Мила или Элеонор?
Две девочки, играющие в принцесс. Они проводили дни в вымышленном мире ак
варельных рисунков и замков из немецкого конструктора, медленно взросл
ея под бубнеж телевизора из соседней комнаты, под стихи Сергея Михалкова
на уроках, под кумачом ежесезонных лозунгов. Вымысел оброс плотью, герои
обрели имена. И пока одноклассницы, листая журналы Burda, учились сплетничат
ь о мальчиках и курить болгарский «Опал», Алена и Мила все дальше уходили
в причудливый мир Семитронья, где их звали Элеонор и Имельдой, и пять коро
лей сражались за их руки и сердца. Им не надо было делать выбор Ч потому ч
то только всемером они могли возродить древний Стаунстоун, лежащий в руи
нах. И лишь семь гигантских камней напоминали о временах великого царств
а.
Все началось с телефонного звонка. Мила спросонья взяла трубку и услышал
а мужской голос, сказавший:
Ч Солнце восходит над Стаунстоуном, Ч и тут же гудки, словно кто-то ошиб
ся номером.
Поначалу ей показалось, что сон продолжается. Она недоумевающе смотрела
на трубку. Конечно, сон. Что же это еще могло быть. И только днем, уже на трет
ьей паре, она вдруг вспомнила этот голос Ч и узнала его. Это был голос Дин
гарда, одного из королей.
Сигналы следовали один за другим. Иногда это были телефонные звонки, ино
гда Ч рисунки на лестничной клетке, таинственно исчезавшие на следующи
й день, иногда Ч контуры облаков в окне. Она никому не говорила об этом Ч
она вообще, кроме одного раза, никому не рассказывала о Семитронье. Ником
у, кроме Алены. Но и с Аленой теперь все было кончено. Даже в перерывах межд
у лекциями они старались не замечать друг друга. Элеонор все еще жила в св
оем замке, но за последний год Мила и Алена не заговорили друг с другом ни
разу.
Уверенность крепла в ней. С самого начала она знала : Семитронь
е не было вымыслом, в том смысле, в каком оказываются вымыслом детские ска
зки. Это была правда Ч иная правда, сокрытая от всех, кроме нее
и Алены. А теперь, после алениной измены Ч от всех, кроме нее. Где-то в иных
пространствах и, может быть, временах существовали семь огромных камней
, существовал замок с семью башнями, украшенными символами планет; сущес
твовал иной мир. Она одна знала ход туда Ч и вот теперь, словно в благодар
ность за многолетнее терпение, двери приоткрылись, и дыхание этого мира
коснулось весенней Москвы.
Госэкзамены Мила сдала словно в тумане; казалось, кто-то чуть слышно подс
казывает ей ответы, воскрешая в памяти слова преподавателей, которых она
совсем не слушала на лекциях: там она была погружена в свой мир, ожидала т
айных сигналов Ч проступавших меловыми каракулями на институтских до
сках, тенями на полу аудиторий, дуновением ветра сквозь распахнутое окно
, изредка Ч голосом в телефонной трубке.
Нельзя сказать, что они разговаривали Ч просто иногда, всегда утром, ког
да родители уже уходили на работу и Мила одна просыпалась в своей постел
и, он напоминал о себе Ч какой-нибудь фразой, несколькими словами, именам
и, которых никто не знал, кроме Милы. Она вешала трубку Ч и каждый раз лови
ла себя на мысли, что все это Ч только продолжающийся сон. Временами ей ка
залось, что рядом с собой она видит чей-то смутный образ, словно мираж в пу
стыне… но никаких следов Дингард не оставлял: надписи исчезали со стен, и
только память хранила слова утренних телефонных приветствий.
Она просила, чтобы он оставил какой-нибудь предмет, что-нибудь, что могло
бы всегда напоминать ей о неразрывной связи с Семитроньем; какое-нибудь
доказательство того, что все происходящее действительно реально.
В конце августа родители взяли два дня отгулов и уехали на дачу. Мила, слов
но следуя своим предчувствиям, в последний момент отказалась. Впереди у
нее было три дня одиночества, когда никто не мог бы помешать ей молча сиде
ть, покрывая завитушками чистый лист бумаги, в ожидании телефонного звон
ка или иного знака.
Мольбы ее были услышаны: в первый же день она получила письмо.

Зара Александровна и Станислав Петрович вовсе не казались Олегу идеаль
ной компанией. Он собирался уехать в воскресенье днем, домчаться до Моск
вы, слушая «Менструальные годы» Current 93. Под псевдофольклорные напевы англи
йских кроулианцев пейзажи проносились бы за окнами подержанных «Жигул
ей», которые давно уже тянули только на то, чтобы быть средством передвиж
ения. Но чем непрезентабельнее выглядела машина, тем больше Олег чувство
вал свое родство с ней… Учись у сосны Ч будь сосной; учись у «Жигулей» Ч
будь «Жигулями». Не важно, в конце концов, на чем тренировать свои дзенски
е навыки Ч и для городского жителя «Жигули» ближе сосны… тем более, что и
сосны в Подмосковье иные, чем в Японии.
Но планам неспешной поездки не суждено было сбыться: еще с вечера соседи
попросили Олега добросить их до дома: мол, заготовили варенья, и не хочетс
я тащить его на автобусе. К тому же у Станислава Петровича что-то пош
аливало сердце , и потому они хотели пораньше попасть в Москву, чтоб
ы не ехать по жаре. «Пораньше» оказалось часов в десять утра Ч и слабые пр
отесты Олега потонули в армянском напоре Зары Александровны, которой он
Ч еще с детства Ч совершенно не мог отказать. Олег подумал, что вряд ли и
х Мила обрадуется внезапному появлению родителей ни свет, ни заря, но так
тично не стал говорить об этом.
Они выехали в семь («Это вовсе не рано, я всегда уже на ногах в это время»). В
аренье загрузили в багажник, и, выслушав серию вопросов о том, зачем у него
на заднем стекле висит куриная лапка («ну это для прикола…» Ч не объясня
ть же в самом деле про аби адидж и акуки ?), Олег сел за
руль. О Дэвиде Тибете сотоварищи пришлось забыть после того, как Зара Але
ксандровна предложила лучше послушать Юлия Кима. «Хорошо еще, что не Вик
тора Цоя», Ч подумал Олег и, подавив желание поставить в отместку какой-
нибудь нечеловеческий нойс, сделал вид, что магнитола внезапно сломалас
ь. Кима он бы не выдержал.
Имя позабытого барда напомнило Олегу о Юлике Горском, к которому он соби
рался сегодня вечером. Пытаясь по обыкновению найти скрытый смысл в прои
сходящем, Олег размышлял о том, что столь ранее появление в Москве имеет с
вои плюсы: например, он успеет разыскать дилера и купить травы. Как вежлив
ый человек, он считал, что приходить в гости с пустыми руками неприлично.


Мила сделала все, как просил Дингард. Вечером в субботу она потушила свет
во всей квартире, зашторила окна, прикрыла Ч но не заперла Ч дверь, разде
лась и легла в постель, положив Ч как он и просил Ч письмо у изголовья. Сл
ожнее всего было найти шелковый шарф, которым Дингард просил завязать гл
аза Ч но после двухчасового рытья в ящиках доисторического комода она в
конце концов обнаружила старый мамин шелковый платок. Хотя и с трудом, Ми
ле удалось завязать его концы на затылке.
В кромешной темноте Мила лежала и ждала. Она закрыла глаза, и на изнанке ве
к тут же начали вырастать башни Семитронья. Птицы летали в бирюзовом неб
е, ажурные подвесные мосты поднимались надо рвами, по витым тонким лестн
ицам спешили люди…
Мила чувствовала, что Дингард должен прийти в полночь. Он ничего не писал
об этом в письме, но она знала, что с последним ударом дедушкин
ых часов услышит скрип двери. Цветы расцветали под шелковой повязкой, Ми
ла вся превратилась в слух.
Вероятно, дверь отворилась беззвучно. Она услышала только шаги по коридо
ру, потом скрип половиц в спальне и шорох снимаемой одежды. Она почувство
вала запах, терпкий запах мужского тела, ощутила, как отлетает прочь прос
тыня и воздух холодит кожу. Внезапно она поняла, что мелко дрожит Ч скоре
е от волнения, чем от холода. Под повязкой она зажмурилась еще крепче и уви
дела, как приподнимается занавесь, свисающая с балдахина над ее ложем. Ди
нгард стоял в ногах кровати, а она, обнаженная, лежала перед ним. Золотая к
орона сияла на его челе, от яркого блеска ее глаза слезились, так, что в
том мире она тоже зажмурилась и уже в кромешной мгле ощутила, к
ак мужские руки скользят по ее телу, касаясь шеи, плеч, груди, бедер…
Граница между мирами рухнула. Она уже не знала, кто она и как ее зовут. Тело
Имельды трепетало, руки Милы обнимали Дингарда, чувствуя шершавую кожу ч
ужой спины. В неведомо каком мире встречались губы, и незнакомый язык про
никал в ее рот, словно предчувствие того, другого, проникновения, о которо
м она равно страшилась подумать в обоих мирах.
Мила не любила слова «секс»; Имельда не знала его. То, что происходило сейч
ас, не имело отношения к телам, не было взаимодействием рук, ног и губ Ч эт
о было величайшее космическое событие, воссоздание разрушенного, обращ
ение времени вспять. И с каждым мучительным выдохом, каждым движением, ка
ждой вспышкой боли, превращающейся во что-то иное, она чувствовала, как ба
шни вырастают до небес, и разрушенный замок восстает из руин Стаунстоуна
. Теперь Имельда понимала свое предназначение: еще пять раз следовало по
вторить это, с пятью другими властителями Семитронья… все они должны сли
ться воедино Ч и только тогда замок воспрянет из развалин.
Мила не слышала ни учащенного дыхания лежащего на ней мужчины, ни собств
енных криков, не чувствовала своего тела, не понимала, что повязка почти с
ползла с ее лица Ч и даже почти не заметила как все кончилось. Широко закр
ытыми глазами она смотрела в синее небо Семитронья, видела нависающие на
д ней ажурные башни, слышала крики птиц и шум волн. Незнакомые руки обнима
ли ее, и чужое дыхание постепенно становилось ровным. Ночной гость уснул,
а она все еще пребывала в том состоянии, где не различить сна и бодрствова
ния.
Она не видела лучей рассвета, не чувствовала, как мужская плоть снова вхо
дит в нее, а просто ощущала, как волна за волной проходит сквозь тело. Что М
ила испытывала в этом странном совокуплении? Боль? Наслаждение? Милы не б
ыло больше, была только Имельда.
И именно Имельда услышала из глубин окутывающего ее спальню ночного мра
ка приказ:
Ч Открой глаза.
Сначала она не поняла, потом Ч послушалась. Дневной свет, льющийся сквоз
ь занавески, ослепил ее, но даже не будь этого света, она вряд ли была спосо
бна понять, где сейчас находится. Балдахин и резные башенки кровати исче
зли. Она лежала на смятых, испачканных кровью простынях, и прямо над ней на
висало искаженное последней судорогой мужское лицо. Слюна запеклась в у
голке рта, глаза закатились под веки, стон с шумом вырывался через стисну
тые зубы. Еще один толчок Ч и объятия ослабли.
Имельда вскочила и отпрянула в дальний угол комнаты. На полу валялась пр
остыня, она прикрылась ей. Все еще не понимая, что происходит, она прошепта
ла, глядя прямо в чужое лицо, постепенно выплывающее из глубин памяти:
Ч Что ты здесь делаешь?

За прошедшие выходные лифт поломался. Олег безнадежно потыкал пальцем в
кнопку и сказал:
Ч Может быть, варенье я вам в другой раз завезу?
Ч Да-да, конечно, Ч поспешил согласиться Станислав Петрович, а Зара Але
ксандровна тут же добавила:
Ч Но ведь сумки ты поможешь нам донести?
Олег кивнул и, взяв самую тяжелую из трех сумок, начал подниматься. Старик
и остались у подъезда, сторожить остальные вещи. Волоча сумку, Олег с нена
вистью думал, что так и не смог избавиться от школьных заповодей: перевед
и старушку через улицу, донеси сумку, пропусти в дверь… Впрочем, кажется, К
онфуций учил чему-то подобному. Так что, может быть, поднимаясь на пятый э
таж старого сталинского дома и перебрасывая с руки на руку набитый черт
знает чем баул, Олег, что называется, приобретает себе заслугу
.
На площадке пятого этажа он столкнулся с незнакомым молодым человеком. О
лег не запомнил его: кажется, джинсы, кроссовки, обычная куртка… в память в
резалось только мокрое от пота лицо и прилипшие ко лбу волосы. Показалос
ь, что он выходит из квартиры Зары Александровны, но Олег не был в этом уве
рен.
Подойдя к двери, он увидел, что она не заперта, а только прикрыта. На всякий
случай нажал на кнопку звонка, потом толкнул дверь и крикнул, ставя сумку
на пол прихожей:
Ч Ау! Мила, ты дома?
Они толком не были знакомы. Конечно, он видел ее на даче у Зары Александров
ны, пару раз даже подвозил вместе с родителями на машине, но, пожалуй, ни ра
зу не перекинулся даже парой слов. Два года назад на дне рождения Алены Се
лезневой он вдруг увидел ее и страшно удивился, что она может здесь делат
ь. Но Мила, подарив имениннице не то книжку, не то картинку, Ч точно, картин
ку! Ч ушла почти сразу, а, может быть, Олег просто не заметил ее ухода, пото
му что Вадим привез из Питера грибов, и они начали их потихоньку есть на ку
хне, так что самой Алене ничего, кажется, и не досталось.
Он еще раз окликнул Милу, но вместо ответа услышал из глубины квартиры ка
кие-то странные звуки Ч не то всхлипы, не то тихий вой. Он скинул сандалии
и прошел по коридору. На пороге спальни он увидел Милу.
Она стояла в дверном проеме и, казалось, не замечала его. Спутанные волосы
стояли на голове словно панковский гребень, на левой груди виднелся синя
к, а на внутренней стороне бедер Ч потеки крови. Она была совсем голой.
Ч Что случилось? Ч спросил Олег.
Мила не ответила. Она продолжала тихо подвывать, и Олег сразу вспомнил, ка
к полгода назад нянчился со своим школьным другом, выкурившим недельный
запас гашиша за вечер и впавшим на несколько дней в полное невменялово. В
друг Мила сказала:
Ч Он ушел?
Ч Кто? Ч переспросил Олег, вспомнив встреченного на лестнице парня.
Ч Дингард, Ч сказала Мила, Ч принц Дингард.

Прошло уже десять минут, а Олег все не появлялся.
Ч Он не может открыть дверь, а Мила спит, Ч сказала Зара Александровна и,
кивнув мужу, Ч мол, оставайся здесь, Ч начала подниматься по лестнице.
Подъем давался ей нелегко и, чтобы придать себе сил, она на каждой площадк
е кого-нибудь ругала: Станислава, за то, что от него никогда не дождешься п
омощи, Олега, за то, что не может открыть дверь, Милу, за то, что проспит всю с
вою жизнь, как она уже проспала два года после школы, пока наконец не посту
пила в дурацкий Историко-архивный институт, только через несколько лет
чудом превратившийся в модный Гуманитарный Университет.
Она толкнула незапертую дверь, про себя обругала Олега Ч уже чтобы унят
ь тревогу Ч и, едва не споткнувшись о сумку, вошла в квартиру.
Она ожидала увидеть все что угодно, но только не это. Голая дочь стояла пос
реди коридора и что-то сбивчиво говорила, а Олег, словно это было в порядк
е вещей, слушал ее.
Ч Ты что, с ума сошла? Ч крикнула Зара Александровна и, едва только слова
сорвались с ее губ, они сразу стали мыслью: «Неужели действительно Ч сош
ла с ума?» Она оттолкнула Олега и накинула на Милу висевший на вешалке пла
щ.
Ч Зара Александровна… Ч начал Олег, но она не слушала его.
Ч Быстро в спальню, Ч крикнула она дочери, но Мила вдруг забилась, закри
чала:
Ч Нет, нет, я не пойду! Ч толкнула мать в грудь и бросилась к двери.
Ч Ты куда? Ч только и успела крикнуть Зара Александровна, как Олег, на хо
ду вдевая ноги в сандалии, побежал следом.

Она неслась вниз по дворцовой лестнице, и мрамор звенел под каблуками ее
туфель. Перебежчица из другого мира, она была обречена. Ее слова не были вы
слушаны Ч она, только она одна виновата, что привела в Семитронье чужака,
человека, одно присутствие которого могло разрушить все то, что с таким т
рудом воздвигалось годами. Он не был Дингардом, теперь она поняла это Ч и
, значит, она нарушила обет и обречена на изгнание. Имельда выбежала через
раскрытые ворота замка, оттолкнула заступившего ей дорогу стражника, вы
крикивающего чье-то незнакомое имя, и устремилась к подъемному мосту. За
спиной она слышала нарастающий шум погони и вдруг поняла, что ей не сужде
но спастись. Лес, казавшийся прибежищем, был полон диких зверей Ч и их рев
доносился отовсюду. Она обернулась и последний раз кинула взгляд на баш
ни Семитронья.
Ч Нет! Ч закричал Олег, но было уже поздно. Визг тормозов, тупо
й удар, лужа крови. Он замер посреди тротуара и в этот момент запыхавшаяся
Зара Александровна тронула его за плечо:
Ч Где она?
Олег покачал головой и вдруг вспомнил парня, выходящего из квартиры. Как
она сказала? Принц Дингард? Что это значило? Может быть, Юлик Горский смог
бы ответить на этот вопрос, да, разве что Горский.
Ч Где Мила, Олег? Ч еще раз спросила Зара Александровна, и в этот момент о
н услышал, как плачет подошедший Станислав Петрович, который уже понял, ч
то случилось.

Петр Степанович не любил таких ситуаций. Все с самого начала пошло напер
екосяк:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23