Потом ей надо было сходить к заутрене. Стоял прекрасный день. Из прибрежной рощи за кладбищем раздавался крик кукушки, и деревья протягивали ярко-зеленую листву к темно-синему небу, обещавшему скорый дождь.
— Оборони нас твоею мощной десницей и даруй нам день, свободный от грехов, — проповедовал викарий, звонким голосом обращаясь к прихожанам.
Джульетта ухмылялась и подталкивала локтем Имоджин, а та вся раскраснелась и упорно смотрела прямо перед собой. Она уже истово помолилась Богу, чтобы он даровал ей Ники, но только, поспешно добавила она, если Он сочтет, что это хорошо.
Отец их поднялся. Один гимн, молитва и еще гимн, с облегчением подумала Имоджин, и они снова выйдут на солнечный свет. Ей надо не забыть взять на ферме сливок для крема.
Но тут она издала вздох ужаса, увидев, как ее отец, бросив подозрительно злорадный взгляд в их сторону, направился к столу для служения литании.
— Ну уж нет, — проворчала Джульетта. — Литания была у нас на прошлой неделе. Пока мы здесь будем торчать, Бересфорд успеет прийти и уйти.
— А что будет с моим пирогом в печке? — прошептала миссис Конноли, их приходящая прислуга, сидевшая рядом. Прихожане угрюмо опустились на колени.
Никогда Имоджин не было так трудно сосредоточиться на своих несовершенствах.
— От блуда и других смертных грехов и от мирских прельщений, от плотских и дьявольских козней… — выводил викарий.
— Избави нас, Господи, — вяло пропела Имоджин вместе с хором прихожан. И почему она заранее не приняла ванну?
— От молнии и грозы, от чумы и мора и…
Снаружи светило солнце, но в церкви стоял холод. Викарий, сам никогда холода не чувствовавший, настоял на том, чтобы радиаторы были отключены в апреле. Домой Имоджин попала в двадцать минут двенадцатого, а Ники ожидали к четверти первого. Чтобы согреться, она сделала себе чересчур горячую ванну.
Перебрав в своем гардеробе все платья и все отвергнув, она остановилась на черных свитере и юбке, которые, по крайней мере, немного стройнили ее. Ноги ее в светлых чулках выглядели красными и толстыми. Не надо было так долго принимать ванну.
Выходя из своей комнаты, она едва не споткнулась о Джульетту, которая, лежа на полу на самом проходе, застегивала молнию на джинсах.
— Как я выгляжу? — спросила она, вставая.
— Как обычно, — ответила Имоджин. — Это моя рубашка.
Джульетта критически оглядела Имоджин.
— Ты выглядишь отлично, но я думаю, тебе надо немного уменьшить эти румяна.
— Это не румяна, — вздохнула Имоджин. — Это щеки.
Было пять минут первого. Может быть, он так и не придет. Может быть, после таких побед он про все забыл или познакомился с кем-нибудь на вчерашней вечеринке. Она положила журнал и стала нервно ходить по комнате, поправляя сирень в вазе, взбивая подушки, выравнивая сложенные на пианино ноты Джульетты.
Часы, бездельничавшие все утро, вдруг пустились в галоп: время уже приближалось к четверти второго. Отец устраивал шум всякий раз, когда обед задерживался. Было ясно, что Ники не придет. Я этого не перенесу, страдальчески подумала она. И вдруг она услышала шум машины на овечьей тропе и лай Гомера.
В страхе и возбуждении она поднесла руки к лицу, потом лихорадочно стала приглаживать себе волосы, подтягивать свитер и еще раз прыскать на себя духи, большая часть которых пролилась на ковер. В панике она кинулась в прихожую и заперлась в нижнем туалете. Но Джульетта уже дергала ручку двери.
— Скорей выходи. Ники прикатил на «порше», выглядит так, что нет слов. Выходи и приглашай его в дом.
— Я не могу, — пискнула Имоджин, — иди ты.
— Я торчу на кухне, и мама все еще с тортом возится. Иди, это твой любовник.
Имоджин вышла, вытирая вспотевшие руки о юбку. Через пузырчатое стекло входной двери ей была видна мужская фигура. Прозвенел звонок.
— Кто-нибудь встретит теннисистов? — прокричала Джульетта.
— Ой, заткнись, — прошептала Имоджин.
— Иди. Он подумает, что мы забыли про него, и уедет.
Дрожащей рукой Имоджин открыла дверь. Ники, наклонившись, трепал по спине Гомера, который вилял своим густым светлым хвостом и предлагал гостю палку.
— Ты не очень-то здесь сторожишь, — сказал Ники, потирая себе ухо. — Привет, ангел, — он выпрямился и улыбнулся ей. — Прошу прощения за опоздание. Я сделал не тот поворот и застрял в воскресном потоке машин.
— Не важно. Рада вас видеть, — сказала Имоджин.
Она гадала, как он будет выглядеть без своих теннисных принадлежностей — может быть, как моряк в штатском костюме, но в алой рубашке, которая шла к его загару, и джинсах, облегавших его худые мускулистые ноги даже плотнее, чем у Джульетты, он выглядел еще лучше.
— Проходите сюда, — пробормотала Имоджин, направляясь в сторону гостиной. Ники прошел вперед, чтобы открыть для нее дверь, одновременно с ней дотянулся до ручки и задержал свои пальцы на ее руке много дольше необходимого.
— Вы не против стакана черри, — спросила она, — совсем сухого?
— Я бы предпочел пива, если у вас есть. Предполагается, что я на тренировке.
— Сейчас принесу. Я мигом.
— Постарайтесь, а то я буду без вас скучать, — сказал Ники, взяв газету и открывая ее на спортивной странице.
Имоджин кинулась на кухню. К счастью, в холодильнике стояли шесть банок пива «Лонг-Лайф».
— Как дела? — спросила Джульетта, кидая спагетти в кипящую воду.
— Не знаю, — бросила Имоджин, выбегая и едва не упав на Гомера, — обещай не оставлять меня с ним одну надолго.
— Что мне нравится в этом доме, так это его непринужденная атмосфера, — сказала Джульетта.
— Нэстасе выиграл в Гамбурге, — сообщил Ники, отложив газету и принимая из рук Имоджин банку и стакан.
— Вы с ним знакомы?
— Да, это мой большой приятель.
Он подошел к французскому окну.
— Приятный дом.
— Немного неряшливый, — заметила Имоджин, остро переживая, что в доме потертые ковры, исцарапанные кошачьими когтями ручки кресел и вылинявшие красные гардины, которые от многих стирок сели и на три дюйма не доставали до подоконника.
Ники же, привыкший к безликим гостиничным номерам, заметил лишь уставленные книгами стены, добродушного пса, толстого полосатого кота, спавшего на стопке нот на верху пианино, листы «Церковного вестника», торчавшие из-под поленьев в камине и ожидавшие, когда их зажгут в холодную ночь, и как снегом покрытые цветами яблони в конце сада.
— Это семейный дом, — сказал он. — Мой отец служил в армии, и все детство я провел в переездах с места на место. Я всегда мечтал о настоящем доме.
Он взглянул на Имоджин, которая смотрела на него с невыразимым сочувствием. Он заметил, как она была тронута и рада его приезду. Это его умилило. Ему нравилась эта серьезная девушка с огромными глазами.
— От вас замечательно пахнет, — сказал он, приближаясь к ней.
— Это не от меня, а от ковра, — созналась Имоджин.
Наступило молчание. Что она могла теперь сказать? Вот если бы у нее были в запасе какие-нибудь шутки и готовые фразы, как у Джульетты и Глории.
— Обед будет скоро, — произнесла она, заикаясь, когда Ники сел на диван. — Вы не хотели бы орешков?
— Нет, спасибо, — тихо ответил Ники. — Я хотел бы побыть пять минут с вами вдвоем. Садитесь рядом. — Он похлопал по дивану.
Имоджин села. Снова молчание. Она разглядывала его руки, зная, что он смотрит на нее. Вдруг они оба подскочили, когда большой толстый кот, спрыгнув с бетховенских сонат, приземлился на дискантовый ключ пианино, откуда мерно проследовал к басовому ключу и с достоинством удалился через французское окно.
Оба расхохотались. Лед растаял.
— Хорошая была вчера вечеринка? — спросила Имоджин.
— Как она могла быть хорошей, если вас там не было? Я выпил слишком много дешевого вина и чуть было не явился на ваш благотворительный вечер.
— Вам надо было прийти, — задумчиво сказала Имоджин. — Когда вы едете в Рим?
— Сегодня вечером. Отсюда качу прямо в Хитроу. В этом году, может быть, дойду до четвертьфинала. Мне повезло на жеребьевке.
— Вас не пугают такие ранние успехи? — спросила она.
Ники рассмеялся с явным удовольствием. Она нашла верную тему для разговора.
— Меня напугать нелегко, — сказал он, взяв ее руку и положив ее себе на бедро.
Позади она услышала шаги и, испугавшись, что это отец, отвела его руку. Но то была мать в помятом платье с цветочным рисунком, пахнущем шариками от моли. Она явно только что достала его из комода. На одной стороне ее носа было слишком много пудры.
— Как я рада вас видеть у нас, мистер Бересфорд, — сказала она, неуверенно двигаясь на неудобных и непривычных высоких каблуках. — Имоджин дала вам чего-нибудь выпить? Она ужасно забывчива.
О Господи, подумала Имоджин, надеюсь, она не будет слишком навязчивой.
— Она отлично за мной ухаживает, — сказал Ники миссис Броклхерст, которая налила себе стакан шерри, — и мне нравится ваш дом.
Тут появилась Джульетта. Она села на стул рядом с пианино и, поглаживая Гомера, с улыбкой посмотрела на Ники.
— Привет, — кивнула она ему.
— Отличный пес, — сказал Ники. — Как его зовут?
— Гомер, — ответила Джульетта. — Сокращенное от Гомерсексуалист. Он постоянно вспрыгивает на кобелей.
— Но это же неправда, дорогая, — кротко возразила миссис Броклхерст.
— А кто играет на пианино? — спросил Ники.
— Я, — сказала Джульетта, — и думаю, не взять ли виолончель как второй инструмент.
После этого она засыпала Ники вопросами о теннисных звездах. Правда ли, что у Нэстасе в самом деле такой трудный характер, как все об этом говорят, что Стен Смит так невозмутим, как кажется, что у Борга много девиц?
Миссис Броклхерст, чтобы лучше разглядеть Ники, сняла очки, оставив на переносице красную полоску. Господи, подумала она, он в самом деле очень приятный с виду молодой человек и, кажется, обходительный.
— А Коннорс какой? — спросила Джульетта.
— Дорогая, — заметила ей мать, — дай бедному Ники возможность отдохнуть, пойди на кухню и займись картофелем. Папа будет через минуту. Когда вы впервые решили стать теннисистом? — спросила она у Ники.
— В детстве я ходил на корты к семи утра, толкался там, надеясь на возможность поиграть. Но каждый раз, когда мне удавалось уговорить какого-нибудь тренера, отца переводили в другое место. Я часами играл воображаемые матчи сам с собой, посылая мяч в стену гаража.
— Великолепно! Я думаю, что если кто-то очень хочет добиться чего-нибудь в жизни, ему обычно это удается.
— Полагаю, вы правы, — сказал Ники, бросив в сторону Имоджин бесстыдно-раздевающий взгляд, и дотронулся до ее ноги своей ногой под надежным прикрытием обеденного стола.
Викарий вошел, потирая руки. Он был в очках и выглядел вполне благожелательно.
— Добрый день, Никлас. Обед еще не готов? Проповедь, знаете ли, сушит горло.
— Сию минуту будет, — успокоила его жена. — Джульетта как раз занимается картофелем.
— Может быть, есть еще время взглянуть на сад? — спросил Ники.
— Конечно, — живо подхватил викарий, — выпивку захватите с собой.
— Какой приятный молодой человек, — сказала мать.
— Невероятно, — вздохнула Имоджин.
Перед обедом был один неловкий момент.
— Полагаю, вы хотели бы зайти помыть руки, — сказал викарий, указав на дверь туалета. Ему всегда нравилось направлять туда посетителей-мужчин, чтобы они могли полюбоваться на фотографии старой сборной Англии по регби и команды Арлекин, висевшие по стенам.
— Я не уверена, что там есть туалетная бумага, — сказала миссис Броклхерст.
— Там ее нет, — сообщила Джульетта, неся макароны с сыром, — я вырвала несколько страниц из приходского журнала.
Обед, однако, удался. Ники взял двойную порцию макарон, что понравилось миссис Броклхерст. Он долго говорил с викарием про «Британских Львов» и ублажал присутствующих сплетнями о теннисистах и разных знаменитостей, с которыми ему приходилось сталкиваться.
— Боюсь, я слишком много говорю, — признался он.
— Нет, что вы, — энергично возразила миссис Броклхерст. — Мы здесь в Пайкли ведем такую замкнутую жизнь. Подумать только, Вирджиния Уэйд читает Генри Джеймса между матчами!
— Вы действительно знакомы с Родом Стюартом? — вздыхала Джульетта.
Викарий к удивлению домашних открыл вторую бутылку вина.
— Жаль, что у нас не было вина на собрании союза матерей, — сказала миссис Броклхерст. — Все прошло бы гораздо лучше.
— Как насчет пирога? — спросила Джульетта, сделав глоток вина.
— Доедай, Имоджин. — подбодрил дочь викарий. Она все еще боролась с первой порцией. Казалось, она давится едой.
— Клюет как воробей, — продолжал викарий задиристым тоном, — или скорее ворона — при таких цветах. Думаю, молодым ни к чему одеваться в черное.
Имоджин закусила губу.
«Вот злодей», — подумал Ники и обратился к викарию:
— Как, по-вашему, Англия сыграет против Вест Индии? — Это должно было заставить старого регбиста пуститься на несколько минут в разглагольствования. Он краем глаза посматривал на Имоджин, мысленно ее раздевая. Позднее он уведет ее в вересковые заросли и будет с ней нежен и предупредителен. Он был уверен, что она девственница.
— Им надо вернуть Декстера, — говорил викарий.
— Не старайся доедать, Имоджин, — прошептала мать, — я бы на твоем месте убрала со стола.
Имоджин благодарно собрала тарелки. Когда она брала тарелку Ники, он хлопнул ее сзади по ноге, дальней от викария.
Она пошла на кухню и, слизав с пальцев следы макарон с сыром, опустила тарелки в мойку. Взяв полотенце, она наклонилась и открыла дверь духовки. Вынимая пирог, она услышала за спиной шаги.
— Согласись, это самый фантастический мужчина, какого ты когда-либо видела в жизни, — пробормотала она из глубины печки.
— Рад, что вы так думаете, — послышался сзади хрипловатый голос.
Пораженная, она резко обернулась. В дверях стоял Ники, держа в каждой руке по блюду для овощей. Пирог обжигал ей через полотенце руки. Она спихнула его на кухонный стол. Ники положил блюда и ласково провел пальцем по ее щеке.
— Радость моя, тебе надо отучиться краснеть. Смотрится это прелестно, да только выдает тебя твоему невозможному отцу.
Имоджин, напуганная его попыткой украдкой поцеловать ее, когда она пробовала макароны с сыром, поспешно протянула ему блюда.
— Нам надо идти.
Но Ники стоял в проходе с блюдами и продолжал улыбаться ей. Имоджин отвела взгляд на дверную петлю.
— Я простужусь, — пробормотала она.
— А я нет, — сказал Ники и провел губами по ее щеке, когда она проскочила мимо него.
— Ты забыла блюда, — выпалил отец.
— Они у меня, — сказал Ники, — должен сказать, смерть как хочется попробовать… пудинг Имоджин. — Он подмигнул улыбавшейся Джульетте.
— Вы не нервничаете перед важными матчами?
— Нет, — он бросил взгляд в сторону Имоджин, — от напряжения я завожусь.
— А Гулагонг какая? — спросила Джульетта.
— Приятная, в жизни выглядит намного симпатичнее, — Ники густо намазал кусок кремом. — Все время что-то про себя бормочет и смеется, когда сделает хороший удар. Никогда не помнит счет.
Потом он им рассказал про одного судью на линии, который заснул на крупном соревновании.
— Слишком хорошо пообедал. Публика хохотала до истерики.
Теперь его глаза — цвета анютиных глазок, подумала Имоджин, вглядывавшаяся в каждую черточку его лица. И руки у него красивые, с длинными загорелыми пальцами. Вдруг она ощутила какую-то слабость от сильного желания. А потом почувствовала какое-то легкое прикосновение к щиколотке. Должно быть, это Гомер трется, но он обычно клянчил под столом, когда подавались мясные блюда. Теперь он лежал, растянувшись на солнце, под окном и подергивая во сне пушистыми желтыми лапами.
Ники продолжал спокойно разговаривать с отцом, а давление на ее щиколотку становилось настойчивее.
— Хороший приход? — спросил он, осушая бокал с вином.
— Отличный, — заверил его викарий.
Он поразительно смотрится в этих джинсах, подумала Имоджпн. При том, что они так плотно его облегают и он сидит, над поясом ничего не нависает. Мысли ее затуманились, она даже не расслышана, как Ники спросил отца, какова была тема его проповеди, и как тот ответил:
— Спросите Имоджин, она там была.
— Так о чем была проповедь? — с нехорошей улыбкой спросил он Имоджин.
— Что, простите? — перепугалась она.
— Проснись, — сказал отец.
— Прошу прощения, я думала о другом.
— Ники хочет узнать, о чем была моя проповедь, — в голосе викария слышалось явное раздражение.
Она почувствована, что кровь прилила у нее к лицу. Все теперь смотрели на нее.
— Никодим, — шепотом подсказала Джульетта.
— А, да, — благодарно спохватилась Имоджин. — «Дует ветер там, где он слышен, а люди, верящие в Бога, имеют жизнь вечную».
Дрожащем рукой она потянулась за вином, моля Бога, чтобы гроза миновала. Ники посмотрел на часы.
— Бог ты мой, уже почти четверть третьего.
— Я пропустил час вопросов для садоводов, — сообщил викарий.
— Надеюсь, я не слишком вас утомил, — поскромничал Ники, наверняка зная, что это не так, — если у вас какие-нибудь дела, то не стесняйтесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24