Но они как раз приблизились к цели, и вопрос о национальности был отложен. Град новых вопросов обрушился на Андрюшу:
- Что они делают? Зачем? Откуда они? А! Ты сказал, из России. Почему они здесь? Непонятно.
В самом деле, непонятное что-то происходило во дворе дома No 17 по Гран-рю. Дом как дом в глубине замощенного крупными плоскими камнями двора. Впрочем, немного отличный от других домов Лонжюмо. К боку его прилепился сарай под островерхой крышей из черепицы. Одна стена сарая глухая, позади хозяйский огород. Другая - наполовину застеклена, как бы протянулось длинное окошко.
Когда-то в сарае помещалась столярная мастерская, сейчас здесь кипела другая, не столь тонкая, скорее плотницкая работа. Через застекленную стену сарая было видно: человек десять или больше мужчин сооружают самую простецкую мебель. Сколачивать из досок стол и скамьи - дело плотников, не так ли?
- Ах, и мама здесь! - хлопая в ладоши, воскликнул Андрэ.
Да, мадам Инесса в простеньком платьице и фартучке усердно мыла окна застекленной стены сарая. Кто-то из мужчин ей помогал. Кто-то подметал цементный пол, сгребая граблями щепки, опилки от досок, тащил в мусорную яму.
Однако что же это все означает?
- Угадай, угадай! - веселясь и прыгая на одной ножке, поддразнивал Андрей.
Жюстен сдвинул шляпу на затылок, наморщил лоб, силясь угадать, не угадал бы, конечно, но счастливое обстоятельство подоспело на помощь. Во двор вошел мужчина лет сорока, одетый, несмотря на жару, в темный солидный пиджак, на голове темная шляпа - котелок. Владимир Ильич спешил из сарая навстречу пришедшему. Тот приподнял шляпу-котелок.
- Позвольте представиться - мэр Лонжюмо. А вы, насколько я понимаю, месье Ильин?
- Правильно поняли, - улыбнулся Владимир Ильич.
- Мне надобно с вами переговорить, месье Ильин. Где для вас будет это удобно?
- Да хотя бы здесь. Вон у стены сарая немного тени, посидим. Мальчики, принесите-ка нам...
Мальчики, не дослушав команды, опрометью кинулись в сарай, притащили два табурета. Навострив уши, стали в сторонке.
- Я представитель власти в Лонжюмо, - начал мэр. - Я должен обеспечивать порядок, спокойное проживание односельчан. Должен наблюдать, что происходит в доверенном моим заботам селении. Приезжает группа русских, снимает на лето заброшенный сарай, я должен знать, с какой целью.
- Конечно! - охотно согласился Владимир Ильич. - Из России приехала группа школьных учителей, здесь мы сообща займемся самообразованием. Углубим свои познания истории, литературы, искусства...
- Почему нужно было приезжать из России повышать свое образование к нам в Аонжюмо, а не заняться этим благородным делом дома?
- Вполне резонный вопрос, - живо, даже обрадованно подхватил Владимир Ильич. - В Париже много русских эмигрантов или временно там поселившейся высокообразованной публики. Они согласились читать лекции приехавшим учителям бесплатно. А Лонжюмо мы выбрали потому, что у вас дешевле прожить, чем в каком-нибудь дачном месте, курорты нам не по средствам. И еще для нас весьма важна близость Парижа - средоточие мировой культуры, искусства. Мы будем совершать экскурсии в Париж. Резонно?
- Кажется, да, - помедлив, согласился мэр. - Вы, русские, немного странные люди. Немного чудаки.
Достал из кармана белоснежно чистый платок, вытер влажный от пота лоб. Жара даже в тени донимала.
"У него добрые глаза. Он не будет нам мешать", - подумал Владимир Ильич. Но неожиданно лицо мэра приняло строгое выражение.
- Месье Ильин, у нас в Лонжюмо нет полиции. Вся власть в руках мэра, то есть моих. Я отвечаю за все. Вам ясно, что я хочу сказать?
- Нет, - сознался Владимир Ильич.
- Вы, русские, любите заниматься политикой. Предупреждаю, никаких политических разговоров ваши учителя не должны вести с жителями Лонжюмо, никаких агитаций.
- Помилуйте! Какая политика, какая агитация! - в недоумении ответил месье Ильин. - Наших учителей интересуют проблемы педагогики. Кроме того, никто из них не знает французского языка.
- В таком случае я удовлетворен, - подвел мэр итог встречи. - Рад знакомству, месье Ильин. Желаю вам успеха в вашем благородном предприятии... Будьте здоровы.
Он приподнял котелок и, довольный исполненной дипломатической миссией, удалился с достоинством.
- Э-э! - разочарованно протянул Жюстен, когда они с Андреем остались вдвоем у стены сарая. - Проблемы педагогики, хэ! Вот так скука.
Андрей, смышленый мальчуган, кое-что знал о том, какими науками будут заниматься "учителя" в школе, но конспирация не позволяла хоть чуть-чуть открыть истину даже другу. Русский и французский мальчишки успели подружиться, однако дружба дружбой, а чужую тайну нельзя выдавать. Подмывает, но стоп: нельзя.
- Если месье Ильин берется за дело, скуки не жди, - объяснил Андрей. - Но все-таки взрослые, у них свое... Им нескучно, а нам...
- Да уж, да! Я больше люблю иметь дело с ребятами. Бежим на речку, позвал Жюстен.
А в сарае дома No 17 не оставляли работу. Час от часа сарай все более становился похожим на класс. Правда, вместо парт скамьи вдоль дощатого стола; учительской кафедры нет, есть старенький столик и старенький стул перед ним - так или иначе к концу дня русская партийная школа в Лонжюмо была готова к открытию.
6
Невзрачна квартирка из двух тесных комнатушек в черном от заводской копоти доме. Зеленоватые кляксы плесени растекались по углам. Обои от сырости то вздулись пузырем, то повисли лохмотьями. Под низким потолком духота.
Елизавета Васильевна искала прохлады в тени чужого дерева. Возле дома, где они жили весной и летом 1911 года, ни кустика.
Владимир Ильич и Надежда Константиновна целые дни не бывают дома: подготовка школы, устройство учеников по квартирам - забот и дел тьма. Обдумывать план лекции, беседы с учениками, очередной статьи Владимир Ильич часто уходил в поле, на луг.
- Просторный у тебя кабинетик, - шутила Надежда Константиновна.
Вечер. Они шли вдвоем берегом реки. В бледном, еще не ночном небе мигнула синяя звездочка. Остро блеснула вторая. В ивняке над рекой щелкал, свистел, рассыпался серебряной трелью, совсем как в России, французский соловей.
Завтра открытие школы. Владимир Ильич думал вслух:
- Если мы уже в Париже познакомились с главным содержанием и целью "Манифеста Коммунистической партии" Маркса и Энгельса...
- Ты основательно разъяснил им содержание "Манифеста". Они поняли. Им нелегко было, но они поняли. Ты раскрыл самую суть...
- Щедрый критик, Надюша. Умный друг.
- Ну, ну, Володя, лишку не хвали. Не такой уж умный.
- Этого не скажу. Ты мне очень, Надюша, нужна! В работе. В жизни, негромко, как бы взвешивая каждое слово, произнес он.
В его смугловатом от весеннего загара лице, молодо вспыхнувших глазах Надежда Константиновна узнала ту нежность, которая была ее счастьем.
"А ты! Как бесконечно дорог мне ты!"
Она не сказала этих слов. Чувствуя глубоко, они скупо говорили о чувствах.
- Так вот, - вернулся Владимир Ильич к прерванной мысли, - если гениальное учение Маркса нашим слушателям хотя бы первоначально открылось, то Маркс-человек почти незнаком. Надо, чтобы к ним пришел Маркс - человек гениального сердца. Коммунист раньше всего хороший человек. Дурной не может быть коммунистом.
- А неизбежная жестокость революции к врагам? - полуспрашивая, сказала Надежда Константиновна. И ответила сама себе: - Хороший человек не значит мягкотелый. С врагами революции у коммуниста не может быть мира.
Таким был Маркс. Он родился в Германии, в небольшом городке Рейнской области. Родительский дом был добр и дружен. Были братья и сестры.
- Как ваш симбирский дом, Володя, - с живостью вставила Надежда Константиновна. - Братья и сестры. И твоя мама, Мария Александровна, спасибо ей.
- Да, - кивнул Владимир Ильич. - Карл рос живым, умным мальчуганом. Бездна фантазии! Весел. Способности уже в школе огромные. Гениальный первооткрыватель. Что дальше я расскажу завтра в классе? Скоро в рамках школьных и университетских наук Марксу стало тесно. Он перешагнул рамки. Его интересуют история, философия, литература, искусство. Могучий ум! Но я хочу рассказать и о сердце. Архиважно человеку, тем паче коммунисту, воспитывать сердце.
...В восемнадцать лет Карл полюбил. Женни фон Вестфален подруга детских лет. Пришла пора мятежной, мечтательной юности. Постепенно или внезапно Карлу открылись необыкновенная красота и талантливость Женни? Его любовь полна восторга и восхищения. В душе его звучит дивная музыка.
Но она из стародворянского баронского рода, он из небогатой, недворянской семьи. Родственники Женни против их брака: "Маркс тебе не пара. Он беден, ты красива и умна. Тебя окружают поклонники нашего круга. Ты можешь избрать себе мужа блестящей карьеры. Маркс тебе не пара".
- Володя! А как было у нас?.. Помнишь масленицу в Петербурге, блины у Классона? Будто собрались на блины, на самом же деле...
- На самом деле серьезное конспиративное обсуждение политического образования в рабочих кружках. Тогда-то мы и начали открывать им Маркса. Тогда... Надюша, та первая встреча сказала мне все о тебе. Нет, конечно! После каждая новая встреча говорила все больше.
- Снежная зима в Петербурге и едва уловимые приметы весны, задумчиво вспоминала Надежда Константиновна. - С крыш свисают ледяные сосульки, а в полдень пригреет мартовское солнце, капель. Я люблю эту пору! Володя, ты не прислушивался, капель звучит... Вспомни "Аврору", сонату Бетховена. Финал. Мартовская капель. Предчувствие весны...
- Да, да! Мама часто играла эту сонату Бетховена и даже именно этими словами говорила о финале - слышите, дети, капель, близится весна...
- Да я твои рассказы о детстве в Симбирске, о маминых музыкальных вечерах и повторяю в мыслях! - воскликнула Надежда Константиновна.
Погрозила пальцем: "А ведь ты не объяснялся мне в любви пылко, как Маркс".
Рассмеялась.
- Я счастлива. Счастье досталось мне не так трудно, как Женни.
Женни тайно шлет Карлу письма: "Вся моя жизнь, все мое существование пронизано мыслью о тебе... Я люблю тебя невыразимо, безгранично, бесконечно и безмерно..."
Тайно от родственников они обручаются. Они жених и невеста, но свой, общий дом далеко, далеко.
- Мне предстоит опасный путь, на твою долю выпадет нелегкая участь, сказал Маркс невесте.
- Где ты, там я, - отвечала она.
- Женни, ты будешь ждать, пока я окончу университет и смогу зарабатывать кусок хлеба, чтобы прокормить тебя и нашу будущую семью?
- Буду ждать.
Они ждали семь лет!
Маркс пишет стихи, посвященные "Моей дорогой, вечно любимой Женни Вестфален".
Связала нас незримо
Навеки нить одна.
Душа, судьбой гонима,
Тобой окрылена.
Женни знает: он революционер, ученый, философ. Делит его взгляды. Читает книги, читанные им. Десятки и десятки книг. Смолоду изучены все философские направления от древности. Маркс спорит, отрицает, соглашается, ищет истину и создает новое экономическое и философское учение. Устройство древнего и современного общества, и, как пламенным прожектором освещенный, путь к революции. Когда победит революция, "владыкой мира будет труд".
Это марксизм. Возвышенный ум, горячее сердце направляют мысль и деятельность Маркса. Его девиз: жить - значит работать, а работать значит бороться.
Не могу я жить в покое,
Если вся душа в огне,
Не могу я жить без боя
И без бури...
Буржуазному правительству, капитализму, дворянству, чиновникам, всему старому миру учение Маркса объявляло войну. Старый мир ненавидел, преследовал, мстил. Марксу приходится оставить родину. Париж, Брюссель, Лондон - места изгнания Маркса. Вечный изгнанник, он страстно работает. Отказавшись от стихов, остается поэтом в науке. Им создан первый в мире "Союз коммунистов".
Его статьи и книги призывают к революционному переустройству общества, доказывают неизбежную гибель буржуазного строя, неизбежную победу пролетариата. У Маркса были, есть, вечно будут миллионы друзей и последователей. Пока не свергнут капитализм, так же много будет врагов.
Всюду, всегда с ним Женни. Она уже не фон Вестфален. Она Женни Маркс. Выдержана мучительная битва с дворянскими предрассудками и деспотизмом родственников.
Женни гордится: учение Маркса, его имя знают передовые люди человечества.
Все ли знают, что часто его угнетает нужда, почти нищенство?
Великолепному своему другу Фридриху Энгельсу Маркс пишет: "Моя жена больна... Врача я не мог и не могу позвать, не имея денег на лекарства. В течение 8 - 10 дней моя семья кормилась хлебом и картофелем, и сегодня еще сомнительно, смогу ли я достать и это".
Семья - это дети. Маркс обожает детей. Надо их накормить, одеть, обуть, а денег нет. Издатели многих газет отказываются печатать работы Маркса, ненавидя его революционные идеи, боясь их. Напечатанное оплачивается с опозданием и так скудно, что случаются дни, когда Маркс не имеет возможности выйти из дома, потому что его одежда заложена в ломбарде.
... - Но даже в самые ужасные минуты Маркс не терял веры в будущее, сохранял живой юмор, шутил. Большое дело, Надюша, юмор, смех, шутка, заканчивая набросок завтрашней беседы в классе, сказал Владимир Ильич. Присяжных шутников недолюбливаю, сочинят шутку и первыми сами хохочут. Юмор Маркса - щит против пошлости, скучности, уныния. Нам нельзя быть унылыми...
Они поздно вечером возвращались домой. Усеянное звездами небо раскинулось над заснувшим Лонжюмо. Соловьиные хоры гремели у реки в чащобе кустарников. Что-то шуршало, шепталось, посвистывало в пахучих травах лугов: там шла невидимая людскому глазу таинственная жизнь ночи.
7
У Жюстена каникулы. С утра мальчишечий народ Лонжюмо собирается в стаи, как птенцы, когда те, расправив крылышки, выпархивают из гнезда, пробуя силы, радуясь чуду полета.
- Эй, Касе-Ку, купаться!
- Эй, Касе-Ку, на луг за цветами! В замке, может быть, купят, заработаем несколько су.
Невдалеке от Лонжюмо в надменном одиночестве высится замок, обнесенный чугунной решеткой, прутья которой похожи на пики. За решеткой сад с клумбами и дорожками, усыпанными гравием; аллеи парка тенисты под раскидистыми кронами стройных платанов. Деревенским ребятам за решетку вход воспрещен. Но может быть, господам из замка придутся по вкусу луговые цветы?
Сегодня Жюстена не соблазняют ни купание, ни возможность заработать несколько су. Из ума не идет русская школа. А еще (но это уже совершенная тайна) та приезжая девчонка Зина Мазанова, быстрая и легкая, как стрекоза, немного затронула его любопытство.
- Люди приехали в Лонжюмо и уедут, не наше дело, - говорил отец. - На земле много стран и людей, нам не знать и не видеть.
Жюстен хотел знать и видеть. Поэтому, наскоро перекусив, помня, что к приходу отца надо переделать порядочно хозяйственных дел, помчался ненадолго к дому No 17 по Гран-рю. В школе, наверное, занятия идут полным ходом. Взглянуть хоть глазком. Стараясь быть незаметным, Жюстен занял позицию.
Три важных наблюдения сделал он, подглядывая через застекленную стену за занятиями русских. Первое. Месье Ильин, стоя за преподавательским столиком, что-то живо рассказывал учителям, своим слушателям. Жюстен не видел его лица, в окно была видна спина. Слушатели сидели на скамьях за длинным дощатым столом и с таким радостным вниманием слушали, что Жюстен их лица он видел - отчасти удивился, даже позавидовал.
В своем классе он не замечал у ребят слишком большого усердия и особенного интереса к урокам. Да и сам нередко позевывал или обдумывал личные планы, пропуская мимо ушей объяснения грамматических и арифметических правил.
Второе. Не понимая чужой язык, Жюстен в лекции месье Ильина уловил одно, не раз повторенное слово. Дверь класса из-за жары распахнута настежь, Жюстен слышал: "Маркс".
Что за Маркс?
Третье, совсем удивительное. В классе присутствовал парижанин Андрэ. Правда, не на виду. Пристроился в дальнем уголке класса и, раскрыв рот, не мигая, слушает рассказ месье Ильина.
"Э! Вон оно что! Вон какой ты надувала, а еще камарад называешься!" рассердился Жюстен.
Но, будучи мальчишкой по натуре незлым, быстро остыл. Урок закончился. Учителя вышли во двор размяться и покурить.
Многие из них были босы. Опять что-то новенькое. В Аонжюмо взрослые босиком не ходят - в сандалиях или сабо.
Впрочем, вчера мэр сказал месье Ильину, что "русские немного странные люди. Немного чудаки".
Но Андрэ? Как вам его притворство понравится?
Жюстен намеревался тотчас кинуться к нему, уличить в надувательстве. Не имеет значения, француз ты или русский, а товарищу выкладывай правду. Вот так.
Но Андрэ не один вышел из класса. Обняв его за плечи, с ним шел слушатель. Разглядывая класс через застекленную стену, Жюстен именно на этого слушателя обратил внимание. Разделенные ровным пробором русые волосы открывают чистый широкий лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10