Что на него наехали и его же на счетчик поставили. И что тысячи баксов в деревне Простоквашино и за сто лет не собрать. Может быть, в городе Простоквашинске в Простоквашбизнесбанке такая сумма у кого-то из администрации и имеется. Но он, Матроскин, выше трех долларов капитала никогда еще не поднимался.
Милиционер Люськин спрашивает:
— Этот лоб был на сверкающей машине?
— На сверкающей.
— Антенна у него красного цвета?
— Красного.
— На капоте кружка пива нарисована?
— Нарисована.
— Значит, все в порядке. Он из простоквашинской группировки.
— Ну и что? — спрашивает Матроскин.
— А то, что у нас с ними соглашение — мы их не трогаем, а они нас.
— А мне-то что делать?
— Не знаю, — говорит Люськин. — Что хочешь, то и делай.
— Тогда я к вашему генералу жаловаться пойду. Он быстро порядок наведет. Он это давно обещал сделать. А он такой, он слов на ветер много раз бросать не будет.
— Хорошо, — говорит Люськин. — Только если ты к генералу пойдешь, мы тебя тоже на счетчик поставим.
— Это как? — спрашивает Матроскин. — По какому принципу?
— А по такому. Сегодня один доллар. Завтра два. А послезавтра… еще больше.
— Да за что? — удивляется кот.
— Мало ли за что За машину немытую. За номер нечитаемый.
— Да у вас же дороги немытые! Полметра проехал, запачкался. А номер нечитаемый вы сами же мне дали.
— Сами же и штрафовать будем. В этом наш главный руководящий принцип. Одной рукой номер даем, другой рукой штрафуем А штрафы знаешь сейчас какие?
— Какие?
— Уже не на рубли идут, а на минимальные оклады.
Матроскин понял, что дело плохо. Он к полевому командиру Шарику пошел:
— Что будем делать?
— Вооружаться, — решил Шарик. — И народ вооружать.
Они достали автоматы, которые от десантников остались. Вызвали папу и маму. И вызвали тетю Тамару военизированную, очень строгую женщину — полковника в отставке — и стали готовиться.
И вот на Простоквашино наезд начался. Приехало пять «мерседесов» серебристых с кружками на капоте. Из них вылезло несметное количество балбесов с такими же кружками, нарисованными на груди. И, гремя золотыми цепями, они стали окружать дом дяди Федора.
— А ну, гони баксы!
И тут из-под всех картофельных кустов вылезли наши, простоквашинские, с автоматами в руках.
— Руки в гору! А ну, гони минимальные оклады!
А тетя Тамара гранатомет на них наставила.
Тут приезжие поняли, что они влипли. И самый главный из них говорит:
— Видимо, мы не на тех наехали. Давайте сферы влияния делить. Вы берите себе деревню Простоквашино. Мы себе город Простоквашинск возьмем. А кто возникать будет, тех мы вместе начнем наказывать.
Но кот Матроскин отказался:
— Это вы с милицией делитесь. Мы с вами делиться не хотим. А только чтобы духу вашего здесь не было. Даем вам пять минут на исчезновение. Дошло?
До них дошло. Вся эта группировка на своих «мерседесах» через три минуты испарилась. Они ждать не могли. Они до пяти считать не умели.

В ПРОСТОКВАШИНО ОТКРЫВАЮТ
СТЕКОЛЬНЫЙ ЗАВОД
(Глава шестая. Производственно-налоговая)
Кот Матроскин в свободное от коровы Мурки время любил ходить в лес за грибами. Но странное дело, возвращался он из леса не с грибами, а с полными корзинами битых бутылок.
Пес Шарик спрашивает:
— Что тебе, кот, делать, что ли, больше нечего, только пустые бутылки собирать?
— А что я могу сделать, — отвечает Матроскин, — если у меня сердце кровью обливается. В самом глухом лесу у каждого пенька разбитая бутылка лежит. Если я ее не соберу, она там так тысячу лет и проваляется.
— Кто же это бутылки в лесу бьет? — спрашивает Шарик.
— Если бы я знал, — отвечает Матроскин. — Такое ощущение, что осколочный дождь из космоса идет по всей России.
А как-то раз Матроскин увидел: идет пьяный мужик лет сорока и бутылку досасывает. Допил он бутылку и как шваркнет ее об пень.
Матроскин к нему подошел и спрашивает:
— Господин-товарищ-дядя-гражданин из сельской местности, чем это вы так расстроены, что бутылки бьете?
— Тамбовский волк тебе гражданин-товарищ! — отвечает дядя. — А тем…
— Чем тем?
— А тем, что все не так. И вице-премьер этот, и президент, и министр финансов! Пропади они пропадом, житья не дают!
— Чем они вам житья не дают?
— Да всем не дают!
— В огороде работать дают?
— Дают.
— На рынке торговать дают?
— Дают, — говорит дядя с поллитрой. — А вот шахтеров замучили.
— А вы, дядя, работайте себе в огороде.
— Не могу. Они с НАТОм сцепились. Что им НАТО далось? Живет себе и никого не трогает. А министр финансов вообще…
— Так он уже и не работает.
— Он уже и не работает!
Сколько Матроскин с ним ни бился, не мог понять, почему дядя об пень бутылки разбивает. А оставлять битые бутылки в лесу крестьянское сердце Матроскина не позволяло. Скоро он целую бочку десятиведерную осколков натаскал.
Потом к нему Шарик присоединился. Потом дядя Федор. Потом папа с мамой. Осколков все больше становилось. И решил Матроскин стеклоплавильный завод открыть.
Дров в Простоквашино было завались. Сельские дяди лес в знак протеста давно уже не чистили. Рабочая сила была — часть десантников к ним снова вернулась.
За две поллитры Матроскину пустую цистерну на тракторе привезли с железной дороги. Печь под ней выложили, и начал Матроскин осколки плавить.
Хрусталь у него сразу не получался. Все было кривоватое и гнутое, какое-то ископаемое, доисторическое. Тогда стал Матроскин примитивную посуду выплавлять, какую на раскопках находят: миски для собак, утки.
Эта посуда хорошо пошла. И простой народ ее брал, и в музеи ее покупали, и в частные коллекции. Все прекрасно выходило.
Но тут опять наезд. Уже не мафия наехала, не бандиты, а налоговая инспекция.
Дело в том, что посуду на рынке Шарик продавал — как самый обаятельный. Так ему инспекторы говорят:
— Покупай лицензию.
— Ладно, куплю. А почем?
— Триста долларов.
— Да вы что? Да мы таких денег за сто лет не наторгуем.
Его успокаивают:
— Это еще не все. Перед этим надо ЭнДэЭс заплатить и налог с предполагаемой прибыли. Какая у Вас предполагаемая прибыль?
— Никакой.
— Значит, будете платить налог с оборота. И это еще не все. Вы что производите?
— Мы ничего не производим. Мы осколки переплавляем в бутылки.
— Значит, заплатите экологический налог, налог на дороги и про отчисления в Пенсионный фонд не забудьте. Не забудете?
— Век будем помнить, — говорит Шарик.
Дал инспектор ему какую-то ведомость на сто страниц и велел все заполнить.
Прямо тут на рынке в какой-то будочке Шарик стал все заполнять.
В графе «Предполагаемая прибыль» Шарик так и написал: «Никакой». В графе «Предполагаемые зарубежные партнеры и корпорации» написал: «Собачий питомник „Красная звезда“ из Щербинки».
Налоговый инспектор Кукушкин все это прочитал и говорит:
— Все. Я вас поздравляю. Заплатите теперь тысячу долларов и смело торгуйте до сентября.
— А потом? — спрашивает Шарик.
— А потом к нам новые указы поступят и будет общий пересчет.
Когда Матроскин про все это узнал, он Шарика чуть не поколотил подойником:
— Шарик, ты знаешь, почему тебя Шариком назвали?
— Почему?
— Потому что ты круглый!..
А сам пошел в налоговую инспекцию:
— Вот что, граждане, вы откуда такие умные?
— Мы раньше в райкоме партии работали.
— Это сразу видно, — говорит Матроскин. — Вы там, наверное, свои последние мозги и оставили, что такие налоги накручиваете. Где ж мне столько денег взять?
— Вы продайте что-нибудь ненужное.
— Это мы уже проходили, — ответил Матроскин. — Все. Закрываем осколочное производство.
Начальник инспекции товарищ Крокодилов за ним долго бежал, уговаривал:
— А мы в чем виноваты? Это нас начальство заставляет. Мы только исполнители. Но не все потеряно. Есть варианты. Мы пойдем другим путем. Хорошо?
— Хватит, — сказал Матроскин. — Находились.
И все производство прекратил. Растил только картошку безналоговую для себя и для дяди Федора с Шариком.
Налоговый инспектор Крокодилов кругами вокруг них ходил, а ничего с них получить не мог.
А Матроскин еще издевался:
— Вам ЭнДэЭс вершками платить или корешками? А налог с оборота мы чем вам будем выплачивать, навозом? А если у меня не прибыль получится, а убыль, вы тогда мне сами доплачивать будете?
Бедный Крокодилов только за сердце и хватался.
* * *
Этим летом главный налоговый сочиняльщик очень сильно ногу порезал на своем собственном загородном озере. Он думал, что у него осколков нет, и здорово ошибся. У него на ею вилле трехэтажной тоже господа-дяди-граждане-товарищи работали. И истопниками, и электриками, и огородниками. И их тоже безумная грусть охватывала от современной жизни. А в таком случае лучший способ от грустных чувств избавиться — это бутылку об пенек шваркнуть, и все!

ОХОТА НА МЕДВЕДЯ В ПРОСТОКВАШИНО
(Глава седьмая. Правительственно-охотничья)
Однажды, это уже ближе к зиме, прибегает домой Шарик весь в мыле и кричит:
— Ой, у нас аэродром строят! Интересно, зачем?
— А затем, — объясняет Матроскин, — что к нам премьер-министр на охоту прилетает. Вот зачем.
— А что же, он на поезде приехать не может или на машине? — удивляется пес.
— Конечно, не может, ему всюду шахтеры дорогу перегораживают. Он им зарплаты не платит.
— У нас в Простоквашино ни одной шахты нет.
— Так сталевары могут дорогу перекрыть.
— И сталеваров у нас нет.
— Учителя у нас есть?
— Есть, — отвечает Шарик, — один учитель.
— Так вот он тоже может дорогу перекрыть. Ему тоже давно уже денег не дают.
Тут дядя Федор вмешался:
— Послушай, Матроскин. У нас и медведей-то нет.
— А ему медведя с собой привозят. В специальной берлоге пластмассовой с люком. Медведь цирковой. Берлогу в лесу закапывают в удобном месте, потом люк веревкой открывают, премьер-министр ба-бах! И счастлив. В другое место на охоту едет.
— Хорошо, — говорит дядя Федор. — Но где же столько медведей набрать цирковых?
— У него медведь один и тот же, — объясняет всезнающий Матроскин. — Просто пули премьер-министру дают снотворные.
— А шкура? — спрашивает Шарик. — Охотнику ведь шкура нужна.
— Нет. Шкуру он не берет. Шкуру он егерям оставляет. Ему просто убивать нравится.
Наутро вся деревня Простоквашино на деревьях около берлоги висела. Всем интересно было на охоту посмотреть.
Омоновцы по лесу прошли, всех простоквашинцев с деревьев постряхивали. А тут сам премьер-министр на танке к берлоге подъезжает. Он смело так из люка высунулся, прицелился и кричит:
— Выгоняй!
Медведя выгнали. Охотник ба-бах! И мимо. Одного омоновца запоздалого спать уложил. А медведь бежать. Охрана — за ним.
— Стой! Куда?
Да куда там! Медведь на дорогу выскочил, смотрит, мотоциклы стоят для эскорта. Один даже с работающим мотором.
Медведь, не долго думая, на мотоцикл сел и поехал. Он же был цирковой, дрессированный, еще филатовский. Был когда-то такой номер укротителя Филатова — «Медведи за рулем». Им еще вся Япония была потрясена.
Охрана — за медведем! По первому снегу следы его хорошо видать. Но, видно, они не очень спешили, потому что догнать медведя просто, а вот потом что с ним делать? Он же порядков не знает и каратэ не изучал. Он как даст по башке лапой — и все!
Так и ушел медведь-то.
С тех пор по всему простоквашинскому району листовки расклеены: «Сбежал преступник. Кличка „Медведь“. Внешность такая же. Вооружен зубами и когтями. Поймавшему его — премия: пять километров газопровода Москва — Нью-Йорк».
Газета «Простоквашинские новости». Декабрь».

КАК В ПРОСТОКВАШИНО СО СРЕДСТВАМИ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ БОРОЛИСЬ
(Глава восьмая. Газетная)
Однажды зимним утром, ближе к обеду, проснулись простоквашинцы, а на заборе у дяди Федора большими буквами написано:
«ПОЧТАЛЬОН ПЕЧКИН — БОЛЬШОЙ ДУ…» Печкин прочитал это, переписал на бумажку и пошел в городской простоквашинский суд:
— Смотрите, как мою честь и достоинство порочат. Предъявите им иск на сто миллионов рублей.
Судья, еще из прежней жизни, по фамилии Молоковозов говорит:
— Подумаешь! Да про всех наших вождей по всей стране на всех заборах написано, что они большие ду…
Печкин отвечает:
— Как по всей стране, не знаю. Только у нас в Простоквашино забор — это средство массовой информации. Это как журнал «Огонек» или «Новая газета». Наш забор все люди читают.
— А может, нам опровержение написать, и все? — предлагает судья.
— А как это?
— А так. Сверху написать: «Почтальон Печкин не большой ду…» Печкин подумал и говорит:
— Нет. Так еще хуже получается. Это уже двойное оскорбление. Нет уж, назначайте слушание. Или пусть они деньги платят, или будем их забор сносить.
Судья говорит:
— Да откуда у них деньги?
— А ничего. Пусть корову продают.
Судья назначил слушание. Вызвали Шарика и кота Матроскина. Все как положено:
— Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина. Вы согласны с предъявленным обвинением?
Матроскин не согласен:
— Мало ли что на нашем заборе написано. Важно, кто писал. Пусть он и отвечает.
— А кто писал? — спрашивает судья. — Это же ваш автор.
— Давайте вместе искать, — предлагает Матроскин.
— А я его знаю, — говорит Шарик. — Это пенсионер один написал. Он на Печкина обиделся за то, что Печкин почту приватизировал и цены за доставку в пять раз повысил.
— Видите, — указывает Печкин. — Их тут целая шайка.
Судья говорит:
— Объявляется перерыв на два часа для отыскания соответчика.
Когда Шарик и Матроскин вышли на улицу, Матроскин спросил:
— Откуда ты, Шарик, этого пенсионера взял? И чего это он на нашем заборе пишет? Писал бы на своем. Кто это такой?
— Да никто, — ответил Шарик. — Я просто время выигрывал. На заборе про Печкина это я написал. Потому что я из-за него журнал про охоту получать не могу, так здорово он цены поднял.
— Вот это писатель! Вот это журналист — золотое перо! — ехидно восхищается кот. — А почему не полным текстом писал? Что это за скромность такая, что это за застенчивость повышенная?
— У меня на полный текст забора не хватило. Я до самого угла дошел.
Тут Матроскин как себя по лбу хлопнет:
— Слушай, а краска у тебя осталась?
— Есть немного.
Матроскин прямо с места домой побежал. Прибежал к забору, оторвал несколько досок и что-то на них написал. И снова в суд прибежал, к старорежимному судье Молоковозову.
И вот процесс снова начался. Все как положено:
— Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина.
Судья спрашивает:
— Ну что, нашли вы соответчика?
— А зачем? — отвечает Матроскин. — Дела то никакого нет.
— Как нет? — кричит Печкин. Человека оскорбили. Можно сказать, вывели на чистую воду, а теперь говорят «нет».
Судья Молоковозов тоже удивился:
— Почему никакого дела нет?
— А вы вторую полосу нашего забора читали?
— Нет.
— Вы тогда прочтите, что там дальше написано. Я даже эту надпись с собой принес.
И выложил Матроскин несколько досок от забора.
А там было написано: «…ШИ ЧЕЛОВЕК». И все поняли, что эта надпись не оскорбляет Печкина, а поднимает ввысь, как почтальона и человека.
Так что дело было закрыто. И все довольные (кроме кота Матроскина) разошлись по домам.
А кот Матроскин ворчал:
— Эх я, растяпа. Надо было мне с этого «БОЛЬШОЙ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА» еще деньги на судебные издержки потребовать и на ремонт забора. Учить надо их, этих монополистов!

КАК В ПРОСТОКВАШИНО
ФОРМИРОВАЛСЯ КАЗАЧИЙ ПОЛК
(Глава девятая. Ложно-патриотическая)
Однажды пес Шарик пришел к Матроскину и к дяде Федору на кухню в большом возбуждении:
— Вы знаете, кого сейчас больше всех у нас в стране уважают? Я в газете прочитал «Московский балаболец».
— Кого?
— Казаков, вот кого!
— Каких казаков? — спрашивает Матроскин.
— Таких казаков! Казачьих казаков! Которые с лампасами, — говорит Шарик.
— Почему ты так решил?
— Да потому, что в Москве скоро будет памятник поставлен казакам-освободителям. Тем, которые революционных рабочих разгоняли.
— Им будет памятник поставлен за то, что они рабочих разгоняли? — поразился Печкин.
Он тоже на кухне с Матроскиным чай пил.
— Ну да. Они же против царя бунтовали. Вот казаки и гоняли их с утра до вечера.
— Плохо они их гоняли, — ворчит Матроскин. — Гоняли бы они их хорошо, никакой бы революции не было. И советской власти тоже.
Тут Печкин взвился:
— А чем тебе советская власть помешала? Она же тебе дураку все дала. Если бы не советская власть, мы бы с тобой, Матроскин, как личности одной формации, полы бы мыли или рвы копали. Или бы свиней пасли.
— С чего это ты взял, что мы бы с тобой полы мыли, — обиделся Матроскин. — Ты бы, Печкин, может быть, и мыл полы. Только ты бы мои полы мыл. И свиней бы ты моих пас.
— Ладно, ладно, — успокоил их Шарик. — Только казаки сейчас в полном порядке, а мы время теряем.
— Что же ты предлагаешь? — спрашивает кот.
— Предлагаю полк казачий сформировать в нашей станице Простоквашинской.
1 2 3