Внезапно дьявольский звук, напоминающий предсмертный булькающий хрип и улюлюкающий вой одновременно, с громовым треском разрезал атмосферу атмосферу склепа, наполненную клубящимися нефтяными и смоляными истечениями, и превратил ее в один согласный хор, исходящий из бессчетного
количества богохульствующих глоток этих гротескных и уродливых фигур. Глаза мои открылись вопреки моей воле правда всего лишь на мгновение, но и этого мгновения было достаточно, чтобы узреть во всем объеме сцену, которую даже вообразить было бы невозможно без страха, лихорадочной дрожи и физического изнеможения. Все эти исчадия ада выстроились в одну шеренгу, лицом в ту сторону, откуда исходил ядовитый воздушный поток. При свете факелов мне были видны их склоненные головы по крайней мере, головы тех, у кого они были. Они отправляли культ перед огромной черной дырой, изрыгающей клубы поганого, зловонного пара; две гигантские лестницы отходили от нее под прямыми углами с обеих сторон, концы их терялись в непроницаемом мраке. Лестница, с которой я упал, без сомнения, была одной из них.
Размеры дыры были выдержаны в точной пропорции с размерами колонн: обычный дом потерялся бы в ней, а любое общественное здание средней величины можно было бы легко задвинуть туда и выдвинуть обратно. Отверстие было таким огромным, что взгляд не мог охватить его целиком; огромным, зияющим угольной чернотой и испускающим отвратительное зловоние. Прямо к порогу этого разверстого входа в жилище Полифема они бросали какие-то предметы судя по их жестам, жертвоприношения. Впереди всех стоял Хефрен, надменный царь Хефрен с презрительной усмешкой на устах, он же проводник Абдул Раис, в золотом венце; заупокойным голосом он нараспев произносил монотонные слова заклинаний. Рядом с ним преклонила колени прекрасная царица Нитокрис; всего одно мгновение лицезрел я ее профиль и успел отметить, что правая половина лица ее была съедена крысами или какими-то другими плотоядными тварями. И снова я был вынужден закрыть глаза вынужден потому, что увидел, какие предметы предлагаются в качестве жертвоприношений этой зловонной дыре или обитающему в ней местному божеству.
Судя по той церемонности и торжественности, с которой отправлялся обряд, то, что скрывалось во мраке дыры, почиталось чрезвычайно высоко. Что это было за божество Осирис? Исида? Гор? Анубис? а, может быть, какой-то грандиозный и неведомый Бог Мертвых? Ведь существует же предание, что еще задолго до того, как стали почитать известных ныне богов, воздвигались чудовищные алтари и колоссы Неведомому.
Теперь, когда я уже настолько закалился духом, что мог без содрогания смотреть на то, как эти твари справляют свой истовый загробный культ, мысль о побеге снова пришла мне в голову. Зал был залит тусклым светом, колонны отбрасывали густую тень. Пока эти гротескные персонажи дурного сна были всецело поглощены своим леденящим душу занятием и сосредоточенно священнодействовали, у меня еще было время проскользнуть к дальнему концу одной из лестниц и взойти по ней незамеченным; а там, когда я достигну верхних пределов, судьба и мастерство авось и выведут меня на свет Божий. О том, где же я все-таки нахожусь, я по-прежнему не имел понятия да, признаться, и не задумывался об этом всерьез. Был момент, когда мне даже показалось забавным, что я так серьезно обдумываю побег из своего собственного сна ибо чем еще могло быть то, что меня окружало? Не исключено, впрочем, что местом моего погребения служила какая-то никому неизвестная подвальная часть входного храма Хефрена, того самого, который в течение поколений традиция упорно именует Храмом Сфинкса. Однако я не мог тратить времени на догадки и потому решил положиться на силу своих мускулов и ума, надеясь, что они вернут меня в наружный мир и в здравый рассудок.
Извиваясь, как червь, я пополз по-пластунски к подножию левой лестницы, которая, как мне показалось, была более доступной. Не стану утомлять читателя описанием подробностей своего трудоемкого пути и ощущений, которые я испытал; о них легко можно догадаться, если принять во внимание тот отвратительный спектакль, что разыгрывался предо мной в зловещем колеблющемся свете факелов: ибо чтобы не быть обнаруженным, я вынужден был постоянно держать его в поле зрения. Как я уже говорил, нижний конец лестницы терялся в густом мраке; сама она круто возносилась вверх, не делая никаких изгибов, и заканчивалась площадкой с парапетом, расположенной на головокружительной высоте прямо над исполинским дверным проемом. Таким образом, последний этап моего многотрудного пути пролегал на приличном расстоянии от нечестивого сборища. Тем не менее, лицезрение его приводило меня в трепет и тогда, когда сборище осталось далеко по правую руку от меня.
С горем пополам добравшись до ступеней, я полез наверх, стараясь держаться ближе к стене, которая была покрыта росписями самого отталкивающего характера. Порукой моей безопасности являлось то всепоглощающее, восторженное внимание, с которым эти чудовища вперяли глаза в извергающую клубы нечистот клоаку и в непотребную жертвенную пищу, что была разложена на каменном полу перед ней, как на алтаре. Крутая громада лестницы была сложена из грандиозных порфировых блоков, как будто она предназначалась для ступней исполина; я поднимался по ней, казалось, целую вечность. Боязнь быть обнаруженным в сочетании с чудовищной болью от ран, возобновившейся в результате новой нагрузки на организм, превратили мое восхождение в одну долгую мучительную пытку, воспоминание о которой по сей день причиняет мне почти физическую боль. Я решил, что когда я достигну площадки, то не стану задерживаться на ней ни секунды, но сразу продолжу свой путь наверх по первой попавшейся лестнице, если, конечно, таковая попадется. Я не испытывал ни малейшей охоты окидывать прощальным взором толпу богомерзких отродий, шаркавших лапами и преклонявших колени в 70-80 футах подо мной. Но в тот момент, когда я уже всходил на площадку, вновь раздался оглушительный хор предсмертных булькающих хрипов и надтреснутых голосов. Судя по его церемонному звучанию, он не являлся признаком того, что меня обнаружили, и потому я нашел в себе смелость остановиться и осторожно выглянуть из-за парапета.
Оказалось, что таким своеобразным способом собравшиеся приветствовали того, кто наконец-то высунулся из отвратительной дыры, чтобы взять приготовленную для него сатанинскую пищу. Даже с высоты моего наблюдательного пункта обитатель норы производил впечатление чего-то чрезвычайно громадного; это было нечто грязно-желтое, косматое, с необычной, как бы судорожной манерой двигаться. Величиной он был, пожалуй, с доброго гиппопотама, но внешний вид имел особый. Казалось, у него нет шеи: пять отдельных лохматых голов росли в один ряд прямо из туловища, имевшего форму неправильного цилиндра; первая из них была меньше остальных, вторая средней величины, третья и четвертая одного размера и самые крупные, пятая довольно маленькая, хотя и покрупнее первой.
Из голов стремительно вылетали своего рода твердые щупальца; словно ястребы, они набрасывались на разложенную на полу непотребную пищу и хватали ее непомерно большими порциями. Временами чудовище как бы прядало вверх, временами удалялось в свое логово посредством весьма необычных маневров. Его манера двигаться была настолько странной и необъяснимой с точки зрения здравого смысла, что я глядел на него как зачарованный, и страстно желал, чтобы оно показалось целиком.
И оно показалось... оно показалось, и в ту же секунду я в ужасе отвернулся и бросился вверх по лестнице, что вздымалась за моей спиной и уходила во тьму. Я мчался без оглядки, взбегая по каким-то немыслимым ступеням, карабкаясь по приставным лестницам, с трудом удерживая равновесие на наклонных плоскостях; мчался туда, куда меня не вели ни логика, ни обычное человеческое зрение, но, вероятно, лишь законы царства бредовых видений иного объяснения я не нахожу и не найду вовек. Такое могло происходить лишь во сне, иначе восход солнца не застал бы меня живым в песках Гизы под сардоническим ликом Великого Сфинкса, розовеющим в рассветных лучах.
Великий Сфинкс! Боже! вот праздный вопрос, который я задавал себе в то благословенное солнечное утро: ... какое исполинское и отвратительное чудовище призвано было изображать первоначальные черты лица Сфинкса? Будь проклято то зрелище, во сне ли оно было, наяву ли, в котором мне явился предельный, абсолютный ужас неведомый Бог Мертвых, облизывающийся в предвкушении поживы в своем огромном жутком логове и получающий богомерзкие лакомства из рук бездушных тварей, которые не имеют права на существование... Пятиголовый монстр, высунувшийся из норы... пятиголовый монстр величиной с гиппопотама... пятиголовый монстр и тот, для кого этот монстр не более, чем его собственная передняя лапа!
Но я остался жив я знаю, что это был всего лишь сон.
OCR: Birdy
Перевод О. Мичковского
Написать нам
Конференция
Начало формы
Конец формы
(c) Russian Gothic Project
1. Гарри Гудини, настоящее имя Эрих Вейс (1874-1926) - знаменитый американский иллюзионист-эскапист, прославившийся своим умением выбираться из труднейших ситуаций, в частности из смирительной рубашки, будучи подвешен в ней за ноги на большой высоте, из наглухо зашитого мешка, из запертого и брошенного в воду сундука, а также из любых тюремных камер (что и было продемонстрировано в московской Бутырской тюрьме в 1903 г.) и даже из глубокой, засыпанной землей могилы. [вернуться]
2. Фердинанд Лессепс (1805-94) - французский инженер, предприниматель и дипломат, организатор строительства Суэцкого канала. [вернуться]
3. Среднее Царство - период древнеегипетской истории с 21-го по 18-ый век до н.э. [вернуться]
4. Саладин (Салах-ад-Дин, 1138-98) - султан Египта в 1171-93 гг., по национальности курд. Одержал ряд побед над войсками крестоносцев в Палестине. [вернуться]
5. Мухаммед-Али (1769-1849) - правитель Египта в 1805-49 гг. Проводил реформаторскую политику, вел завоевательные войны, добился фактической независимости Египта от Османской империи. [вернуться]
1 2 3 4 5