Наталия Экономцева
Мастер иллюзий
Глава 1
Здание находилось бог знает где, но мы нашли его быстро. Водитель уверенно нырял из одного узкого переулка в другой, оставляя позади бесконечные заправки, автосервисы и заводы – на вид совершенно заброшенные. После того как я села в такси и поздоровалась, он не посмотрел на меня ни разу. Даже деньги взял, не глядя и не пересчитывая, и сразу рванул с места так, что завизжала резина. Но это ничего: я привыкла.
Я вышла из машины в половине третьего – ровно за полчаса до того времени, на которое была назначена встреча, и на пятнадцать минут раньше, чем сама собиралась приехать.
Грязная стеклянная дверь с трудом открылась, пропуская меня внутрь.
У старого турникета, перед лестницей, плакала девушка. Хороша она была сказочно – стройная, нежная, хрупкая. Светлые локоны спадали ей на лицо, закрывая глаза, испачканные голубой тушью.
– Откройте! Дайте мне выйти!
– У вас паспорта нет, значит, не открою, – старушка в синей форме удовлетворенно причмокнула губами и скрестила руки на груди.
– Вы же меня впустили без паспорта всего час назад! А сейчас я просто хочу выйти!
– Час назад была не моя смена. А я без паспорта не выпущу!
– Вы меня знаете, я здесь раньше работала и очень часто ходила!
– Ничего я не знаю.
Девчонка шагнула назад, вроде бы собираясь подниматься по лестнице. Но потом резко прыгнула вперед и, опершись руками о края турникета, легко перескочила через ограждение, выбежала вон, ни разу не обернувшись.
И тогда милая старушка с белыми кудряшками увидела меня. На несколько секунд она замерла с открытым ртом, а потом, словно спохватившись, взяла мой паспорт, покрутила его в руках и суетливо нажала на кнопку. На турникете зажглась зеленая стрелка, я забрала мой паспорт и прошла внутрь. Зачем рядом со скрипучими турникетами нужны такие старушки в синей форме? Явно не для того, чтобы остановить злоумышленника. Скорее, чтобы испортить настроение честным гражданам и симпатичным блондинкам.
Я же не вызываю у старушек – в синей форме или без нее – никаких чувств, кроме жалости. Эта, к примеру, даже не заглянула в мой паспорт. И будь я злоумышленницей, на моем пути не было бы даже такой, вполне символической преграды.
– Не пугайтесь, когда увидите наш офис, – говорила мне по телефону сотрудница этого удивительного здания, – мы скоро переезжаем. Новое помещение будет готово самое позднее – через полгода, и там все очень красиво! – А потом таинственно добавила: – Между прочим, в основном благодаря ему… – И под конец с нескрываемой гордостью: – Он наш самый продаваемый автор. Но вы, конечно, об этом знаете!
– Извините, не знаю.
– Неужели даже ничего о нем не слышали? Не знаете о «Теории душ»? О «Вратах мира»? О «Докторе странствий»? Этого просто не может быть… Он удивительный человек! Писатель, ученый, мистик… – голос в телефонной трубке становился все более растерянным.
– Видите ли, мне больше известно о политиках.
– Ах, вот как… – Голос уже блуждал в непроглядном дремучем лесу, не зная, как выбраться к свету. – Ну что ж… Это ничего… Он вам понравится.
Я промолчала. Для меня не имеет значения, понравится он мне или нет. Наоборот, я бы скорее согласилась работать с тем, кто мне совсем не нравится. Так проще. Я молчала достаточно долго, и моя собеседница, судя по всему, набрела на тропинку:
– Мы готовы платить, сколько скажете. В разумных пределах конечно…
Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, вздохнула. Разумные пределы. Ими ограничено все то, что могло бы закончиться великими открытиями, музыкой, разрывающей душу, или большой любовью, на худой конец. Но моя работа не имеет никакого отношения к высоким материям, а значит, разумные пределы – это как раз то, что нужно.
– Как, вы говорите, его зовут? – спросила я, доставая из сумки блокнот и ручку.
– Алексей Козаков. А меня Катя.
«Катя. Алексей Козаков». Я записала в блокнот его имя и фамилию, чтобы не забыть, пока доберусь до компьютера и Интернета. Будь я знаменитым писателем и мистиком, выбрала бы себе более звучный псевдоним. Но это мое личное мнение, не более того.
– Хорошо, Катя, я подумаю.
– Конечно, думайте, – обрадовалась моя собеседница. – Но я вам советую приехать и с ним познакомиться. С Алексеем непросто, но он – очаровательный мужчина.
Непростой и очаровательный обойдется дороже. Впрочем, сумму можно будет обсудить при встрече.
– Я, возможно, заеду на следующей неделе.
– Прекрасно! И я вас умоляю: не пугайтесь, когда увидите наш офис.
Я снова промолчала. Она меня умоляет, подумать только! Главное – вы не испугайтесь, Катя, когда увидите в вашем офисе меня. Но, принимая во внимание мою внешность, я могу вам сделать скидку.
Сказать, что я некрасива, – значит не сказать ровным счетом ничего. Не знаю, какой страшный грех совершили мои родители. Или, может быть, я сама сильно провинилась в прошлой жизни? Так или иначе, в этой жизни я родилась уродиной и уродиной умру.
Есть женщины, рожденные привлекать. Есть женщины, рожденные для иных целей. Но каким бы ни был высший замысел в отношении меня лично, он пока остается тайной. Я не привлекаю, но в общем-то и не отталкиваю. Чаще всего меня просто не замечают. Мужчины, женщины, дети, даже собаки – все они смотрят как будто сквозь меня. И это полностью опровергает тот факт, что собаки якобы ориентируются в пространстве с помощью носа, а не глаз. Впрочем, нельзя отрицать возможности того, что я и пахну настолько по-уродски, что не представляю интереса даже для собак.
Я поднялась по облезлой лестнице на третий этаж и открыла дверь с номером 312. Мне навстречу из-за компьютеров поднялись несколько голов, но глаза, как обычно, смотрели сквозь меня.
Я сделала шаг вперед и громко произнесла:
– Здравствуйте. Мне нужна Катя.
– А вы?.. – послышался голос откуда-то из глубины комнаты.
– Анжелика, – без всякого выражения ответила я.
Но глаза всех присутствующих уже смотрели на меня в упор.
Да, меня чаще всего не замечают. Но стоит мне назвать мое имя, как жизнь на несколько секунд останавливается. Все глаза обращаются ко мне, а потом стыдливо опускаются вниз. Готова поклясться: тот, кто впервые видит мое лицо и слышит мое имя, говорит про себя: «Бывает же такое!» – после чего становится со мной преувеличенно любезен. Просто из благодарности судьбе – за то, что с ним самим не случилось ничего подобного.
Помимо на редкость некрасивого лица и неловкого тела, мои родители наградили меня еще и звучным именем Анжелика. Надеюсь, в первые дни жизни мое уродство еще не было таким очевидным, иначе имя, данное мне родителями, из просто неподходящего превращается в издевательское. Согласитесь, такого не заслужил ни один новорожденный младенец, даже сильно провинившийся в прошлой жизни.
В школе меня звали Маркизой Ангелов, и самые строгие учителя тайком смеялись, услышав это прозвище. Я не виню их за это. Маркиза Ангелов? Анжелика? Неуклюжая уродина с именем рыжеволосой роскошной соблазнительницы? У того, кто все это придумал, не осталось для меня ни капли привлекательности, зато умением мыслить трезво меня оделили сполна. Анжелика… Комичность этого имени очевидна. Так что смейтесь. Я не обижусь.
– Я Анжелика, – без всякого выражения повторила я, и из глубины комнаты ко мне вышла невысокая, коротко стриженная женщина.
– Здравствуйте, – растерянно протянула она. – Алексей немного задерживается…
– Ничего подобного. Это я приехала раньше. Я предоставила ей возможность спокойно изучить мое лицо.
«Нам вас рекомендовали как одного из лучших специалистов, да что там, мне говорили, что лучше вас никого нет и быть не может», – говорила мне по телефону эта Катя. Что ж, похоже, советчик ни словом не обмолвился о том, как я выгляжу. Это сюрприз, дорогая Катя, и я прекрасно понимаю, насколько он приятный.
Она смотрела на меня очень внимательно. Конечно, ей было непросто: за какие-то пятнадцать минут, до приезда их самого популярного писателя, ей нужно решить – стоит ли ему вообще меня показывать? Что скажет автор бестселлеров, узнав, что новый персональный ассистент, которого предлагает издательство, – настоящая уродина?
Катя осмотрела меня с головы до ног. Не предложила мне ни пройти, ни выпить чаю. Я стояла спокойно и старалась не мешать. Мне известны все мои плюсы и минусы. У меня тощее угловатое тело, некрасивое лицо и жидкие волосенки. Назвать их волосами не повернется язык. Но одеваюсь я хорошо и дорого, косметика – максимально естественная, духи – самые нейтральные.
Человек тщеславный никогда не возьмет меня на работу: такую, как я, нельзя с шиком представить компаньонам или, переодев в вечернее платье, вести под руку на торжественный ужин. Меня нельзя трахать после затянувшихся переговоров где-нибудь в Новом Уренгое. Вернее, теоретически это можно сделать, но вряд ли такое придет кому-нибудь в голову.
Зато я говорю по-английски, по-немецки, по-французски и немного читаю по-итальянски. Я знаю латынь, древнегреческий и имею представление об устройстве арамейского и санскрита, хотя этими языками, как вы понимаете, приходится пользоваться довольно редко. Я умею печатать слепым методом со скоростью двести тридцать знаков в минуту, и притом без ошибок. Я могу в разгар горячего сезона найти билет на самолет, который улетает прямо завтра, и знаю, кому заплатить, чтобы ни одна газета не пронюхала о том, как вчера мой работодатель напился и бил посуду в модном баре. И еще я очень нравлюсь женам работодателей, поэтому человек, недавно и удачно женатый, вполне может взять на работу такую, как я.
– Ваш писатель женат? – спросила я Катю, которая все еще не могла определиться, и неожиданно для меня самой этот вопрос оказался решающим. Он аккуратно лег на ту чашу весов, на которой было написано: «Черт с ним, давайте попробуем и посмотрим, что он скажет». Чаша перевесила, Катя улыбнулась и дотронулась до моего рукава.
– Он не женат, – заговорщически шепнула она. – Поэтому мы и ищем для него новую секретаршу.
– Тогда вы ошиблись. Я не секретарша – я персональный помощник, и стою очень дорого.
Я взялась за ручку двери, но Катя меня остановила:
– Подождите! Вы – как раз то, что нужно! И если он согласится, тогда… В общем, я уже говорила, что мы готовы платить, сколько скажете. Нам обязательно нужен тот, кто сможет разобраться с этим бардаком…
Катя провела руками по волосам и тяжело вздохнула. Видимо, в последнее время ей действительно приходилось несладко: лицо у нее было совсем невеселое, а под красивыми глазами – синяки.
– Пойдемте в кафетерий, – предложила она. – Я расскажу вам про Козакова. У него как раз заканчивается контракт, который мы подписали на десять книг, и если его сейчас не задобрить, со следующей книгой этот гад уйдет к конкурентам!
Мы пили мутноватый чай, и я слушала про писателя – слушала то, о чем уже несколько дней назад сама прочитала в интернетовских досье. Но не в моих правилах прерывать того, кто собирается платить столько, сколько я скажу.
За последние пять лет мистик создал девять книг – три трилогии – и только что начал десятую. Он написал их сам – без рабов, плагиата и ночных бдений талантливого редактора. Что самое удивительное – писал их с удовольствием и почти без капризов. Его первая трилогия называлась «Доктор странствий», и читали ее в основном женщины. О «Теории душ» уже были высокого мнения и некоторые мужчины, а после «Врат мира» к ногам писателя, кажется, пали все без исключения. Говорил он едва ли не лучше, чем писал, и с успехом ездил по стране с выступлениями. У автора были последователи, которые носили его на руках и молниеносно скупали тираж. Но это не значит, что с ним не было проблем.
– Он мог бы стать новым Хаббардом, – Катя вздохнула и без удовольствия глотнула свой мутный чай. – Толкиеном! Кем угодно! Но с ним так сложно! Он все забывает, по рассеянности не приходит на пресс-конференции, он пьет и теряет документы… Недавно потерял ноутбук с началом нового романа, сейчас пытается восстановить по памяти и без конца причитает, что мы не можем повлиять на милицию – чтобы нашла потерянное. Лучше бы он повлиял на свою карму, о которой так складно пишет! – Катя невесело улыбнулась. – А еще… Это просто для примера, чтобы вы поняли, что происходит… Так вот, моя ассистентка купила ему билет на самолет в Екатеринбург, там была встреча с читателями, и сдуру отдала ему в руки, представляете, какой ужас? – Катины глаза широко раскрылись.
– Нет, не представляю.
– Он его потерял. Потерял за одну минуту! Прошел двадцать метров от того места, где встречался с ассистенткой, до окошка регистрации на рейс, а билета нет! И знаете, что он сделал? Сказал, что существование не готово принять его в Екатеринбурге, потому и пропал билет! Взял свой чемодан и вышел. И уговаривать его было некому, потому что я болела, а его секретарша, – тут Катя посмотрела на меня и сама себя поправила, – то есть я хотела сказать, персональный помощник… Она как раз заявила, что видеть его больше не желает.
– Почему не желает?
– Женщины…
– А что с женщинами?
– У него их слишком много… И он их слишком быстро бросает… Так всегда было.
Довольно странно для мистика, вам не кажется? Но это мое личное мнение, а потому я оставила его при себе.
– Между нами говоря, его бесконечные бабы создают массу сложностей. Я имею в виду – для нас это сложности, а ему все как с гуся вода! У него даже есть очень хитрая теория на этот счет. Но об этом он вам сам пусть расскажет. И его секретарша…
Катя закурила сигарету и нервно выпустила дым. Почему-то мне показалось, что она сама тоже не осталась равнодушной к непростому, но симпатичному автору.
– При чем здесь его секретарша? – на всякий случай спросила я, хотя вообще-то все было ясно и так. Нет ничего нового в этом мире под солнцем. Его помощница была женщиной, рожденной привлекать. Ее можно вести под руку в вечернем платье, с ней некогда скучать в Новом Уренгое, но… Как вы прекрасно понимаете, здесь есть свои «но».
– Он ее бросил. То есть перестал с ней спать и уволил, – вздохнула Катя.
Мне показалось или в ее глазах на самом деле мелькнула искра злорадного торжества?
– А она говорит, что беременна… И если вы станете работать, то с этим нужно будет разобраться в первую очередь!
– С беременностью?
– С секретаршей. Она его преследует, а ему хоть бы что. Но пока она на что-то рассчитывает, это еще полбеды. Вот когда отчается, представляете, что она может рассказать газетам? Тогда конец…
– Вряд ли стоит об этом беспокоиться, Катя. Ведь до сих пор еще ни одна его женщина ничего не рассказала?
– Ему еще никогда не попадались такие упорные, – тоскливо шепнула она, как будто сожалея о чем-то своем, и несколько капель мутного чая упали на стол.
Я молча пожала плечами. За три месяца работы хорошая секретарша может узнать о своем начальнике очень многое, и, как правило, этим сведениям – не место в газетах. Но стоит ли называть это концом? Откровенно говоря, мне не приходилось слышать о мужчинах, чья карьера была безвозвратно погублена влюбленными секретаршами.
– Его семинары… – как будто подслушав мои мысли, выдохнула Катя. – Официально мы об этом ничего не знаем и знать не хотим, но вот вам придется с этим что-то сделать, и как можно скорее. Там творится что-то невообразимое. Оргии какие-то… На него уже один раз завели дело, и нам это стоило очень дорого.
Катя закурила еще одну сигарету и снова вздохнула. На нее страшно было смотреть – бледная, замученная, нервная. Если бы у меня было такое же красивое лицо, я не стала бы убиваться на работе, можете мне поверить.
Конечно же вслух я не сказала ничего подобного. Просто отметила в блокноте «секретарша». И строчкой ниже – «семинары».
А в следующую секунду зазвенел Катин мобильный.
– Это он. Он здесь! Пойдемте! И вот еще что: имейте в виду, его новая баба – настоящая змея. И этот его… Борис – гад порядочный.
Одним глотком она допила свой мутный чай и побежала к двери. Я не спеша пошла за ней. Одно из несомненных преимуществ, которое дает женщине уродство, – это возможность не суетиться по пустякам. Когда-то, давным-давно, может быть, даже в прошлой жизни, я уже пропустила самое важное, что могло у меня быть, – свою красоту. Так стоит ли теперь торопиться только потому, что кто-то требует моего присутствия?
Был май, а он сидел на мягком диване издательства босиком, сложив ноги по-турецки, – загорелый и очень красивый. Его кожаные светло-коричневые шлепанцы были небрежно сброшены на полу. Его лицо казалось спокойным и отстраненным, но первое, что поразило меня, было совсем не лицо.
1 2 3
Мастер иллюзий
Глава 1
Здание находилось бог знает где, но мы нашли его быстро. Водитель уверенно нырял из одного узкого переулка в другой, оставляя позади бесконечные заправки, автосервисы и заводы – на вид совершенно заброшенные. После того как я села в такси и поздоровалась, он не посмотрел на меня ни разу. Даже деньги взял, не глядя и не пересчитывая, и сразу рванул с места так, что завизжала резина. Но это ничего: я привыкла.
Я вышла из машины в половине третьего – ровно за полчаса до того времени, на которое была назначена встреча, и на пятнадцать минут раньше, чем сама собиралась приехать.
Грязная стеклянная дверь с трудом открылась, пропуская меня внутрь.
У старого турникета, перед лестницей, плакала девушка. Хороша она была сказочно – стройная, нежная, хрупкая. Светлые локоны спадали ей на лицо, закрывая глаза, испачканные голубой тушью.
– Откройте! Дайте мне выйти!
– У вас паспорта нет, значит, не открою, – старушка в синей форме удовлетворенно причмокнула губами и скрестила руки на груди.
– Вы же меня впустили без паспорта всего час назад! А сейчас я просто хочу выйти!
– Час назад была не моя смена. А я без паспорта не выпущу!
– Вы меня знаете, я здесь раньше работала и очень часто ходила!
– Ничего я не знаю.
Девчонка шагнула назад, вроде бы собираясь подниматься по лестнице. Но потом резко прыгнула вперед и, опершись руками о края турникета, легко перескочила через ограждение, выбежала вон, ни разу не обернувшись.
И тогда милая старушка с белыми кудряшками увидела меня. На несколько секунд она замерла с открытым ртом, а потом, словно спохватившись, взяла мой паспорт, покрутила его в руках и суетливо нажала на кнопку. На турникете зажглась зеленая стрелка, я забрала мой паспорт и прошла внутрь. Зачем рядом со скрипучими турникетами нужны такие старушки в синей форме? Явно не для того, чтобы остановить злоумышленника. Скорее, чтобы испортить настроение честным гражданам и симпатичным блондинкам.
Я же не вызываю у старушек – в синей форме или без нее – никаких чувств, кроме жалости. Эта, к примеру, даже не заглянула в мой паспорт. И будь я злоумышленницей, на моем пути не было бы даже такой, вполне символической преграды.
– Не пугайтесь, когда увидите наш офис, – говорила мне по телефону сотрудница этого удивительного здания, – мы скоро переезжаем. Новое помещение будет готово самое позднее – через полгода, и там все очень красиво! – А потом таинственно добавила: – Между прочим, в основном благодаря ему… – И под конец с нескрываемой гордостью: – Он наш самый продаваемый автор. Но вы, конечно, об этом знаете!
– Извините, не знаю.
– Неужели даже ничего о нем не слышали? Не знаете о «Теории душ»? О «Вратах мира»? О «Докторе странствий»? Этого просто не может быть… Он удивительный человек! Писатель, ученый, мистик… – голос в телефонной трубке становился все более растерянным.
– Видите ли, мне больше известно о политиках.
– Ах, вот как… – Голос уже блуждал в непроглядном дремучем лесу, не зная, как выбраться к свету. – Ну что ж… Это ничего… Он вам понравится.
Я промолчала. Для меня не имеет значения, понравится он мне или нет. Наоборот, я бы скорее согласилась работать с тем, кто мне совсем не нравится. Так проще. Я молчала достаточно долго, и моя собеседница, судя по всему, набрела на тропинку:
– Мы готовы платить, сколько скажете. В разумных пределах конечно…
Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, вздохнула. Разумные пределы. Ими ограничено все то, что могло бы закончиться великими открытиями, музыкой, разрывающей душу, или большой любовью, на худой конец. Но моя работа не имеет никакого отношения к высоким материям, а значит, разумные пределы – это как раз то, что нужно.
– Как, вы говорите, его зовут? – спросила я, доставая из сумки блокнот и ручку.
– Алексей Козаков. А меня Катя.
«Катя. Алексей Козаков». Я записала в блокнот его имя и фамилию, чтобы не забыть, пока доберусь до компьютера и Интернета. Будь я знаменитым писателем и мистиком, выбрала бы себе более звучный псевдоним. Но это мое личное мнение, не более того.
– Хорошо, Катя, я подумаю.
– Конечно, думайте, – обрадовалась моя собеседница. – Но я вам советую приехать и с ним познакомиться. С Алексеем непросто, но он – очаровательный мужчина.
Непростой и очаровательный обойдется дороже. Впрочем, сумму можно будет обсудить при встрече.
– Я, возможно, заеду на следующей неделе.
– Прекрасно! И я вас умоляю: не пугайтесь, когда увидите наш офис.
Я снова промолчала. Она меня умоляет, подумать только! Главное – вы не испугайтесь, Катя, когда увидите в вашем офисе меня. Но, принимая во внимание мою внешность, я могу вам сделать скидку.
Сказать, что я некрасива, – значит не сказать ровным счетом ничего. Не знаю, какой страшный грех совершили мои родители. Или, может быть, я сама сильно провинилась в прошлой жизни? Так или иначе, в этой жизни я родилась уродиной и уродиной умру.
Есть женщины, рожденные привлекать. Есть женщины, рожденные для иных целей. Но каким бы ни был высший замысел в отношении меня лично, он пока остается тайной. Я не привлекаю, но в общем-то и не отталкиваю. Чаще всего меня просто не замечают. Мужчины, женщины, дети, даже собаки – все они смотрят как будто сквозь меня. И это полностью опровергает тот факт, что собаки якобы ориентируются в пространстве с помощью носа, а не глаз. Впрочем, нельзя отрицать возможности того, что я и пахну настолько по-уродски, что не представляю интереса даже для собак.
Я поднялась по облезлой лестнице на третий этаж и открыла дверь с номером 312. Мне навстречу из-за компьютеров поднялись несколько голов, но глаза, как обычно, смотрели сквозь меня.
Я сделала шаг вперед и громко произнесла:
– Здравствуйте. Мне нужна Катя.
– А вы?.. – послышался голос откуда-то из глубины комнаты.
– Анжелика, – без всякого выражения ответила я.
Но глаза всех присутствующих уже смотрели на меня в упор.
Да, меня чаще всего не замечают. Но стоит мне назвать мое имя, как жизнь на несколько секунд останавливается. Все глаза обращаются ко мне, а потом стыдливо опускаются вниз. Готова поклясться: тот, кто впервые видит мое лицо и слышит мое имя, говорит про себя: «Бывает же такое!» – после чего становится со мной преувеличенно любезен. Просто из благодарности судьбе – за то, что с ним самим не случилось ничего подобного.
Помимо на редкость некрасивого лица и неловкого тела, мои родители наградили меня еще и звучным именем Анжелика. Надеюсь, в первые дни жизни мое уродство еще не было таким очевидным, иначе имя, данное мне родителями, из просто неподходящего превращается в издевательское. Согласитесь, такого не заслужил ни один новорожденный младенец, даже сильно провинившийся в прошлой жизни.
В школе меня звали Маркизой Ангелов, и самые строгие учителя тайком смеялись, услышав это прозвище. Я не виню их за это. Маркиза Ангелов? Анжелика? Неуклюжая уродина с именем рыжеволосой роскошной соблазнительницы? У того, кто все это придумал, не осталось для меня ни капли привлекательности, зато умением мыслить трезво меня оделили сполна. Анжелика… Комичность этого имени очевидна. Так что смейтесь. Я не обижусь.
– Я Анжелика, – без всякого выражения повторила я, и из глубины комнаты ко мне вышла невысокая, коротко стриженная женщина.
– Здравствуйте, – растерянно протянула она. – Алексей немного задерживается…
– Ничего подобного. Это я приехала раньше. Я предоставила ей возможность спокойно изучить мое лицо.
«Нам вас рекомендовали как одного из лучших специалистов, да что там, мне говорили, что лучше вас никого нет и быть не может», – говорила мне по телефону эта Катя. Что ж, похоже, советчик ни словом не обмолвился о том, как я выгляжу. Это сюрприз, дорогая Катя, и я прекрасно понимаю, насколько он приятный.
Она смотрела на меня очень внимательно. Конечно, ей было непросто: за какие-то пятнадцать минут, до приезда их самого популярного писателя, ей нужно решить – стоит ли ему вообще меня показывать? Что скажет автор бестселлеров, узнав, что новый персональный ассистент, которого предлагает издательство, – настоящая уродина?
Катя осмотрела меня с головы до ног. Не предложила мне ни пройти, ни выпить чаю. Я стояла спокойно и старалась не мешать. Мне известны все мои плюсы и минусы. У меня тощее угловатое тело, некрасивое лицо и жидкие волосенки. Назвать их волосами не повернется язык. Но одеваюсь я хорошо и дорого, косметика – максимально естественная, духи – самые нейтральные.
Человек тщеславный никогда не возьмет меня на работу: такую, как я, нельзя с шиком представить компаньонам или, переодев в вечернее платье, вести под руку на торжественный ужин. Меня нельзя трахать после затянувшихся переговоров где-нибудь в Новом Уренгое. Вернее, теоретически это можно сделать, но вряд ли такое придет кому-нибудь в голову.
Зато я говорю по-английски, по-немецки, по-французски и немного читаю по-итальянски. Я знаю латынь, древнегреческий и имею представление об устройстве арамейского и санскрита, хотя этими языками, как вы понимаете, приходится пользоваться довольно редко. Я умею печатать слепым методом со скоростью двести тридцать знаков в минуту, и притом без ошибок. Я могу в разгар горячего сезона найти билет на самолет, который улетает прямо завтра, и знаю, кому заплатить, чтобы ни одна газета не пронюхала о том, как вчера мой работодатель напился и бил посуду в модном баре. И еще я очень нравлюсь женам работодателей, поэтому человек, недавно и удачно женатый, вполне может взять на работу такую, как я.
– Ваш писатель женат? – спросила я Катю, которая все еще не могла определиться, и неожиданно для меня самой этот вопрос оказался решающим. Он аккуратно лег на ту чашу весов, на которой было написано: «Черт с ним, давайте попробуем и посмотрим, что он скажет». Чаша перевесила, Катя улыбнулась и дотронулась до моего рукава.
– Он не женат, – заговорщически шепнула она. – Поэтому мы и ищем для него новую секретаршу.
– Тогда вы ошиблись. Я не секретарша – я персональный помощник, и стою очень дорого.
Я взялась за ручку двери, но Катя меня остановила:
– Подождите! Вы – как раз то, что нужно! И если он согласится, тогда… В общем, я уже говорила, что мы готовы платить, сколько скажете. Нам обязательно нужен тот, кто сможет разобраться с этим бардаком…
Катя провела руками по волосам и тяжело вздохнула. Видимо, в последнее время ей действительно приходилось несладко: лицо у нее было совсем невеселое, а под красивыми глазами – синяки.
– Пойдемте в кафетерий, – предложила она. – Я расскажу вам про Козакова. У него как раз заканчивается контракт, который мы подписали на десять книг, и если его сейчас не задобрить, со следующей книгой этот гад уйдет к конкурентам!
Мы пили мутноватый чай, и я слушала про писателя – слушала то, о чем уже несколько дней назад сама прочитала в интернетовских досье. Но не в моих правилах прерывать того, кто собирается платить столько, сколько я скажу.
За последние пять лет мистик создал девять книг – три трилогии – и только что начал десятую. Он написал их сам – без рабов, плагиата и ночных бдений талантливого редактора. Что самое удивительное – писал их с удовольствием и почти без капризов. Его первая трилогия называлась «Доктор странствий», и читали ее в основном женщины. О «Теории душ» уже были высокого мнения и некоторые мужчины, а после «Врат мира» к ногам писателя, кажется, пали все без исключения. Говорил он едва ли не лучше, чем писал, и с успехом ездил по стране с выступлениями. У автора были последователи, которые носили его на руках и молниеносно скупали тираж. Но это не значит, что с ним не было проблем.
– Он мог бы стать новым Хаббардом, – Катя вздохнула и без удовольствия глотнула свой мутный чай. – Толкиеном! Кем угодно! Но с ним так сложно! Он все забывает, по рассеянности не приходит на пресс-конференции, он пьет и теряет документы… Недавно потерял ноутбук с началом нового романа, сейчас пытается восстановить по памяти и без конца причитает, что мы не можем повлиять на милицию – чтобы нашла потерянное. Лучше бы он повлиял на свою карму, о которой так складно пишет! – Катя невесело улыбнулась. – А еще… Это просто для примера, чтобы вы поняли, что происходит… Так вот, моя ассистентка купила ему билет на самолет в Екатеринбург, там была встреча с читателями, и сдуру отдала ему в руки, представляете, какой ужас? – Катины глаза широко раскрылись.
– Нет, не представляю.
– Он его потерял. Потерял за одну минуту! Прошел двадцать метров от того места, где встречался с ассистенткой, до окошка регистрации на рейс, а билета нет! И знаете, что он сделал? Сказал, что существование не готово принять его в Екатеринбурге, потому и пропал билет! Взял свой чемодан и вышел. И уговаривать его было некому, потому что я болела, а его секретарша, – тут Катя посмотрела на меня и сама себя поправила, – то есть я хотела сказать, персональный помощник… Она как раз заявила, что видеть его больше не желает.
– Почему не желает?
– Женщины…
– А что с женщинами?
– У него их слишком много… И он их слишком быстро бросает… Так всегда было.
Довольно странно для мистика, вам не кажется? Но это мое личное мнение, а потому я оставила его при себе.
– Между нами говоря, его бесконечные бабы создают массу сложностей. Я имею в виду – для нас это сложности, а ему все как с гуся вода! У него даже есть очень хитрая теория на этот счет. Но об этом он вам сам пусть расскажет. И его секретарша…
Катя закурила сигарету и нервно выпустила дым. Почему-то мне показалось, что она сама тоже не осталась равнодушной к непростому, но симпатичному автору.
– При чем здесь его секретарша? – на всякий случай спросила я, хотя вообще-то все было ясно и так. Нет ничего нового в этом мире под солнцем. Его помощница была женщиной, рожденной привлекать. Ее можно вести под руку в вечернем платье, с ней некогда скучать в Новом Уренгое, но… Как вы прекрасно понимаете, здесь есть свои «но».
– Он ее бросил. То есть перестал с ней спать и уволил, – вздохнула Катя.
Мне показалось или в ее глазах на самом деле мелькнула искра злорадного торжества?
– А она говорит, что беременна… И если вы станете работать, то с этим нужно будет разобраться в первую очередь!
– С беременностью?
– С секретаршей. Она его преследует, а ему хоть бы что. Но пока она на что-то рассчитывает, это еще полбеды. Вот когда отчается, представляете, что она может рассказать газетам? Тогда конец…
– Вряд ли стоит об этом беспокоиться, Катя. Ведь до сих пор еще ни одна его женщина ничего не рассказала?
– Ему еще никогда не попадались такие упорные, – тоскливо шепнула она, как будто сожалея о чем-то своем, и несколько капель мутного чая упали на стол.
Я молча пожала плечами. За три месяца работы хорошая секретарша может узнать о своем начальнике очень многое, и, как правило, этим сведениям – не место в газетах. Но стоит ли называть это концом? Откровенно говоря, мне не приходилось слышать о мужчинах, чья карьера была безвозвратно погублена влюбленными секретаршами.
– Его семинары… – как будто подслушав мои мысли, выдохнула Катя. – Официально мы об этом ничего не знаем и знать не хотим, но вот вам придется с этим что-то сделать, и как можно скорее. Там творится что-то невообразимое. Оргии какие-то… На него уже один раз завели дело, и нам это стоило очень дорого.
Катя закурила еще одну сигарету и снова вздохнула. На нее страшно было смотреть – бледная, замученная, нервная. Если бы у меня было такое же красивое лицо, я не стала бы убиваться на работе, можете мне поверить.
Конечно же вслух я не сказала ничего подобного. Просто отметила в блокноте «секретарша». И строчкой ниже – «семинары».
А в следующую секунду зазвенел Катин мобильный.
– Это он. Он здесь! Пойдемте! И вот еще что: имейте в виду, его новая баба – настоящая змея. И этот его… Борис – гад порядочный.
Одним глотком она допила свой мутный чай и побежала к двери. Я не спеша пошла за ней. Одно из несомненных преимуществ, которое дает женщине уродство, – это возможность не суетиться по пустякам. Когда-то, давным-давно, может быть, даже в прошлой жизни, я уже пропустила самое важное, что могло у меня быть, – свою красоту. Так стоит ли теперь торопиться только потому, что кто-то требует моего присутствия?
Был май, а он сидел на мягком диване издательства босиком, сложив ноги по-турецки, – загорелый и очень красивый. Его кожаные светло-коричневые шлепанцы были небрежно сброшены на полу. Его лицо казалось спокойным и отстраненным, но первое, что поразило меня, было совсем не лицо.
1 2 3