Мишка рассчитался, и теперь ждали, когда Овечкин доест свою пятую порцию мороженого.
И вдруг Овечкин пропал...
- В чем дело, Валера? - строго спросил Крапилин. - А ну вылезай.
- Не вылезу! - ответил Овечкин из-под стола.
Оленька заглянула туда: Овечкин, съежившись, сидел в полутьме, и глаза у него были круглые.
- Там!.. - прошептал он.
- Где? - удивленно засмеялась Оленька.
- Там, там...
Оленька оглянулась и увидела сестру Аню, вошедшую в кафе, а рядом высокого смуглого парня в форме с синими курсантскими погонами... Сестра Аня улыбалась ему, Оленьку она еще не заметила...
- Мишка... - одними губами выговорила Оленька. - Пропали...
Крапилин тоже оглянулся и, чуть побледнев, прошептал:
- Спокойно, они нас не видят... Не смотри туда, сядь спиной, быстро!
Оленька послушалась и сидела, замерев. Спине было холодно, неуютно.
- Так! - пробормотал Крапилин напряженно. - Как только я скажу "пошли", встанем и пойдем к стойке, ясно?
- Так ведь...
- Молчи и делай, как я скажу, - незнакомым взрослым голосом велел Крапилин. Он опять стал вдруг чужим, непохожим на давно знакомого Мишку, и нельзя было не послушаться этого взрослого, другого Мишку... - Ты пойдешь впереди, я прикрою.
Они напряженно сидели за столиком, и Оленька с отчаянием смотрела сквозь стеклянную стену на улицу: милый майский день сиял там и шли беззаботные прохожие...
- Пошли! - отрывисто шепнул Крапилин. - Не оглядывайся!
Оленька поднялась и пошла на негнущихся ногах куда-то в глубь кафе, в полумрак...
- Хорошо, - шепнул Мишка, - стоп, они проходят к свободному столику... Так! Быстро к выходу! Быстрее!
Они развернулись, пересекли открытое пространство перед помостом для оркестрантов и почти бегом выскочили в небольшое фойе. Сердце у Оленьки колотилось и бухало.
- Ну вот и все, - выдохнул Крапилин и засмеялся. - Молодцы мы, а?
И тут они услышали:
- Товарищи, чей ребенок сидит под столом?
И только тогда вспомнили про Овечкина...
- Бежим! - крикнула Оленька, потому что испуг снова налетел горячим ветром.
Они выскочили на улицу, промчались до угла и заскочили в ближайший подъезд.
- Вот теперь уж точно влипли, - хмуро сказал Крапилин и ударил по стене кулаком.
Оленька всхлипнула. Она еще не успела представить себе всех последствий этой истории, но ясно было: случилось что-то ужасное.
- Зачем, - сердито мотнул головой Крапилин, - ты потащила его с собой?
- Он сам!..
- "Сам"! А теперь что? Тоже мне - герой-любовник!
- А я виновата?.. - спросила сквозь слезы Оленька.
- Перестань... - вздохнул Крапилин. - Не плачь...
- Да-а... - не перестала Оленька. - Знаешь, что дома будет!
- А в школе!.. - мрачно напомнил Крапилин.
Про школу Оленька еще не думала, и стало так страшно, что даже плакать расхотелось. Сколько впереди всякого: разговоров, выговоров... Наверно, и на педсовет вызовут... Но самое ужасное: все теперь узнают, что они с Мишкой ходили в кафе, и будут шушукаться по углам, ухмыляться...
- Может, уехать? - отчаянно пробормотала Оленька.
- Куда? - хмуро спросил Крапилин. - В Ключики?
- Дурак! - сказала Оленька.
- Из-за твоего ухажера влипли, а я дурак!
Они поссорились. Потом помирились. Долго бродили по городу, придумывая, что же им теперь говорить. Ничего достоверного не придумывалось, то есть было совершенно очевидно, что ученик и ученица девятого класса вместо решающей контрольной отправились в кафе... Вдвоем... Овечкин тут не в счет, хотя все беды - из-за него, этого маленького рыжего первоклассника, навязавшегося утром на их головы... И все их выдумки и оправдания теперь рушились, не имели смысла: преступники скрылись, но на месте преступления был оставлен свидетель и невинный соучастник, насмерть перепуганный появлением классной руководительницы первоклассник. Говорящая улика!
- Может, поговорить с ним?
- Ты Аньку не знаешь: все давным-давно известно... Он же лопух, соврать не умеет толком! И Аньку боится ужасно...
- Маленький, глупый... - уныло соглашался Крапилин. - Да еще - эффект неожиданности... Тут не только этого обормота голыми руками можно было брать...
Оленька в ужасе зажмурилась: зачем, ну зачем пошли они в это дурацкое кафе!
И вдруг гениальная по простоте своей мысль осенила ее...
- Мишка! - торопливо сказала она. - А может, просто сказать, что ничего не знаем?
- Как это?.. - не понял Крапилин.
- Ну не знаем, и все! Ни в каком кафе не были! Никакого Овечкина в глаза не видели! Дома были, болели!
- Так Овечкин же сказал...
- Кому больше поверят! - перебила Оленька.
Крапилин поморщился.
- А в школе знаешь что будет?! - напомнила ему Оленька. - Если сознаемся... Исключат!
- Ну, это вряд ли... - покачал головой Крапилин.
- Все равно: педсовет, родительский комитет, и на комсомольское собрание потащат!..
Крапилин молчал и хмурился.
- А характеристики потом какие дадут? Или ты уже раздумал поступать?!
- Подло... - сказал он. - И пацана жалко.
- А меня тебе не жалко?.. - спросила Оленька. - Знаешь, что про меня говорить будут... Тебе-то что...
- Мы и так его в кафе бросили... - сказал он, морщась, будто не слышал Оленьку.
- Мишка, ну что ему сделают?! Он же еще маленький, ну наругают, и все, ему ж характеристика не нужна...
- А если нам не поверят? - странно, чужими глазами взглянув на Оленьку, поинтересовался Крапилин.
- Говори, что болел, и все! - твердила Оленька. - Ничего не знаешь, какой Овечкин? В глаза не видал!
Крапилин мотнул головой и замычал.
- Мишка! - с отчаянием позвала Оленька. - Ты мне вчера что говорил... Что ты ради меня на все... Что на всю жизнь... Значит, врал?
Крапилин вздрогнул.
- Не врал... - ответил он, и они пошли в поликлинику.
Оленька жаловалась на головную боль и шум в ушах, а Крапилин тер градусник о пиджак и нагнал такую температуру, что его непременно заподозрили бы, если бы не его понурый вид и алые пятна на щеках.
Их признали вполне нездоровыми и освободили от занятий не только на сегодня, но и на завтра.
Крапилин проводил Оленьку до дома.
- Ты ничего не знаешь! - повторила ему Оленька. - Ты болел, да?
- Да... - кивнул Крапилин, глядя в сторону.
Они расстались. Крапилин пошел вдоль дома по вечереющей уже улице, а Оленька, стараясь казаться беззаботной, побежала вверх по ступенькам. Она ужасно трусила: ведь ей предстояло врать, честно и растерянно глядя маме и Аньке в глаза, а это было вовсе не легко...
Дома была только мама.
- Садись ужинать, бродяга, - сказала она ласково. Значит, еще ничего не знала.
"Тогда лучше сразу лечь спать, - сообразила Оленька. - До Анькиного прихода". И она спросила между прочим:
- А Анька где?
- Еще не приходила, у нее сегодня родительское собрание. Быстро ужинать...
- Не хочу... - произнесла Оленька больным голосом. - У меня голова болит...
- Что такое? - встревожилась мама.
- Не знаю. С утра...
Мама заглянула в усталое, напряженное Оленькино лицо и решила:
- Иди-ка ты завтра вместо школы к врачу.
- Да я сегодня уже была, утром... Меня освободили до послезавтра...
- И бродишь целый день! - рассердилась мама. - Болеет - и шастает!
- Мы у Веры к зачету готовились... - уверенно соврала Оленька. - У нас же теперь зачеты придумали...
- Представляю себе, как вы там готовились, - вздохнула мама. - А мальчики были?
- Ну что ты!
- Живо в постель, гулена!..
И Оленька послушно легла в постель.
- Спи, спокойной ночи, - сказала ей мама и прикрыла дверь.
Оленька лежала, глядела в темноту и ждала прихода сестры. Аня пришла поздно, и, когда гулко хлопнула входная дверь, Оленька зажмурилась, а сердце у нее заколотилось быстро-быстро.
Сестра села ужинать. Они с мамой разговаривали вполголоса о всяких пустяках, а Оленька напряженно слушала: они ведь очень тихо говорили, чтоб ее не разбудить...
"Почему она не говорит?!" - удивленно думала Оленька, слушая, как Аня жалуется маме, что многие родители и не подумали явиться на собрание... Вдруг сестра засмеялась:
- Мам, у меня сегодня ЧП было! Помнишь Овечкина?
- Конечно, а что случилось?
- Мы сегодня с Виктором ("Значит, курсанта зовут Виктором и мама про него знает", - машинально отметила Оленька, хоть и было ей совсем не до того.) зашли в кафе, а он там сидел под столом...
- Что за ребячество! - неодобрительно сказала мама. - Мне казалось, что он серьезный юноша. А если бы его патруль забрал?
- Да не Виктор, мам! - захохотала Аня. - Овечкин сидел под столом!..
- Валера Овечкин? Зачем?
- Я его тоже спросила, а он молчит... Все сбежались, спрашивают его, а он, представляешь, стоит и молчит...
- А как, интересно знать, он вообще туда попал?
- Официантка сказала, что он пришел с девицей и парнем лет семнадцати.
- И что они делали? - строго спросила мама.
- Ели мороженое.
- А не рано ли твой Овечкин начал ходить в кафе? И что это за люди, с которыми он пришел? Почему они ушли, а он остался?
- Не знаю, - сказала Аня, и мама возмутилась:
- То есть как это - не знаешь?! Твой первоклассник сидит в кафе с великовозрастными оболтусами, а тебе хоть бы хны! Они же его бог знает чему могут научить!
- Ну зачем ты, мама, сразу - "оболтусы"! Мы с Виктором все выяснили. Это его друзья.
- Анна! - сердито произнесла мама. - Ты такая безответственная, хоть кол тебе на голове теши! Ну подумай сама: откуда у восьмилетнего мальчика такие взрослые друзья? Ты фамилии этих друзей узнала?
- Нет, - ответила сестра Аня.
- Почему?
- Ну, мама! Ну, ты не знаешь Овечкина! Во-первых, он все равно бы не сказал, он же ужасно упрямый. А во-вторых, это хорошие люди...
- А откуда ты знаешь?
- Овечкин сказал.
- Что он сказал?
- Он сказал: "Честное октябрятское, они мои друзья и хорошие люди..."
- Господи, - вздохнула мама, - да что он понимает в людях!..
Оленька спрятала голову под подушку и заплакала взахлеб. "Вот и все... - почему-то бормотала она. - Вот и все..." А что "все", она и сама не знала, только чуяла, что что-то кончилось, что-то ушло, и его не вернуть уже никогда...
Никогда Оленька не расскажет об этом. Никому.
Никогда не посмеет посмотреть в глаза рыжему, маленькому Овечкину. И с Мишкой уж никогда не будет вместе так просто и радостно. И еще что-то никогда, никогда...
И никогда Оленька не поедет в деревню Ключики. Никогда.

1 2