Я очень волновался. Меня ждали товарищи, я должен был передать им прокламации, чтобы они разбросали их на Пресне рабочим. Я катастрофически опаздывал! Наконец я схитрил: я шмыгнул у Кудринки в подворотню — и был таков! Когда я оглянулся, шпика уже не было! Я прошёл на Садовую, сел в конку и доехал до Сухаревки. А оттуда пошёл на Разгуляй. Я шёл медленно, всё время оглядываясь, — шпика не было!
— Молодец! — сказал я.
— Ворона! — крикнул дядя.
— Где ворона? — не понял я.
Я посмотрел в окно.
— Я ворона! — заорал дядя. — Жалкая, глупая ворона! Шпик шёл за мной — я его просто не замечал! Это была опытная сволочь! Я заметил его, только когда поравнялся с домом Ципперштейна… — Дядя пыхнул дымом прямо в лицо мне. — Квартира Ципперштейна была на первом этаже, понимаешь?
— Понимаю! — сказал я, хоть мне совсем не было понятно, какое это имеет значение.
— Надо было их предупредить! — крикнул дядя. — У нас был условный знак: если дело плохо, постучать три раза в окно…
— И ты постучал?
— Доннерветтер! Как же я мог постучать, если шпик шёл за мной! Но я всё же предупредил…
— Как? — еле выдохнул я.
— Я стал орать! — сказал дядя. — Я заорал прямо перед окном: «Держите вора! Держите вора!» — несколько раз, пока не заметил в окне голову Ципперштейна, его лысую лукообразную голову… Тогда я кинулся по улице, не переставая кричать, прямо на шпика, сбил его с ног и помчался дальше. За мной побежали… Шпик засвистел… Он тоже кричал: «Держите! Держите!..» И меня поймали…
— А прокламации?
— Я успел их бросить в корзину какой-то торговке.
Дядя опять затянулся…
— Да-а! — сказал он. — Нехорошо получилось… Прокламации не попали по назначению. Меня арестовали. А главное — сорвалось важное мероприятие!
— Какое мероприятие?
— Важное!
— Какое важное?
— Этвас! — улыбнулся дядя.
— Ну, дядя!
— Когда-нибудь узнаешь, — сказал дядя. — Это долго рассказывать… Вот, видишь… — Он нагнулся и открыл ящик стола.
В ящике стола ровными пачками лежали тетрадки. Совсем обыкновенные. Даже какие-то старенькие. Тетрадок было много — штук сто. А может, и больше. Все они были перевязаны верёвочками в отдельные пачки.
— Что это?
— Мои воспоминания. И дневники, — сказал дядя. — Я их дал почитать твоему отцу.
— А мне дашь почитать?
— Непременно!
— Когда? Когда мне будет тринадцать?
— Попозже, — сказал дядя.
— А это что?
На тетрадках лежал пузатый синий конверт.
— Это фотографии… и послужной список.
— Какой послужной?
— Список прохождения службы. Тут указано, где и когда я служил. С семнадцатого по тридцать пятый год.
Мне прямо жарко стало! Мне очень хотелось посмотреть этот список…
— Хочешь посмотреть список? — спросил дядя.
— Хочу! — сказал я чуть слышно.
Дядя достал конверт и вынул из него сложенную вчетверо бумагу. Дядя развернул бумагу и протянул её мне.
Я стал читать затаив дыхание. А дядя сидел, попыхивая трубкой.
Вот он, этот список! Потом я его переписал.
Выписка из послужного списка Законодательного отдела управделами Реввоенсовета Республики
Фамилия, имя, отчество .......... ФЕДЕНКО Пётр Иванов.
Когда и где родился .......... 1887 год, 10 декабря, г. Елисаветполь.
Партийность .......... член ВКП(б) с 1905 г.
Прохождение службы
Назначен на должность военного следователя в РВТ Республики (Революционный Военный Трибунал) приказ по полевому штабу № 57 .......... 1917 16 декабрь
Поступил добровольцем в Красную гвардию .......... 1918 февраль
Находился на излечении в госпитале .......... 1918 авг.-дек.
Откомандирован в распоряжение НКИД (Народный комиссариат иностранных дел) .......... 1918 декабрь
Откомандирован в постпредство в город Берлин .......... 1919 январь
Делегат с решающим голосом от пленума Моссовета на 2-м Объединённом съезде Советов Москвы и Московской губернии .......... 1920 декабрь
Откомандирован в постпредство в город Гельсингфорс .......... 1921 апрель
Откомандирован в Туркестанский военный округ в распоряжение особого отдела по борьбе с басмачами .......... 1924 июль
Находился на излечении в госпитале .......... 1924 нояб.-дек.
Откомандирован в Хопёрский округ, Нижне-Поволжской волости, в связи с кампанией по сплошной коллективизации для организации групп бедноты .......... 1929 январь
Откомандирован в распоряжение СТО (Совет Труда и Обороны) .......... 1929 июль
Откомандирован на строительство Магнитогорского металлургического комбината .......... 1930 май
Откомандирован на строительство Днепровской гидроэлектростанции (Днепрогэс) .......... 1932 апрель
Откомандирован в распоряжение ГЛАВСЕВМОРПУТИ .......... 1935 сентябрь
Выписка верна: старший научный сотрудник ЦГАКА Рославцева
— Хороший список! — сказал я.
Я задумался…
Доннерветтер! Так вот какой человек был мой дядя. Я, конечно, всегда знал, какой он человек, но я не думал, что он такой человек! Подумать только, в каких дядя побывал переделках! А ещё говорят, что мой дядя выдумывает! Где же он выдумывает? Ничего он не выдумывает! Вот вам список, прочтите! Ах, вы его уже прочли? Очень хорошо! Прекрасно! Теперь вы догадываетесь, что такое этвас? И что значит пройти огонь, воду и медные трубы? Вот именно! Совершенно верно! Совершенно правильно! Очень хорошо! Благодарю вас за внимание!..
Я посмотрел на дядю. Он сидел задумавшись, опустив лохматую голову на грудь, на расстёгнутый ворот рубахи. Потухшая трубка свисала у него с губ, между усов, на крутой подбородок. Руки лежали на ручках кресла. И тут я увидел, что дядя очень похож на Тараса Бульбу. Я видел Тараса Бульбу в книжке — точно мой дядя! Как я об этом раньше не думал!
— Дядя! — позвал я шёпотом. — Дядя!
Дядя вздрогнул. Он поднял голову и несколько раз причмокнул мундштуком своей трубки. Но трубка погасла.
Дядя взял спичку, зажёг её и стал раскуривать трубку, громко посапывая. Дядина голова сразу окуталась клубами дыма.
— О чём ты сейчас думаешь? — спросил я.
— О неприятностях, — сказал дядя.
— О кабане?
— И о кабане…
— И о шпике?
— И о шпике…
— А ещё о чём?
— Мало ли ещё о чём!
Дядя посмотрел мне в глаза. У него были очень грустные глаза, у моего дяди.
— Это всё чепуха! — сказал он.
— Что — чепуха?
— Кабан. И шпик. Это всё чепуха. Бывало похуже…
— Что — похуже?
— Узнаешь! Вот прочтёшь эти тетрадки и всё узнаешь… Когда-нибудь…
— Жаль, что я маленький! — сказал я. — И что я не был тогда с тобой! Я бы тебе помогал, и у тебя было бы меньше неприятностей…
— Это очень хорошо, что ты маленький! — сказал дядя. — Это прекрасно! В этом преемственность! Преемственность поколений! Ясно?
— Не ясно! — сказал я.
— Преемственность поколений — в этом вечная жизнь! — громко сказал дядя. — Ты — моя смена! Ты понимаешь, что ты — моя смена?
— Понимаю, — сказал я.
— Ведь ты же большевик у меня, не правда ли?
— Большевик, — сказал я.
— Вот именно! — крикнул дядя. — И ты продолжишь моё дело! Ради которого я жил и боролся! И ради которого готов умереть!
— Ты никогда не умрёшь! — сказал я тихо.
— Может быть! — сказал дядя. — Но я останусь вдали за рекой, а ты пойдёшь вперёд.
— Где вдали за рекой?
— В прошлом! — сказал дядя. — А теперь пойдём погуляем. Подышим воздухом. — И дядя встал.
Так я ничего и не сказал дяде о своих неприятностях. О Витьке и о дохлой крысе… Да и что было об этом рассказывать! И так всё ясно. Главное — быть находчивым и вовремя давать сдачи. А остальное всё чепуха!
ВАЛЯ + МИША = ЛЮБОВЬ!
На следующий день я понёс свои бивни в школу. Я с трудом запихнул их в портфель. Пришлось выкинуть несколько учебников. Но всё равно бивни торчали. Целиком они не умещались.
Я не мог не взять их в школу! Не для того, чтобы хвалиться — чего мне хвалиться! — я просто должен был доказать, что дядя не болтун. Что он ничего не выдумывает.
Сейчас я мог это доказать.
Я хотел показать эти бивни всем. Во-первых, Вале. Хотя она могла увидеть их у меня дома. Она иногда приходила ко мне в гости. А Витька не приходил ко мне в гости. Эту Болотную фамилию я бы к себе не пустил. А Витьке их тоже надо было показать. Ему-то особенно. Это во-вторых. Ну, а в-третьих, всем остальным. Чтобы знали!
У кого есть ещё такие бивни, скажите? Ни у кого! Все ребята приносили в школу разные ценности: разные гайки, железки, болтики, спичечные коробки (с жуками и без жуков), фантики, резинки для рогаток, перочинные ножички и так далее. Но это всё были ложные ценности по сравнению с моими бивнями. Ложные ценности — это не настоящие ценности, попросту говоря — чепуха. Разве примут в музей какую-нибудь ржавую гайку? Не примут! Гайку только и можно, что забросить на какой-нибудь провод, привязав её за ниточку. Или сдать её в металлолом. Больше она ни на что не годится. А мои бивни можно в музей сдать! И за них даже деньги заплатят. Кто знает, какого они века! Сколько они пролежали во льдах! Может быть, тысячи лет! Я уж не знаю, где их дядя достал. Говорит — на Севере, а где на Севере — не говорит. Может быть, мои бивни — огромная историческая ценность! Кто его знает!
Но я их, конечно, не понесу в музей. Пусть уж лежат дома. А то в музее все попадают в обморок, и заплачут, и попросят эти бивни продать. И отказать будет неудобно! А не отказать — жалко! Такая всё-таки ценность! Потом-то я их, может быть, и отдам, через несколько лет. Когда я на них насмотрюсь. Спешить с этим не надо. Никогда не надо спешить! В конце концов, я могу завещать эти бивни и после своей смерти. Завещать их музею. Конечно, бесплатно. Тогда пусть себе в музее лежат! А над ними будет повешена мемориальная доска, на которой будет написано, что эти замечательные бивни принесены в дар музею от такого-то и такого-то, то есть от меня. Так всегда делается. Я видел в музее одну такую доску. Только рядом висели не бивни, а какие-то старые тусклые картинки. Я уж не помню какие… Хуже бивней, конечно.
Всё это я думал, пока шёл в школу. Как только я вошёл в класс, я сразу всем показал свои бивни. Вы знаете, какое они произвели впечатление? Потрясающее! Все просто онемели, остолбенели, окаменели, одеревенели и обревнели. И смотрели на мои бивни. Вот было впечатление! Никогда ещё в жизни ничем я не производил такого сильного впечатления!
Больше всего поразили мои бивни Витьку. Он смотрел на них во все глаза, даже несколько раз пощупал. А я делал вид, что не замечаю его, хотя сам наблюдал за ним боковым зрением. Витька просто умирал от зависти, я это видел по его глазам. Но он ничего не сказал.
А я сказал! Я сказал, что это мне дядя привёз. С Северного полюса. И про музей я тоже сказал, когда меня спросили, что я с ними буду делать. Но тут прозвенел звонок, и все сели за парты. В класс вошла Лидь Петровна.
Я положил бивни в парту, но они торчали даже из парты. Я их всё время трогал, потому что они мне мешали, а ещё потому, что мне приятно было их трогать. И мой сосед Скобелев тоже их трогал, потому что я ему разрешил. Лидь Петровна заметила, что мы вертимся, и сделала нам замечание. Но я продолжал ёрзать на месте, потому что бивни упирались мне прямо в живот. Один раз они меня так защекотали, что я рассмеялся. У меня было прекрасное настроение!
— Какой-то ты сегодня странный! — сказала мне Лидь Петровна. — Что это с тобой?
— Ничего.
После этого я сидел смирно, хотя мне было очень неудобно: я даже дышать не мог — так мне мешали бивни. Но ничего не поделаешь. Так я сидел до конца урока. Я прямо измучился. Я ничего не понимал из того, что говорила Лидь Петровна, потому что всё время думал про бивни, и про свой успех, и про Витьку, а урок был как в тумане, в котором торчали огромные бивни. И всё вертелось вокруг бивней.
На первой же перемене весть о моих бивнях разнеслась по всей школе. Все приходили на них смотреть. Даже десятиклассники. А я давал всем объяснения. И рассказывал всем о дяде. Когда я на минуту отлучался из класса, объяснения давала Валя, потому что Валя всё знала — и про бивни, и про дядю. Когда я выходил, я поручал бивни Вале, чтобы с ними ничего не случилось. Но вообще-то я почти не выходил из класса, потому что всё время должен был быть рядом с бивнями. Как какой-нибудь экскурсовод. Но экскурсоводы ходят по музею, а я почти не ходил. Я даже не ходил завтракать.
Тогда я вот что придумал: я вставил бивни в рот и стал ползать по партам — как мамонт! Витьку я этим совсем уничтожил! Вот было смеху! Бивни чуть не разорвали мне рот. Все очень смеялись. И я тоже. И Валя. И Витька тоже захохотал. Он так захохотал, что чуть не упал на пол. Он уж слишком захохотал, меня это даже удивило. И вдруг я заметил, что все смотрят на доску. Я тоже посмотрел на доску. И сразу перестал смеяться.
Большими буквами на доске было написано: МИША + ВАЛЯ = ЛЮБОВЬ!
Кровь сразу ударила мне в голову.
— Кто это написал? — крикнул я, хотя прекрасно знал, кто это написал.
Витька ничего не ответил — он продолжал хохотать, держась за живот.
Я подскочил к доске и стёр эту подлую надпись.
Валя сказала:
— Брось, что ты обращаешь внимание на дураков!
И Витька перестал смеяться.
— Он просто боится признаться, тот, кто это написал, — сказал я и посмотрел прямо на Витьку.
Тут опять прозвенел звонок, и мы сели за парты. Мне опять ничего не лезло в голову. Я думал о том, какой подлый этот Витька. Даром что второгодник! Настроение у меня было немножко испорчено. Но только немножко. Всё-таки бивни были бивнями! Тут уж ничего не поделаешь. Просто я думал, как отомстить Витьке за эту подлость.
На следующих переменах мы опять играли с бивнями. Я тоже играл и делал вид, что ничего не случилось. Все опять приходили смотреть на эти бивни, и щупали их, и расспрашивали про дядю, и вставляли бивни в рот, и прикладывали их к голове — как оленьи рога, и приставляли их к носу — как рог носорога, и даже фехтовали на бивнях! Было очень весело. На Витьку никто не обращал внимания. Но под конец мне это всё надоело. Я устал.
Когда прозвенел последний звонок, я опять положил бивни в портфель и вышел во двор. Во дворе стоял Витька и ещё ребята — из нашего класса и из другого. Витькины дружки.
Витька вышел вперёд.
— Послушай, — сказал он, — хочешь конфетку?
В руках у него был кулёк. Довольно большой кулёк. Этого ещё не хватало!
— Не хочу я твоих конфет! — сказал я.
Я пошёл дальше. Но Витька пошёл за мной. И те тоже.
— Брось ты дуться! — сказал Витька. — Ты думаешь, это я написал? Я ничего не писал!
Но я шёл молча.
— Мишка! — сказал Витька и забежал вперёд. — Ты брось! Я ведь ничего не имею… ну, против того, чтобы дружить. И насчёт дяди забудь, он совсем не болтун. Это я теперь вижу…
И ребята тоже сказали:
— Хватит вам! Кончайте ссориться!
— Бивни у тебя замечательные! — сказал Витька. — Просто блеск! Возьми вот конфетку! Ну, возьми! Шоколадные…
— Ну ладно! — буркнул я. — Так это не ты написал?
— Конечно, не я! Честное пионерское! Я знаю кто… Я тебе потом скажу… Возьми вот эту, она с вином!
Я взял конфетку и положил её в рот. А ребята стояли и смотрели. Они смотрели мне прямо в рот.
Я раскусил конфетку и почувствовал во рту какую-то дрянь… Это была соль! Вся конфетка была напичкана солью! У меня от неожиданности голова закружилась! А во рту было так противно…
А Витька улыбнулся и вытянул голову.
— Ну как? — спросил он.
И ребята заулыбались. Я видел, что они готовы расхохотаться.
— Очень вкусно! — сказал я, еле переводя дух.
И тут я проглотил эту конфетку.
— Замечательно вкусная! — повторил я. — Ещё можно?
Я опять протянул руку и взял другую конфетку. Вторая конфетка была без соли. Я стал её тщательно прожёвывать, а ребята смотрели, как я жую. И Витька смотрел, как я жую. Его улыбка постепенно сходила с лица. А я жевал как ни в чём не бывало! Жевал и смотрел на них. Я жевал и лихорадочно думал…
— Дай ещё конфетку! — сказал я.
Я положил на землю портфель, взял ещё конфетку и сразу проглотил её.
— Давай ещё конфетку! — закричал я. — Давай!
И тут я размахнулся и ударил Витьку прямо в переносицу!
— Ещё конфетку! — Я снова ударил. — Ещё! Ещё конфетку! Ещё! А ну ещё! Ещё конфетку…
Витька вдруг заревел, закрыл лицо руками и побежал. По дороге он один раз упал.
А я стоял и смотрел ему вслед. На моём кулаке была кровь. Я вытер кулак о штаны. Я весь дрожал. И тут я увидел ребят. Они стояли молча, с открытыми ртами.
— Вот это да! — сказал вдруг один из них, — Дай пять! — Он взял мою руку и сжал её. — Вот это да! — повторил он. — Сила! Можешь на нас рассчитывать!
— Благодарю за внимание! — сказал я. — Большое спасибо! Весьма!
Вот как я им ответил! Здорово ответил, не правда ли?
Я взял портфель и пошёл.
Бальзам «Мэри Пикфорд»
Один раз вечером в нашей квартире раздался странный звонок. Никто никогда так не звонил! Тем более в десять часов вечера. Звонок был настойчивый и оглушительный.
Все жильцы высунулись на «проспект». Я первый побежал открывать. Я всегда первый открываю, когда раздаются общественные звонки. Один звонок — это общественный звонок, звонок ко всем: так звонят молочницы, точильщики, почтальоны, страховые агенты, Мосгаз, Мосэнерго и пионеры, собирающие металлолом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13