- Эй, подождите там, - Лютер обращался как к владельцу станции, так и
к разъяренному незнакомцу.
Джек отловил Аркадяна у парадной двери, положил руку ему на плечо:
- Лучше позвольте разобраться нам.
- Чертова отрава, - огрызнулся злобно клиент и сжал кулак, как будто
намереваясь теперь сразить автомат более метким ударом.
- Этот аппарат, - сказал Аркадян Джеку и Лютеру. - Все уверяют, что
он отлажен, но он все равно продолжает давать пепси, когда вы нажимаете
кнопку "Орандж Краш".
Как бы не были плохи дела в Городе Ангелов в эти дни, Джеку было
трудно поверить, будто Аркадян уже свыкся со зрелищем людей, выходящих из
себя всякий раз, когда неугодная им банка пепси выпадает на поднос
автомата.
Покупатель отвернулся от аппарата и от них, как будто собрался уйти и
бросить "лексус". Он, казалось, трясся от ярости, но, скорее всего, это
буйный ветер колыхал его просторный костюм.
- Что здесь случилось? - спросил Лютер, направляясь к парню, и в тот
же миг гром раскатился по низкому небу и пальмы в северной кадке забились
о задник черных туч.
Джек тронулся за Лютером, когда заметил, что пиджак у блондина,
стоявшего спиной, оттопырился в стороны, трепыхаясь, как крылья летучей
мыши. Но ведь только что пиджак был застегнут. Двубортный пиджак, дважды
застегнут.
Разозленный тип все еще стоял, отвернувшись от них, ссутулившись,
наклонив голову. Из-за своего столь просторного и подрагивающего костюма
он казался не совсем человеком, а скорее горбатым троллем. Парень начал
поворачиваться, и Джек не удивился бы, если бы увидел искаженную яростью
морду зверя, но это было все то же загорелое и чисто выбритое лицо, что и
прежде.
Зачем сукин сын расстегнул пиджак, если у него под ним нет ничего
такого, что ему вдруг потребовалось? А что может требоваться безрассудному
и разозленному человеку под пиджаком, таким свободным, просторным пиджаком
костюма? Даже весьма вместительным, черт возьми?
Джек закричал, предупреждая Лютера.
Но Лютер и сам почувствовал что-то неладное. Его правая рука
потянулась к пистолету, пристегнутому ремнем к бедру.
Нарушитель имел преимущество, потому что был зачинщиком. Никто не мог
понять, что развязка уже близко. Поэтому он мерно зашагал к ним, держа
оружие обеими руками, прежде чем Лютер и Джек коснулись своих револьверов.
Автоматная очередь заколотила плотно. Пули ударили в грудь Лютер,
сшибли великана с ног, отбросили его назад. Хассам Аркадян закрутился от
одного-двух-трех страшных укусов и грузно упал, крича в агонии.
Джек рванулся к застекленной двери офиса и почти укрылся за ней,
когда его ударило по левой ноге. Он почувствовал, будто по бедру с размаху
саданули железной дубинкой, но это была пуля, а не удар.
Он упал лицом на пол конторы. Дверь, покачавшись, закрылась за ним,
автоматная очередь расщепила ее, и клейкие ломти нагретого стекла
повалились ему на спину.
Теплая боль выжала из него пот.
Играло радио. Золотое ретро. Дионна Уорвик пела о том, что миру нужна
любовь, сладкая любовь.
Снаружи все еще стонал Аркадян, но не доносилось ни звука от Лютера
Брайсона. Мертв? Не смей думать об этом. Мертв? Нельзя думать об этом.
Брызнула ешь одна очередь.
Еще кто-то закричал. Возможно, служащий у "лексуса". Это не был
продолжительный крик. Короткий, быстро оборванный.
Аркадян на улице тоже больше не кричал. Он рыдал и молился Господу.
Сильный, холодный ветер заставил зеркальное стекло дрожать и загудел
сквозь разбитую дверь.
Скоро придет человек с автоматом.

2
Джек был ошеломлен количеством собственной крови на линолеумном полу
вокруг себя. Содрогнулся от приступа тошноты, и жирный пот выступил на
лице. Он не мог оторвать взгляда от расширяющегося пятна, которое темнело
на его брюках.
Его еще никогда не подстреливали. Боль была ужасной, но не настолько,
насколько он ожидал. Хуже боли было чувство нарушения целостности и
неуязвимости, жуткое, безумное осознание истинной хрупкости человеческого
тела.
Он не сможет долго продержаться в сознании. Голодная темнота уже
съела края его поля зрения.
Он, вероятно, не сможет опираться на левую ногу, и у него нет
времени, чтобы вставать на одну правую, - тогда он будет совсем
беззащитен. Стряхивая битое стекло, как змея с блестящей чешуей сбрасывает
свою кожу, оставляя за собой кровавый хвост, он быстро пополз на животе
вдоль L-образной конторки, за которой у Аркадяна стоял кассовый аппарат.
Скоро придет человек с автоматом.
По звуку, который производило оружие, и по тому немногому, что
удалось разглядеть, Джек решил, что это был пистолет-пулемет - возможно,
"мини-узи". Он был меньше десяти дюймов в длину, со спицевым прикладом,
который складывался вперед, но гораздо тяжелее пистолета. Около двух
килограммов с одним магазином, еще тяжелее с двумя магазинами,
приделанными парно под прямым углом, с сорока патронами в общей сложности.
Это как носить обычный мешок сахара на перевязи: совершенно точно, что от
такого начинаются хронические боли в шее. Но они будут не слишком сильны,
если приспособить кобуру на плече под костюмом от Армани, а если у
человека есть коварные враги, то про такую мелочь можно вообще забыть. Так
же это мог быть FN Р-90 или, возможна, британский "бушмен-2", но не
чешский "скорпион", потому что стреляет патронами только калибра 32-АСР.
Судя по тому, как легко пули повалили Лютера, это должен быть автомат с
большей убойной силой, чем у "скорпиона", как раз такой, как у
девятимиллиметрового "узи". Сорок патронов в "узи" для разбега, а сукин
сын выстрелил раз двенадцать, максимум шестнадцать, так что по крайней
мере двадцать четыре заряда осталось, и еще в кармане может быть полно
запасных обойм.
Загремел гром, воздух отяжелел, набухая дождем, ветер визжал,
прорываясь сквозь разрушенную дверь, и оружие снова затарахтело. Снаружи
призывы Хассама Аркадяна к Господу резко замерли.
Джек отчаянно и неуклюже протиснулся за угол конторки, думая о
немыслимом. Лютер Брайсон мертв. Аркадян мертв. Служащий мертв. Похоже на
то, что и молодой азиат-механик тоже. С ними все кончено. Мир перевернулся
с ног на голову быстрее чем за минуту.
Теперь они один на один, выживет сильнейший, и Джек не боялся этой
игры. Хотя дарвиновский отбор явно благоволил к этому парню с большущей
пушкой и отличным снаряжением, хитрость и ум пересилят калибр. Джека и
раньше спасали мозги, и они должны помочь ему снова.
Выжить показалось легче, когда он уперся в стену спиной; преимущество
было на его стороне, и не надо ни о ком заботиться, кроме себя. С
одной-единственной, собственной задницей, поставленной на карту, он был
более сосредоточен, свободен для рискованной пассивности или отчаянного
безрассудства: не надо становиться трусом или дураком-камикадзе в
зависимости от вынуждающих обстоятельств.
Добравшись до укромного местечка за конторкой, он обнаружил, что ему
все же не придется наслаждаться свободой единственно выжившего. Там
съежилась женщина: маленькая, с длинными темными волосами, довольно
симпатичная. Серая рубашка, рабочие брюки, белые носки, черные туфли с
тонкой резиновой подошвой. Она была лет тридцати пяти, может быть, на пять
или шесть лет моложе Хассама Аркадяна. Вероятно, его жена. Нет, теперь уже
не жена... Вдова сидела на полу, поджав колени к груди, тесно обняв руками
ноги, пытаясь сделаться как можно меньше, сжаться до невидимости.
Ее присутствие все меняло для Джека, снова возвращало его к
профессиональным обязанностям и сокращало собственные шансы выжить. Он не
мог поменять убежище, тем более снова допустить опрометчивых поступков.
Ему надо думать упорней и яснее, определять лучший способ действия и
делать только верные ходы. Он за нее в ответе, раз клялся служить людям и
защищать их, и был достаточно старомоден, чтобы принимать эту клятву
всерьез.
Глаза женщины были расширены от ужаса и мерцали непролитыми слезами.
Даже охваченная страхом за собственную жизнь, она, казалось, поняла,
почему неожиданно умолк Аркадян.
Джек вынул свой револьвер.
Служить и защищать.
Он не смог сдержать дрожи. Его левая нога была горячей, но остальная
часть тела леденела, как будто все тепло вытянулось через рану.
Снаружи непрерывный треск автоматной очереди завершился взрывом,
который потряс всю станцию, опрокинув аппарат по продаже сладостей в офисе
и выбив оба больших окна, на которых были выписаны знаки банды.
Съежившаяся женщина закрыла лицо руками, Джек зажмурил глаза - стекло
полетело через конторку туда, где они нашли убежище.
Когда он открыл глаза, бесконечные фаланги теней и лучей света шарили
по конторе. Ветер, врывавшийся сквозь разбитую дверь, больше был не
холодным, а горячим, и призраки, роившиеся на стенах, оказались отблесками
огня. Маньяк с "узи" попал в одну из бензоколонок.
Осторожно, не опираясь на левую ногу, Джек передвинулся к конторке.
Хотя рана его не выглядела столь серьезной, он понимал, что скоро и,
вероятно, внезапно, ему станет хуже. Он не хотел приближать это мгновение
своими собственными действиями, опасаясь, что одной яростной вспышки боли
будет достаточно, чтобы отключиться.
Под большим давлением струи горящего бензина били из изрешеченной
колонки, брызгая, как расплавленная лава, на асфальт. Дорога шла под
наклоном к деловой улице, и мерцающая река уже потекла в том направлении.
От взрыва вспыхнула крыша портика над колонками. Пламя быстро
переползло на основное здание.
"Лексус" был в огне. Безумный ублюдок погубил свою собственную
машину, что, как почему-то казалось, сделало его еще более неуправляемым и
опасным, чем все другое, совершенное им раньше.
Посреди ада, который стал панорамным с того момента, когда бензин
устремился по тротуару, убийцы нигде не было видно. Может быть, в нем
возобладали по крайней мере какие-то остатки здравого смысла и он ушел
пешком?
Более вероятно, что он был в двухямном гараже, выбрав именно этот
маршрут для подхода к ним, чтобы не предпринимать дерзких попыток
проникнуть через разбитую переднюю дверь. Меньше чем в пятнадцати футах от
Джека - крашеная металлическая дверь, соединявшая гараж с конторой. Она
была закрыта.
Привалившись к конторке, он взял револьвер обеими руками и прицелился
в дверь, жестко уперев расставленные локти перед собой в стол, готовый
стрелять в мерзавца при первой возможности. Его руки дрожали. Так было
холодно. Он попытался стиснуть оружие крепче, что помогло, но все равно не
смог полностью подавить дрожь.
Темнота в углах поля зрения на какое-то время отступила. Теперь она
начала вторжение заново. Он бешено заморгал, пытаясь смыть пугающую
периферическую слепоту, как будто удаляя пылинку, но бесполезно.
Воздух пах бензином и горячей смолой. Переменчивый ветер вдул дым в
комнату - немного, но достаточно, чтобы захотелось прокашляться. Он сжал
зубы, допуская лишь тихие удушливые хрипы в горле, ведь убийца мог быть и
недалеко от двери, еще не решивший толком, что предпринять. Вдруг, услышав
его, он наконец определится.
Все еще направляя револьвер прямо на дверь, ведущую из гаража, Джек
бросил взгляд наружу, на вихри будущего пожара и пенные клубы черного
дыма, опасаясь ошибки. Автоматчик может прийти, в конце концов, и из огня,
как демон смерти.
Снова взгляд на металлическую дверь, выкрашенную в бледнейше-голубой
цвет. Как большая толща чистой воды, на которую смотришь сквозь слой
хрустального льда.
От этого цвета опять стало холодно. От всего ему становилось холодно
- от пустого металлического "тук-тук" работающего сердца, от тихого, как
шепот, рыдания женщины, съежившейся на полу позади него, от блестящих
осколков битого стекла. Даже рев и треск огня студили его.
Снаружи бурлящее пламя обошло весь портик и достигло передней части
станции. Крыша, должно быть, теперь в огне.
Бледно-голубая дверь.
Открой ее, ты, безумный сукин сын! Ну же, давай!
Другой взрыв.
Джеку пришлось отвернуться от двери гаража и посмотреть прямо на
переднюю часть станции, чтобы разглядеть, что там случилось, потому что
почти все периферическое зрение его оставило.
Бак с горючим "лексуса". Салон сократившегося до черного скелета
автомобиля поглотило пожаром, обернуло жадными языками огня, которые
содрали с него роскошную изумрудную краску, прекрасную кожаную обивку и
другие шикарные аксессуары.
Голубая дверь оставалась закрытой.
Револьвер, казалось, весил сто фунтов. Руки заныли. Джек не мог
держать оружие неподвижно. Он едва мог держать его вообще.
Захотелось лечь и закрыть глаза. Немного поспать. Увидеть недолгий
сон: зеленое пастбище, полевые цветы, голубое небо, давно забытый город.
Когда поглядел вниз на свою ногу, то обнаружил, что стоит в луже
крови. Артерия, должно быть, задета, может быть, разорвана: он сжался,
голова закружилась от одного взгляда вниз, снова подступила тошнота и
дрожь внутри.
Огонь бушевал на крыше. Он мог слышать его над своей головой, по
звуку, четко отличавшемуся от треска и рева пламени перед станцией:
хлопала кровельная дранка, балки затрещали, когда все узлы конструкции
оказались охвачены неистовым, сухим теплом. Осталось всего несколько
секунд, прежде чем потолок вспыхнет или осядет на них.
Джек не понимал, как ему может становится все холоднее, в то время
как огонь бушует вокруг. Пот, стекавший по лицу, был, как ледяная вода.
Даже если крыша и не просядет в ближайшие пару минут, он умрет или
слишком ослабнет для того, чтобы нажать спусковой крючок к тому времени,
когда, наконец, убийца ворвется к ним. Он не мог больше ждать.
Оружие осталось в правой руке. Левая нужна была для того, чтобы
упереться в пластмассовую крышку конторки, когда он обогнул ее край,
перенеся весь вес с левой ноги.
Но когда он достиг края конторки, то был слишком ошарашен усталостью,
чтобы прыгать десять или двенадцать футов до голубой двери. Пришлось
использовать пальцы левой ноги для баланса, перенося на них минимум
давления, необходимого только для того, чтобы держаться прямо, когда он
толчками двигался через помещение офиса.
К его удивлению, боль была терпимой. Затем он осознал, что сносит ее
лишь потому, что левая нога одеревенела. Холодное покалывание прошло по
конечности от бедра до щиколотки. Теперь и сама рана не была горячей, даже
не теплой.
Дверь. Его левая рука на ручке кажется так далеко, как будто он
глядит на нее через другой конец подзорной трубы.
Револьвер в правой руке. Повис вдоль тела. Как массивная гантель.
Усилия, необходимые для того, чтобы его поднять, заставили Джека
изогнуться от неожиданного спазма в животе.
Убийца, может быть, ждет с той стороны, глядит за ручкой, поэтому
Джек распахнул дверь и быстро шагнул в проем, выставив револьвер впереди
себя. Он споткнулся, почти упал, и прошел мимо двери, качая револьвером
справа-налево; сердце колотилось так яростно, что от этого тряслись
слабеющие руки, но цели не было. Он видел весь путь через гараж, так как
"БМВ" подняли на платформу. Единственным человеком в поле зрения был
механик-азиат, такой же мертвый, как и бетон, на котором он растянулся.
Джек повернулся к голубой двери. С этой стороны она была черной, что
казалось зловещим, даже матово-черной. Теперь она затворилась за ним.
Он шагнул к ней, намереваясь открыть. И вместо этого повалился на
нее.
Подгоняемая изменчивым ветром, волна горького смолянистого дыма
влилась в гараж.
Закашлявшись, Джек дернул за ручку и открыл дверь. Контора была полна
дыма - прихожая преисподней.
Он крикнул женщине, зовя ее подойти к нему, и испугался, обнаружив,
что его голос оказался не громче тонкого хрипа.
Однако она уже раньше зашевелилась и еще до того, как он отважился
крикнуть снова, появилась из мутного дыма, зажимая одной рукой и рот и
нос.
Сначала, когда она привалилась к нему, Джек решил, что та просто ищет
поддержки, силы, которой он не может ей дать, но затем осознал, что
женщина предлагает ему опереться на нее. А ведь это он давал клятву,
обещая служить и защищать.
1 2 3 4 5 6 7