- Тогда выбор оружия за мной. Предлагаю пироги - кто больше
съест! Правила: обжираться до смерти одного из дуэлянтов. А
чтобы продлить мучения, сейчас будет чай.
- И все-таки я жду хоть каких-то объяснений, - сказал я уже
за чаем.
- Еще в спортзале я почти уверился, - начал Ган, - что мы
имеем дело с двумя совершенно разными существами - больным
человеком и нежитью, объединенными, однако, в этакий, так
сказать, коллектив. А что может объединить столь разных существ?
Ответ стар, как мир. Они должны быть разных полов. И если
нападавший на пункт переливания крови был мужчина, то логично
было бы предположить, что существо, нападавшее ночью на улицах,
окажется женского пола.
- Ты хочешь сказать, что у них любовь? - я был потрясен.
- Да, все это уже не раз бывало. Мужчина страдает тяжелой
формой нарушения обмена веществ, особенно пагубно при этом
действуют прямые солнечные лучи. Зато кровь приносит облегчение.
Собственно, достаточно и бычьей крови. Дать ему работу на
скотобойне - и никаких преступлений не было бы. А вот женщина -
настоящий вампир, нежить. С набором сверхчеловеческих
возможностей. Может быть, уже не одну сотню лет живет. У таких
частенько теплые чувства возникают к похожим на себя. Кстати,
вам ее будет трудненько взять. Передвигается быстро, как молния,
живуча до невероятного, разве что серебряный меч или кинжал...
- Ну хорошо, - прервал его я, - а как сейчас быть?
- Все предельно просто, - сказал Ган, - есть отпечаток
пальца, преступник только приехал в Москву, а при его совершенно
специфическом внешнем виде, прямо скажем, устрашающем облике, он
должен был запомниться всем, кто его видел...
- А какой он, собственно, должен иметь облик?
- Да это в любом учебнике можно найти, - пожал плечами Ган,
- насколько я помню, поражение слизистых оболочек таково, что с
одной стороны из-под изуродованных губ выглядывают зубы, с
другой стороны - атрофия десен, поэтому зубы выглядят как бы
большими, далее - поражения кожи, особенно лица и рук, выглядят,
как будто кожа слезает, что в сочетании с бледностью кожи
создает вид, так сказать, ожившего мертвеца. Вот для вашей
агентуры и работа - выявить всех новеньких такого страшненького
вида, да и поснимать у всех отпечатки. И трех дней не пройдет,
как он будет у вас в руках.
Я долго не думал. Дал соответствующую ориентировку. И всего
через двое суток подозреваемый был задержан. Отпечатки совпали.
Он и не отпирался, сразу признался в ограблении. Очная ставка со
стариком-сторожем ничего нового не прибавила. А вот о наличии
сообщницы он молчал. Ни в какую!
Но я уже как-то начал доверять Гану в его заключениях. Если
он говорит, что была сообщница, стало быть, так оно и есть. К
тому же плохое физическое состояние пойманного преступника не
позволяло предполагать его виновность в нападениях на женщин. Он
вообще не очень-то быстро двигался. Что же до его зубов, то они
шатались. Прикус их, как я и ожидал, не соответствовал ранам на
шеях женщин.
И вот я вновь в гостях у Гана. Только уже дома. Ужинаем.
Нас трое. Третий - тренер Гана по самбо, Антон. Да, в последнее
время я совсем перестал следить за связями Гана, вот он друга
себе завел, а я и не знал. Что же, тогда на пяток минут
отвлечемся от вампиров и сделаем одно дело. Пользуюсь тем, что
Ган на кухне. Показываю Антону удостоверение. Потом говорю, что
должен провести с ним беседу по линии своего учреждения. Парень,
разумеется, удивлен. Чтобы не разводить антимоний, вынимаю
готовый бланк. Подписка о неразглашении. Заполняю его шапку
данными Антона, предлагаю ознакомиться и подписать.
- Объект "Г" - это наш общий приятель, известный тебе как
Гена, - подвожу, наконец, черту, - а подписать все равно
придется. В интересах государственной безопасности. Все это
серьезно.
- Подписывай, Антош, - говорит Ган, возвратившись с кухни, -
он этими подписками уже всех замучил, работа у него такая...
- Но что за чушь, почему мои разговоры с тобой составляют
государственную тайну? - недоумевает тренер, обращаясь к Гану.
- Могут составлять, - поправляю я, - мальчик слишком много
знает...
И Антон подписывает необходимые бумаги. Он, разумеется,
рано или поздно узнает всю правду, вернее какую-то ее часть, но
на сегодня достаточно. Потом прошу Антона дать нам пяток минут
поговорить наедине.
- Итак, один за решеткой. Что дальше? - заканчиваю краткое
сообщение о поимке преступника.
- Ничего не говорит о сообщнице, - размышляет Ган вслух, -
наверное, все-таки любовь. Кстати, куда его поместили? Этому
человеку необходимо соответствующее медицинское обслуживание.
- Пока подозреваемый жалоб на здоровье не предъявлял, -
сказал я жестко, - так что пусть посидит в камере. Мы его в
одиночную поместили, дабы больших скандалов не было. Кто же
захочет сидеть в одной камере с вампиром... И будет прав в своих
жалобах!
- Если он в камере, - говорит мой собеседник, - то жить ему
не больше месяца. Ему нужна кровь. Вот устроили бы его работать
на мясокомбинат...
- Не о том разговор, - поправляю я Гана, - ты мне лучше
скажи, как вампирицу словить!
- Разговор как раз о том, - гнет свое Ган, - надо ведь
проявить хоть чуток гуманизма...
- Гуманизм в отношении вампиров, - усмехаюсь я, - это
нонсенс.
- Да хоть драконов, - настаивает подросток, - они же не
виноваты, что такими родились.
- Я не пойму, ты что, не хочешь мне больше помогать? - вот
уж не ожидал, что задам такой вопрос.
- Знаешь, - говорит Ган как-то задумчиво, - есть старое
правило: нельзя становиться на пути между любящими существами.
Даже... Вернее - особенно таким, как я. Ни к чему хорошему это
не приведет. Что здесь настоящее чувство - у меня и сомнений
нет. Согласись, для развлечений вампирша могла найти кого-нибудь
и посимпатичнее, да и поздоровее. Раз возится с таким - одна
нога в могиле - стало быть, любит. Он ее, видно, тоже. А поймать
ее сейчас можно, только играя на ее чувствах. Мне этого делать
нельзя. Я умываю руки...
- Ты что, серьезно? - не понимаю его сразу я. - Это ведь
вампир, чудовище, нападающее по ночам на людей, сосущее их
кровь...
- Вот сами и разбирайтесь, - стоит на своем Ган, - а мне
промеж влюбленных становиться никак нельзя! Скажи спасибо, что я
им помогать не начинаю...
- Да ты что! - чуть ли не кричу я. В комнату, услышав крик,
заходит Антон. Он все-таки друг этого бессмертного придурка.
- Что случилось? - спрашивает тренер со вполне определенной
интонацией. Еще один придурок, он ведь готов броситься защищать
того, кто менее всех нуждается в защите.
- Ты, кажется, хотел знать, почему с тебя взяли подписку, -
меня понесло: как говорится, с кем поведешься, от того и
наберешься, - так вот, этот мальчик и не человек вообще, и лет
ему больше, чем нам всем, вместе взятым. Ты дружишь с
чудовищем...
И я покинул помещение. А вслед услышал ехидное:
- Нервные какие-то кагебешники пошли...
Больше никогда в жизни я не позволял себе срываться.
Особенно в общении с Ганом. Еще спускаясь по лестнице, я взял
себя в руки.
"Что ж, если вы, товарищ Ган, умываете руки, управимся и
сами", - решил я. И никаких скотобоен. Преступник должен сидеть
за решеткой. А мы пока приготовимся к встрече с настоящей
вампиршей. Вы, товарищ Ган, заметили как-то, что ее будет трудно
убить. Серебряный меч - слишком архаично. Другое дело -
серебряные пули.
И я отправил совершенно идиотский запрос. И получил
совершенно неожиданный ответ - есть такие пули, да еще и в
немалом количестве. Кто, когда и для чего заказывал -
совсекретно. А пули можно получить вполне официальным путем. На
складе лежат. Кажется, вы говорили, что злая вампириха так
быстро передвигается, что и взглядом не уследить. Ничего, на
этот случай получаем автоматы. Мало? Еще и ручной пулемет! И
готовим ко всему этому серебро. Да здравствует унификация
патрона!
Мужчина-кровосос, между тем, был переведен в больничный
изолятор, где и скончался на третий день пребывания на
больничной койке. А всего на двадцатый день после поимки. Что ж,
вот и мышеловка готова - укладываем тело на видном месте в морге
Института Судебной Медицины. И распускаем слухи - будет мол,
публичное вскрытие псевдо-вампира!
Возле тела устанавливаем бесконтактный датчик, реагирующий
на любое приблизившееся тело. И ночное дежурство в отдаленной
комнате. Втроем: я и двое оперативников, с автоматами и
пулеметом. Не могу отказать себе в удовольствии. А поспать можно
и днем, все равно визит будет, когда все спят. Все-таки вампир -
они, как говорят, боятся солнечного света.
Уже на вторую ночь вспыхивает красная лампочка. Мы бежим в
морг. На ногах - бахилы, чтобы наши шаги она, наш враг, услышала
бы как можно позднее. Предусмотрительно мы закрыли все двери в
прозекторский зал, кроме одной. Через нее и вбегаем.
Женщина - высокая, худая, красивая. Рыдает на груди у
покойника. Увидев нас, отпрыгнула в сторону. Действительно, как
метеор. Мечется по залу. Но наши пальцы делают свое дело - жмут
на курки. И руки поворачиваются автоматически в нужную сторону.
Наконец, она замерла, получив, вероятно, порцию пуль. А мы
продолжаем поливать ее... чуть не сказал - свинцом, нет -
серебром!
Неожиданно вампирша вспыхивает. Настоящий, яркий огонь. Мы
прекращаем стрельбу. Женщина молчит, на лице - страдание. Из
пулевых ран - снопы искр. Потом она загорается вся. Через пару
минут перед нами нечто, отдаленно напоминающее человеческое
тело, зато гораздо больше - огромный кусок кокса. Что ж, дело
закончено. А с телом пусть разбираются ученые.
Вот после этого дела я и стал, конечно, совершенно
незаслуженно, признанным специалистом в области преступлений со
сверхъестественным душком. Ко мне начали обращаться за
консультациями, а я любил при этом давать заключения типа:
"данных за наличие преступления по моему профилю нет!"
Что же касается Гана... Я специально зашел в секцию самбо.
Понаблюдал за тренировкой. Как я понял, дружеские отношения
между моим подопечным и тренером, несмотря ни на что,
сохранились. Конечно, дружба есть дружба, и если неожиданно
оказывается, что твой друг не человек, что ж, ничего страшного.
Ведь законам дружбы-то он не изменял. И, вообще, о таком друге
можно только мечтать - вроде умный, много знает, но при этом
прямой и простодушный, слову не изменит, всегда на выручку
придет...
А вот со мной Ган даже и не поздоровался. Попытался пройти
мимо, когда я встал на его пути. Но я поймал его за локоть.
- Конечно, вампир должен был быть убит, - сказал он
равнодушно, глядя мимо меня, и добавил столь же бесцветным
тоном: - но не во время прощания с телом любимого человека...

АБАДОН
История, которую я собираюсь рассказать, выглядит на первый
взгляд совершенно дичайшей. Смерти, смерти, и еще раз смерти. И
лишь в самом конце кто-то понял, что или, вернее, кто связывал
между собой все эти смертные случаи. Я опущу все подробности,
которыми сопровождалось расследование этой истории. Попробую
написать нечто вроде документального рассказа.
Около года назад милиция задержала в метро ребенка -
мальчика лет одиннадцати. Он пытался заночевать в метро. Для тех
(брежневских) времен это был случай небывалый.
Мальчик не смог назвать ни имен своих родителей, ни место
своего жительства. Его проверили по картотеке - в розыске
пропавших детей не числится. Обследование у детского психиатра
не дало оснований для отнесения ребенка в разряд слабоумных. Он
хорошо ориентировался, знал свое имя - Алеша, знал, что
находится в Москве, что забрали его в метро. Называл текущую
дату и год. Читал и писал, правда, не ахти как, но и не хуже
большинства своих сверстников. То есть был вполне нормально
развитым. Только не хотел назвать своих родителей. Или не мог их
назвать.
Я сопоставил время нахождения мальчика в спецприемнике и
журнал происшествий. И обнаружил первую в данном повествовании
смерть. Умер от сердечного приступа сотрудник охраны
спецприемника. В журнале было отмечено, что охранник находился в
этот момент наедине с одним из мальчиков, содержавшихся в этом
учреждении.
Далее был детский дом. Первая смерть произошла уже на
первый день жизни в нем Алеши. Умер, опять-таки от сердечного
приступа, один из воспитателей детского дома. Понятно, что эта
смерть тоже прошла как бы мимо внимания.
Следующей была молодая сотрудница, учительница русского
языка и литературы. Она выбросилась из окна четвертого этажа.
Диагноз - смерть от повреждений головного мозга, несовместимыми
с жизнью. Рассказывали, что перед самой трагедией в другой
комнате слышали громкий смех. "Сошла с ума" - вот было негласное
заключение сотрудников. У погибшей были нелады в семье, кажется,
какая-то история с изменой мужа. Мальчик Алеша в этой истории,
казалось, не был задействован вовсе. Но я обратил внимание на
смех. Этот смех отмечался и позднее. И как раз в связи с
мальчиком Алешей.
Зато следующий случай был весьма громким. Утром не
проснулись пятеро детей, жившие в одной комнате с Алешей.
Разумеется, было расследование. Патологоанатомы были в
замешательстве. В конце концов удалось придраться к супу из
консервов. Ботулизм? Даже я, проходивший медицину в университете
в весьма урезанном виде, знаю, что смерть от ботулизма наступает
через несколько дней после отравления, ей предшествуют
выраженные симптомы поражения центральной нервной системы.
Например, косоглазие и потеря речи - сразу у целой группы детей
- такое не пропустишь! А наш мальчик, якобы, не ел супа... Все
было явно натянуто, диагноз представлял собой отписку. Тем
более, что консервы были импортными, из Венгрии. Так и свалить
на кого-то вину значительно проще. Об этом случае даже писала
какая-то газета.
Все это имело неожиданные последствия. "Несчастный
ребенок", "чудом" оставшийся в живых, был усыновлен парой
бездетных супругов, потрясенных трагедией, происшедшей в детском
доме.
Здесь сначала, первый месяц, было все спокойно. Потом
смерть дворника рано утром, вроде бы совершенно не связанная с
насилием. Но одна бабка видела, что перед смертью к дворнику
подходил новый мальчик. Потом с крыши упало двое мальчишек.
Третьим, опять-таки, был на крыше Алеша, но он-то не упал.
Следующий случай - в заехавшем во двор грузовике неожиданно умер
водитель. Прямо за рулем. А грузовик продолжал двигаться и
наехал на скамейку, на которой сидели сплетницы-старушки. Но
целых две старушки, сидевшие у другого подъезда, запомнили, что
перед происшествием этот новый мальчик смотрел на грузовик.
Очень внимательно смотрел.
Потрясенные случившимся, а также припомнив смерти до этого,
обе боевые старушки пошли к участковому милиционеру. Он их
внимательно выслушал, но, естественно, никак на "старушечий
бред" не среагировал. А старушки пошли прямиком к новым
родителям Алеши. Неизвестно, что там был за разговор, только
прямо после него туда вызвали милицию. Вызвали соседи, после
того, как услышали странный шум в соседней квартире. Решили
позвонить, им не открыли, а шум продолжался, потом были даже
крики. Ни один из супругов ранее в пьянстве замечен не был. И
соседи решили на всякий случай вызвать милиционера.
Так как дверь не открывали, пришлось ее взломать. В
квартире было найдено четыре трупа - супруги и двое старушек.
Мебель была вся перевернута. А под кроватью прятался Алеша.
Старшина задумался. Приехала скорая, потом забрали трупы.
Мальчик на вопросы не отвечал. Казалось бы, история могла вновь
покатиться по накатанным путям - мальчика опять отправили бы в
детский дом, а смерти объяснили бы как-нибудь или просто замяли.
Но не тут-то было.
Первым, кто осмелился заговорить вслух о связи мальчика
Алеши и всех этих смертей, был участковый старшина Демидов. Да,
пожилой, умудренный опытом человек - и вдруг прислушался к
бабьим разговорам. Думал, думал, и решил позвонить куда надо. То
есть к нам. Все-таки человек старой закалки. Его, естественно,
всерьез особо не восприняли, но сигнал был зарегистрирован. И,
естественно, попал ко мне на проверку - я ведь стал "спецом"
после дела о вампирах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12