Подавляя раздражение, Айрис, как всегда, терпеливо объяснила матери, что никуда не собирается ехать, так как только что вернулась из универсама. Она решила, что больному человеку нелишне напомнить о блокноте и ручке у телефона.
– Мама! Постарайся сосредоточиться! – громко произнесла дочь, глядя, как Люцилла бесцельно слоняется по холлу, проводя рукой по цветам, картинам и мебели. – У меня куча заказов на пудинги. Я закрываюсь на кухне и выйду, только когда подойдет время ехать за Эш в школу. В кухне я не услышу звонков, так что прошу тебя, следи за телефоном и принимай все заказы. Особое внимание возможным постояльцам. Главное, слушай внимательно и правильно запиши их фамилии и на какой срок они захотят у нас остановиться. Хорошо?
– Напрасно беспокоишься, милая. – Люцилла обиженно посмотрела на дочь. – Ты же знаешь, я всегда рада твоим друзьям.
Айрис закрыла глаза и мысленно сосчитала до десяти.
Она очень любила мать, но общение с ней и в самом деле требовало адского терпения. Семилетняя Эш соображала гораздо быстрее своей совсем еще не старой бабушки. Люцилла Динмор просто была не способна понять – во всяком случае, такое впечатление она производила, – что происходит в окружающем ее реальном мире. Она как будто намеренно пропускала мимо ушей слова дочери о том, что семья испытывает жестокую нужду и что именно поэтому следует аккуратно записывать имена всех потенциальных постояльцев.
Люцилла выросла в богатой семье. Затем вышла замуж за не менее обеспеченного человека, отца Айрис, который к тому же потакал всем ее капризам. Неудивительно, что она так и не смогла до конца осознать, насколько жизнь изменилась к худшему. Казалось бы, время, прошедшее после громкого скандала и газетной шумихи, сопровождавших крах мужа, должно было приучить человека к новым реалиям. Но она упорно отказывалась смотреть правде в глаза, продолжая жить в своем собственном, из прошлого сотканном мире. В ее сознании словно был воздвигнут невидимый барьер, охраняющий ее от негативной информации.
Когда стало очевидно, что денег катастрофически не хватает, Айрис впервые подумала о том, что придется брать в дом постояльцев. Мать пришла в ужас.
– Ты сошла с ума! – заявила она дочери, в изнеможении опускаясь в кресло. – Дожила! Родная дочь превращает собственный дом в пансион.
– Оставь, мама. Можно подумать, что наступает конец света, – раздраженно ответила молодая женщина.
Ей было жаль мать, но, сколько можно притворяться, что ничего не происходит и все хорошо, как прежде!
– После смерти Чарлза ничего не осталось, кроме больших долгов и этого особняка. Мы продали все, что могли. Эш быстро растет. Ей нужна одежда, игрушки и масса других вещей, которые я не в состоянии купить. Наш дом – единственная ценность, которая у нас осталась, поэтому я и решила пустить постояльцев. Если у тебя есть более подходящий вариант выхода из нашей трудной ситуации, я готова тебя выслушать, – устало закончила Айрис.
Но Люцилла, конечно, не могла предложить ничего путного. Когда при ней заходила речь о, как она выражалась, «неприличных финансовых сторонах» бизнеса дочери, мать благоразумно замолкала, прячась за высоким спасительным забором своего мирка. В то же время, когда в доме появились постояльцы, она начала вести себя как радушная хозяйка по отношению к желанным гостям и требовала от Айрис того же. Очевидно, в такие моменты Люцилла уходила в прошлое – а может, никогда его и не покидала – и начинала играть привычную для нее роль владелицы большого и богатого дома. В определенном смысле ее не наигранное умение светски общаться оказалось полезным, подумала Айрис.
Но теперь и этот нелегкий этап их жизни завершался. Дочь чувствовала себя виноватой, что до сих пор не нашла в себе силы сказать матери о предстоящей продаже Холла. Айрис корила себя за трусость, но она панически боялась истерики, которая неотвратимо последует за подобным сообщением.
А, будь что будет, – уговаривала она себя. Чем скорее скажет матери о продаже дома, тем лучше.
Отвлечься от тяжелых мыслей помогала, как всегда, работа. Руки привычно делали свое дело. Так, большой сливовый пудинг готов. Теперь надо его пропитать коньяком. И молодого Бартона следует поскорее выбросить из головы. В конце концов, никто, кроме них двоих, не знает, что произошло восемь лет назад. Этот эпизод жизни должен навеки остаться в прошлом.
Весь день и на следующее утро Айрис уговаривала себя поступить так, как она решила. Наконец к ней вернулось привычное равновесие и способность здраво мыслить. Она хлопотала на кухне, стараясь выполнить все рождественские заказы на домашние пудинги, бисквиты и пирожки. Весь стол был заставлен формами с тестом. Работа кипела. На раздумья времени не оставалось. Айрис сделала перерыв, когда наступил срок отправляться, чтобы забрать из школы Эшлинг и ее подружку Руфь, дочку Джун.
Съездила. Забрала. Вернулась. Снова за работу. Она обрадовалась, услышав, что девочки решили обосноваться в мансарде и поковыряться в старых вещах Люциллы. Эш хлебом не корми, дай только примерить старые платья бабушки. Значит, подружки на какое-то время заняты, и можно полностью сосредоточиться на работе в кухне.
Айрис была так погружена в привычные дела, что не сразу услышала перезвон старых колокольчиков, висевших на стене прямо над ее головой.
Наконец настойчивый звонок обратил на себя ее внимание. Кто-то стоит у парадной двери. Это не Джун, сразу подумала Айрис. Та уехала в соседний город за покупками и вернется не раньше чем через час. Кто же тогда? Колокольчики продолжали свой перезвон.
– Иду, иду, – прокричала на ходу Айрис, не потрудившись снять свой рабочий фартук.
Она быстро прошла по темному коридору, затем по каменному полу просторного холла и направилась к массивной дубовой двери. Кто-то, стоящий со стороны улицы, не выдержав, начал барабанить в дверь.
– Простите, что заставила вас... – проговорила молодая хозяйка, поворачивая запор, и тот час осеклась. Она почувствовала слабость в коленях и в поисках опоры судорожно схватилась за бронзовую ручку двери. Лицо покрылось мертвенной бледностью. Молодая женщина не верила собственным глазам. На пороге дома рядом с агентом по недвижимости господином Рейсом высилась крепкая фигура Филиппа Бартона.
В огороде, примыкавшем к кухне, гулял сильный, ледяной ветер. Стараясь не обращать внимания на его резкие порывы, Айрис изо всех сил пыталась воткнуть вилы в подмерзшую землю. Она выращивала фрукты и овощи в своем саду из соображений экономии. Это было, несомненно, хорошим подспорьем для тощего бюджета семьи. Хотя нельзя сказать, что ей доставляло большое удовольствие извлекать в разгар зимы из твердой как камень земли лук-порей и пастернак.
С другой стороны, Айрис по собственному опыту знала – ничто так не отвлекает от дурных мыслей, как тяжелая, напряженная работа в огороде. Сейчас, к сожалению, и это занятие не помогало избавиться от тревожных раздумий. Она разогнула усталую спину, чтобы поправить выбившийся из-под шапочки локон золотистых волос.
Что же, скажите на милость, теперь ей делать? Этот вопрос не давал покоя с того самого момента, когда на пороге дома вместе с мистером Рейсом появился Филипп. Снова и снова эта беспокойная мысль терзала возбужденный мозг Айрис, усиливая ее отчаяние. С того памятного утра минуло уже две недели, но напряжение, в котором молодая вдова жила в эти дни, не проходило. Животный страх, охвативший все ее существо, сковал природную способность к логическому мышлению. По существу, нервы Айрис находились на пределе, мозг отказывался что-либо воспринимать, кроме одного-единственного факта: в ее жизнь снова ворвался Филипп Бартон. Несчастная женщина жила с ощущением близкой катастрофы. Всечасно подстерегало ее предчувствие опасности...
... Айрис с трудом верила собственным глазам. Вид человека в дверном проеме буквально пригвоздил ее к месту. Это было как удар в солнечное сплетение – ни пошевелиться, ни вздохнуть.
– Нет никакой необходимости беспокоить миссис Динмор. Я уверен, ее дочь сама прекрасно справится с этой задачей – проведет меня по дому и покажет все необходимое.
Я не могу! – молча прокричала дочь миссис Динмор, глядя на сына преподобного Бартона.
Агент по недвижимости, недоуменно пожав плечами, спустился по ступенькам крыльца и направился к своему автомобилю. Оставшись один, Филипп широко распахнул входную дверь и, ни слова не говоря, прошел в просторный холл мимо дрожащей от волнения хозяйки.
Совершенно сбитая с толку, молодая женщина уставилась на гостя застывшими от испуга глазами. Нереальность происходящего скорее походила на жуткий ночной кошмар.
– Мне, конечно, следовало связаться с тобой заранее, – тихо проговорил Филипп. – Но я был за границей и лишь недавно узнал о случившемся.
– О случившемся? – тупо повторила Айрис.
– Я только хотел сказать, что очень сожалею о гибели Чарлза.
– А... Но это произошло давно. С тех пор много воды утекло, – еле слышно промолвила молодая вдова, беспомощно пожав плечами.
– Судя по всему, ты неплохо устроена, – сказал гость, медленно растягивая слова.
Он окинул взором старинные семейные портреты в тяжелых позолоченных рамах. Взгляд задержался на бронзовых вазах, которые выделялись на фоне хорошо отполированных старых дубовых панелей, покрывавших стены холла. Вазы с букетами зелени излучали тепло и уют. Айрис в голосе Фила послышалась циничная, злая интонация. Она почувствовала, как внутри начинает подниматься раздражение на бесцеремонное, более того – просто наглое поведение богатого, преуспевающего дельца. Айрис только было собралась спросить, зачем он здесь появился – дом-то на самом деле ему не нужен, но тут в холл вошла мать.
– Очень рада вас видеть. Издалека? – проворковала Люцилла, одаривая Филиппа обворожительной улыбкой.
Айрис чуть не застонала вслух – мать явно некстати взялась сыграть роль «любезной хозяйки» богатого дома.
Бартон же, как ни в чем не бывало, взял протянутые к нему руки немолодой дамы в свои ладони и тепло улыбнулся.
– Да, мы давно не встречались. Надеюсь, вы еще помните моего отца, преподобного Августа Бартона. Несколько лет назад он был викарием здесь, в Шилдтоне.
Люцилла лучезарно улыбнулась молодому, элегантному красавцу.
– Конечно, я не забыла его. А вы, должно быть, Фил, тот непослушный мальчишка, который вечно попадал в разные истории, – сказала она, сверкая улыбкой.
– Он самый.
– Ты сильно вырос с тех пор, как мы виделись в последний раз. Похоже, дела идут неплохо? – сказала она, одобрительно оглядывая, дорогой, явно сшитый на заказ, темно-серый костюм гостя. – Но что же это я? Ты, наверное, долго добирался до нас. Не хочешь ли чашку хорошего, горячего чая?
– Мама! Я не думаю, что...
– Пустяки, дорогая, – проговорила мать, не обращая внимания на глуховатый от напряжения голос дочери.
Люцилла взяла Фила под руку и направилась и большую гостиную.
– Бедный молодой человек проехал долгий путь. Он наверняка умирает от жажды.
– Мама! – настойчиво повторила дочь.
Но мать совершенно очевидно не собиралась откликаться на эту отчаянную мольбу. Что касается «бедного молодого человека», то, направляясь с радушной хозяйкой в гостиную, он обернулся и одарил Айрис холодной, издевательской ухмылкой.
Оставшись одна в холле, молодая женщина почувствовала, как на смену шоку и испугу быстро приходят долго подавляемые гнев и злость. Как он только посмел снова вторгаться в ее жизнь! В его поведении не было даже намека на раскаяние, не говоря уж об элементарном извинении за все причиненные им беды. С него станет додуматься до мысли, что она вышла замуж за бедного Чарлза из-за денег! Айрис горячо уговаривала себя, что не продаст Филиппу Бартону ее Олдфилд Холл ни за какие миллионы. И тут она случайно увидела свое отражение в большом зеркале, висевшем на стене. Смотревшая на нее женщина выглядела так, будто побывала в большой давке. Лицо горело от жара печи, фартук в пятнах муки и жира. В ужасе от увиденного Айрис едва не лишилась чувств. Неудивительно, что красавец Фил смотрел на нее таким злым, колючим взглядом.
Понимая, что уже слишком поздно волноваться по поводу впечатления, которое она произвела на гостя, Айрис вышла из очередного оцепенения и торопливо направилась по коридору в сторону кухни. Поставив чайник на старинную плиту, а чашки с блюдцами на поднос, она затем вернулась в холл, откуда по крутой лестнице взбежала наверх и влетела в свою комнату. Напряжение, вызванное внезапным появлением Филиппа, постепенно стало отпускать. Неожиданная мысль о новой неминуемой опасности придала ей дополнительные силы. Айрис поспешно сбросила грязный фартук, влетела в ванную комнату и стала ожесточенно тереть губкой руки и лицо. Прошлась расческой по спутавшимся волосам, ощущая частые, громкие удары сердца, будто не причесывалась, а интенсивно занималась аэробикой.
Если не удастся заставить замолчать словоохотливую мать, действительно придется пережить не самую легкую ситуацию в жизни. Единственное, что как-то успокаивало нервы, это доносившиеся сверху слабые шаги и звуки – Эшлинг и Руфь продолжали играть в мансарде.
Айрис молила Бога, чтобы девочки как можно дольше оставались наверху, подальше от посторонних глаз. Она быстро взглянула в большое, во весь рост, зеркало, проверяя свой внешний вид. Пожалуй, все не так уж и плохо. Вот только ничего нельзя было поделать со старыми джинсами и свитером. Времени переодеться во что-то более свежее уже не было, да и стоило ли показывать Филиппу, что его внезапное появление в доме имеет для нее какое бы то ни было значение.
Господи, кого ты пытаешься обмануть? – спрашивала она себя, негодуя при этом на собственную глупость. Ее выдавали лихорадочный румянец и бегающий, настороженный взгляд напряженных зеленых глаз. Ладно, будь что будет. Остается надеяться, что мать с ее гостем будут плясать под мою дудку, беспокойно подумала Айрис.
– Мы с Филом вспоминали тут о прошлом, – радостно проворковала мать, когда дочь внесла в комнату чайный поднос. – Нам действительно не хватает его дорогого родителя.
– Да... Ты права, – не очень внятно откликнулась Айрис, стараясь унять дрожь в руках, когда разливала чай по чашкам. Тщательно избегая взгляда Филиппа, она пристроилась на другом конце комнаты, как можно дальше от гостя.
Преподобный Бартон очень нравился Айрис. Строгий, ученого вида вдовец служил в годы ее юности викарием в Шилдтоне. Было очевидно, что ни он, ни домоправительницы, быстро сменявшие друг друга, не имели ни малейшего понятия о том, как следует воспитывать росшего без матери Фила. А тот уже имел устойчивую репутацию безудержного сорвиголовы.
– Сегодня ты не узнаешь свой родной город, – сказала ему Люцилла. – Старый театр эпохи королевы Виктории превратили в современную киношку. А около железнодорожного вокзала построили ужасный супермаркет, – добавила она, не желая замечать напряженного состояния дочери. – Как они называют его, дорогая?
– «Выбирай и плати», – тихо ответила дочь, уставившись в чашку, которую держала в дрожащих руках.
Это просто смешно! Что я делаю? Веду вежливую, светскую беседу, как будто вижу этого человека впервые. Еще немного, и снова неукротимо приблизится это отвратительное истеричное состояние. Казалось, что каким-то непостижимым образом она очутилась в нереальном мире. Что здесь делает этот гадкий человек? Не может быть, чтобы он серьезно думал о покупке Олдфилд Холла. Ведь Кэтрин сказала, что он обосновался в Лондоне.
Впервые с тех пор, как Филипп появился в доме, Айрис поймала себя на том, что она практически ничего о нем не знает: кем он стал? Как провел прошедшие восемь лет? Такой привлекательный, с эффектной внешностью человек уж наверняка женат, не без грусти констатировала молодая женщина.
– ... Не правда ли, дорогая?
– Что? – Внезапно прервав свои тягостные размышления, дочь в замешательстве посмотрела па мать.
– Я говорила о ваших общих друзьях, которые продолжают жить в нашем городе, – сказала Люцилла, задумчиво посмотрев на дочь, которая была необычайно бледна и нервозна. – Среди них – Джун Кемп. Ее дочка Руфь сейчас играет наверху с Эш.
– Наш гость хочет еще чаю. – Айрис быстро вклинилась в разговор матери.
– Нет, спасибо, мне вполне достаточно, – откликнулся тот, поднося чашку ко рту.
Кажется, ее поспешное вмешательство помогло направить мысли матери в ином направлении.
– Уж не собираешься ли ты вернуться и жить в Шилдтоне? – спросила она гостя.
– Ну... – начал Филипп и остановился, повернув голову и бросив взгляд на внезапно напрягшуюся фигурку Айрис. – Я и Адам Майкрофт все еще разбираем дела моей покойной бабушки, умершей более года назад. К сожалению, сильный пожар уничтожил большой дом на территории поместья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18