Л.Кудрявцев
ОЗЕРО
Над черными громадами домов висела бледная луна. Призрак вышел из-за
угла, загородив дорогу.
Прохор становился и засунул руки в карманы, ожидая дальнейших
событий.
Очень мило! Эдакий некрупный призрак в плаще и помятой шляпе, с худым
лицом и щетинистым подбородком. Да к тому же еще и нетрезвый... Фи! В
конце концов, это могло продолжаться долго, а терпение у Прохора не
железное.
- Ну, ты! - сказал он. - Чего ты?.. Иди, иди, у тебя свои дела, у
меня свои.
Призрак что-то невнятное промычал и, ударив себя кулаком в грудь,
исчез в стене ближайшего дома. Прохор пожал плечами и, тщательно выбирая
дорогу, но несмотря на это ежеминутно попадая в лужи, пошлепал дальше.
Где-то противно кричал птеродактиль. Ветер шевельнул волосы, пронеся
с собой мгновенное облегчение, и тут же стих. На ближайшей крыше два
призрака обнимались и целовались, прекращая это милое занятие только для
того, чтобы вволю поикать.
Он свернул в проходной двор, долго карабкался по кучам мусора, битого
стекла и два раза чуть не упал. Сперва поскользнувшись на какой-то липкой
и вонючей дряни, а потом - когда под ним рассыпалась горка битой черепицы.
Серые тени перебегали дорогу. А в конце пути с крыши дома, возле которого
он проходил, упал кирпич и с треском разлетелся на мелкие кусочки.
Все же он дошел и долго возился с дверным замком, который ни за что
не хотел открываться.
Наконец ключ повернулся, дверь со скрипом отворилась, и Прохор,
ругаясь самыми последними словами, вошел в дом.
Он прошел длинным, неосвещенным коридором мимо комнаты Профессора, из
которой доносилось пощелкивание и пахло серой, мимо комнаты Торгаша, где
было тихо. Неожиданно обернувшись, увидел, как из логова Торгаша
выскользнуло что-то серое, расплывчатое и, быстро-быстро пробежав по
коридору, вдруг пропало.
Усмехнувшись, Прохор вошел в свою комнату и, мягко прикрыв дверь,
остановился, нащупывая в кармане спички.
Он зажег стоявшую на столе свечу, отпил из помятого бидончика пару
глотков воды и, стряхнув с усов капли, стал растапливать печку. Когда
"буржуйка" весело загудела, он сел к ней спиной и некоторое время глядел
на Кроху, который спал, приоткрыв рот и тихонько посапывая. На правой щеке
у него отделился кусок кожи и виднелось черное мясо. Прохор перевел взгляд
на Пэт. Она лежала свернувшись клубком, подложив под щеку узкую ладонь.
Дальше, возле самой стены, раскинув полные руки, спал Март. Круглый живот
его то вздымался, то опадал.
Вздохнув, Прохор подошел к окну и долго смотрел на ночной город.
Где-то далеко, кварталов за пять, полыхало зарево - то ли пожар, то ли
призраки веселились.
Прохору стало тоскливо. Он подумал о том, что когда-нибудь все это
кончится, надо только терпеть, стиснуть зубы и надеяться на лучшее, потому
что хуже уже некуда. А еще он немного удивился своему такому долгому
терпению, и, наверное, в этом удивлении была также гордость, потому что
мало кто столько вытерпит, а он вот смог. Главное, быть спокойным и знать
- так и должно быть, слепо верить, что все это рано или поздно кончится.
Он повесил пальто на гвоздик, разгрузил карманы и, оглядев
внушительную кучку картошки, подумал, что пальто у него действительно
замечательное, а особенно карманы, в которые можно спрятать все что
угодно...
Подождав, пока не появятся угли, он положил на них картошку и прикрыл
ее золой. А сам сел возле "буржуйки" и грелся, покуривая заплесневелую
сигарету. Он с наслаждением вдыхал сладковатый дым, размышлял о том, что
надо бы достать Марту хорошее пальто и лучше бы с такими же замечательными
карманами, как у него. А Кроху придется отдать призракам, никуда не
денешься. Он еще много о чем думал. Например, о том, что в соседнем доме
раньше жила лопоухая девочка, которая однажды остановила его, тогда еще
несмышленого балбеса, на улице и сказала, что любит. Безо всяких
вступлений подошла, сказала: "Я тебя люблю" и стала с любопытством ждать,
что он ответит. А он от неожиданности растерялся, выдавил из себя: "Даже
так?" - и бросился от нее бежать, как от морского чудовища.
Интересно, где она теперь? Кто знает? Может, сидит точно так же у
печки и вспоминает о том, как однажды призналась в любви одному юному
придурку и как он позорно при этом струсил? Тут он подумал, что быть этого
не может. Скорее всего, она превратилась в серую тень и шастает по ночному
городу, а может, подалась к призракам. Скорее всего...
А потом проверил картошку, которая уже испеклась, и, вытащив ее из
печки, разложил на четыре порции. Замер, прикидывая, кого будить первым.
Но тут Март дрыгнул во сне ногой, а так как лежал у стены, то нога
провалилась в нее по колено, очевидно, высунувшись на улицу. И пока Прохор
с изумлением на все это глядел, Март вытащил ногу и поджал под себя.
Прохор зачем-то потрогал стену возле постели Марта и уже хотел
пощупать его самого, но передумал и вернулся к печке. Как-то сразу
заледенев, переделил картофель на троих и стал будить Пэт с Крохой. Это
было тяжким делом, потому что просыпаться они не хотели, а только
сворачивались в клубки, как ежики, и старались прикрыться одеялами.
Тогда он плеснул на них водой, и минут через пять Пэт уже уплетала
ароматную, горячую печеную картошку. А Кроха ел прямо с корочкой, на зубах
хрустели угольки и вокруг губ появился черный налет. Прикончив свою
порцию, он выцыганил у Пэт еще одну картофелину и, тотчас же с ней
расправившись, мгновенно заснул.
Прохор ел неторопливо, смотрел на Пэт, любуясь хрупкой тепличной
красотой, которая всегда будила в нем жалость и желание защитить.
- А Март? - спросила она.
- Он уже наелся, - сказал Прохор и поспешно поинтересовался, как
дела. Пэт стала рассказывать, как они сидели, ждали его, и только Март
один раз выходил за водой, был очень долго, но вернулся пустой, хорошо
хоть вернулся. А еще кто-то стучал в окно, но они не открыли, а Кроха
плутует в домино, а Март в последнее время какой-то молчаливый и
раздражительный. И вода кончается.
Она все рассказывала и рассказывала, а Прохор смотрел на нее, забыв
обо всем, очарованный лицом этой девочки, потому что оно было прежним,
таким, как недавно и так невозможно давно.
Она опустила голову на старый ватник, который заменял ей подушку, и
еще что-то говорила, но голос становился все тише. Прохор доел картошку, и
пристроился рядом. Они немножко пошептались, а потом уснули.
Проснулись утром - от грохота. За окнами двигались батальоны шкафов и
этажерок, роты трельяжей и диванов, бригады столов и легионы стульев, а
также козетки, кушетки, тумбочки и еще множество другой деревянной и
пластиковой мебели. Все это двигалось вдоль по улице, сталкиваясь, сдирая
друг у друга полировку и устилая асфальт осколками зеркал.
Из подъездов выбегали люди, ошалело рассматривая это странное
шествие. Но кое-кто уже сообразил что к чему: двое самых предприимчивых
ринулись в мебельную колонну, отбили понравившийся шкаф и, как он ни
отмахивался дверцами, как ни упирался, утащили во двор своего дома, где
намертво привязали к дереву. Тут все очнулись. Появились веревки, лица
людей стали азартными, а руки приготовились хватать.
Получилась настоящая охота. Люди вытаскивали из колонны стулья и
табуретки, тумбочки и деревянные кровати, с шутками-прибаутками вязали их
и тотчас же затаскивали в квартиры. Кто-то уже рубил стульям ножки, чтобы
не сбежали, еще кто-то разбивал шкаф, а с верхних этажей кричали:
- Выбирай посуше. Чтобы хорошо горело!
Но колонна шла вперед и была слишком огромна, чтобы обращать внимание
на такие мелочи. Не так уж много оставалось людей, чтобы причинить ей
заметный ущерб.
Не обошлось и без призраков. Они устроились на крыше одного из зданий
и с хохотом смотрели бесплатное представление, встречая каждую удачную
поимку одобрительным гулом. А когда какому-нибудь дивану все же удавалось
ускользнуть, пронзительно свистели в два пальца, как бывалые голубятники.
На другой крыше сидел птеродактиль и, тараща полуослепшие глаза,
шипел, расправлял и собирал кожистые веера крыльев, собираясь взлететь, но
не решаясь отдаться на милость суматошной дневной жизни.
Его заметили. Все мгновенно позабыли про мебель. Кое-кто полез по
карнизам, не сводя глаз с аппетитной добычи. По нынешним временам столько
мяса - это что-то невероятное.
Несколько человек побежали за мушкетами, другие тем временем пытались
сбить птеродактиля камнями. Но все дело завалили призраки. Кто же еще?
Один из них перескочил на крышу и что-то гаркнул. Праптица неуклюже
взлетела и, кренясь на одно крыло, отправилась искать менее шумное место.
Народ опять принялся за мебель. Тут и Прохор вышел на улицу, отловил
превосходный буфет, который поначалу сопротивлялся, но быстро успокоился.
Он пришелся кстати, ведь дров осталось маловато.
А потом в квартиру ввалился оживленно жестикулирующий Профессор и
прямо с порога пригласил Прохора на прогулку. Пришлось согласиться, так
как Профессор мог заблудиться в трех соснах. Прохору уже надоело его
разыскивать. Гораздо легче сопровождать: ходи за ним, как хвостик, а в
нужный момент отконвоируй домой, и дело в шляпе.
- А куда? - поинтересовался Прохор, засовывая за пояс топор.
- О, хочу проверить одну гипотезу. У меня есть предположение, что все
эти представители мебели направились к озеру призраков. Может быть? Может.
Безусловно.
К озеру призраков Прохору не хотелось. Да куда денешься?
Он долго таскался за Профессором по жаре, слушая его сверхумные
разглагольствования, из которых понимал едва десятую часть. Изнывая,
проклинал все на свете и вздохнул свободно только тогда, когда они
повернули домой.
Солнце склонялось к горизонту. Над городом плыли гигантские мыльные
пузыри, покачиваясь на ветру и полыхая яркими боками. Иногда они
сталкивались и, лопнув, рассыпались голубыми звездочками, веселым огненным
дождем вычерчивая в вечернем небе замысловатые узоры.
Приехали машины с водой, и возле них столпились мужики, пуская в небо
сигаретный дым и неторопливо позвякивая ведрами. У самого горизонта, там,
где были горы, полыхнуло огнем, в небо взлетели клубы дыма, но тут же
рассеялись. Черт знает, что там было, в тех горах. Никто туда не ходил.
Они брели по улице, и Профессор рассказывал, как можно усилием воли
сделать из простого куриного яйца диетический кубик, но Прохор не слушал,
а думал о том, какие странные вещи иногда случаются на свете. Вот ведь
жил, и хорошо жил. Только все чего-то не хватало. А потом с неба
посыпались ракеты... Ладно хоть не ядерные. Да толку-то...
А Профессор уже рассказывал, что, по слухам, на соседний город упала
какая-то особенная бомба, кажется психотронная. Теперь там джунгли, а все
жители превратились в чертей и леших, драконов и кентавров. При этом они
утратили память, хотя и сохранили человеческий разум. И лучше туда носа не
совать.
А на тот город, что подальше, ничего не попало, только, по слухам,
объявилась там какая-то дорога миров. Интересно, похожа ли она на озеро
призраков? Тоже, надо сказать, наистраннейшая штука! Я думаю, говорил
Профессор, становясь призраками, люди проходят сквозь него и попадают в
параллельный мир. Но тогда почему мы их видим? И они нас?
Вот если бы у меня было немного динамиту, я бы поставил один очень
интересный эксперимент. Мне кажется, для того чтобы перемещать людей в
другое измерение, озеро должно быть настолько сложной штукой, что в нем
просто обязано зародиться какое-то сознание. Если провести эксперимент,
предполагаю, что мир призраков не останется неизменным, а может, и совсем
исчезнет. Если бы мне удалось экспериментальным путем доказать свою
теорию, то коллеге Трумвелю ничего иного не осталось бы, как сжевать со
злости собственный галстук.
- Ну и что? - спросил Прохор.
- То есть? - не понял Профессор.
- Легче нам будет от вашей теории? Ею что, детей можно лечить? Ее
можно есть заместо хлеба?
Профессор снял очки и посмотрел на Прохора такими круглыми и
беззащитными глазами, что тому стало стыдно. Он даже пожалел, что так
взъелся, но что поделаешь, слово не воробей...
Дальше они шли молча. Профессор вытащил было блокнот и попытался
сделать запись, но ничего не вышло. Он спрятал блокнот и умоляюще
посмотрел на Прохора, но тот не остановился, а шел и шел вперед.
Прохор думал в это время про Пэт и Кроху, про Профессора, который так
и не понял, что все уже кончилось и пора вспомнить, как добывается мясо, и
учиться выживать, не тратя драгоценного времени на чепуху. Потому что вся
эта наука хороша, когда полон желудок, много денег и из родных никто не
болеет. Вот тогда можно заняться наукой и выяснить, отчего на жареном мясе
образуется корочка.
Но времена изобилия кончились. Профессор, выходит, этого не понимает.
Ладно, что Прохор заботится о нем. А случись какая беда, что Профессору
останется делать? Помирать? И лучше бы на него не отвлекаться, не тратить
силы.
А еще он думал, что все беды произошли от людей, которым сытно и
хорошо жилось. Еще бы не хорошо. Получил приказ и знай себе выполняй. И
конечно же, им не хотелось терять эту хорошую жизнь. Чего ради? Еще
работать придется!
А нужны они были только тогда, когда государству (неважно какому),
угрожала опасность вторжения. А как только опасности не было, они вроде бы
и не у дела, вроде и ни к чему. Получается, для того чтобы им постоянно
жить хорошо, нужна угроза. А если ее нет, то надо придумать. И они
старались. А когда спохватились - оказалось поздно.
И неважно, кто первым начал и что было причиной. Важно теперь любой
ценой выжить, но тут уж кому как повезет...
Так они и дошли до дома. Профессор прошмыгнул в дверь, а Прохор
задержался. Из стены соседнего дома торчал человеческий нос. Подумав
некоторое время, Прохор сообразил, чей, и тут Март, наконец, весь
появился.
Прохор плюнул в тоске и взялся за ручку двери,
- Погоди, - крикнул Март, и Прохор замер. - Погоди, не уходи, дело
есть. Я хочу сказать дело... Я хочу сказать тебе, что ты заблуждаешься.
Пойми - это страшно. Это... Я теперь могу получить все, что пожелаю. Да
дело не в том. Главное, что теперь мне не страшно. Очень здорово, когда
тебе не страшно. Оказывается, я всю жизнь искал такое место. Погоди, не
уходи... Хорошо, я трус. Но ты! Ты еще хуже, ты губишь Кроху и Пэт. Они
умрут, и кто будет в этом виноват? А откуда ты знаешь, что все должно быть
именно так? Может быть, мир призраков - шаг вперед, следующая ступень
цивилизации! Откуда ты...
Прохор зашел в дом и тщательно запер входную дверь на засов.
На секунду лицо Марта появилось из ближайшей стены, исказилось
гримасой то ли боли, то ли гнева и пропало.
Проходя мимо комнаты Торгаша, Прохор подумал, что и с ним что-то
нечисто. Кто знает, может, Торгаш уже переметнулся к призракам, как,
например, Март? Да нет, пожалуй, нет. Если в том мире каждый может
получить все, что пожелает, что там делать Торгашу?
Пэт смазывала Кроху подсолнечным маслом. Он сидел на табурете
совершенно голый, и хорошо было видно, что все его тело расцвечено
какими-то странными разводами. Во многих местах кожа полопалась и отстала,
повисая сухими лоскутками. Пэт смазывала эти места очень осторожно,
поминутно поглаживая Кроху по голове и все время приговаривая что-нибудь
ласковое. Когда Прохор вошел, она даже постаралась улыбнуться, но это у
нее получилось настолько жалко и неестественно, что Прохор аж скрипнул
зубами.
Пока Пэт одевала Кроху, он вынул из кармана пять яиц, найденных на
берегу озера призраков и соорудил яичницу. И тут Пэт улыбнулась
по-настоящему. Но все равно потом, когда они поели, она тихо-тихо,
тоненьким-тоненьким голоском попросила:
- Прохор, ну, Прохор, может еще денек?.. Может, все еще повернется,
чего не бывает? А? Прохор, ведь страшно же, давай еще подождем, а? Один
день, один маленький денечек? Если лучше не станет, тогда... А, Прохор?
Прохор, который рассказывал Крохе, как весело стулья, шкафы, кушетки
и прочая мебель прыгали в озеро призраков, сразу помрачнел, задумался, а
потом сказал:
- Нет, Пэт. Нет, и не проси.
1 2
ОЗЕРО
Над черными громадами домов висела бледная луна. Призрак вышел из-за
угла, загородив дорогу.
Прохор становился и засунул руки в карманы, ожидая дальнейших
событий.
Очень мило! Эдакий некрупный призрак в плаще и помятой шляпе, с худым
лицом и щетинистым подбородком. Да к тому же еще и нетрезвый... Фи! В
конце концов, это могло продолжаться долго, а терпение у Прохора не
железное.
- Ну, ты! - сказал он. - Чего ты?.. Иди, иди, у тебя свои дела, у
меня свои.
Призрак что-то невнятное промычал и, ударив себя кулаком в грудь,
исчез в стене ближайшего дома. Прохор пожал плечами и, тщательно выбирая
дорогу, но несмотря на это ежеминутно попадая в лужи, пошлепал дальше.
Где-то противно кричал птеродактиль. Ветер шевельнул волосы, пронеся
с собой мгновенное облегчение, и тут же стих. На ближайшей крыше два
призрака обнимались и целовались, прекращая это милое занятие только для
того, чтобы вволю поикать.
Он свернул в проходной двор, долго карабкался по кучам мусора, битого
стекла и два раза чуть не упал. Сперва поскользнувшись на какой-то липкой
и вонючей дряни, а потом - когда под ним рассыпалась горка битой черепицы.
Серые тени перебегали дорогу. А в конце пути с крыши дома, возле которого
он проходил, упал кирпич и с треском разлетелся на мелкие кусочки.
Все же он дошел и долго возился с дверным замком, который ни за что
не хотел открываться.
Наконец ключ повернулся, дверь со скрипом отворилась, и Прохор,
ругаясь самыми последними словами, вошел в дом.
Он прошел длинным, неосвещенным коридором мимо комнаты Профессора, из
которой доносилось пощелкивание и пахло серой, мимо комнаты Торгаша, где
было тихо. Неожиданно обернувшись, увидел, как из логова Торгаша
выскользнуло что-то серое, расплывчатое и, быстро-быстро пробежав по
коридору, вдруг пропало.
Усмехнувшись, Прохор вошел в свою комнату и, мягко прикрыв дверь,
остановился, нащупывая в кармане спички.
Он зажег стоявшую на столе свечу, отпил из помятого бидончика пару
глотков воды и, стряхнув с усов капли, стал растапливать печку. Когда
"буржуйка" весело загудела, он сел к ней спиной и некоторое время глядел
на Кроху, который спал, приоткрыв рот и тихонько посапывая. На правой щеке
у него отделился кусок кожи и виднелось черное мясо. Прохор перевел взгляд
на Пэт. Она лежала свернувшись клубком, подложив под щеку узкую ладонь.
Дальше, возле самой стены, раскинув полные руки, спал Март. Круглый живот
его то вздымался, то опадал.
Вздохнув, Прохор подошел к окну и долго смотрел на ночной город.
Где-то далеко, кварталов за пять, полыхало зарево - то ли пожар, то ли
призраки веселились.
Прохору стало тоскливо. Он подумал о том, что когда-нибудь все это
кончится, надо только терпеть, стиснуть зубы и надеяться на лучшее, потому
что хуже уже некуда. А еще он немного удивился своему такому долгому
терпению, и, наверное, в этом удивлении была также гордость, потому что
мало кто столько вытерпит, а он вот смог. Главное, быть спокойным и знать
- так и должно быть, слепо верить, что все это рано или поздно кончится.
Он повесил пальто на гвоздик, разгрузил карманы и, оглядев
внушительную кучку картошки, подумал, что пальто у него действительно
замечательное, а особенно карманы, в которые можно спрятать все что
угодно...
Подождав, пока не появятся угли, он положил на них картошку и прикрыл
ее золой. А сам сел возле "буржуйки" и грелся, покуривая заплесневелую
сигарету. Он с наслаждением вдыхал сладковатый дым, размышлял о том, что
надо бы достать Марту хорошее пальто и лучше бы с такими же замечательными
карманами, как у него. А Кроху придется отдать призракам, никуда не
денешься. Он еще много о чем думал. Например, о том, что в соседнем доме
раньше жила лопоухая девочка, которая однажды остановила его, тогда еще
несмышленого балбеса, на улице и сказала, что любит. Безо всяких
вступлений подошла, сказала: "Я тебя люблю" и стала с любопытством ждать,
что он ответит. А он от неожиданности растерялся, выдавил из себя: "Даже
так?" - и бросился от нее бежать, как от морского чудовища.
Интересно, где она теперь? Кто знает? Может, сидит точно так же у
печки и вспоминает о том, как однажды призналась в любви одному юному
придурку и как он позорно при этом струсил? Тут он подумал, что быть этого
не может. Скорее всего, она превратилась в серую тень и шастает по ночному
городу, а может, подалась к призракам. Скорее всего...
А потом проверил картошку, которая уже испеклась, и, вытащив ее из
печки, разложил на четыре порции. Замер, прикидывая, кого будить первым.
Но тут Март дрыгнул во сне ногой, а так как лежал у стены, то нога
провалилась в нее по колено, очевидно, высунувшись на улицу. И пока Прохор
с изумлением на все это глядел, Март вытащил ногу и поджал под себя.
Прохор зачем-то потрогал стену возле постели Марта и уже хотел
пощупать его самого, но передумал и вернулся к печке. Как-то сразу
заледенев, переделил картофель на троих и стал будить Пэт с Крохой. Это
было тяжким делом, потому что просыпаться они не хотели, а только
сворачивались в клубки, как ежики, и старались прикрыться одеялами.
Тогда он плеснул на них водой, и минут через пять Пэт уже уплетала
ароматную, горячую печеную картошку. А Кроха ел прямо с корочкой, на зубах
хрустели угольки и вокруг губ появился черный налет. Прикончив свою
порцию, он выцыганил у Пэт еще одну картофелину и, тотчас же с ней
расправившись, мгновенно заснул.
Прохор ел неторопливо, смотрел на Пэт, любуясь хрупкой тепличной
красотой, которая всегда будила в нем жалость и желание защитить.
- А Март? - спросила она.
- Он уже наелся, - сказал Прохор и поспешно поинтересовался, как
дела. Пэт стала рассказывать, как они сидели, ждали его, и только Март
один раз выходил за водой, был очень долго, но вернулся пустой, хорошо
хоть вернулся. А еще кто-то стучал в окно, но они не открыли, а Кроха
плутует в домино, а Март в последнее время какой-то молчаливый и
раздражительный. И вода кончается.
Она все рассказывала и рассказывала, а Прохор смотрел на нее, забыв
обо всем, очарованный лицом этой девочки, потому что оно было прежним,
таким, как недавно и так невозможно давно.
Она опустила голову на старый ватник, который заменял ей подушку, и
еще что-то говорила, но голос становился все тише. Прохор доел картошку, и
пристроился рядом. Они немножко пошептались, а потом уснули.
Проснулись утром - от грохота. За окнами двигались батальоны шкафов и
этажерок, роты трельяжей и диванов, бригады столов и легионы стульев, а
также козетки, кушетки, тумбочки и еще множество другой деревянной и
пластиковой мебели. Все это двигалось вдоль по улице, сталкиваясь, сдирая
друг у друга полировку и устилая асфальт осколками зеркал.
Из подъездов выбегали люди, ошалело рассматривая это странное
шествие. Но кое-кто уже сообразил что к чему: двое самых предприимчивых
ринулись в мебельную колонну, отбили понравившийся шкаф и, как он ни
отмахивался дверцами, как ни упирался, утащили во двор своего дома, где
намертво привязали к дереву. Тут все очнулись. Появились веревки, лица
людей стали азартными, а руки приготовились хватать.
Получилась настоящая охота. Люди вытаскивали из колонны стулья и
табуретки, тумбочки и деревянные кровати, с шутками-прибаутками вязали их
и тотчас же затаскивали в квартиры. Кто-то уже рубил стульям ножки, чтобы
не сбежали, еще кто-то разбивал шкаф, а с верхних этажей кричали:
- Выбирай посуше. Чтобы хорошо горело!
Но колонна шла вперед и была слишком огромна, чтобы обращать внимание
на такие мелочи. Не так уж много оставалось людей, чтобы причинить ей
заметный ущерб.
Не обошлось и без призраков. Они устроились на крыше одного из зданий
и с хохотом смотрели бесплатное представление, встречая каждую удачную
поимку одобрительным гулом. А когда какому-нибудь дивану все же удавалось
ускользнуть, пронзительно свистели в два пальца, как бывалые голубятники.
На другой крыше сидел птеродактиль и, тараща полуослепшие глаза,
шипел, расправлял и собирал кожистые веера крыльев, собираясь взлететь, но
не решаясь отдаться на милость суматошной дневной жизни.
Его заметили. Все мгновенно позабыли про мебель. Кое-кто полез по
карнизам, не сводя глаз с аппетитной добычи. По нынешним временам столько
мяса - это что-то невероятное.
Несколько человек побежали за мушкетами, другие тем временем пытались
сбить птеродактиля камнями. Но все дело завалили призраки. Кто же еще?
Один из них перескочил на крышу и что-то гаркнул. Праптица неуклюже
взлетела и, кренясь на одно крыло, отправилась искать менее шумное место.
Народ опять принялся за мебель. Тут и Прохор вышел на улицу, отловил
превосходный буфет, который поначалу сопротивлялся, но быстро успокоился.
Он пришелся кстати, ведь дров осталось маловато.
А потом в квартиру ввалился оживленно жестикулирующий Профессор и
прямо с порога пригласил Прохора на прогулку. Пришлось согласиться, так
как Профессор мог заблудиться в трех соснах. Прохору уже надоело его
разыскивать. Гораздо легче сопровождать: ходи за ним, как хвостик, а в
нужный момент отконвоируй домой, и дело в шляпе.
- А куда? - поинтересовался Прохор, засовывая за пояс топор.
- О, хочу проверить одну гипотезу. У меня есть предположение, что все
эти представители мебели направились к озеру призраков. Может быть? Может.
Безусловно.
К озеру призраков Прохору не хотелось. Да куда денешься?
Он долго таскался за Профессором по жаре, слушая его сверхумные
разглагольствования, из которых понимал едва десятую часть. Изнывая,
проклинал все на свете и вздохнул свободно только тогда, когда они
повернули домой.
Солнце склонялось к горизонту. Над городом плыли гигантские мыльные
пузыри, покачиваясь на ветру и полыхая яркими боками. Иногда они
сталкивались и, лопнув, рассыпались голубыми звездочками, веселым огненным
дождем вычерчивая в вечернем небе замысловатые узоры.
Приехали машины с водой, и возле них столпились мужики, пуская в небо
сигаретный дым и неторопливо позвякивая ведрами. У самого горизонта, там,
где были горы, полыхнуло огнем, в небо взлетели клубы дыма, но тут же
рассеялись. Черт знает, что там было, в тех горах. Никто туда не ходил.
Они брели по улице, и Профессор рассказывал, как можно усилием воли
сделать из простого куриного яйца диетический кубик, но Прохор не слушал,
а думал о том, какие странные вещи иногда случаются на свете. Вот ведь
жил, и хорошо жил. Только все чего-то не хватало. А потом с неба
посыпались ракеты... Ладно хоть не ядерные. Да толку-то...
А Профессор уже рассказывал, что, по слухам, на соседний город упала
какая-то особенная бомба, кажется психотронная. Теперь там джунгли, а все
жители превратились в чертей и леших, драконов и кентавров. При этом они
утратили память, хотя и сохранили человеческий разум. И лучше туда носа не
совать.
А на тот город, что подальше, ничего не попало, только, по слухам,
объявилась там какая-то дорога миров. Интересно, похожа ли она на озеро
призраков? Тоже, надо сказать, наистраннейшая штука! Я думаю, говорил
Профессор, становясь призраками, люди проходят сквозь него и попадают в
параллельный мир. Но тогда почему мы их видим? И они нас?
Вот если бы у меня было немного динамиту, я бы поставил один очень
интересный эксперимент. Мне кажется, для того чтобы перемещать людей в
другое измерение, озеро должно быть настолько сложной штукой, что в нем
просто обязано зародиться какое-то сознание. Если провести эксперимент,
предполагаю, что мир призраков не останется неизменным, а может, и совсем
исчезнет. Если бы мне удалось экспериментальным путем доказать свою
теорию, то коллеге Трумвелю ничего иного не осталось бы, как сжевать со
злости собственный галстук.
- Ну и что? - спросил Прохор.
- То есть? - не понял Профессор.
- Легче нам будет от вашей теории? Ею что, детей можно лечить? Ее
можно есть заместо хлеба?
Профессор снял очки и посмотрел на Прохора такими круглыми и
беззащитными глазами, что тому стало стыдно. Он даже пожалел, что так
взъелся, но что поделаешь, слово не воробей...
Дальше они шли молча. Профессор вытащил было блокнот и попытался
сделать запись, но ничего не вышло. Он спрятал блокнот и умоляюще
посмотрел на Прохора, но тот не остановился, а шел и шел вперед.
Прохор думал в это время про Пэт и Кроху, про Профессора, который так
и не понял, что все уже кончилось и пора вспомнить, как добывается мясо, и
учиться выживать, не тратя драгоценного времени на чепуху. Потому что вся
эта наука хороша, когда полон желудок, много денег и из родных никто не
болеет. Вот тогда можно заняться наукой и выяснить, отчего на жареном мясе
образуется корочка.
Но времена изобилия кончились. Профессор, выходит, этого не понимает.
Ладно, что Прохор заботится о нем. А случись какая беда, что Профессору
останется делать? Помирать? И лучше бы на него не отвлекаться, не тратить
силы.
А еще он думал, что все беды произошли от людей, которым сытно и
хорошо жилось. Еще бы не хорошо. Получил приказ и знай себе выполняй. И
конечно же, им не хотелось терять эту хорошую жизнь. Чего ради? Еще
работать придется!
А нужны они были только тогда, когда государству (неважно какому),
угрожала опасность вторжения. А как только опасности не было, они вроде бы
и не у дела, вроде и ни к чему. Получается, для того чтобы им постоянно
жить хорошо, нужна угроза. А если ее нет, то надо придумать. И они
старались. А когда спохватились - оказалось поздно.
И неважно, кто первым начал и что было причиной. Важно теперь любой
ценой выжить, но тут уж кому как повезет...
Так они и дошли до дома. Профессор прошмыгнул в дверь, а Прохор
задержался. Из стены соседнего дома торчал человеческий нос. Подумав
некоторое время, Прохор сообразил, чей, и тут Март, наконец, весь
появился.
Прохор плюнул в тоске и взялся за ручку двери,
- Погоди, - крикнул Март, и Прохор замер. - Погоди, не уходи, дело
есть. Я хочу сказать дело... Я хочу сказать тебе, что ты заблуждаешься.
Пойми - это страшно. Это... Я теперь могу получить все, что пожелаю. Да
дело не в том. Главное, что теперь мне не страшно. Очень здорово, когда
тебе не страшно. Оказывается, я всю жизнь искал такое место. Погоди, не
уходи... Хорошо, я трус. Но ты! Ты еще хуже, ты губишь Кроху и Пэт. Они
умрут, и кто будет в этом виноват? А откуда ты знаешь, что все должно быть
именно так? Может быть, мир призраков - шаг вперед, следующая ступень
цивилизации! Откуда ты...
Прохор зашел в дом и тщательно запер входную дверь на засов.
На секунду лицо Марта появилось из ближайшей стены, исказилось
гримасой то ли боли, то ли гнева и пропало.
Проходя мимо комнаты Торгаша, Прохор подумал, что и с ним что-то
нечисто. Кто знает, может, Торгаш уже переметнулся к призракам, как,
например, Март? Да нет, пожалуй, нет. Если в том мире каждый может
получить все, что пожелает, что там делать Торгашу?
Пэт смазывала Кроху подсолнечным маслом. Он сидел на табурете
совершенно голый, и хорошо было видно, что все его тело расцвечено
какими-то странными разводами. Во многих местах кожа полопалась и отстала,
повисая сухими лоскутками. Пэт смазывала эти места очень осторожно,
поминутно поглаживая Кроху по голове и все время приговаривая что-нибудь
ласковое. Когда Прохор вошел, она даже постаралась улыбнуться, но это у
нее получилось настолько жалко и неестественно, что Прохор аж скрипнул
зубами.
Пока Пэт одевала Кроху, он вынул из кармана пять яиц, найденных на
берегу озера призраков и соорудил яичницу. И тут Пэт улыбнулась
по-настоящему. Но все равно потом, когда они поели, она тихо-тихо,
тоненьким-тоненьким голоском попросила:
- Прохор, ну, Прохор, может еще денек?.. Может, все еще повернется,
чего не бывает? А? Прохор, ведь страшно же, давай еще подождем, а? Один
день, один маленький денечек? Если лучше не станет, тогда... А, Прохор?
Прохор, который рассказывал Крохе, как весело стулья, шкафы, кушетки
и прочая мебель прыгали в озеро призраков, сразу помрачнел, задумался, а
потом сказал:
- Нет, Пэт. Нет, и не проси.
1 2