Он нервничает, поэтому орет все утро. Мне его даже жалко стало. С другой стороны, я тоже нервничаю, но не ору же.
– Пожалуйста, успокойся, – попросила я мужа, – ничего страшного, быстро сходим, вернемся. Я буду тебя за руку держать, чтобы ты не боялся.
Я помогла сыну одеться – белая наглаженная рубашечка, брюки, новые ботинки.
– Маша, посмотри, у него же все лицо в шоколадном йогурте, – сказал муж, – надо умыться.
Вася двумя привычными движениями – белыми рукавами рубашки – стер остатки йогурта.
– Вася! – в панике заорал муж.
– Ничего, все равно в куртке, не видно, – махнула рукой я.
– Как это не видно? Вы что, совсем уже? – Муж чуть в обморок не свалился. – Надо переодеваться. Срочно. У нас есть запасная белая рубашка? Почему у нас нет запасной белой рубашки?
Я тем временем уже успела переодеть сына в чистую рубашку. Мы стояли в прихожей. Вася держал белые хризантемы.
– Пойдем, пойдем, – торопил сын.
– Сейчас. Я еще не готов, – отвечал муж, который встал раньше всех и собирался тоже дольше всех. Он один раз снял ботинки и пошел за мобильным телефоном в комнату, потом ходил за ключами, потом за носовым платком…
– Не волнуйся ты так, – сказала я.
– А я и не волнуюсь! – заорал муж.
Во дворе школы толпились дети с родителями. Собирались, как я и думала, минут сорок. Детей построили по парам и сказали, что сейчас пойдем. Через десять минут еще раз построили. И еще через десять минут.
– Мама, – закричал мальчик, – у меня букет тяжелый! Можно я его уже отдам учительнице?
– Нельзя, – сказала мама.
– Вот же учительница. Пусть возьмет и сама держит. А то я больше не могу, – возмутился мальчик.
– Рано, – ответила мама.
– Посмотрите, у меня глаз нормальный? – обратилась ко мне другая родительница.
– Да, все в порядке, – ответила я.
– А то букетом в глаз попали, – пояснила она. – Ой, смотрите, девочка в гольфиках. У нее же ноги синие и в пупырышках. Мамаша с ума, что ли, сошла? Я на своего колготки надела. Холодно же.
А дети тем временем не могли оторвать взгляд от гипса учительницы. Из гипса торчали посиневшие от холода пальцы с красным педикюром.
– Сколько еще здесь стоять? – спросил мальчик у всех взрослых сразу. Он держал за руку девочку, которая сладко спала стоя. Ровненько стояла и спала, прижавшись щекой к букету. Глядя на нее, я тоже начала позевывать. – Я не хочу стоять, я хочу уже в класс, почему мы не идем? – возмущался мальчик.
– Видишь, все стоят, никто не ноет, – попыталась подбодрить его мама.
– Ну и что? А я буду ныть. Я посидеть хочу.
– Перестань себя так вести.
– Не перестану. Все, я пошел сам. – Ребенок отцепился от спящей девочки. Та открыла глаза, поморгала и опять заснула.
– Ладно, – сдалась мама мальчика, – потерпи еще немного, а потом мы пойдем в детский магазин покупать тебе подарок. Договорились?
– Большой? – уточнил мальчик.
– Средний.
– Я тоже хочу подарок, – сказал Вася.
– И я хочу, – проснулась девочка.
– И я, и я, – пронеслось по шеренге.
– Будет, все будет, – дружно зашипели мы, мамы.
– А подарки каждый день после школы будут? – уточнил тот мальчик.
– Нет, не каждый, – сказала мама.
– А почему?
– Потому что подарки дарятся только по праздникам.
– А когда следующий праздник?
– Когда ты школу закончишь, – ответила мама и, подумав, добавила: – на одни пятерки и четверки.
Дети этот диалог слушали внимательно.
– А сколько еще учиться? – спросил Вася у мамы мальчика.
– Долго. Одиннадцать лет, – ответила мама.
Мы сделали большие глаза, потому что дети глубоко задумались и неизвестно, чем это могло закончиться. Нам уже надоело выстраивать их по парам.
– Когда вы закончите первый класс, мы вам тоже сделаем подарки, – сказала другая родительница, предотвратив нытье и скандал.
– Надо было бабушку с дедушкой позвать, – сказала я мужу, – все с родственниками.
Там действительно была одна девочка из другого класса, вокруг которой толпилось человек пятнадцать. И всем находилось дело – они вытирали ей рот, поправляли бантики, забирали и отдавали букет, фотографировались по отдельности и все сразу.
– Не надо бабушку, – сказал муж, – она бы… я даже боюсь подумать, что бы она сделала.
– Что?
– Как минимум напоила бы всех родительниц шампанским, накормила бы детей беляшами или пирожками, устроила бы танцы и вышла замуж за завхоза. И это только навскидку, – перечислил муж, – а потом они бы все пошли к нам пить кофе с коньяком.
– Выпить бы сейчас, – сказала родительница.
– И закусить. Я позавтракать не успела, – ответила ей другая мама.
– Еще на работу ехать, – понуро заметила первая.
Наконец пошли. Линейка прошла мирно и быстро – накрапывал дождь. Выпустили белых голубей, которых дети не заметили. Все мамы спрашивали: «Голубей видели?» Дети говорили, что никаких голубей не было. Зато все заметили, как в окне застряли воздушные шарики. Там их выпускали из двух открытых окон. Одна учительница выпустила, а у другой шарики никак не улетали. Она их и так выпихивала, и сяк. Дети не хотели, чтобы шарики улетали в небо, поэтому расстроились. А сонная девочка даже расплакалась.
Пронесли девочек с колокольчиками. Один мальчик-выпускник пробежал дистанцию почти бегом – ему досталась крупненькая первоклассница. Она изо всех сил трясла колокольчиком, подпрыгивая на плече длинного и тощего юноши.
Линейку быстро свернули – все замерзли. Потом первоклассников разобрали одиннадцатиклассники и повели назад в школу. Я фотографировала, поэтому услышала, как девочка-выпускница говорит Васе:
– Давай ручку, бедненький… Ты еще не знаешь, что тебя ждет.
– А ты меня будешь ждать? – спросил Вася.
– Нет, не буду, – сказала она.
– Жаль. Я бы тебе свою комнату показал, – сказал Вася.
Детей увели в класс. Мы ждали во дворе.
– Он в туалет, интересно, не хочет? – спросил муж.
– Не знаю, – ответила я.
– А он запомнит этот день? – Муж уже расслабился и был настроен лирически.
– А ты помнишь?
– Помню, что мой друг Мишка был в белом берете. И мы бежали быстрее всех, чтобы занять первую парту, а нас все равно рассадили. Больше ничего не помню.
– Вася, ты с кем сидел, с мальчиком или с девочкой? – спросила я, когда сын вышел из школы.
– Не помню, – ответил Вася. – Пошли в магазин за подарком?
3 сентября
Первый полноценный учебный день
Встали относительно легко. Относительно – это про меня. Никогда не хотела быть учительницей в школе. Даже в первом классе не хотела. Хорошо, что муж согласился отводить Васю. Ему-то хорошо – не нужно рисовать глаза, чтобы они хотя бы выглядели открытыми. И круги под глазами не надо замазывать.
– Надо было вчера лечь пораньше, – сказал муж, когда я жарила ребенку яичницу. Яйцо разбила мимо сковородки и обожглась.
– Надо было, – сказала я.
В двенадцать ночи я вспомнила, что родители должны были подписать тетради. Не просто подписать, а красиво. Я, конечно, забыла.
– Подпиши тетради, – попросила я мужа, – у тебя почерк красивый.
– Сама подписывай.
Мне понравилось подписывать. Это такой ажиотаж начала года – сначала красиво, высунув от старания язык, заполняешь дневник, а потом забрасываешь его куда подальше. А еще я помню, как учебники оборачивали в бумагу – раскладываешь лист, сгибаешь, разглаживаешь, переворачиваешь. И сверху, по голубому листику-трафарету пишешь, какой учебник. Давно забытый навык. Кстати, мне он очень в жизни пригодился – я, например, очень хорошо подарки упаковываю. Да, в двенадцать ночи воспоминания нахлынули – про прозрачные обложки-пленки для тетрадей, про пеналы на магнитах, про первые дипломаты вместо портфелей. Но это уже в старших классах. У нас не только мальчики, но и девочки с дипломатами форсили…
Так вот, я заодно подписала мешок для сменки и куртку. Еще я хотела подписать сменные ботинки, но впала в ступор – оба подписывать или только один?
Утром муж отвел сына в школу. Вернулся.
– Ну как? – спросила я.
– Нормально. Только я назвал учительницу Александра Светлановна.
– Как это?
– Да прицепилось. От Васи. Так и сказал: «Здравствуйте, Александра Светлановна». Может, она не услышала?
Я должна была забрать. Рано, в 11 утра. Начала собираться в десять. Пришла на полчаса раньше.
Во дворе по классам толпились родители.
Какой-то папа закурил.
– Что ж вы тут курите? – накинулась на него чья-то бабушка. – Здесь же школа, а не бордель!
Папа затушил сигарету и долго держал в руках бычок, не зная, куда его деть – урн не было.
Некоторые родительницы что-то живо обсуждали. Очень хотелось подойти – послушать. Но это как в школе – страшно подойти к незнакомой компании. Я все-таки вспомнила, что взрослая, и подошла. Мамаши тут же замолчали и уставились на меня. Ну точно, как в школе.
– А у вас зажигалки нет? – спросила я первое, что пришло в голову. Надо было спросить про то, когда детей будут выпускать, или сказать что-то про погоду.
– Мы не курим, – сказала за всех одна мама.
Я отошла и встала рядом с папой, который по-прежнему держал в руке бычок.
Детей наконец вывели.
– Товарищи родители, давайте отойдем в сторонку, – громко сказала учительница, легко перекрыв гул толпы.
Мы послушно засеменили за Светланой Александровной.
– Ну как они? Как мой? Нормально? – спрашивали наперебой все.
– Так, родители, успокойтесь, – опять перекричала всех Светлана Александровна, – вы слушаете, как ваши дети! Я не знаю, чем вы слушаете! У половины класса не было цветных карандашей в пенале! Почему вы не собрали пеналы? А у Васи, – Светлана Александровна посмотрела на меня и все остальные тоже посмотрели, – не было ручки!
Я подумала, что сейчас рухнет мир. Как минимум. Страшно было до жути.
– Они их едят, что ли? – продолжала тем временем Светлана Александровна. – Пять минут прошу потратить на проверку пенала. Всего пять минут. Больше ничего не прошу.
– Была ручка, даже две, – сказала я обиженно, потому что лично запихивала ему две ручки в пенал.
– Не было, – категорично заявила учительница, – я ему свою давала. И он не сидит. Надо с этим что-то делать. Не так много прошу…
– А мой как? – спросила другая мама.
– И ваш не сидит, – ответила Светлана Александровна, – и ваш тоже, – сказала она бабушке, которая успела только рот открыть. – Так, запоминайте домашнее задание. Страница шесть в прописях. Страница два – в математике.
– Ой, а повторите, пожалуйста, – попросила бабушка, – я прослушала.
– Товарищи родители, повторяю в последний раз. Больше повторять не буду. Страница шесть, страница два. – Светлана Александровна взяла на полтона выше. – Кстати, Вася сделал сразу три урока. А надо было один. Только мишку раскрасить. А он все прописи прописал. Мы с ним поговорили, но вы тоже обратите внимание, – сказала мне она.
Я кивнула, так и не поняв, почему можно было раскрасить только мишку и на что нужно обратить внимание.
– И без опозданий, – велела нам учительница, – приходить нужно к первому звонку, а не ко второму.
Потом ее отвлек папа, который уточнял, каким конкретно должно быть содержимое пенала.
– Дима, Дима! – позвала мама из нашего класса.
– Антон, Антон, – звала бабушка.
Дима, Антон и Вася нашлись на дереве.
– Кто разрешил лезть на дерево? – увидела их Светлана Александровна.
– Это Вася первый начал, – тут же сдали его друзья.
Ситуация была спорная. Вася стоял под деревом, а Дима с Антоном висели на ветках. Так что доказательств не было.
– До свидания, спасибо, – быстро сказала я Светлане Александровне, чтобы еще чего-нибудь не услышать. Дима с Антоном попадали с веток и спрятались за спинами взрослых.
– Так, родители, задержитесь еще на минутку, – сказала учительница. Все застыли. – Если у кого из детей недержание, скажите мне сейчас. Потому что сегодня один попросился, и половина класса бегала в туалет. Отпускать с урока не буду, только на переменах. Отпущу только с недержанием. Поднимите руки, у кого недержание.
Я хотела поднять руку – у меня уже точно недержание начиналось. Да и Вася начал выразительно притопывать.
– Пойдем, – сказала я Васе, и мы быстренько слиняли. – Ну как тебе? – спросила я по дороге.
– Завтрак понравился. Булочка с чаем и банан. Чай вкусный. Ты такой не умеешь делать.
Я тоже любила школьный чай – жидкий и сладкий из огромной эмалированной кастрюли, который наливали суповым половником. А на кастрюле было написано красной краской: «Чай».
– А в туалет ты ходил? – спросила я.
– Нет.
– Не хотел?
– Хотел. Но когда захотел, учительница сказала, что хватит ходить туда-сюда.
– Ладно, побежали.
– А правда, что папа мне утром сказал?
– А что папа сказал?
– Что я буду учиться одиннадцать лет и это больше тысячи дней?
– Правда.
– А папа всегда правду говорит?
– Да.
– А ты не всегда. Лучше бы ты меня утром отвела.
– Почему?
– Ну, ты бы сказала, что нужно учиться пять дней. Чтобы меня не расстраивать.
Пришли домой. Переоделись.
– Вася, сделай сейчас домашнее задание. А то тебе еще на тренировку идти.
– Не буду.
– Будешь.
– Не буду.
Полчаса мы орали эти вечные «буду – не буду». За пять минут раскрасили цыпленка-уродца и нарисовали кривые палочки.
– Все, – выдохнула я и швырнула ластик.
– Все, – швырнул тетрадь на пол Вася.
4 сентября
Пока учимся, но уже не хочется
Вставали тяжело. Я хоть и проснулась, но подняться не было сил.
– Может, перейдем на домашнее обучение? – спросила я мужа.
– Подъем! Подъем! Петушок пропел давно! Детки в школу собирайтесь! – раздавался его бодрый крик из коридора. Он держал в руках музыкальную игрушку-петушка, который истошно кукарекал… Убила бы…
Собрались, ушли. Я их проводила, не приходя в сознание.
Пошла забирать… Вася скатился с лестницы, свалил на меня портфель с курткой и умчался под дерево играть с мальчишками в «цуефа», аналог нашей «камень-ножницы-бумага».
– Первый «А», подойдите все сюда, – позвала нас, родителей, Светлана Александровна, – буду давать домашнее задание. Дашенька, дай мне свои тетрадочки, – попросила она у девочки. – Здесь нужно раскрасить, а здесь прописать, – высоко подняв тетради, говорила учительница.
Тетрадь была образцово-показательной. Рисунки аккуратно раскрашены, палочки ровненькие, кружочки один к одному. Дашина мама стояла гордая, как будто это она нарисовала и раскрасила. Васину тетрадь никогда бы не показали. Я успокаивала себя тем, что есть много достойных людей, которые не только пишут, как курица лапой, но еще и с ошибками.
– А у Тома Круза вообще дисграфия. Или дислексия, я точно не помню, – сказала мне мама Васиного друга Димы. Видимо, она подумала о том же, о чем и я.
Васю с Димой, как самых высоких, посадили на задние парты. Неудивительно, что они подрались, сломали друг другу карандаши и поменялись тетрадями. О чем нам и сообщила Светлана Александровна. Мы с Диминой мамой кивали и говорили: «Они больше не будут». Димина мама сама виновата – нечего было спрашивать, как они себя вели и что делали.
Вася с Димой тем временем отломали от дерева по ветке и дрались, как на шпагах. Вася бился так, как играет в теннис. Делал замах и лупил смэш. А Дима дрался как мушкетер. Стоял в позиции и даже вскинул левую руку. Оба – мокрые, с торчащими из штанов рубашками. У Димы еще и галстук-бабочка съехал набок и висел, как бант у пуделя.
– Что ж вы делаете? – кинулась к ним какая-то бабушка.
– Это я виновата, – сказала девочка Настя.
С Настей Вася познакомился еще первого сентября. Сегодня они с Димой решили, что Настя – самая красивая.
Светлана Александровна отвлеклась на проблемы активности и неактивности других первоклассников, мы с Диминой мамой дружно сказали: «Пасиб, дсвиданья, Сланасанна» и прытко поскакали к воротам.
Вася, Дима, Настя и примкнувший к ним Антон висели на заборе. Упитанный Антон высоко не залез. Его бабушка тянула внука вниз за штанину и обещала «надавать по жопе», как только снимет с забора. Антон, понятное дело, слезать не хотел и дрыгал ногой, которую схватила бабушка. Бабушка отцепилась от штанины и надавала ему прямо на заборе, благо попа была рядом, прямо перед глазами.
– Вася, слезай, пойдем домой! – крикнула я.
– Дима, слезай, – сказала его мама.
Няня позвала Настю. А потом был жуткий скандал. Оказалось, что Диме и Насте – в одну сторону идти, а Васе – в другую. Получалось, что Дима провожает Настю.
– Вон, видишь, Настя за угол повернула. Она одна идет, – успокаивала я сына.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3
– Пожалуйста, успокойся, – попросила я мужа, – ничего страшного, быстро сходим, вернемся. Я буду тебя за руку держать, чтобы ты не боялся.
Я помогла сыну одеться – белая наглаженная рубашечка, брюки, новые ботинки.
– Маша, посмотри, у него же все лицо в шоколадном йогурте, – сказал муж, – надо умыться.
Вася двумя привычными движениями – белыми рукавами рубашки – стер остатки йогурта.
– Вася! – в панике заорал муж.
– Ничего, все равно в куртке, не видно, – махнула рукой я.
– Как это не видно? Вы что, совсем уже? – Муж чуть в обморок не свалился. – Надо переодеваться. Срочно. У нас есть запасная белая рубашка? Почему у нас нет запасной белой рубашки?
Я тем временем уже успела переодеть сына в чистую рубашку. Мы стояли в прихожей. Вася держал белые хризантемы.
– Пойдем, пойдем, – торопил сын.
– Сейчас. Я еще не готов, – отвечал муж, который встал раньше всех и собирался тоже дольше всех. Он один раз снял ботинки и пошел за мобильным телефоном в комнату, потом ходил за ключами, потом за носовым платком…
– Не волнуйся ты так, – сказала я.
– А я и не волнуюсь! – заорал муж.
Во дворе школы толпились дети с родителями. Собирались, как я и думала, минут сорок. Детей построили по парам и сказали, что сейчас пойдем. Через десять минут еще раз построили. И еще через десять минут.
– Мама, – закричал мальчик, – у меня букет тяжелый! Можно я его уже отдам учительнице?
– Нельзя, – сказала мама.
– Вот же учительница. Пусть возьмет и сама держит. А то я больше не могу, – возмутился мальчик.
– Рано, – ответила мама.
– Посмотрите, у меня глаз нормальный? – обратилась ко мне другая родительница.
– Да, все в порядке, – ответила я.
– А то букетом в глаз попали, – пояснила она. – Ой, смотрите, девочка в гольфиках. У нее же ноги синие и в пупырышках. Мамаша с ума, что ли, сошла? Я на своего колготки надела. Холодно же.
А дети тем временем не могли оторвать взгляд от гипса учительницы. Из гипса торчали посиневшие от холода пальцы с красным педикюром.
– Сколько еще здесь стоять? – спросил мальчик у всех взрослых сразу. Он держал за руку девочку, которая сладко спала стоя. Ровненько стояла и спала, прижавшись щекой к букету. Глядя на нее, я тоже начала позевывать. – Я не хочу стоять, я хочу уже в класс, почему мы не идем? – возмущался мальчик.
– Видишь, все стоят, никто не ноет, – попыталась подбодрить его мама.
– Ну и что? А я буду ныть. Я посидеть хочу.
– Перестань себя так вести.
– Не перестану. Все, я пошел сам. – Ребенок отцепился от спящей девочки. Та открыла глаза, поморгала и опять заснула.
– Ладно, – сдалась мама мальчика, – потерпи еще немного, а потом мы пойдем в детский магазин покупать тебе подарок. Договорились?
– Большой? – уточнил мальчик.
– Средний.
– Я тоже хочу подарок, – сказал Вася.
– И я хочу, – проснулась девочка.
– И я, и я, – пронеслось по шеренге.
– Будет, все будет, – дружно зашипели мы, мамы.
– А подарки каждый день после школы будут? – уточнил тот мальчик.
– Нет, не каждый, – сказала мама.
– А почему?
– Потому что подарки дарятся только по праздникам.
– А когда следующий праздник?
– Когда ты школу закончишь, – ответила мама и, подумав, добавила: – на одни пятерки и четверки.
Дети этот диалог слушали внимательно.
– А сколько еще учиться? – спросил Вася у мамы мальчика.
– Долго. Одиннадцать лет, – ответила мама.
Мы сделали большие глаза, потому что дети глубоко задумались и неизвестно, чем это могло закончиться. Нам уже надоело выстраивать их по парам.
– Когда вы закончите первый класс, мы вам тоже сделаем подарки, – сказала другая родительница, предотвратив нытье и скандал.
– Надо было бабушку с дедушкой позвать, – сказала я мужу, – все с родственниками.
Там действительно была одна девочка из другого класса, вокруг которой толпилось человек пятнадцать. И всем находилось дело – они вытирали ей рот, поправляли бантики, забирали и отдавали букет, фотографировались по отдельности и все сразу.
– Не надо бабушку, – сказал муж, – она бы… я даже боюсь подумать, что бы она сделала.
– Что?
– Как минимум напоила бы всех родительниц шампанским, накормила бы детей беляшами или пирожками, устроила бы танцы и вышла замуж за завхоза. И это только навскидку, – перечислил муж, – а потом они бы все пошли к нам пить кофе с коньяком.
– Выпить бы сейчас, – сказала родительница.
– И закусить. Я позавтракать не успела, – ответила ей другая мама.
– Еще на работу ехать, – понуро заметила первая.
Наконец пошли. Линейка прошла мирно и быстро – накрапывал дождь. Выпустили белых голубей, которых дети не заметили. Все мамы спрашивали: «Голубей видели?» Дети говорили, что никаких голубей не было. Зато все заметили, как в окне застряли воздушные шарики. Там их выпускали из двух открытых окон. Одна учительница выпустила, а у другой шарики никак не улетали. Она их и так выпихивала, и сяк. Дети не хотели, чтобы шарики улетали в небо, поэтому расстроились. А сонная девочка даже расплакалась.
Пронесли девочек с колокольчиками. Один мальчик-выпускник пробежал дистанцию почти бегом – ему досталась крупненькая первоклассница. Она изо всех сил трясла колокольчиком, подпрыгивая на плече длинного и тощего юноши.
Линейку быстро свернули – все замерзли. Потом первоклассников разобрали одиннадцатиклассники и повели назад в школу. Я фотографировала, поэтому услышала, как девочка-выпускница говорит Васе:
– Давай ручку, бедненький… Ты еще не знаешь, что тебя ждет.
– А ты меня будешь ждать? – спросил Вася.
– Нет, не буду, – сказала она.
– Жаль. Я бы тебе свою комнату показал, – сказал Вася.
Детей увели в класс. Мы ждали во дворе.
– Он в туалет, интересно, не хочет? – спросил муж.
– Не знаю, – ответила я.
– А он запомнит этот день? – Муж уже расслабился и был настроен лирически.
– А ты помнишь?
– Помню, что мой друг Мишка был в белом берете. И мы бежали быстрее всех, чтобы занять первую парту, а нас все равно рассадили. Больше ничего не помню.
– Вася, ты с кем сидел, с мальчиком или с девочкой? – спросила я, когда сын вышел из школы.
– Не помню, – ответил Вася. – Пошли в магазин за подарком?
3 сентября
Первый полноценный учебный день
Встали относительно легко. Относительно – это про меня. Никогда не хотела быть учительницей в школе. Даже в первом классе не хотела. Хорошо, что муж согласился отводить Васю. Ему-то хорошо – не нужно рисовать глаза, чтобы они хотя бы выглядели открытыми. И круги под глазами не надо замазывать.
– Надо было вчера лечь пораньше, – сказал муж, когда я жарила ребенку яичницу. Яйцо разбила мимо сковородки и обожглась.
– Надо было, – сказала я.
В двенадцать ночи я вспомнила, что родители должны были подписать тетради. Не просто подписать, а красиво. Я, конечно, забыла.
– Подпиши тетради, – попросила я мужа, – у тебя почерк красивый.
– Сама подписывай.
Мне понравилось подписывать. Это такой ажиотаж начала года – сначала красиво, высунув от старания язык, заполняешь дневник, а потом забрасываешь его куда подальше. А еще я помню, как учебники оборачивали в бумагу – раскладываешь лист, сгибаешь, разглаживаешь, переворачиваешь. И сверху, по голубому листику-трафарету пишешь, какой учебник. Давно забытый навык. Кстати, мне он очень в жизни пригодился – я, например, очень хорошо подарки упаковываю. Да, в двенадцать ночи воспоминания нахлынули – про прозрачные обложки-пленки для тетрадей, про пеналы на магнитах, про первые дипломаты вместо портфелей. Но это уже в старших классах. У нас не только мальчики, но и девочки с дипломатами форсили…
Так вот, я заодно подписала мешок для сменки и куртку. Еще я хотела подписать сменные ботинки, но впала в ступор – оба подписывать или только один?
Утром муж отвел сына в школу. Вернулся.
– Ну как? – спросила я.
– Нормально. Только я назвал учительницу Александра Светлановна.
– Как это?
– Да прицепилось. От Васи. Так и сказал: «Здравствуйте, Александра Светлановна». Может, она не услышала?
Я должна была забрать. Рано, в 11 утра. Начала собираться в десять. Пришла на полчаса раньше.
Во дворе по классам толпились родители.
Какой-то папа закурил.
– Что ж вы тут курите? – накинулась на него чья-то бабушка. – Здесь же школа, а не бордель!
Папа затушил сигарету и долго держал в руках бычок, не зная, куда его деть – урн не было.
Некоторые родительницы что-то живо обсуждали. Очень хотелось подойти – послушать. Но это как в школе – страшно подойти к незнакомой компании. Я все-таки вспомнила, что взрослая, и подошла. Мамаши тут же замолчали и уставились на меня. Ну точно, как в школе.
– А у вас зажигалки нет? – спросила я первое, что пришло в голову. Надо было спросить про то, когда детей будут выпускать, или сказать что-то про погоду.
– Мы не курим, – сказала за всех одна мама.
Я отошла и встала рядом с папой, который по-прежнему держал в руке бычок.
Детей наконец вывели.
– Товарищи родители, давайте отойдем в сторонку, – громко сказала учительница, легко перекрыв гул толпы.
Мы послушно засеменили за Светланой Александровной.
– Ну как они? Как мой? Нормально? – спрашивали наперебой все.
– Так, родители, успокойтесь, – опять перекричала всех Светлана Александровна, – вы слушаете, как ваши дети! Я не знаю, чем вы слушаете! У половины класса не было цветных карандашей в пенале! Почему вы не собрали пеналы? А у Васи, – Светлана Александровна посмотрела на меня и все остальные тоже посмотрели, – не было ручки!
Я подумала, что сейчас рухнет мир. Как минимум. Страшно было до жути.
– Они их едят, что ли? – продолжала тем временем Светлана Александровна. – Пять минут прошу потратить на проверку пенала. Всего пять минут. Больше ничего не прошу.
– Была ручка, даже две, – сказала я обиженно, потому что лично запихивала ему две ручки в пенал.
– Не было, – категорично заявила учительница, – я ему свою давала. И он не сидит. Надо с этим что-то делать. Не так много прошу…
– А мой как? – спросила другая мама.
– И ваш не сидит, – ответила Светлана Александровна, – и ваш тоже, – сказала она бабушке, которая успела только рот открыть. – Так, запоминайте домашнее задание. Страница шесть в прописях. Страница два – в математике.
– Ой, а повторите, пожалуйста, – попросила бабушка, – я прослушала.
– Товарищи родители, повторяю в последний раз. Больше повторять не буду. Страница шесть, страница два. – Светлана Александровна взяла на полтона выше. – Кстати, Вася сделал сразу три урока. А надо было один. Только мишку раскрасить. А он все прописи прописал. Мы с ним поговорили, но вы тоже обратите внимание, – сказала мне она.
Я кивнула, так и не поняв, почему можно было раскрасить только мишку и на что нужно обратить внимание.
– И без опозданий, – велела нам учительница, – приходить нужно к первому звонку, а не ко второму.
Потом ее отвлек папа, который уточнял, каким конкретно должно быть содержимое пенала.
– Дима, Дима! – позвала мама из нашего класса.
– Антон, Антон, – звала бабушка.
Дима, Антон и Вася нашлись на дереве.
– Кто разрешил лезть на дерево? – увидела их Светлана Александровна.
– Это Вася первый начал, – тут же сдали его друзья.
Ситуация была спорная. Вася стоял под деревом, а Дима с Антоном висели на ветках. Так что доказательств не было.
– До свидания, спасибо, – быстро сказала я Светлане Александровне, чтобы еще чего-нибудь не услышать. Дима с Антоном попадали с веток и спрятались за спинами взрослых.
– Так, родители, задержитесь еще на минутку, – сказала учительница. Все застыли. – Если у кого из детей недержание, скажите мне сейчас. Потому что сегодня один попросился, и половина класса бегала в туалет. Отпускать с урока не буду, только на переменах. Отпущу только с недержанием. Поднимите руки, у кого недержание.
Я хотела поднять руку – у меня уже точно недержание начиналось. Да и Вася начал выразительно притопывать.
– Пойдем, – сказала я Васе, и мы быстренько слиняли. – Ну как тебе? – спросила я по дороге.
– Завтрак понравился. Булочка с чаем и банан. Чай вкусный. Ты такой не умеешь делать.
Я тоже любила школьный чай – жидкий и сладкий из огромной эмалированной кастрюли, который наливали суповым половником. А на кастрюле было написано красной краской: «Чай».
– А в туалет ты ходил? – спросила я.
– Нет.
– Не хотел?
– Хотел. Но когда захотел, учительница сказала, что хватит ходить туда-сюда.
– Ладно, побежали.
– А правда, что папа мне утром сказал?
– А что папа сказал?
– Что я буду учиться одиннадцать лет и это больше тысячи дней?
– Правда.
– А папа всегда правду говорит?
– Да.
– А ты не всегда. Лучше бы ты меня утром отвела.
– Почему?
– Ну, ты бы сказала, что нужно учиться пять дней. Чтобы меня не расстраивать.
Пришли домой. Переоделись.
– Вася, сделай сейчас домашнее задание. А то тебе еще на тренировку идти.
– Не буду.
– Будешь.
– Не буду.
Полчаса мы орали эти вечные «буду – не буду». За пять минут раскрасили цыпленка-уродца и нарисовали кривые палочки.
– Все, – выдохнула я и швырнула ластик.
– Все, – швырнул тетрадь на пол Вася.
4 сентября
Пока учимся, но уже не хочется
Вставали тяжело. Я хоть и проснулась, но подняться не было сил.
– Может, перейдем на домашнее обучение? – спросила я мужа.
– Подъем! Подъем! Петушок пропел давно! Детки в школу собирайтесь! – раздавался его бодрый крик из коридора. Он держал в руках музыкальную игрушку-петушка, который истошно кукарекал… Убила бы…
Собрались, ушли. Я их проводила, не приходя в сознание.
Пошла забирать… Вася скатился с лестницы, свалил на меня портфель с курткой и умчался под дерево играть с мальчишками в «цуефа», аналог нашей «камень-ножницы-бумага».
– Первый «А», подойдите все сюда, – позвала нас, родителей, Светлана Александровна, – буду давать домашнее задание. Дашенька, дай мне свои тетрадочки, – попросила она у девочки. – Здесь нужно раскрасить, а здесь прописать, – высоко подняв тетради, говорила учительница.
Тетрадь была образцово-показательной. Рисунки аккуратно раскрашены, палочки ровненькие, кружочки один к одному. Дашина мама стояла гордая, как будто это она нарисовала и раскрасила. Васину тетрадь никогда бы не показали. Я успокаивала себя тем, что есть много достойных людей, которые не только пишут, как курица лапой, но еще и с ошибками.
– А у Тома Круза вообще дисграфия. Или дислексия, я точно не помню, – сказала мне мама Васиного друга Димы. Видимо, она подумала о том же, о чем и я.
Васю с Димой, как самых высоких, посадили на задние парты. Неудивительно, что они подрались, сломали друг другу карандаши и поменялись тетрадями. О чем нам и сообщила Светлана Александровна. Мы с Диминой мамой кивали и говорили: «Они больше не будут». Димина мама сама виновата – нечего было спрашивать, как они себя вели и что делали.
Вася с Димой тем временем отломали от дерева по ветке и дрались, как на шпагах. Вася бился так, как играет в теннис. Делал замах и лупил смэш. А Дима дрался как мушкетер. Стоял в позиции и даже вскинул левую руку. Оба – мокрые, с торчащими из штанов рубашками. У Димы еще и галстук-бабочка съехал набок и висел, как бант у пуделя.
– Что ж вы делаете? – кинулась к ним какая-то бабушка.
– Это я виновата, – сказала девочка Настя.
С Настей Вася познакомился еще первого сентября. Сегодня они с Димой решили, что Настя – самая красивая.
Светлана Александровна отвлеклась на проблемы активности и неактивности других первоклассников, мы с Диминой мамой дружно сказали: «Пасиб, дсвиданья, Сланасанна» и прытко поскакали к воротам.
Вася, Дима, Настя и примкнувший к ним Антон висели на заборе. Упитанный Антон высоко не залез. Его бабушка тянула внука вниз за штанину и обещала «надавать по жопе», как только снимет с забора. Антон, понятное дело, слезать не хотел и дрыгал ногой, которую схватила бабушка. Бабушка отцепилась от штанины и надавала ему прямо на заборе, благо попа была рядом, прямо перед глазами.
– Вася, слезай, пойдем домой! – крикнула я.
– Дима, слезай, – сказала его мама.
Няня позвала Настю. А потом был жуткий скандал. Оказалось, что Диме и Насте – в одну сторону идти, а Васе – в другую. Получалось, что Дима провожает Настю.
– Вон, видишь, Настя за угол повернула. Она одна идет, – успокаивала я сына.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги ''
1 2 3