Целый ворох сушняка притащил и печную топку битком набил. А когда свекла уварилась, принялся с нее кожуру счищать. Гномычу даже от сапожных дел отрываться не пришлось.
Изюмка сам все сделал: и свеклу на кусочки порезал, и капустки с картошкой добавил, и постным маслом сверху полил. Потому что он такой: ежели уж одолеет свою лень, то лучшего помощника Гномычу и искать не надо.
РЕПЕЙНИК
Когда Изюмка ходил на прогулку с мышкой Кишмишкой, от этого получались одни только огорчения. Хитрая Кишмишка обязательно что-нибудь да найдет по дороге: то красивое голубиное перо, то разноцветный камешек или сучок древесный, похожий как две капли воды на гномика.
А Изюмка никогда ничего не находил. Конечно, если бы он принялся рыть пятачком землю, он бы тоже нашел что-нибудь: может, пуговицу, а может, какую-нибудь кость завалящую. Или черепок, или ржавую подкову, или желудь. А может, даже вполне вкусный корешок. Да только в такую стужу кому охота в земле копаться? Только свой пятачок о мерзлую землю исцарапаешь.
И все же как-то раз Изюмке тоже повезло: на краю канавы он нашел прошлогодний сухой репейник.
-- Смотри-ка, что у меня! -- с гордостью похвастался он Кишмишке.
Но мышка только носик презрительно сморщила:
-- Фи! Подумаешь, прошлогодний репейник! На что он годится! Корзинку из него не сплетешь. Один мусор -- только и всего!
-- И никакой не мусор! -- гордо встал на защиту своей находки Изюмка. -- Еще как сгодится.
-- На что?
Изюмка посмотрел вокруг себя. Действительно, на что может сгодиться прошлогодний репей?
Над ними, тяжело махая крыльями, пролетел старый Грач. Изюмка обрадовался:
-- Смотри, Мышуля, я сейчас запущу репейником в этого грача! Знаешь, как здорово репейник прилипает к перьям!
И точно! Комок из колючек репейника ракетой взмыл вверх и так ловко вцепился в оперение старого Грача, что тот ничего и не почувствовал.
-- Ух, до чего же ты меткий! -- восторженно пропищала Кишмишка. -- Это надо же! Влет птицу бьешь, без промаха!
Изюмку прямо-таки распирало от гордости, когда он шел домой.
Но дома его ждали неприятности: возле печки сидел дядя Грач, а на крыле у него болтался комок репейника.
-- Знал бы я, что он к нам в гости летит, разве стал бы в него кидать?! -- испугался Изюмка. -- Что теперь скажет Гном Гномыч?
Закручинился Изюмка и даже забыл поздороваться. Но Гномыч напомнил поросенку об этом.
-- Ветер, навер-р-рное, унес с собой его голос, -- вежливо предположил Грач. -- У меня вон тоже, пока я летел, совсем смер-р-р-зся клюв. И крыльев своих я почти не чую!
С этими словами Грач растопырил крылья, чтобы погреть их возле теплой печки.
-- Смотри-ка! -- воскликнул вдруг Гномыч. -- Что это за клубок у тебя там на крыле?
Подслеповатый Грач принялся крутить-вертеть головой, пока и сам не разглядел у себя в перьях клубок репейных колючек.
-- Пррроклятие! -- сердито каркнул он. -- Пррра-во, ума не прр-риложу, где к моим перррьям мог прр-рицепиться этот ррре-пей?
-- Наверное, где-нибудь на лугу? -- предположил Гномыч, но Грач возмущенно закаркал:
-- Не прри-ходилось мне сегодня пррриземляться ни на каких лугах. Тем более, что я торрропился. Готов пррревратиться в черррвяка, если это кто-то в меня нарочно не бррросил
рррепейником!
-- Да кто же это посмел? -- вскричал Гном Гномыч и удивленно посмотрел на Грача.
-- Кто? Пррростите, сейчас прррипомню! Скорррее всего, это озорррники бельчата. Они живут в дупле на самом кррраю дубррравы.
-- Это вполне возможно. Бельчата иногда швыряют вниз, на землю, ореховые скорлупки.
-- Скорррлупки -- всего лишь беспорррядок! А рррепейник -- это уже бесспорррно мусоррр! И этим мусоррром они забрасывают меня, ста-ррр-ого порррядочного Грррача!
Гномыч всплеснул руками.
-- Что за времена! Что за нравы! Возмутительно!
-- Нет, мимо этого я не могу так пррросто пррролететь! Я им этого не прррощу. Моррроз не моррроз, а я тотчас же поднимаюсь на крррыло и лечу на улицу Кузнечиков в ррредакцию журррнала, "Клюв"! Я буду жаловаться! Какое безобррразие!
-- Конечно, -- одобрил его решение Гномыч. -- Такие хулиганы заслуживают, чтобы их пропечатали в журнале!
Грач швырнул в печку репейник и, попрощавшись с Гномычем, направился к выходу. Но на пороге он споткнулся об Изюмку.
-- А ты чего сидишь здесь в темноте? -- удивленно вскричал он.
-- Ох, дядя Грач, -- захныкал Изюмка. -- Пожалуйста, не подавайте жалобу на бельчат!
-- И он же еще бер-ррет их под защиту! -- возмутился старый Грач. -Этих прррохвостов, этих озорррников!
-- Верно, Изюмка, зря ты суешь свой пятачок во все, о чем даже понятия не имеешь, -- сделал поросенку замечание Гномыч.
-- Имею! Об этом я имею понятие, Гномыч! Точно знаю, что это не бельчата швырялись репейником в дядю Грача! -- заплакал Изюмка.
Грач от удивления даже клюв разинул:
-- Не бельчата? Кто же тогда?
-- Кто-то еще, -- пропищал Изюмка едва слышно, словно мышонок.
Старый Грач даже не разобрал его слов.
-- Кто, кто? -- с любопытством наклонился он к Изюмке. Но Гномыч, который и слышал лучше, а главное, лучше знал Изюмку, поспешил вмешаться:
-- Ладно, сосед Грач, я уже догадываюсь, чьи это проделки! И я сам поговорю с ним как подобает. Чтобы он впредь знал, как швыряться в тебя репейником!
Тут уж и старый Грач понял, что к чему. Посмотрел строго на Изюмку, слегка шлепнул его по спине крылом и вылетел за дверь.
А в тыквенном домике наступила мертвая тишина. Такая мертвая, что Изюмка даже хрюкнуть не смел. И только смотрел, весь похолодев, на Гномыча. А тот щелкнул его как следует по макушке и строго-престрого сказал:
-- Если я еще хоть раз услышу про тебя такое, гулять больше не пойдешь. Ни с Кишмишкой, ни с кем вообще!
Изюмка совсем понурил голову. И вдруг чувствует, что Гномыч гладит его по затылку. Изюмка поднял изумленно глаза и видит, что Гном Гномыч улыбается. Изюмка не знал, что и подумать. Но Гномыч объяснил ему:
-- Щелчок ты от меня за репейник получил. А погладил я тебя потому, что ты сам признал свою вину.
ГНОМЫЧЕВЫ КРЫЛЫШКИ
В холодные дни Изюмка больше всего любил свой подпечек. Там и тепло и дремать приятно. И бездельничать. Постепенно Изюмка так обленился, что и вылезать из подпечка не желал.
-- Подай мне сюда обед, Гномыч! -- захрюкал он, почуяв, как вкусно пахнет тушеной капустой.
-- Еще что? -- возмутился Гном Гномыч. -- Уж и обед ему подавай в подпечек!
-- Боишься, как бы я так не отъелся, что и наружу не вылезу? -- спросил Изюмка.
-- Вполне возможно. Но не в этом дело. Боюсь другого. Вдруг ты двигаться разучишься совсем. Придется мне тебя на себе таскать. Забудешь, что у тебя и ноги-то есть.
Изюмка расхохотался. Однако после обеда у него пропало настроение смеяться. Гномыч открыл дверь во двор и сказал:
-- А ну иди погуляй. Тебе полезно.
-- Там же холодно! -- захныкал Изюмка, уже привыкший к теплу.
-- А ты побегай, попрыгай -- вот и согреешься! -- ответил Гномыч и тут же захлопнул за ним дверь.
Изюмка остался снаружи. Потоптался на крыльце -- замерз, волей-неволей пришлось бегать. Обежал все кротовые холмики. А когда выбрался на проселок, уже больше не мерз. На развилке дороги повстречал он мышку Кишмишку, и они пошли вместе, весело болтая.
-- Мне на холоде всегда так есть хочется, -- признался Изюмка. -- А тебе -- нет?
-- Мне тоже, -- подтвердила Кишмишка. -- Но как я помню, ты и в тепле тоже всегда больше меня ел.
Так за разговорами они очутились возле какой-то замерзшей лужи. Лужа была покрыта молодым ледком, потому что старый, толстый лед вырубили крысы и снесли к себе в погреба. Чтобы
летом делать мороженое. Теперь на луже ледок был новенький и гладкий как зеркало.
-- Я покатаюсь немножко, -- сказала Кишмишка. -- Но ты смотри, на лед не заходи: он тонкий, такого толстого поросенка не выдержит.
-- Кто это -- толстый поросенок? -- удивленно переспросил Изюмка.
-- Ты! -- крикнула Кишмишка и пробежалась по тонкому ледку -- аж до противоположного берега. Бежит, попискивает по-своему, по-мышиному.
-- Ты что же, думаешь, я побоюсь на лед выйти? --крикнул ей Изюмка, когда Кишмишка повернула назад.
-- Побоишься, -- сказала мышка. -- Под таким толстячком он обязательно проломится.
-- А вот и не проломится! -- упрямо закричал Изюмка и шагнул вперед.
Кишмишка удивленно посмотрела на него.
-- Такой ты смелый? -- говорили ее глазки-бусинки.
-- Такой! -- ответил Изюмка и покатился на острых копытцах по тонкому льду.
Сначала было слышно только, как ледок слегка потрескивает. Но когда Изюмка выкатился на середину лужи, лед вдруг сразу прогнулся и рухнул под поросенком. Изюмка по самую грудь
очутился в воде, а Кишмишка во всю мочь принялась звать на помощь.
Изюмка же только хрюкал и, обламывая лед, сам стал выбираться на берег. Тут, услышав крики, прибежал и Гномыч. А Кишмишка поспешила сообщить ему:
-- Изюмка под лед провалился!
Разумеется, Гномыч теперь и сам видел, что произошло. Схватил он в охапку промокшего до нитки поросенка и быстро-быстро побежал с ним домой. А Кишмишка -- за ними следом.
И всю дорогу приговаривала:
-- Гномушка, миленький, не ругайте его, пожалуйста. Он такой смелый. Я бы никогда не подумала, что он решится на лед выйти.
Дома Гномыч уложил Изюмку в постель, вскипятил ему чаю. А Кишмишка побежала домой рассказывать своей родне, какой смелый поросенок Изюмка.
Тем временем Изюмка сидел на кровати и попивал чай с медом. Гномыч подложил в печку побольше дров, сел на край Изюмкиной кровати и спрашивает:
-- Ну так как же все это случилось?
-- Как, как! Кишмишка говорит: тебе, мол, слабб на лед выйти. Тебя, говорит, такого большого поросенка, ни один лед не выдержит!
-- Так она сказала? -- удивился Гномыч. -- "Тебя, такого большого"?
-- Ну не совсем так. "Такого толстого", она сказала, если быть точным.
-- А-а! Тогда понятно. Ну, а дальше? -- кивнул Гномыч.
-- А я ей в ответ: а вот и не слабо!
-- Теперь я понимаю, почему Кишмишка так восторгалась тобой. Да, я вижу, ты и сам собой тоже доволен.
-- Люблю быть смелым, -- скромно улыбаясь, признался Изюмка.
-- Я тоже люблю смелых, -- сказал Гномыч, а затем, помолчав, добавил: -- Но не люблю хвастливых и тщеславных.
-- Это кто такие -- тще-тще-славные? Это которые очень славные?
-- Нет, это которые очень любят славу и ради этого всем на свете готовы пожертвовать.
-- А я-то тут при чем?
-- При том, что ты из тщеславия на тонкий лед пошел. Перед Кишмишкой похвалиться хотел и доказать ей, что ты совсем и не толстый.
Изюмкино самодовольство исчезло, словно дым. Вид у него был такой грустный, что Гномыч в конце концов сжалился над ним и сказал:
-- Ладно, не вешай свой пятачок. Бывает такое со всеми. Я вот, к примеру, когда был маленьким...
У Изюмки даже глаза от радости заблестели.
-- Расскажи, расскажи, Гномыч, как ты был маленьким! --закричал он.
-- Я и рассказываю... Маленьким я очень летать любил.
-- На чем?
-- Ни на чем. Сам, на своих крыльях. Тогда у меня еще крылышки были.
-- Ой, крылышки! Какие?
-- Тоже маленькие. Чтобы с цветка на цветок порхать.
-- И ты порхал? -- удивлялся все больше Изюмка.
-- Порхал. Было у меня тогда много друзей. Я в ту пору лично знал всех сверчков, всех кузнечиков и даже сердитых шмелей. И очень я любил летать вместе с одной красивой
стрекозочкой. У нее крылья были большие, прозрачные. Как стекло. И большие красивые глаза. Один раз стрекоза и говорит мне: полетим на ту сторону ручья. Мне бы сказать: не могу, у меня ведь крылышки-то маленькие. А я постеснялся. Ну мы и полетели.
-- И что дальше?
-- Ничего. Упал я в воду.
-- Ой! Но не утонул?
-- Нет, как видишь. Лето было. Вылез я на берег, на солнышко, быстро обсушился. Только летать долго еще потом не мог. Помню, был концерт. Кузнечики на скрипках играли, сверчки в барабаны били. А я пока без крыльев-то туда добрался -- концерт уже закончился. Да, многих гномиков тщеславие до добра не доводит.
"И поросят тоже", -- подумал Изюмка.
ВОЗЬМЕМ ЕГО ДОМОЙ
Всю неделю не переставая лил дождь. У Кишмишки затопило весь их подземный дворец. Одна кладовая с запасами продовольствия осталась сухой. Теперь здесь отсиживалось все мышиное семейство -- к превеликой радости мышат. Они с утра до вечера могли, сидя тут, лакомиться калачиками просвирника да семенами сурепки. Время от времени Кишмишка, вспоминала
и маленького поросенка Изюмку.
-- Что-то он, интересно, поделывает в такую мерзкую погоду? Надо бы сходить к нему, поиграть с ним.
-- Еще чего! -- рассердилась Кишмишкина мама, тетя Мышария. -- Их жалкая хижина из тыквы, наверное, уже давным-давно развалилась. Сиди лучше дома да радуйся, что живешь
в добротном земляном дворце. Хоть наш дом залит наполовину водой, но все равно он лучше пустой тыквы, которую в любую минуту может сожрать прохожая корова.
Вот, наверное, посмеялся бы Гномыч, услышь он такие слова. Какая же корова станет жевать тыкву, когда в этой тыкве есть и дверь, и окно, и даже труба дымоходная? И уж конечно, не страшен был тыкве дождь. Он только дочиста отмыл окна, а вода, скатившись вниз по глянцевитой
зеленой стене, собралась в отличнейшую лужу у самой двери.
-- Сделай милость, Изюмка, -- обратился к нему Гномыч, -- выкопай канавку, чтобы отвести воду от крыльца.
-- Только нос в глине испачкаю, -- заспорил Изюмка. -- Разве можно в этакий дождище канавы копать?
"Может, действительно земля здорово промокла в такой ливень?" -подумал Гномыч, взял в руку тяпку и в два счета управился с пустяковой работой. Отвел воду из лужи у крыльца. Он уже стряхивал капли с плаща, как вдруг услышал над головой знакомый голос:
-- Напрррасно и прррямо-таки стррранно, что ты дома сидишь. Как раз в это вррремя на улице Кузнечиков выставка огоррродных пугал пррроводится.
-- Спускайся к нам, приятель! -- крикнул Гномыч старому Грачу. -Посуши у огня перышки да расскажи, что ты там хорошего увидел, в городе-то.
-- Рррассказать немыслимо, это своими глазами посмотррреть тррребуется, -- возразил Грач, стряхнул с крыльев капли дождя, после чего проследовал в тыквенный дом.
-- Дядя Грач, а дядя Грач, -- оживился Изюмка и поднял вверх свой любопытный пятачок, -- а что там интересного на этой выставке?
-- Что, что! -- отвечал Грач. -- Таких ррраскрррасивых пугал я и сррроду не видывал. Да известно ли вам, дрррузья, что теперррь в чучелином снар-р-ряжении самое главное -- пустые
консер-р-р-вные банки?
-- Вполне возможно, -- подтвердил Гномыч. -- Банками можно очень сильно греметь.
Изюмка слушал с разинутым ртом, а Грач продолжал рассказ:
-- Из одного гор-р-р-одского огор-р-родного хозяйства привезли Пугало, выр-р-р-ядили во всякие журналы с картинками, а поверх этого надели прозрачный целлофановый мешок. Стоит красуется, будто кр-р-раля рррасписная! Две синицы так пер-р-р-репугались, что бр-р-росили свои входные билеты и улетели куда глаза глядят. А ведь синички -- отважные птички. Они не привыкли чучел огородных бояться. У меня есть один знакомый, тоже работает пугалом гороховым. Так вот он жаловался: Мол, синицы, славки и жаворонки у него все усы повыдергивали, растащили гнезда себе строить.
-- Слышал и я такие страшные истории, -- закивал головой Гномыч. -- А какие там, ты говоришь, новые моды на костюмы чучелиные?
-- На украшения сейчас идут цепи и кулоны из консервных банок, клипсы жестяные в уши. Словом, все, что дребезжит, гремит, болтается. Ну, а по части одежды в самой моде сейчас
костюмы для огородных чучел из рогожки да из синтетической соломки сплетенные.
-- Гномыч, -- захрюкал вдруг снова Изюмка, -- давай с тобой на выставку чучелиную сходим, а?
-- В такую непогоду? -- со смехом покачал головой Гномыч. -- Да в этакий дождь хороший хозяин собаку во двор не выгонит, не то что поросенка. До костей промокнем. Даже если
под зонтиком.
-- Мне так хочется! Особенно на громыхающее пугало посмотреть желаю. И на соломенное тоже.
-- Да я тебе соломенное, если хочешь, и сам смастерю, -- посулил Гномыч.
Но Изюмка отмахнулся:
-- Самодельного пугала кто же испугается?
Тут дядюшке Грачу неловко сделалось. Решил он помочь Гномычу, принялся отговаривать Изюмку от выставки.
-- По правде сказать, -- заметил он, -- нет на этой выставке ни одного чучела, чтобы оно такую серьезную птицу вроде меня напугать могло. Разве это пугала?! Вот раньше бывало: ох, что
за пугала были! Уроды, самые настоящие страшилища! Ан, вышли они нынче из моды. А теперь какие это чучела, куклы! Словом, игрушки какие-то.
Лучше бы дядюшка Грач и не говорил такого. Тут на Изюмку вообще никакого удержу не стало.
-- Игрушки! Хочу смотреть игрушки! -- завопил он. -- Слышишь, Гномыч? Куклы там, оказывается, показывают, а не пугала вовсе. Идем поскорее на выставку. У меня же плащ из листьев
подорожника: он-то не промокнет!
-- Ах, Изюмка, но ведь и трава тоже мокрая, -- стал его уговаривать Гномыч. -- Пока до выставки доберемся, до нитки промокнем.
-- И зачем я затеял этот ррразговоррр? -- пожалел дядя Грач. -- Ладно, скоррро завечер-р-р-еет, пор-р-ра, видно, и мне домой.
Все втроем они вышли из тыквенного домика.
1 2 3 4