Неясно мелькнула картина какого-то полосатого тела, под которым бьется один из его братьев... кровь... бегство... Но ряд побед совсем затушевал воспоминания о страхе, который когда-то мог испытывать отважный секач. И теперь он не испугался. Он вспомнил только древнее правило дикой жизни: "Бойся незнакомого! Незнакомец - почти всегда враг", и мысль о какой-то грозящей ему опасности, о новом враге, с которым еще не приходилось сражаться, зажгла тусклые огоньки в маленьких глазках секача. Щетина поднялась на его загривке, губы сморщились и открыли кривые и острые, как ножи, клыки. Подняв морду вверх, кабан стоял и жадно впивал в себя ветер, напоенный этим странным, угрожающим запахом.
Но бриз, поднимаясь, всегда едва дышит, - порыв прошумел и стих. И в наступившей тишине новыи запах растворился среди сотни знакомых и исчез. Тогда секач успокоился; он опустил морду и мелкой рысцой побежал дальше. Однако смутное раздражение все еще не замирало в нем; бесшумно переступая черными копытами, он все время чутко прислушивался.
Глухое бешенство охватило тигра, когда он увидел, что кабан вдруг очутился у него под ветром и заметил его присутствие. Но он был слишком хорошим охотником, чтобы прямо продолжать преследование: он сделал большой крут назад, сам зашел под ветер к кабану и только тогда ринулся догонять его. Секач тоже может бежать скоро; нападая, короткие расстояния он пролетает прямо невероятно быстро для такого на вид неуклюжего, тяжелого зверя, - но ему все-таки не сравниться с тигром Низко припав к земле, вытянув хвост, хищник, как желтая змея, скользил между кустов кындырки, и ветер говорил ему, что добыча близится и близится. Охотничья горячка так захватила этого еще молодого зверя, что в пылу преследования он стал забывать об осторожности - то его лапа с громким плеском погружалась в холодную лужу, то камышина трескалась под ней, и уже не раз пугливые табунки уток и нырков с громким шумом крыльев срывались перед ним. Но ветер, раз выдавший кабану следовавшего за ним тигра, теперь равнодушно относил в море эти предостерегающие звуки; только крики птиц доносились до секача, и опыт шепнул ему на ухо: "Кто-то идет за тобой"...
Вот впереди, шагах в сорока, на фоне светлой лужи, мелькнул силуэт кабана. Тигр, вспомнив об осторожности, бесшумно скользнул в сторону, словно легкая тень, пробежал вперед, перегнал секача и залег на его дороге. Теперь кабан не мог уже миновать засады.
Минута - и между зверями остались только роковые двадцать пять шагов. Тигр сжался в комок, и вдруг стальные мышцы его разом напряглись, и, словно подброшенный пружиной, он взлетел на воздух. Первый прыжок его покрыл десять шагов Мгновение - и во второй раз он распластался над кындыркой...
Но осторожный и рассерженный секач невольно ждал нападения. Едва шум, с которым тигр коснулся земли после первого прыжка, коснулся его настороженных ушей, он бросился вперед, разом остановился, врезавшись копытами в грязь, круто повернулся и сам ринулся навстречу неизвестному врагу. Безумная отвага!.. Секач не знал, не видел того, кто дерзко преследовал его, но и теперь, когда перед ним очутился тигр, присевший для последнего, третьего прыжка, страх ни на мгновение не задержал его стремительного налета. Словно остроконечный камень, брошенный катапультой, он ринулся на тигра. Поздно! Хищник уже прыгнул. Бойцы встретились на полдороге. Клыки кабана прорезали воздух, но и тигр промахнулся. Когти его передних лап впились в бедра задних ног кабана, голова очутилась над его хвостом, и, что хуже всего, задние лапы скользнули по крепкой глиняной скорлупе, покрывавшей бока кабана; еле удержавшись на месте, тигр грузно упал на хребет секача.
Одинец присел от страшной тяжести, навалившейся на него, но тотчас оправился. Непривычный наездник взбесил его; необузданный, полный сознания своей силы и достоинства, теперь он пришел в ярость. Но у него не было достаточно ловкости, чтобы сбросить со своей спины ужасного всадника, и невольно он метнулся в камыши, где было его царство, где каждая битва кончалась его победой.
Ближний остров был недалеко. С грохотом врезался кабан со своей ношей в гущину стеблей, бешенство, красным туманом застилавшее глаза, дало ему небывалые силы. И камыши стали на его сторону: словно тысячи маленьких рук, цеплялись упругие стебли за тигра и тащили его прочь со спины секача. Еще никогда не приходилось огромной кошке бывать в таком положении; она растерялась и, чтобы лучше держаться, вонзила зубы в спину кабана, но слабо, нерешительно. Новая боль еще сильнее раздражила одинца. Все ломая, давя и громя на пути, он понесся среди заросли.
Есть места, где камыш, выросший слишком высоким, под ветром гнется и падает ряд за рядом. Тут образуются площадки, выстланные слоем стеблей, скользкие и неудобные для ходьбы: нога порой проваливается и глубоко уходит в тину. На такую прогалину вылетел, наконец, разъяренный секач.
Раздвоенные копыта его разошлись и мгновение поддерживали его на этой предательской почве, но затем вдруг он разом провалился обеими передними ногами. От резкой остановки тигр сорвался и, перекувырнувшись через голову, откатился к краю полянки.
В одно и то же мгновение оба зверя стали на ноги. Секач, тяжело поводя боками, расставив упругие ноги, наклонил морду; бешено храпя и фыркая, он яростно стучал клыками. Тигр прилег и, положив голову на передние лапы, в упор глядел на кабана холодными, расширенными ночью зрачками. Кривые когти на его лапах то показывались, то скрывались, мышцы, словно волны, переливались под кожей, кольчатый хвост извивался, как змея, громко хлопая по камышу. Тигр готовился к прыжку.
А безлунная ночь тихо накрывала бойцов серым, тусклым полумраком.
Угадывая намерение врага, секач бросился первым. Тигр хотел ответить прыжком, но его задние лапы скользнули по камышу, и вместо того чтобы взлететь на воздух, он растянулся и покатился по земле. Грозой налетел на него секач. Вцепившись в камыш когтями, хищник в последний миг успел протащить немного вперед свое длинное туловище, чтобы спасти бок от удара, и тут жгучая боль в задней лапе заставила его бешено рявкнуть. Секач ударил; его левый клык по корень вонзился в тело тигра. Могучий поворот головы вверх и назад, и длинная рана - сквозь все мышцы до кости - открылась и заструилась широкой полосой крови.
Но бешенство боя охватило зверей. Кабан, не зная, как сильно ранен его враг, и опасаясь нападения сзади, быстро повернулся; тигр ждал его. Он не мог больше хорошо прыгать, он почуял, что теперь битва идет для него не ради добычи, но ради самой жизни, и безумный гнев за неудачу овладел им. Он собрал весь запас сил, его движения стали коротки, точны и отрывисты, свою кошачью ловкость он противопоставил дикой силе кабана.
И поединок начался снова. Налеты кабана были прямы и стремительны, тигр короткими прыжками ускользал от них. Задачей секача было вонзить клык в бок тигра, задачей тигра - вспрыгнуть кабану на спину. Уж раз, и два, и три встречались враги на середине полянки, но неудача преследовала секача - его клыки бесполезно резали воздух, а тигр, увернувшись от нападения, становился рядом с ним и успевал нанести удар передней лапой. Под этими ударами трескалась и отлетала кусками глиняная скорлупа, и железные когти длинными полосами бороздили кожу. Толстый слой жира спасал до сих пор кабана: как ни глубоко, врезались когти тигра, но ни одна важная мышца не была еще разорвана. Кровь частыми струйками бежала по бокам секача, незаметно стали подкрадываться слабость и утомление. Казалось, победа клонилась на сторону тигра; но потеря крови, лившейся из глубокой раны, ослабляла и его, а поврежденная лапа отказывалась служить. Кто же раньше устанет?..
Как копье, брошенное сильной, но уже усталой рукой, мелькнул кабан мимо тигра, и новый удар обрушился на его израненный бок. Удар более слабый, чем раньше, но секач пошатнулся от него.
И этот признак грозящего поражения впервые после долгих лет наполнил его холодным ужасом смерти. Мелькнула мысль о бегстве, но тотчас исчезла. Старый боец не уступит! Бешеная ярость сменила страх; дикое стремление биться, биться до смерти, охватило храброго зверя, и, на минуту снова бодрый и сильный, он нанес следующий удар. Опять промахнулся. Но затем, повернувшись с небывалым проворством, он с такой быстротой ринулся на тигра, что тот не успел увернуться. Звери столкнулись; от удара тигр опрокинулся на спину, и это спасло его от клыка, но, отброшенный к краю полянки, он очутился между стеной камыша и секачом. Мгновенно перекинувшись, хищник стал на ноги, хотел перевернуться лицом к врагу... Не медля ни мгновения, кабан бросился на упавшего противника, налетел на него и, низко опустив морду, поймал его на клык. Опять тот же мощный поворот головы вверх и назад, и новая рана - смертельная - вскрыла живот тигра. Но кошки живучи. Передними лапами тигр обхватил спину секача, впустил в нее зубы и, впившись словно пиявка, замер в этом прощальном объятии.
Кабан рванулся вперед, опять сквозь камыши, таща за собою тигра. Сотня шагов, и широкий проток загородил ему дорогу. Не помня себя, он бросился в воду. Дно исчезло под его ногами, и он поплыл, но тяжесть висевшего на нем тигра топила его. Вода заливала ноздри, уже раз оба зверя совсем скрылись под поверхностью протока, и, напрягая последние силы, задыхаясь, кабан еле успел вынырнуть, чтобы вдохнуть воздух и залитыми своей и чужой кровью глазами увидеть невдалеке полосу камышей и перед нею отмель. Потом он опять скрылся под водой. Тигр вытащил зубы из его спины, но не выпускал его.
Странное равнодушие овладело секачом. Изнемогая от усталости, он из последних сил шевелил ногами, поднимался на поверхность, снова тонул, все еще таща вцепившегося в него тигра, но безразличие к жизни и смерти все более и более покоряло его - он боролся слабее и слабее.
Но вдруг копыто его чего-то коснулось... Берег! Жажда жизни вспыхнула снова; рванувшись, секач выбежал на отмель, и тут тигр, словно пиявка, досыта насосавшись крови, отвалился от него. Кабан снова был свободен.
И опять бойцы стали лицом к лицу. Тигр умирал, но ярость и отчаяние были по-прежнему живы в нем. Привстав на передних лапах, он оскалил зубы, прижал уши, его белые усы стали дыбом. Он поднял лапу и несколько петель кишок, словно куча беловатых, перепутанных змей, выскользнули из раны. Сильнейший из хищников, он был поражен насмерть, но не побежден.
Секач, пошатываясь, стоял перед ним. Страшное утомление овладело им, но поднятая лапа тигра снова звала в битву. И опять слабо заискрились желание и опьянение боя, и смелый, необузданный зверь принял последний вызов. Медленно и тяжело он подбежал теперь прямо к тигру, позабыв даже постараться зайти немного в бок, и наклонил голову. Казалось, он шел, чтобы покорно принять последний удар. Но едва клык слабо черкнул по груди тигра, как тот опустил занесенную лапу на затылок кабана, и от этого удара, в который умирающий зверь вложил всю свою ярость, все мщение, весь остаток быстро убегающих сил, секач покачнулся и тяжело упал на бок. На миг вспыхнули перед глазами его ослепительные красные огни, и вдруг сразу погасли... навсегда. А тигр, упав на него, слабеющими лапами рвал его тело, грыз его шею, пока вместе с последними каплями крови не погасли и злоба, и поздняя радость победы.
Далеко под ветром заплакал шакал, отозвался другой, третий. Прошло несколько минут, и голоса их зазвучали ближе.
Бесформенной кучей лежали бойцы на отмели; кровь черным пятном расплылась вокруг них на песке. Тигр был еще жив; его лапы слабо вздрагивали, но открытые глаза уже остеклянились и мутным, мертвым взором глядели на темное небо. Серая безлунная ночь тихо шла над камышами; береговой бриз нежно вздыхал среди его верхушек, и, как черное зеркало, лежал успокоившийся проток.
Уже близко перекликались шакалы. Их кольцо все суживалось и суживалось. Эти трусливые ночные воришки издалека чуют кровь и падаль...
(1) Дикий кабан.



1 2