Трошин Геннадий
У полыньи
Геннадий Трошин
У полыньи
В нем было что-то от лягушки и от змеи: широкая приплюснутая голова и суживающееся к хвосту туловище коричневой узорчатой окраски. Ближайшие родственники его - треска, навага, относящиеся к семейству бесколючих, и более дальние, как камбала, жили далеко-далеко в соленых морях и океанах, а он даже понятия не имел о них, находясь в устье быстрой речки, впадающей в большую реку. Здесь он облюбовал себе под жилье затонувшее дерево, сучья которого глубоко засосались в песок. На то были свои причины. Налим не любил солнечного света, ила, травянистых заводей и терпеть не мог стоячую теплую воду. А здесь была глубина, под деревом из песка бил холодный, бодрящий ключ.
Летом, когда ярко светило солнце и все в речке, радуясь, резвились и трапезничали, налим забирался под дерево и дремал у подводного ключа, обходясь без пищи целыми неделями. Ему в то время было не до еды. Тело становилось вялым, пропадала всякая охота двигаться, даже шевельнуть хвостом, и рыбы безбоязненно крутились под самым носом своего страшного соседа.
А он действительно был страшен - этот налим. С наступлением холодов выбирался из своего укрытия и тогда уж не давал спуску ничему живому. Покрытый густой слизью, он легко проскальзывал между коряг и бродил по дну, обшаривая камни, промоины - не стоит ли тут какая рыбешка. И если стояла, то подкрадывался к ней так незаметно, что та даже и не подозревала о грозящей опасности. Впрочем, добычу он чувствовал далеко на расстоянии. Малейшее колебание воды и запах определял мгновенно и устремлялся туда, откуда они доносились. И тогда редкая рыбешка ускользала от его мелких, как щетка, зубов. Ел он любую рыбу, не брезговал и снулой, протухшей. Но особую страсть питал к ершам, которые, как и налим, предпочитали держаться в тени и на глубине, где их легче было поймать. Если рыба не попадалась, налим не обходил стороной червей и раков. Одного только он не признавал - растительной пищи.
Лягушки тоже были ему по душе. Ради них он изменял своей привычке, выбирался с наступлением сумерек на мелководье к травам, поднимался наверх и хватал квакушек во время их концерта, когда они теряли всякую осторожность. И чужую икру очень любил. Весной так и крутился вокруг нерестующей рыбы и наедался икрой до отвала. За свою-то он не очень беспокоился: метал в январе, в лютую стужу, когда другие рыбы находились в вялом, полусонном состоянии.
Еще его привлекал металлический звон. Стоило только поблизости загреметь якорной цепи, как налим оказывался тут как тут. Подплывал, слушал и даже тыкался головой в цепь, пытаясь узнать, что это за диковинка.
Прошедшее лето выдалось особенно жарким. Вода прогрелась до большой глубины, и налим с трудом дождался холодных ненастных дней. Чем темнее становились ночи, тем сильнее разгорался у него аппетит. Он покинул убежище и направился к берегу поискать лягушек. Неподалеку от берега увидел одну. Она слабо шевелилась, а от спинки, в которой торчало острое жало крючка, тянулась кверху тонкая нить. Налим ухватил лягушку за лапку и принялся втягивать в рот. В это время на берегу зазвенел колокольчик. Налим выпустил лапку и, зачарованный, приготовился послушать всегда волнующие его звуки. Но звон тотчас прекратился, и к воде метнулась большая тень человека. Налим отплыл в сторону и наткнулся у самого берега на скопление рыбы, опутанной сеткой. Это был садок, опущенный рыболовом. Налим нацелился на крупную плотву и ухватил ее вместе с сеткой. Нитки оказались слабыми, перепревшими и лопнули. Плотва очутилась в пасти налима, а остальная рыба разбежалась прочь.
На следующий вечер он вновь выбрался из своего убежища. Однако поохотиться не пришлось. Луну, как и солнце, налим не любил. Она всегда вызывала у него беспокойство, заставляла подниматься наверх и метаться в непонятной тревоге. Так случилось и на этот раз. Луна светила несколько ночей, и он все эти ночи не находил себе покоя... А потом воду покрыл лед. И вновь налим ощутил неприятное чувство. Пришлось около недели стоять под самым льдом и ждать, пока плавательный пузырь приспособится к новым условиям. Зато уж после он постарался вознаградить себя за вынужденный пост. Ох, и нагнал же он страху на соседей...
Этой ночью налиму не повезло. Все обшарил вокруг своего жилища - ни одной рыбешки. Даже ерши и те куда-то подевались, словно зарылись в песок. И тогда, голодный и злой, он решил направиться к полынье. Там должны быть окуни и плотва. Они часто собираются на более свежую воду.
Налим прибавил ходу и вскоре заметил во льду широкую отдушину, через которую лился скупой свет. Под полыньей около коряги, слабо шевеля плавниками, стояла плотва. Налим сбавил ход и стал осторожно подкрадываться...
--------------------------------------------------------------------------
----
По берегу среди высоких зарослей камыша и осоки бежала молодая лиса. Ее подстегивал голод. Разве это еда - несколько мышат, которых она поймала еще в предрассветных сумерках у стога сена. Был бы зайчишка - другое дело. Но косой провел. Пока распутывала следы, ведущие к стогу, успел подняться с лежки и шарахнуться в луга. А там разве за ним угонишься. Пробовала как-то. Еле отдышалась.
Лиса тщательно обследовала заросли и, не найдя ничего съедобного, раздосадованная, вышла к речке. Без единого пятнышка снег, голубой и ровный, покрывал лед. Вокруг ни души, тихо и спокойно. Лишь слабое журчание воды доносилось оттуда, где чернела полынья. Над ней вился парок, пахнущий водорослями и, как показалось лисе, свежей рыбой. Лиса повела носом, ее уши насторожились, уловив едва различимый всплеск. Она притаилась в зарослях камыша и стала напряженно следить за полыньей.
Вода вспучилась, и на лед выбрался незнакомый зверь - темно-бурый, гибкий, с толстым сильным хвостом. Такого зверя молодая лиса прежде не видела. Он пошел по льду и скрылся за мысом. Лиса, обнюхивая непривычные следы, затрусила за ним...
Старая выдра появилась в этих краях недавно. Прежде она жила на болоте около другой речки, в которой было много рыбы. Потом появились люди, выловили ее вместе с семейством, привезли и выпустили сюда. Здесь рыбы водилось не меньше, и места ей понравились.
Увидев за мысом новую полынью, выдра нырнула и, быстро перебирая перепончатыми лапами и загребая могучим хвостом, устремилась вниз, где обычно держалась около куста плотва. Под водой стоял мрак, но она успела разглядеть какую-то осторожно крадущуюся к кусту темную рыбу с приплюснутой головой. Это был налим. Выдра резко перевернулась на спину, метнулась вперед и, схватив рыбу, поплыла наверх.
Налим был взбешен. Надо же! Вместо глупой плотвы сам угодил в зубы какому-то зверю. Он забил хвостом из стороны в сторону, силясь освободиться, но не тут-то было. Зверь держал его крепко.
Выдра выбралась на лед, выпустила налима и, довольная, стала кататься на снегу. Любила она поиграть, прежде чем съесть добычу.
Лиса заволновалась. Вид рыбы, лежащей на снегу, запах так раздразнили ее, что внутри все заныло, напоминая о голоде. Она подобралась и прыгнула к полынье. Выдра сначала опешила от неожиданности, но затем быстро пришла в себя и показала зубы. Своей добычи она не намерена была уступать даже этому незнакомому нахальному зверю. Бой у полыньи разгорелся яростный. Лиса была увертливее, но и выдра не давала спуску.
Лиса не ожидала столь решительного отпора. Отскочив, она припала на передние лапы и приготовилась к новому прыжку...
Налим, придя в себя, смотрел осоловевшими глазами на воду. Она плескалась совсем рядом. Там спасение. Он изогнулся, ударил хвостом и, юркнув в полынью, понесся к своему спасительному жилищу.
Услышав всплеск, лиса метнула взгляд на воду и промедлила с решительным броском. Воспользовавшись ее замешательством, выдра плюхнулась в полынью и исчезла подо льдом.
Лиса замерла от изумления. Что рыба плавает в воде, это понятно, но чтобы зверь?.. Наклонив острую мордочку, лиса обежала полынью, понюхала воду и звонко тявкнула в негодовании: так ловко ее провели! Потом глянула на поднимающееся солнце и заторопилась, подгоняемая голодом, к стогам. Может, там повезет.

1