.. А вы чего же молчите?
Валерка глянул на Андрюшку. Тот наморщил широкий лоб и, обращаясь к старику, заговорил:
- В общем, так: мы сделали лабаз метрах в шести от земли на трех березах, они из одного корня растут...
- Погоди, погоди! - оживился старик. - Это на правом краю поля?
- На правом, - подтвердил Андрюшка.
- Знаю те березы. Сам на них сиживал. Место ловкое!..
- Просидели часа полтора, - продолжал Андрюшка, - или два. Когда стало темнеть, левее от нас, на самом краю поля, в кустах, что-то зашипело... Ну, будто велосипедная камера спустила. А потом ухнуло. Громко, даже эхо по лесу пошло. И сук треснул в лесу. Вот и все. Это, значит, позавчера было.
- По-нят-но!.. - выразительно произнес дед Макар, сел на стул напротив ребят, потер руки. - По краю поля ходили, когда место для лабаза искали?
- Ходили, - разом ответили ребята.
- В том и промашка! - Глаза старика заблестели, лицо стало взволнованным. - Деревины для лабаза издали надо искать, на край поля не ходить. Медведь в сухую погоду, ежели ветра нету, шесть часов человеческий след чует. Сам примечал. Вот он пошел в поле, а тут ваши следы. Потянул носом - свежие, ухнул с испугу аль со злости и обратно в лес... Погодите-ко, кажись, самовар скипел! - И дед направился в кухню.
Ребята переглянулись. Оба подумали об одном и том же: если бы не набродили по краю поля, в первый же вечер медведя увидели бы!..
Старик внес шумящий самовар, поставил его посреди стола.
- У медведя нос чуткий, - говорил он, заваривая чай. - На больших-то полях, где много выходов зверя, я даже так делал: надо мне, чтобы он в каком-то углу не выходил, я там пройду по краешку да еще табаку натрушу в траву. И душа спокойна - в том месте медведь двое суток в поле не выйдет. - Макар достал из старинного шкапа стаканы и блюдца, сахарницу с конфетами, тарелку с печеньем, стал разливать чай. - А на Стрелихе, продолжал он, - медведиха ходит. Она и того аккуратнее. Ежели заподозрит что - лучше не жди... Ну, а вчера как? Сидели вечер аль нет?
- Сидели, - ответил Андрюшка. - На лабаз прошли прямиком по овсу.
- Вот это ладно! - кивнул дед и подал Андрюшке, а потом Валерке по стакану дымящегося чаю. - Пейте на здоровье! Чаек беседе не помеха.
- Когда совсем стемнело, слышим шаги. Редкие, тяжелые. И шорох, будто ветер понизу травой шебаршит...
"А ведь точно, - подумал Валерка, - похоже было на ветер".
- Мы поняли - медведь идет. Только он не в поле пошел, а краем леса.
- Ушлая медведиха, ушлая! - заулыбался дед. - Всё как по-писаному! Он поднял блюдце с чаем, подул, топыря рыжеватые прокуренные усы, отпил немного. - Значит, краем леса пошла?
- Ага, - кивнул Андрюшка.
- Понятно!.. Дошла до ваших берез и остановилась?
Ребята от удивления глаза вытаращили.
- Потом нюхтить стала. - Старик сморщил нос и энергично потянул ноздрями воздух.
- Точно! Так и было! - подтвердили ребята.
- А после ухнула опять и ушла.
- Нет, не ухнула, - возразил Андрюшка. - Она зарычала, густо, сердито так...
- Заурчала? - Старик поставил блюдце на краешек стола и помрачнел. Ежели заурчала, дело ваше, ребятки, худое. Видела она вас! Пошла в обход поля, чтобы проверить, нет ли где опять следов, дошла до берез и унюхала. И не только унюхала, а и наглядела. Вот и заурчала. Теперь она каждый вечер эти березы проверять будет. Или в другом месте кормиться станет. Вот так-то!..
- Значит, и караулить бесполезно? - упавшим голосом спросил Андрюшка.
- На этом месте совсем бесполезно, - мотнул головой старик. - Другой лабаз делать надо. Сегодня на поле не ходите, пускай медведиха мало-мало успокоится, а завтра прибегайте ко мне пораньше, и мы вместе на Стрелиху сходим.
Валерка вздохнул, а Андрюшка невозмутимо приступил к чаепитию.
- Дедушка, расскажи что-нибудь про медведей! - попросил он.
- Про медведей? - Старик погладил седую бороду. - Рассказать можно, коли у вас такой интерес получился. - Он налил себе еще стакан чаю, положил в него три ложечки сахарного песку, отхлебнул глоток. - Всякий лесной зверь по-своему интересный, а медведь - на особом счету. Толковый зверь, серьезный. Помню, жил у нас за поскотиной здоровенный старый мишка, черный весь, а лапищи - на следы глядеть страшно. И вот надумал я его изловить.
- Живьем? - удивился Валерка.
- Почто живьем? Добыть решил, на ружье, раз уж охотник... Нашел, где он в овес ходит, лабазок сделал, жду. А он, как ваша медведиха, напрямик в поле не идет. Сначала обход краем лесочка сделает - проверит, нет ли где охотника. Ну, и причуял меня. Не пышкнул, не уркнул, а потихоньку на второе поле убрел. За две с половиной версты. На другой день я там лабаз смастерил. Он опять меня нашел и спокойненько на первое поле утяпал. Так мы недели полторы друг от дружки прятались да друг дружку выглядывали. Где ни сделаю лабаз, везде меня найдет. Думал я, думал, как его обхитрить, и придумал. - Старик помешал ложечкой чай, одним духом опорожнил стакан и продолжал: - Взял я свою фуфайку, набил соломой и посадил это чучело на лабаз на первое поле. Даже голову сделал соломенную и шапку свою напялил. А сам на втором польце сел, прямо в овес. Только темнеть стало, слышу - ломит по лесу мишка, безо всякой опаски шпарит, видать, проголодался. Так с ходу и забежал в поле. Идет в мою сторону, овсины хватает, торопится. А рожа у него такая довольная - думает, опять меня обдурил!.. Подпустил я его шагов на десять и поднялся. Ружье у плеча, только курок спустить. А медведь, верите ли, как увидел меня, так и сел. Даже рот забыл закрыть. Целюсь и вижу, как у него изо рта слюна течет и овсины падают, а глаза такие тоскливые, будто с жизнью прощается!.. Не мог я его, такого, стрелить. Опустил ружье, говорю: "Поди с миром!.." Он башкой мотнул, встал на четыре лапы и бочком, бочком к лесу. Три шага шагнет и на меня поглядит: не верит, боится, что я ему пулю вдогонку пошлю. Так шажком и ушел в лес. Больше тот медведь в овсы не ходил. А на лесных дорогах не один год после того я видел его следы, огромные следы, другого такого медведя в наших краях не бывало.
Старик умолк. Валерка заерзал на стуле.
- А если бы он напал? - спросил он. - Ведь десять шагов всего!.. И на земле.
- Чего уж тут нападать? - вздохнул дед. - Он тоже понимает - пуля опередит.
- В овес не ходил, так чем же питался? - задал вопрос Андрюшка.
Макар усмехнулся:
- Думаешь, без нашего овса медведю не прожить? Проживет и еще жиру на всю зиму накопит. В лесу питанья хватит. Корней наковыряет, ягод пособирает, а то изловит кого.
- А если медведица с медвежатами - она может напасть? - опять спросил Валерка.
- Хоть медведь, хоть медведиха первыми на человека не кинутся. Медведь - он человека уважает. Ежели раненый, тогда уж другой разговор, тогда кто хошь за свою жизнь биться будет.
Долго сидели ребята в этот вечер у деда Макара. Многое вспомнил старый охотник, а когда его спросили, почему перестал охотиться, ответил:
- Для настоящей охоты глаз надо вострый и руку крепкую, чтобы выстрел верный был, чтобы зверь и птица не мучились. И как я почуял, что руки ослабели и глаз притупился, так и кончил промышлять. На корзинки вот перешел. Тоже нужное дело... Десять годов уж ничьей кровинки ни капли не пролил!..
7
По-разному отнеслись Валерка и Андрюшка к тому, что дед Макар вызвался им помочь. Андрюшка был искренне рад: вмешательство бывалого охотника могло предотвратить новые ошибки; кроме того, он надеялся услышать от старика еще что-нибудь интересное о медведях.
Иначе рассуждал Валерка. То, что обращались к деду Макару за советом, как сделать лабаз, он считал мелочью. Иное дело, если старик пойдет на поле и все дальнейшие действия они будут совершать по его указке. Тогда, если даже удастся увидеть медведей, любой вправе упрекнуть: "Видели, ну и чего особого? С помощью охотника и дурак увидел бы! Вот если бы сами, одни..." А ведь переделать лабаз, перенести его на новое место невелика мудрость, могли бы обойтись и без старика.
Они вышли из деревни в одиннадцатом часу утра. Будь Валерка и Андрюшка вдвоем, на них никто не обратил бы внимания. Но они шагали рядом с корзинщиком, который не так уж часто показывался на улице, и это привлекало любопытные взгляды.
- Эй, Гвоздик-с-Могилой! Куда это вы?
Валерка, узнав по голосу своего давнего врага Борьку Сизова, бросил через плечо:
- На кудыкину гору!
- И валяйте! Хоть за кудыкину. Все равно узнаю!..
"А ведь узнает! - с тревогой подумал Валерка. - Пакости начнет устраивать, по всей деревне раззвонит да еще всяких обидных небылиц наприсочиняет".
А вслед несся скрипуче-ломаный голос Борьки:
Гвоздик-с-Могилкой
да дед-курилка
пошли на гумно
лопать г..! Ха-ха-ха!..
- Ну и парень у Федьки растет! - покачал головой Макар. - Таких балбесов ремнем учить! - Он помолчал, усмехнулся: - Хотя, правду сказать, сам Федька парнишкой тоже любил озоровать. Вот я вам случай расскажу. Годов двадцать пять с тех пор прошло, а как сейчас помню. Сидел я на лабазе за Крутихой, медведя караулил. А зверь хитрый попался! Подойдет к полю в сумерках, ляжет в кустах и ждет, пока совсем не стемнеет. А мне чего в темноте сидеть? Уйду с лабаза, а он - в овес. Нажрется, сколь в пузо влезет, и поутру - в лес, отлеживаться.
- Ловко приспособился! - восхитился Андрюшка.
- Еще бы не ловко! Меня досада берет, а мужики да бабы потешаются: долго ли, говорят, пасти будешь или весь овес надумал скормить? Обождите, говорю, вот луна будет... Перед полнолунием передышку сделал - три вечера не ходил, и вот срядился. Одно беспокойно: луна-то полная, да только небо в тучах, видно ли будет ночью-то? Сижу. Ветерок от леса - хорошо: зверь не причует. Жду. И вот в двенадцатом часу ночи, гляжу, выкатывается мишка из кустов. Худо видать, однако стрелять можно, а главное, ловко: медведь-то боком! Обождал, пока подальше в овес зашел, приладился и выстрелил. А порох дымный, ничегошеньки не видать! Сижу, слушаю. Не ревит, не трещит. Ветерком дым утянул, гляжу - медведь-то по полю ползет.
- Раненый? - выдохнул Андрюшка.
- Не раненный был бы, не остался бы на поле. На сажень подвинется и лежит. Я из другой стволины - хлесь! Ружье быстренько перезарядил, жду. Дымок отнесло - медведь еще дальше. Опять ружье к плечу, у самого руки дрожат - не могу глядеть, как зверина мучается! И мушки не видно, приложился, стрелил. Ну, после этого медведь перестал шевелиться. Слава богу, думаю, успокоил. Запалил цигарку, с лабаза слезать начал, глядь он опять ползет! Пришлось еще раз стрелить. Последние два патрона в ружье вложил - ползет!.. От такого переживания трясти меня начало, колотун бьет - зубы стучат! Чего делать-то?! С лабаза слезть да ближе подойти не увижу: овес-то высокий! А выскочит в теми раненный - задерет. Пождал, пождал - затих мишка. Новую цигарку скрутил, покурил, успокоился маленько, собрался на землю спускаться. Только зашабаркался на лабазе, медведь опять шевельнулся. Тут уж мне вовсе не по себе стало: чует меня зверь! Не стерпел, выстрелил. Остался в ружье последний патрон. Сроду такого чуда не бывало! Медведь в овсе лежит, я на лабазе сижу. Прошло с полчаса, кашлянул для проверки - зверь и дернулся! Живой, хоть плачь! Всё, думаю, шабаш, отохотился. Себя последними словами ругаю - столько мученья зверю причинил! Ему ведь тоже больно, медведю-то...
- Конечно, больно! - кивнул Валерка.
- Решил я до утра досидеть, - продолжал дед Макар. - Последнюю пулю берегу. Развидняется, думаю, чтобы хоть мушку видать было, тогда уж промаху не дам!.. Перед самым утром медведь опять зашевелился, к лесу пополз. Да быстро так, вот-вот в кусты утянется, видать, отлежался! Эх, думаю, была не была! И выстрелил последний патрон. Развеяло дым - на поле пусто.
- Уполз?! - изумился Андрюшка.
- Уполз. - Старик вздохнул. - Слез я с лабаза да бегом в деревню. Натолкал в карман патронов, собаку взял - и обратно. Прибегаю на поле, собаку науськиваю, а она уж старая была, не берет след, и всё тут! Ах ты, говорю, тварь безносая, чего же ты?! И сам след ищу. Овес крепко умят, однако кровь-то должна быть - чуть не всю ночь зверь на месте лежал. Только ни в поле, ни в кустах ни кровинки. Собаку изругал, все кусты облазил, голодный и не спавший до вечера по лесу шарил, штаны и фуфайку о сучья изорвал - нет медведя! Не трудов жалко - зверя. Пропадет - ни богу, ни черту. На другой день через бригадира всех оповестил, что за Крутихой раненый медведь, чтобы, значит, аккуратно ходили. Такой зверь много бед натворить может. Сам еще три дня искал да так и плюнул. Страсть жалко было того медведя...
Дед Макар умолк, задумался. Он медленно, но крупно шагал по проселку, ведущему на Стрелиху, смотрел куда-то в пространство и, казалось, совсем забыл про Валерку и Андрюшку, которые шли с ним рядом. А ребята, считая историю законченной, сочувственно смотрели на вдруг потускневшее лицо старика, и им тоже очень жаль было того медведя, который столько намучился и пропал без пользы.
- Охоту, однако, я не забросил, - снова заговорил Макар. - Осенью белочек промышлял, куничек. Да только не в радость была та охота. Ходил по лесу, будто перед всеми зверями за того медведя виноватый... Зима пришла. В декабре морозы ударили. Такие морозы - углы в избушке трещали. И вот раз поутру прибегает ко мне Федьки Сизова отец: прости, Макар Иванович, это мой сорванец Федька над тобой осенью подшутил! Я, говорит, вожжами так его испазгал - пластом на лавке лежит. Слушаю я и ничего не понимаю. О чем, спрашиваю, толкуешь? А он мне: не в медведя ты на Крутихе стрелял, а в мою новую шубу! Выворотил Федька шубу наизнанку, набил сеном да за веревку по овсяному полю волочил!.. Я тут и сел, будто мне обухом по голове шарахнули. Не может, говорю, такого быть! Как, говорит, не может? Достал, говорит, шубу-то, а она вся в дырьях, вся исстреляна, вот Федька и повинился!
Валерка и Андрюшка, не ожидавшие такого оборота, расхохотались. Дед Макар тоже улыбнулся.
- Мужику новую шубу жалко, а мне утешение: ладно, выходит, стрелял без промаху и никакого зверя не намучил!..
- Но как вы Федьку-то не видели? - удивился Валерка.
- Так он же в кустах сидел! Польцо узкое, вот он и проволок шубу-то поперек этого польца. Видать, еще днем все приготовил - шубу сеном набил и веревку по овсу протянул. А я поздно на лабаз пошел - где уж тут веревку в овсе заметить!.. Не знаю, с того случая или с чего другого, но больше Федька не камедил. И в парнях гулял смирно... Может, и Борька с годами поумнеет.
- А как же ноги? - снова недоверчиво спросил Валерка. - Ведь если шуба - ног-то нету!
Дед повернул к нему живое румяное лицо:
- В хорошем овсе, бывает, только одну медвежью хребтину и видать. А в сумерках так не скоро и разберешь, где голова, а где зад. Какие уж тут ноги!..
С разговорами не заметили, как пришли на Стрелиху.
День был пасмурный. С северо-востока дул свежий ветер, и по желтому полю ходили волны; тяжелые метелки овса раскачивались и шуршали; шумела листвой одинокая береза.
- Подите снимите лабаз, - сказал ребятам старик, - а я той порой место пригляжу, - и неторопливо пошел в правый угол поля.
Сбросить с берез доску да палку - минутное дело, и Валерке с Андрюшкой пришлось долго стоять в овсе, пока дед Макар что-то выглядывал да прикидывал. При этом он не только бродил по самому краю поля, но и заходил в лес, потом возвращался на опушку, думал о чем-то, теребя седую бороду, и снова бродил.
- Нам сказал, что место для лабаза издали выбирать надо, а сам все время по краю ходит! - недовольно проговорил Валерка.
Андрюшка скосил на него глаза.
- Ты тоже соображай! Время - еще одиннадцати нет, а запах на следу всего шесть часов держится. Говорил же он...
- А-а... - протянул Валерка, смутившись.
Андрюшка молчал: деду Макару он доверял полностью.
- Подите сюда, - позвал наконец старик, а когда ребята подошли, показал на густые елки: - Здесь делайте. Невысоко. Полторы сажени от земли. - А сам вытащил из-за пояса топор и стал рубить березку, что росла левее елок на опушке.
Елки были густые и суковатые, но приспособить на них доску оказалось не просто: сучья прогибались. На этот раз очень бы пригодилась веревочка, но ребята не прихватили ее. Выручил дед Макар. В кармане его фуфайки оказалась длинная льняная бечевка.
- Только вы не доску привязывайте, - подсказал старик, - а сучья, на которые она положена. Подтяните сучья кверху, а веревочку к стволине повыше привяжите - и сук не будет прогибаться, и доска не сползет. Лапки, которые сидеть да глядеть мешают, на сторону отогните. Не ломайте! повысил он голос, заметив, что Валерка и Андрюшка начали обламывать сучья. - Отогните подальше, и ладно...
Провозившись в елках добрых полчаса, ребята все-таки сделали лабаз, но он им не нравился: сидеть придется как в мешке - со всех сторон хвоя, и только спереди - неширокое окно, в которое виден кусок поля в четверть гектара, не больше.
- Ну, как там? - спросил старик, когда увидел, что ребята перестали возиться и уселись на доску, прижавшись друг к другу - лабаз оказался тесноват для двоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17