Дин Кунц
Призрачные огни
Дин Кунц
Призрачные огни
Посвящается Дику и Энн Леймон, которые были милы до невозможности.
Особый привет Келли.
Часть первая
Тьма
Познать тьму – значит полюбить свет,
Приветствовать зарю и бояться приближения ночи.
Книга Печалей
Глава 1
Шок
Свет струился из воздуха, почти такой же ощутимый, как дождь. Он дрожал на стеклах окон, придавал влажный блеск листьям на деревьях и хромированным частям автомобилей, запрудивших улицу. Миниатюрные копии калифорнийского солнца сверкали в каждой полированной поверхности, и деловой квартал Санта-Аны был омыт ясным светом июньского утра.
Когда Рейчел Либен вышла из вестибюля конторы на освещенный солнцем тротуар, ей показалось, что она окунулась в теплую воду. Закрыв глаза, Рейчел на мгновение подняла лицо к небесам, испытывая блаженство от тепла и яркого света. – Стоишь тут и улыбаешься, как будто сегодня твой самый счастливый день в жизни, – с горечью промолвил вышедший следом Эрик, увидев, как она наслаждается июньской жарой.
– Пожалуйста, – попросила она, все еще подняв лицо к солнцу, – давай не будем устраивать сцен.
– Ты там из меня дурака сделала.
– Ничего подобного.
– И вообще, кому и что ты хочешь доказать? Рейчел промолчала. Решила, что не позволит ему испортить такой чудесный день. Повернулась и пошла прочь.
Эрик встал перед ней, загородив дорогу. Обычно его серо-голубые глаза были холодны как лед, но сегодня взгляд его обжигал.
– Не будь ребенком, – проговорила она.
– Тебе недостаточно просто бросить меня. Ты еще хочешь непременно сообщить всему миру, что не нуждаешься ни во мне, ни в том, что я могу дать.
– Нет, Эрик. Мне безразлично, что мир о тебе думает, хорошо это или плохо.
– Ты хочешь повозить меня физиономией по столу?
– Это неправда, Эрик.
– Еще какая правда. Ты наслаждаешься моим унижением, просто купаешься в нем.
Она увидела его таким, каким никогда не видела раньше: жалким. Прежде он всегда казался ей сильным – и не только физически. У него была сила воли и свое собственное мнение. Присущая ему некоторая отстраненность иногда граничила с холодностью. Он мог быть жестоким. И за семь лет их совместной жизни случались периоды, когда он становился далеким, как луна. Но никогда до настоящего момента он не казался ей слабым или жалким.
– Унижением? – переспросила она удивленно. – Эрик, я сделала тебе огромное одолжение. Другой бы побежал за бутылкой шампанского, чтобы отметить это событие.
Они только что покинули контору адвокатов Эрика, где пришли к соглашению по поводу условий их развода с быстротой, поразившей всех, кроме Рейчел. Она не удивлялась сама, но зато удивила остальных, приехав без адвоката и отказавшись от всех льгот, полагавшихся ей по имущественным законам штата Калифорния. Когда адвокат Эрика выступил со своим предложением, она заявила, что оно слишком щедрое, и предложила взамен другие цифры, которые считала для себя более приемлемыми.
– Шампанского, говоришь? Ты будешь всем рассказывать, что взяла на двенадцать с половиной миллионов меньше, чем тебе полагается, только чтобы поскорее развестись и избавиться от меня, а я должен тут стоять и улыбаться? Черт бы тебя побрал.
– Эрик…
– Не могла дождаться, чтобы от меня отделаться. Готова была руку себе оттяпать, только бы со мной покончить, черт возьми. А я должен праздновать свое унижение?
– Для меня это вопрос принципа – не претендовать на большее, чем…
– Принципа, как же.
– Эрик, ты же знаешь, я бы не стала…
– Все будут на меня смотреть и думать: «Господи, до чего же мерзок, наверное, этот парень, если она двенадцати с половиной миллионов не пожалела, чтобы от него избавиться!»
– Я никому не скажу, о чем мы договорились, – возразила Рейчел.
– Не вешай мне лапшу на уши.
– Неужели ты думаешь, что я хоть когда-либо жаловалась на тебя или сплетничала по твоему поводу? Значит, ты знаешь меня еще меньше, чем мне казалось.
Когда она выходила за него замуж, Эрику было тридцать пять лет, а ей двадцать три и состояние его оценивалось в четыре миллиона долларов. Теперь, в сорок два, он владел более чем тридцатью миллионами; из них по калифорнийским законам ей после развода полагалось тринадцать, то есть половина нажитого за время их супружества. А она попросила только красный спортивный «Мерседес-560», пятьсот тысяч долларов единовременно и никаких алиментов, то есть приблизительно двадцать шестую часть того, что могла бы потребовать. Она подсчитала, что этот капитал даст ей время и возможность решить, что делать с остальной своей жизнью, а также послужит финансовой основой для ее планов, если таковые появятся.
Чувствуя, что прохожие обращают внимание на их стычку, Рейчел тихо сказала:
– Я вышла за тебя замуж не из-за денег.
– Как бы не так, – заметил он ядовито. В этот момент его лицо с резкими, энергичными чертами вовсе не казалось красивым. Злоба превратила его в отвратительную грубую маску.
Рейчел говорила спокойно, без малейшей горечи, без всякого желания поставить Эрика на место или как-то обидеть. Просто все было кончено. Гнева она не ощущала. Только легкое сожаление.
– Теперь, когда все кончено, я вовсе не жду, что ты обеспечишь мне богатство и роскошь на всю оставшуюся жизнь. Я не хочу твоих миллионов. Ты их заработал, не я. Ты, с твоей гениальностью, железной волей и бесконечными часами, проведенными в офисе и лаборатории. Ты все это создал, только ты, ты один, и все принадлежит по праву только тебе. Ты человек выдающийся, возможно, даже самый значительный в своей области, Эрик, а я всего лишь Рейчел, и я не собираюсь делать вид, что причастна к твоим успехам.
Он слушал ее комплименты, и гневные складки, что пролегли на его лице, становились все глубже. Эрик привык играть главенствующую роль в любых отношениях, как в профессиональных, так и личных. С позиций такого абсолютного господства он требовал беспрекословного подчинения своим желаниям или ломал того, кто отказывался подчиняться. Друзья, служащие, коллеги-ученые всегда делали так, как требовал Эрик Либен, иначе они становились историей.
Подчиняйся, или тебя отвергнут и уничтожат – альтернативы не было. Он обожал власть, получал удовольствие от любых побед – не важно, касалось это многомиллионной сделки или домашнего спора. Рейчел выполняла его желания в течение семи лет, но продолжать дальше не захотела.
Самое смешное, что своей нетребовательностью и благоразумием она выбила у него почву из-под ног. Он предвкушал затяжные тяжбы по поводу раздела имущества, а она ушла от этого. Ожидал бешеной торговли по поводу алиментов, а она просто отказалась от его помощи. Ему же виделись сражения в суде, где он мог бы изобразить ее этакой захапистой сучкой, раздавить и унизить и превратить наконец в существо без чувства собственного достоинства, согласное получить куда меньше, чем положено. И тогда, хоть она все равно оказалась бы богатой, он почувствовал бы, что выиграл, силой заставив ее подчиниться. Но она заявила четко и ясно, что его миллионы ее не интересуют, лишив его таким образом той последней власти, которую, казалось, он еще сохранил над ней. Это был удар ниже пояса, и злился Эрик прежде всего потому, что благодаря своей уступчивости она сравнялась с ним, даже стала выше его, и так будет всегда в будущем, если им придется встречаться.
А Рейчел между тем продолжала:
– Видишь ли, с моей точки зрения, я потеряла семь лет, и все, что я хочу, это компенсацию за это время в разумных пределах. Мне двадцать девять лет, почти тридцать, и, по сути, я только начинаю жить. Начинаю куда позднее, чем остальные люди. Эти деньги позволят мне начать не с пустого места. Если я их потеряю, если когда-нибудь пожалею, что не стала бороться за все тринадцать миллионов… это будет означать, что мне не повезло, а ты тут ни при чем. Мы же все это уже проходили, Эрик. Все кончено. Она обошла его, пытаясь уйти, но он задержал ее, схватив за руку.
– Пожалуйста, отпусти меня, – попросила Рейчел ровным голосом.
Не сводя с нее разъяренного взгляда, он прошипел:
– Как я мог так ошибиться? Я-то думал, ты милая, немного застенчивая девушка не от мира сего. А ведь ты мерзкая хищница, не так ли?
– Послушай, ты совершенно сошел с ума. Такое грубое поведение недостойно тебя. А теперь отпусти меня.
Он еще крепче сжал ее руку.
– Или все это маленькие хитрости? А? А когда мы соберемся в пятницу, чтобы подписать документы, ты неожиданно передумаешь? И потребуешь больше?
– Нет. Я в такие игры не играю. Он злорадно ухмыльнулся.
– Готов поспорить, что так оно и будет. Если мы согласимся на такие смехотворные условия и составим документы, а ты откажешься их подписывать, ты сможешь использовать их в суде, чтобы доказать, что мы хотели тебя обжулить. Ты сделаешь вид, что это наше предложение и что мы заставляли тебя на него согласиться. Смешаешь меня с дерьмом. Попытаешься доказать, что я бессердечный негодяй. Да? Ты этого добиваешься? Ты такую игру ведешь?
– Я же сказала, я не веду никакой игры. Я вполне искренна.
Он впился пальцами ей в руку.
– Говори правду, Рейчел.
– Прекрати.
– Ну, признавайся, так все и задумала?
– Ты делаешь мне больно.
– И раз уж мы тут так мило беседуем, то почему бы тебе не рассказать о Бене Шэдвее?
Рейчел вздрогнула от изумления. Она и не подозревала, что Эрик знает о Бенни. Избороздившие его лицо гневные морщины стали еще глубже.
– И сколько времени ты с ним трахалась до того, как бросила меня?
– Ты омерзителен, – выпалила она, сразу же пожалев о своей резкости, потому что увидела, как он обрадовался, что ему наконец удалось пробиться сквозь ее холодность.
– Как долго? – настаивал он, все сильнее сжимая ее руку.
– Я познакомилась с Бенни через полгода после того, как мы с тобой разошлись, – ответила она, стараясь говорить без эмоций, чтобы избежать шумной ссоры, на которую он так активно нарывался.
– Как долго ты наставляла мне рога, Рейчел?
– Раз ты знаешь о Бенни, значит, установил за мной слежку, а ты не имел права это делать.
– Ну конечно, ты бы хотела, чтобы твои грязные тайны остались при тебе.
– Если ты нанял кого-то следить за мной, то должен знать, что я встречаюсь с Бенни только пять месяцев. А теперь пусти меня. Ты делаешь мне больно.
Молодой бородач, проходивший мимо, шагнул к ним и, поколебавшись, спросил:
– Помощь не требуется, леди?
Эрик повернулся к незнакомцу с такой яростью, что, казалось, выплюнул слова, а не выговорил их:
– Катись отсюда, парень. Это моя жена, так что, черт побери, не лезь не в свое дело.
Рейчел безуспешно пыталась освободиться от железной хватки Эрика.
Незнакомый бородач заметил:
– Может, она и ваша жена, но это не значит, что вы можете обижать ее.
Отпустив Рейчел, Эрик сжал кулаки и шагнул к незнакомцу.
Чтобы разрядить обстановку, Рейчел поспешно обратилась к своему потенциальному Галахаду Один из рыцарей Круглого стола, сын Ланселота, здесь – рыцарь, защитник. (Здесь и далее примечания редакции.)
:
– Спасибо, но все в порядке. Правда. Все хорошо. Просто небольшое недоразумение.
Молодой человек пожал плечами и ушел, время от времени оглядываясь.
Этот инцидент заставил наконец Эрика осознать, что он ставит себя в неловкое положение, а для человека его ранга это совершенно недопустимо. Однако он никак не мог успокоиться. Лицо у него исказилось, губы побелели. В глазах горела злоба.
– Тебе бы радоваться, Эрик, – проговорила Рейчел. – Ты сэкономил миллионы долларов и еще Бог знает сколько на гонорарах адвокатам. Ты выиграл. Тебе не удалось раздавить меня или облить грязью в суде, но все равно ты выиграл. Так что можешь быть доволен.
В его ответных словах звучала такая жгучая ненависть, что она вздрогнула:
– Ах ты глупая, мерзкая сука! В тот день, когда ты ушла от меня, я хотел измордовать тебя до неузнаваемости. Зря я этого не сделал. Надо было бы. Ногами по твоей дурацкой физиономии. – Он поднял руку, словно хотел ее ударить. Но сдержался, увидев, как она испуганно отшатнулась. В бешенстве он повернулся и поспешил прочь.
Глядя ему вслед, Рейчел неожиданно осознала, что его нездоровое желание всегда подавлять других имело куда более глубокие корни, чем ей казалось. Лишив его власти над собой, повернувшись спиной не только к нему, но и к его миллионам, она не просто сравнялась с ним, она, с его точки зрения, лишила его «мужского» достоинства. Скорее всего именно так оно и было, потому что ничем иначе нельзя объяснить его безумный гнев и тягу к насилию, с которой ему едва удалось справиться.
Она уже давно не любила его, в последнее время просто возненавидела, а боялась, если честно говорить, всегда. Но до сих пор она полностью не осознавала, какая в нем бушует ярость. Не понимала, насколько он опасен.
С неба щедро лилось яркое и горячее солнце, но Рейчел внезапно почувствовала холодную дрожь при мысли, что, оставив Эрика именно сейчас, она, во-первых, поступила очень мудро, а во-вторых, пожалуй, дешево отделалась, даже принимая во внимание синяки, которые, несомненно, оставили на ее руке его пальцы.
Радуясь его уходу, Рейчел с облегчением следила, как он сошел с тротуара на дорогу. Но еще через мгновение чувство облегчения сменил ужас.
Эрик направлялся к своему черному «Мерседесу», припаркованному на другой стороне улицы. Возможно, гнев на самом деле ослепил его. Или он плохо видел из-за бликов яркого июньского солнца на всех блестящих поверхностях. По той или иной причине он ринулся через Мейн-стрит, на которой в данный момент было мало машин, прямо под колеса грузовика для перевозки мусора, двигавшегося со скоростью сорок миль 1 миля сухопутная равна 1,609 км.
в час.
Рейчел закричала, пытаясь предупредить его об опасности, но опоздала.
Водитель вжал педаль тормоза в пол. Но визг шин грузовика практически совпал с тошнотворным звуком удара.
Эрика подбросило вверх и швырнуло на разделительную полосу с силой взрывной волны. Он упал на мостовую и прокатился, переворачиваясь, футов 1 фут (12 дюймов) равен 0,3048 м.
двадцать. Сначала тело его сохраняло жесткость, но потом стало казаться, что он состоит из веревок и тряпок. Он остался лежать неподвижно, лицом вниз.
Проезжающий по встречной полосе желтый «Сабару» завизжал тормозами и остановился в двух футах от Эрика. Слишком близко едущий следом «Шевроле» врезался в задний бампер «Сабару» и подтолкнул его почти вплотную к телу.
Первой подбежала к Эрику Рейчел. С неистово бьющимся сердцем, выкрикивая его имя, она упала на колени и машинально приложила руку к шее, ища пульс. Он был весь в крови, ее пальцы скользили по влажной коже, когда она пыталась нащупать пульсирующую артерию.
Но тут она заметила страшную ложбину, изменившую форму его черепа. Вмятина на правой стороне головы шла от разорванного уха до виска и дальше до бледного лба. Голова была повернута таким образом, что виден был один широко открытый глаз, теперь уже невидящий, но сохранивший выражение ужаса. По всей вероятности, множество мелких осколков кости впились в мозг. Смерть наступила мгновенно.
Рейчел резко встала, пошатнулась, ее затошнило. Голова закружилась, и она бы упала, если бы водитель мусоросборщика не поддержал ее и не проводил к «Сабару», чтобы она смогла облокотиться о машину.
– Я ничего не мог поделать, – огорченно заметил он.
– Я знаю.
– Ну совершенно ничего. Он прямо на меня выскочил. Не глядел. Ничего я не мог сделать.
Сначала Рейчел было трудно дышать. Потом она осознала, что машинально пытается вытереть испачканную кровью руку о свой сарафан, и вид этих ржаво-алых пятен на бледно-голубом хлопке заставил ее дышать чаще, слишком часто. Задыхаясь, она прислонилась к машине, обхватила себя руками и сжала зубы. Только ни в коем случае не упасть в обморок. Она старалась дышать поглубже, и сам процесс регулирования дыхания имел успокаивающий эффект.
Вокруг слышались голоса водителей, вынужденных остановиться из-за пробки и вылезших из своих машин. Кто-то спросил, в порядке ли она, и Рейчел кивнула утвердительно. Другой поинтересовался, не нужна ли ей медицинская помощь, и она опять покачала головой, на этот раз отрицательно.
Если она когда-то и любила Эрика, любовь эта превратилась в прах под его каблуком. Те времена, когда он ей хотя бы нравился, тоже давно миновали. За минуту до несчастного случая он проявил такую бешеную и устрашающую ненависть к ней, что по логике вещей смерть его не должна была ее особенно взволновать. И тем не менее Рейчел была потрясена. Она дрожала, обнимая себя за плечи, и ощущала холодную пустоту внутри, глубокое чувство потери, объяснить и понять которое не могла. Не горечь, нет. Просто… чувство потери.
Вдалеке послышалось завывание сирен.
Постепенно ей удалось справиться со своим дыханием.
1 2 3 4 5 6 7 8