищи, доставляемое, по свидетельству очевидцев, в
дом, где проживало только четыре человека, странные и пугающие голоса,
которые вели приглушенные споры в совершенно неподходящее для этого время,
- все это, вместе со слухами, ходившими о ферме в Потуксете, заслужило
этому месту недобрую славу.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Случай Чарльза Декстера Варда'
1 2 3
один, предаваясь мечтательному созерцанию. Он устремлялся наудачу все ниже
и ниже, вдоль, крутого склона, каждый раз достигая более старого и
причудливого слоя древнего города. Предвкушая новые открытия, он недолго
колебался перед тем, как спуститься по почти отвесной Дженкс-Стрит, где
дома ограждены каменными заборами, а вход затеняли навесы в колониальном
стиле, до тенистого уголка Бенефит-Стрит, где прямо перед ним возвышался
древний дом - настоящий музейный экспонат, с двумя входами, каждый из
которых окружали пилястры в ионическом стиле, а рядом - почти
"доисторическое" строение с двускатной крышей, с остатками скотного двора
и других служб, необходимых для фермы, а еще немного поодаль - грандиозный
особняк судьи Дюфри с остатками былого георгианского величия. Сейчас это
уже были трущобы; но гигантские тополя бросали вокруг живительную тень, и
мальчик шел дальше к югу, вдоль длинных рядов зданий, возведенных еще до
революции, с высокими трубами в самой середине дома и классическими
порталами. На восточной стороне улицы они стояли на высоких фундаментах, к
входной двери вели два марша каменных ступеней, и маленький Вард мог
представить себе, как выглядели эти дома, когда улица была еще совсем
молодой, - он словно видел красные каблуки и пудреные парики людей, идущих
по каменной мостовой, сейчас почти совсем стертой.
К западу вниз от этой улицы почти такой же отвесный склон, как и
наверх, вел к старой Таун-Стрит, которую основатели города заложили вдоль
берега реки в 1636 году. Здесь склон прорезали бесчисленные тропинки,
вдоль которых скучились полуразвалившиеся ветхие домишки, построенные в
незапамятные времена; как ни очарован был ими Чарльз, он далеко не сразу
осмелился спуститься в этот отвесный древний лабиринт, боясь, что они
окажутся сонными видениями, либо вратами в неведомый ужас. Он счел гораздо
менее рискованным продолжать свою прогулку вдоль Бенефит-Стрит, где за
железной оградой прятался двор церкви Святого Иоанна, где в 1761 году
находилось Управление Колониями, - и полуразвалившийся постоялый двор
"Золотой мяч", где когда-то останавливался Вашингтон. Стоя на Митинг-Стрит
- бывшей Гаол Лайн, потом Кинг-Стрит - он смотрел вверх на восток и видел
построенную для облегчения подъема, изгибающуюся пологой аркой лестницу, в
которую переходило шоссе; внизу, на западе, он различал старое кирпичное
здание школы, напротив которого, через дорогу, еще до революции висела
старинная вывеска с изображением головы Шекспира на доме, где печаталась
"Провиденс Газетт" и "Кантри Джорнал". Потом шла изысканная Первая
Баптистская церковь постройки 1775 года, особую красоту которой придавали
несравненная колокольня, созданная Гиббсом, георгианские кровли и купола.
Отсюда к югу состояние улиц заметно улучшалось, появлялись группы
небольших особнячков; но все еще много было давным-давно протоптанных
тропинок, которые вели по крутому склону вниз на запад; здесь тесно
скученные дома с архаическими остроконечными крышами казались
привидениями. Остовы их находились на разных стадиях живописного пестрого
распада. Эти дома стояли там, где извилистая набережная старый порт,
казалось, еще помнят славную эпоху колонизации, - порок, богатство и
нищету; где были полусгнившие верфи, мутноглазые старинные корабельные
фонари, и улочки, носящие многозначительные названия Добыча, Слиток,
Золотой переулок, Серебряный тупик. Монетный проезд. Дублон, Соверен,
Гульден, Доллар, Грош и Цент.
Когда Вард стал немного старше и уже отваживался на более рискованные
приключения, он иногда спускался в этот водоворот покосившихся и готовых
рухнуть домишек, сломанных шпангоутов, угрожающе скрипящих ступеней,
шатающихся перил, сверкающих чернотой лиц и неведомых запахов; он проходил
от Саут Мейн до Саут Вотер, забредая в доки, где, вплотную соприкасаясь
бортами, еще стояли старые пароходы, и возвращался северной дорогой вдоль
берега, мимо построенных в 1816 году складов с крутыми крышами, и сквера у
Большого Моста, на старых пролетах которого возвышается все еще крепкое
здание городского рынка. В этом сквере он останавливался, впивая в себя
опьяняющую красоту старого города, возвышающегося на востоке в смутной
дымке тумана, прорезываемого шпилями колониальных времен и увенчанного
массивным куполом новой церкви Крисчен Сайенс, как Лондон увенчан куполом
храма Святого Павла. Больше всего ему нравилось приходить сюда перед
закатом, когда косые лучи солнца падают на здание городского рынка, на
ветхие кровли на холме и стройные колокольни, окрашивая их золотом,
придавая волшебную таинственность сонным верфям, где раньше бросали якорь
купеческие корабли, приходившие в Провиденс со всего света. После долгого
созерцания он ощущал, как кружится голова от щемящего чувства любви к
этому прекрасному виду. Тогда он поднимался по склону, возвращаясь домой
уже в сумерках, мимо старой белой церкви, по узким крутым улочкам, где
начинал просачиваться желтый свет сквозь маленькие окошки и двери
прихожих, расположенные высоко, над двумя маршами каменных ступеней с
перилами кованого чугуна.
Позже Вард нередко проявлял любовь к резким контрастам во время своих
прогулок. Часть их он посвящал пришедшим в упадок кварталам колониального
времени к северо-западу от дома, где находится нижний уступ холма, -
Стемперс-Хилл с его гетто и негритянским кварталом, расположенным вокруг
станции, откуда до революции отправлялись почтовые кареты до Бостона.
Затем он отправлялся в иную часть города, царство красоты и изящества, на
Джордж-Стрит, Бенсволент, Повер и Вильямс-Стрит, где зеленые склоны хранят
в первозданном виде роскошные особняки и обнесенные стеной сады, где
наверх ведет крутая, затененная густой зеленью дорога, с которой связано
столько приятных воспоминаний. Все эти скитания, сопровождаемые прилежным
изучением документов, бесспорно способствовали тому, что Вард приобрел
необычайно широкую эрудицию во всем, что касалось старины, и эти знания в
конце концов полностью вытеснили современный мир из сознания Чарльза; они
подготовили почву, на которую в роковую зиму 1919-1920 годов пали семена,
давшие столь необычные и ужасные всходы.
Доктор Виллетт уверен, что до этой злополучной зимы, когда были
отмечены первые изменения в характере Варда, его занятия стариной не имели
в себе чего-либо патологического и мистического. Кладбища привлекали его
лишь оригинальностью памятников и своей исторической ценностью, в нем не
замечалось ничего похожего на страсть к насилию, не было никаких
проявлений жестоких инстинктов. Затем, постепенно и почти незаметно, стали
обнаруживаться любопытные последствия одного из его самых блестящих
генеалогических открытий, которое он сделал год назад, обнаружив, что
среди его предков по материнской линии был некий Джозеф Карвен, проживший
необычайно долгую жизнь. Карвен приехал в Провиденс из Салема в марте 1692
года, и о нем передавали шепотом множество странных и внушающих ужас
историй.
Прапрадед Варда, Волкам Поттер, в 1785 году взял в жены некую Энн
Тиллингест, дочь миссис Элайзы, дочери капитана Джеймса Тиллингеста, о
котором в семье не осталось никаких воспоминаний. За два года до своего
первого изменения, в 1918 году, молодой историк, проявлявший необычайный
интерес к генеалогии, изучая городские акты, обнаружил запись об
узаконенной властями изменении фамилии, согласно которой в 1772 году
миссис Элайза Карвен, вдова Джозефа Карвена, а также ее семилетняя дочь
Энн вернули себе девичью фамилию матери- Тиллингест. "Понеже имя ее
Супруга звучит как Упрек в устах местных жителей по Причине того, что
стало известно после его Кончины; Последняя подтвердила дурную славу, за
ним по общему Мнению укрепившуюся, чему не могла поверить верная Долгу
своему законная его Супруга, до тех пор, пока с Слухах сих была хоть тень
Сомнения". Эта запись была найдена исследователем совершенно случайно,
когда он разлепил два листа книги, которые были специально и довольно
тщательно склеены и пронумерованы как один лист.
Чарльзу Варду сразу стало ясно, что он нашел до сих пор неизвестного
прапрапрадеда. Открытие это взволновало его вдвойне, потому что он уже
слышал кое-что о Карвене и не раз встречал неясные намеки, относящиеся к
этому человеку, о котором осталось так мало сведений, доступных для
ознакомления; некоторые документы были выявлены лишь в последнее время.
Создавалось впечатление, что существовал какой-то заговор, целью
которого было полностью изгнать из памяти жителей города имя Карвена. Но
те воспоминания, которые сохранились о нем, и дошедшие документы были
настолько странными и пугающими, что невольно возникало желание узнать,
что же именно так тщательно пытались скрыть и предать забвению составители
городских хроник колониального времени- надо полагать, у них были для
этого достаточно веские причины.
До своего открытия Чарльз Вард относился к Карвену с чисто
романтическим интересом; но обнаружив, что состоит в родстве с этим
таинственным субъектом, само существование которого пытались скрыть, он
начал систематические поиски, буквально выкапывая из-под земли все, что
касалось этого человека. В своем лихорадочном стремлении узнать как можно
больше о своем отдаленном предке он преуспел больше, чем мог даже
надеяться, ибо в старых письмах, дневниках и мемуарах, так и оставшихся в
рукописи, найденных им в затянутых густой паутиной чердаках старых домов
Провиденса и во многих других местах, содержалось множество сведений,
которые не казались писавшим настолько важными, чтобы их скрывать.
Дополнительный свет пролили важные документы из столь далеко
расположенного от Провиденса города, как Нью-Йорк, где в музее
Френсис-Таверн на Лонг-Айленде хранилась переписка колониального периода.
Но решающей находкой, которая по мнению доктора Виллетта послужила главной
причиной гибели Чарльза Варда, были бумаги, найденные в августе 1919 года
за облицовкой полуразрушенного дома в Олни-Корт.
Именно они открыли перед юношей путь к черной бездне глубочайшего
падения.
Глава вторая
УЖАСЫ ПРОШЛОГО
Джозеф Карвен, как сообщалось в легендах, передаваемых изустно и
записанных в бумагах, найденных Вардом, был поразительным, загадочным и
внушающим неясный ужас субъектом. Он бежал из Салема в Провиденсвсемирное
пристанище всего необычного, свободного и протестующего - в начале
великого избиения ведьм, опасаясь, что будет осужден из-за своей любви к
одиночеству и странных химических или алхимических опытов. Это был человек
довольно бесцветного вида, лет под тридцать; очень скоро его сочли
достойным стать полноправным гражданином города Провидено, и он купил
участок для постройки дома к северу от дома Грегори Декстера, в начале
Олни-Стрит. Его дом был возведен на холме Стемперс к западу от Таун-Стрит,
в месте, которое позже стало называться Олни-Корт; а в 1761 году он
переселился в больший соседний дом, который цел до сих пор.
Первая странность Джозефа Карвена заключалась в том, что он, казалось,
не старел и всегда выглядел так же, как во время приезда в Провиденс. Он
снаряжал корабли, приобрел верфи близ Майл-Энд-Ков, принимал участие в
перестройке Большого Моста в 1713 году и церкви Конгрегации на холме, и
всегда казался человеком неопределенного возраста, однако не старше
тридцати- тридцати пяти лет. Когда прошло несколько десятилетий со времени
его прибытия в Провиденс, это странное явление было замечено всеми; Карвен
всегда объяснял его тем, что предки его были людьми крепкими, а сам он
предпочитает простую жизнь без излишеств, благодаря чему смог хорошо
сохраниться. Горожанам было не совсем ясно, как можно согласовать слова о
простой жизни с постоянными ночными путешествиями купца, никого не
посвящавшего в свои тайны, со странным светом, который всю ночь виднелся
из его окон; и они были склонны приписать его моложавость и долголетие
совсем другим причинам.
Многие считали, что он обязан этим химическим опытам, постоянному
смешиванию и выпариванию разнообразных веществ. Поговаривали о каких-то
странных субстанциях, которые он привозил на своих кораблях из Лондона и с
островов Вест-Индии или выписывал из Ньюпорта, Бостона и Нью-Йорка; и
когда старый доктор Джейбз Бовен, приехавший из Рехобота, открыл свою
аптеку напротив Большого Моста, под вывеской "Единорог и Ступки", не
прекращались разговоры о разных зельях, кислотах и металлах, которые
молчаливый отшельник покупал и заказывал у доктора.
Подозревая, что Карвен обладает чудесными, никому кроме него не
доступными медицинскими знаниями, множество людей, страдающих разными
болезнями, обращались к нему за помощью. Но несмотря на то, что он поощрял
это, правда, не особенно горячо, и всегда давал им в ответ на их просьбы
декокты необычного цвета, было замечено, что его советы и лекарства
приносили очень мало пользы. Наконец, когда прошло свыше пятидесяти лет с
того дня, как он поселился в городе, а между тем его лицо и весь внешний
вид изменились не более, чем лет на пять, по городу поползли зловещие
слухи- и теперь уж люди были довольны, что Карвен ни с кем не общается,
предпочитая одиночество.
Частные письма и дневники, относящиеся к тому времени, рассказывают
также и о многих других причинах, из-за которых люди дивились Джозефу
Карвену, боялись его и наконец стали избегать, как чумы. Всем известна
была его страсть к посещению кладбищ, где его видели в любое время суток и
при разных обстоятельствах, однако никто не мог обвинить его в
каком-нибудь святотатственном проступке. У него была ферма на Потуксет
Роуд, где он обыкновенно проводил лето и куда, по свидетельству очевидцев,
часто направлялся верхом в жаркий полдень или самое глухое время ночи. Там
его единственными слугами и работниками была супружеская чета индейцев из
племени наррагансетт - муж, немой, покрытый какими-то странными шрамами, и
жена, неимоверно уродливая, может быть, из-за примеси негритянской крови.
В пристройке к дому помещалась лаборатория, где проводились химические
опыты. Любопытные возчики и рассыльные, которые доставляли на ферму
бутылки, бутыли, мешки и ящики, внося их через .низенькие задние дверцы,
делились своими впечатлениями о фантастических плоских стеклянных сосудах,
тиглях для плавления металлов, перегонных кубах и жарко пылающих печах,
которые они видели в низкой комнате со стенами, покрытыми полками; они
пророчествовали шепотом, что молчаливый "химик" (они хотели сказать
"алхимик") скоро обязательно найдет философский камень.
Ближайшие соседи Карвена - Феннеры, жившие за четверть мили от фермы -
рассказывали еще более удивительные вещи о странных звуках, которые, как
они утверждали, ночью доносились из сельского дома Карвена. Это были
пронзительные вопли, говорили они, и какой-то сдавленный вой; им казалось
подозрительным, что на ферму доставлялось по разным дорогам огромное
количество всякой еды и одежды, так как трудно было вообразить, чтобы
одинокий пожилой джентльмен и пара слуг могли съесть столько молока, мяса
и хлеба и износить столько прочного шерстяного платья.
Каждую неделю доставлялись новые припасы, а с ферм Кингстауна гнали
целые стада скота. Тяжелое чувство внушало также большое каменное здание
во дворе фермы, у которого вместо окон были узкие бойницы.
Бездельники, день и ночь шатающиеся по Большому Мосту, многое могли
рассказать о городском доме Карвена, находящемся в Олни-Корт; не столько о
красивом новом жилище отшельника, построенном в 1761 году, когда Карвену
должно было исполниться сто лет, сколько о его первом доме, низеньком, со
старинной мансардой, чердаком без окон, со стенами, обшитыми тесом; со
странной настойчивостью Карвен проследил за тем, чтобы все бревна и доски
были сожжены после сноса дома. Нужно сказать, что здесь было меньше тайн,
чем на ферме, но постоянный свет в окнах в самое необычное время,
несокрушимое молчание двух чернокожих, вывезенных неведомо откуда, которые
были единственной прислугой в доме, внушавшее ужас неразборчивое
бормотание невероятно старого француза-домоправителя, ни с чем не
сообразное количество пищи, доставляемое, по свидетельству очевидцев, в
дом, где проживало только четыре человека, странные и пугающие голоса,
которые вели приглушенные споры в совершенно неподходящее для этого время,
- все это, вместе со слухами, ходившими о ферме в Потуксете, заслужило
этому месту недобрую славу.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Случай Чарльза Декстера Варда'
1 2 3