Растения усеяны какими-то существами размером не больше спичечной головки – они похожи на крошечных коз, пасущихся среди кустов.
Китенок подплывает под медленно дрейфующий плот и трется спиной о его неровную поверхность. Потом он подкидывает плот в воздух и слышит, как доски с громким плеском падают в воду. Китенок разворачивается и снова, сильнее ударяет плот, повторяя этот маневр до тех пор, пока ему не удается перевернуть плот. Два других молодых кита присоединяются к нему и играют с плотом, пока не начинают чувствовать, что слишком устали – не столько от физических усилий, сколько от перегрева. У китов нет потовых желез. От долгой игры поверхность туловищ, плавников и хвостов юных кашалотов перегревается; внутри их тел, под теплой шубой жира, тоже поднимается температура; и вот китята чувствуют, что им надоело играть с плотом. Только наш маленький герой не унимается. (Ему сейчас одиннадцать месяцев.) В последнем приступе буйного веселья, уже услышав отдаленный зов матери, он вдруг развивает максимальную скорость, неожиданно взлетает в воздух и не меньше трех секунд летит над волнами, сверкая мокрой кожей в лучах солнца,- летит впервые в жизни.
Потом китенок отдыхает подле матери. В воде вдруг появляются тени, и он поворачивается набок, чтобы поглядеть вверх. Птицы, бросившие тени на воду, уже скрылись из поля его зрения. Это ярко-белые полярные, или длиннохвостые, крачки, семь птиц, размеренно и неутомимо машущих крыльями. У них сильно вытянутые хвосты, как у чаек, с которыми они состоят в близком родстве. Крачки спешат сейчас в район гнездовья в тундре, на границе таяния снегов. Когда на севере наступает лето, они летят из Антарктиды в Арктику, покрывая путь длиной в десять тысяч миль, а осенью возвращаются назад – снова десять тысяч миль полета. Все это невероятное путешествие они совершают, затратив ничтожное количество «горючего» – всего каких-нибудь сто граммов.
Ветер терзает хрупкие тела птиц, но они неустанно движутся на север, отдыхая приблизительно через каждую тысячу миль. Для отдыха они садятся на какой-нибудь плывущий предмет – бревно или большой клубок водорослей. (На воду они садятся очень неохотно – их оперение тут же намокает.) Скоро крачки долетят до необитаемых галечных берегов чистой реки на Аляске, где они откладывают яйца.
Маленькому кашалоту известны и другие крачки – например темная крачка. Сейчас, в июле, эти красивые черно-белые птицы, родственницы полярных крачек, вьют миллионы гнезд на островах Тихого океана. Поразительна способность этих птиц месяцами, без отдыха, без перерыва, бороздить воздушный океан. Никто не видел, чтобы они когда-нибудь опускались на воду или на землю – разве что в сезон спаривания. Больше того – лапы и перья этих птиц не очень хорошо приспособлены для жизни на море. Я чувствую неимоверную усталость, даже когда пытаюсь представить себе подобное существование – месяц за месяцем в воздухе!
Спит ли маленький кашалот, когда он отдыхает? Тут снова задумываешься о значении слов, ибо «сон» – слово из человеческого лексикона. Если рассматривать периоды пассивности кашалота в течение суток, будут ли они напоминать те часы, которые человек проводит в постели, предоставив своему сознанию полную свободу дремать или развлекаться сновидениями и отдельными случайными мыслями? Конечно, нет. Во всяком случае, о дельфинах можно уверенно сказать, что они никогда не спят в нашем смысле этого слова. Они отдыхают в воде, погрузившись в полубессознательное состояние, но при этом редко закрывают оба глаза.
Я часто встречаю в печати сообщения о том, что суда натыкаются в море на спящих кашалотов. В судовом журнале обычно так и пишут: «столкновение со спящим китом». Но я не думаю, что киты спят в том смысле, какой мы вкладываем в это слово,- ведь кит должен либо регулярно подниматься на поверхность, чтобы дышать, либо во время длительного сна так уравновешивать вес своего тела изменением объема воздуха в легких, чтобы постоянно оставаться на поверхности.
Основной закон жизни китообразного гласит: всплывай вовремя – или ты обречен на смерть. Между тем смерть у китов наступает быстро: как только кит теряет сознание, он начинает тонуть и тотчас лишается главного источника жизни – воздуха. Это создает особые трудности для биологов-экспериментаторов, которые пытаются усыплять китообразных. Усыпить кита или дельфина в естественных условиях удается – но, к сожалению, засыпая, он перестает дышать. Пока не найдено способа восстанавливать дыхание китообразных.
При помощи особой техники удавалось погружать китообразных в непродолжительный сон в лабораторных условиях. Дельфина привязывали к операционному столу и вводили ему транквилизатор, чтобы он перестал биться. Затем анестезиолог осторожно вводил через рот резиновый шланг в дыхательный тракт дельфина. После этого особый прибор начинал ритмично подавать в легкие спящего животного анестезирующее средство одновременно с воздухом. Проснувшись после такой процедуры, пациент оказывался способен снова плавать в своем бассейне.
Вагн Флайгер, сотрудник Института природных ресурсов при Мэринлендском университете, и его помощники эскимосы однажды попытались обездвижить белуху в Северном Ледовитом океане, выстрелив в нее специальной ампулой с иглой. Сначала все шло прекрасно: игла вонзилась в спину белухи, и содержавшиеся в ампуле препараты поступили в мышечную ткань животного. Испуганная белуха тотчас нырнула, но тридцать секунд спустя снова появилась на поверхности и замерла, лишь слегка подергивая хвостом. Флайгер был в восторге.
Но в этот момент произошла одна из тех катастроф, которые в одно мгновение губят эксперимент и приводят в отчаяние экспериментатора: присутствовавший при опыте охотник-эскимос, для которого неподвижная белуха представляла собой всего лишь желанную и легкую добычу, обрадованно схватил винтовку и выстрелил; кит был убит, а с ним погибла и работа исследователя.
Восточная граница морского пастбища, на котором пасутся сегодня наш герой и его семья, проходит в прибрежных водах центральной Калифорнии. На теплом и влажном берегу этого штата водится особая порода людей – в любом событии, в любом изменении обстановки они видят лишь потенциальный источник наживы. «Легкие деньги» – выражение из их лексикона; впрочем, они употребляют его лишь в разговорах между собой. Обращаясь к посторонним, они говорят о «содействии», о «благоприятном стечении обстоятельств», о «новаторстве» и об «инициативе». Каждый из членов этого клана имеет свой собственный «подход» ко всякой ситуации. Он счастлив, когда ему удается угадать сегодняшний «подход» конкурента и не раскрыть при этом собственные карты.
Вот на этом берегу, среди таких людей, случилась однажды в июле следующая история.
К северу от Сан-Франциско ночной прилив выбросил на пляж мертвого кашалота; кашалот был невелик – всего шести с половиной метров длиной. Когда тушу вынесло на берег, плотный туман окутывал весь пляж, и лишь около четырех часов утра один из местных жителей, собирающий на пляже выброшенные морем предметы, заметил огромную черную тень на границе прибоя. Он протер глаза, взглянул еще раз и бросился в ближайшее кафе, где на рассвете завтракают рыбаки. Из кафе он позвонил своему приятелю Мак-Гилу. Мак-Гил – представитель той самой породы калифорнийских дельцов. Он извлекает деньги из ловушки для туристов в Сосалито. Это придорожная лавчонка, на крыше которой мигает красный фонарь; к сожалению, фонарь не отпугивает туристов, едущих по дороге, а, напротив, привлекает их. В лавчонке Мак-Гила они покупают сувениры американского Запада (сделанные в Японии и Чехословакии). Здесь можно купить и барельеф из «настоящего» моржового клыка, изображающий эскимоса, который погоняет своих собак (эти барельефы изготовляются по десять штук за раз из пластмассы при помощи пресса, установленного в подвале недалеко от местного рынка).
Мак-Гил поднимается с постели, берет трубку – и сон мгновенно слетает с него. Глаза дельца блестят и нервно перебегают с предмета на предмет; губы растягиваются в улыбке. «Сейчас приеду,- говорит он, поспешно надевая штаны.- Беги назад к киту и никого к нему не подпускай!»
За свою находку собиратель морских даров получает пять долларов и акцию «Компания Мак-Гила» (цена которой, скажем, полтора доллара). Между тем Мак-Гил уже погрузил кита на грузовик и везет его в Санта-Кларисиму. Немного поторговавшись, он заключает сделку с хозяином морга – поручает ему забальзамировать кита. Этот хозяин – тоже специалист по легким деньгам. Он тут же звонит своему поставщику и, немного поторговавшись, заказывает формалин и ртуть – в количестве, которое смутило бы и самое крупное похоронное бюро в разгар массовой эпидемии
Всю ночь идет работа, и к утру туша кашалота отвердевает, глаза его покрываются синеватой пленкой, а язык странным треугольником повисает в пасти; но публика, конечно, не обратит на это внимания. Мак-Гил окатывает мумию водой из шланга, закрывает ее парусиной и отправляется в ближайшую мастерскую, изготовляющую вывески.
Прошло ровно тридцать шесть часов с тех пор, как тушу прибило к берегам предприимчивых калифорнийцев, а кит уже лежит в кузове открытого грузовика под плакатом, на котором значится:
«Крупнейшее животное на Земле! Доступно наконец вашему зрению и осязанию! Глядите, трогайте, убеждайтесь! Взрослый кит, явившийся из океанских глубин! Левиафан, герой Священного писания! Выставляется только один день – доллар с человека».
Мак-Гил путешествует: каждый вечер его грузовик подъезжает в темноте к окраине очередного городка и застывает у дороги. А утром к грузовику стекаются посетители. Кашалот оказался настоящей золотой жилой.
Но вот июль кончается, августовское солнце гонит вверх ртуть термометра. Многострадальная мумия, лежащая в кузове грузовика, испускает явное зловоние. Когда Мак-Гил подносит ко рту булочку с котлетой, ему чудится, что котлета сделана из тухлого китового мяса; когда он разбивает яйцо, оно тоже отдает тухлятиной. Весь день Мак-Гил страдает от ненависти к разлагающемуся кашалоту, а по ночам ему снится, что его преследует стадо китов и дельфинов. Вид у гигантской мумии весьма потертый. Посеревшие бока испещрены инициалами, названиями банд лихих мотоциклистов, именами любовников и кандидатов на выборные должности. Глаза кашалота давно исчезли, недостает и многих зубов, украдкой выломанных любителями сувениров.
Когда и виски начинает пахнуть тухлым китовым мясом, Мак-Гил понимает, что дело – труба. Он снимает плакат и вешает объявление: «Продается кит, цена по договоренности». Но желающих купить чучело не находится. Шеф городской полиции намекает Мак-Гилу, что, мол, пора и честь знать – хотя, конечно, полиция только приветствует красивые, чистые и полезные экспонаты, имеющие воспитательное значение. Мак-Гил уже нашел решение проблемы: такие люди всегда заранее готовят себе несколько путей к отступлению, рассчитанных на неблагоприятный поворот событий.
Ночью он уезжает и, проехав сто миль, останавливается на нависшей над обрывом площадке обзора на шоссе Палисад-Драйв. Он отвязывает тушу, откидывает задний борт, быстро подводит грузовик задним ходом к бетонной ограде площадки и резко жмет на тормоза. Грузовик вскидывается, точно испуганный мустанг; груз соскальзывает и летит в бездну. Проходит секунда, другая – и наконец далеко внизу слышен мощный всплеск. Затем снова наступает тишина, нарушаемая лишь шумом прибоя. Кит вернулся в родную стихию.
АВГУСТ
Год кита подходит к концу. Китенок вырос почти на два метра и прибавил в весе почти полтонны. Еще год он будет питаться материнским молоком, но последние несколько месяцев все чаще будет охотиться сам. Постепенно мать перестанет его кормить – да он и сам потеряет интерес к матери, поскольку его растущий аппетит уже нельзя утолить струйкой молока. К тому же китиху начнет раздражать приставание четырехтонного младенца. Мать и сын проведут осень в водах к северу от Гавайских островов. В этом году у китихи не будет течки, и она не вернется в шумный гарем у тропика Рака, где год назад, в сентябре, родила своего нынешнего детеныша.
В августе кашалотов северного полушария можно встретить в Тихом океане повсюду – от экватора до Берингова моря. Половина кашалотов пасется к югу от большого миграционного пути, пролегающего между южной Калифорнией и южной Японией, другая половина – севернее этого пути. Воображаемая линия, которая делит пополам популяцию кашалотов, сейчас перемещается к югу, а в марте она вновь поползет на север.
В Северном Ледовитом океане с каждым днем увеличиваются длинные извилистые полосы чистой воды между дрейфующими льдами. Граница льдов отодвигается к полюсу. Их кромка в течение всего сентября будет крошиться и таять. Сейчас к северу от берегов Старого и Нового Света самый разгар навигации. В сентябре планета «свернет за угол» на своем пути вокруг Солнца, и дни начнут укорачиваться. По ночам вода между льдинами станет покрываться тонкой пленкой молодого льда, и постепенно сплошная белая пелена льда снова распространится на юг и покроет Чукотское и Берингово моря.
Но сейчас август, и какой-то кашалот-холостяк обходит северную границу своих владений. Он охотится возле мыса Наварин на шестьдесят второй параллели. Его высокие фонтаны белой дымкой повисают в морозном воздухе. Кит приближается к одинокому айсбергу, тихо дрейфующему по волнам; айсберг, ушедший уже далеко от границы паковых льдов, достиг последней стадии распада: вся его поверхность изъедена солнцем и дождями. На льду видны большие коричневые пятна – тут месяц назад, когда айсберг был еще далеко от здешних вод, жила семья моржей. Кашалот всплывает, зажав добычу в пасти; за ним тянутся облака ила: Берингово море здесь мелководно. (Тридцать тысяч лет назад, когда из Азии в Америку переселялись первые «эмигранты», они шли пешком – нынешнее дно было тогда сушей.) Кашалот приплыл сюда, к ледяным границам своих угодий, не потому, что ему нравится холодная вода, а потому, что она изобилует пищей. Здесь множество кальмаров и таких животных, которыми кашалоту редко приходится лакомиться в северной части Тихого океана,- крабы, осьминоги и колючие акулы катраны.
В «Арене жизни» девочка Сузи впервые работает за деньги – нанялась гидом на время летних каникул. Из местного университета в океанариум прибыли два физиолога с самым разнообразным оборудованием: с пробирками, колбами, трубками, металлическими рамами, клейкими лентами и присосками, с приборами, которые топорщатся переключателями и ручками, с батареями аккумуляторов и десятками других устройств. Физиологи намерены поставить ряд экспериментов над китихой – они собирают материал по проблемам теплообмена у китов. Почему киты не мерзнут в холодной воде? Перегреваются ли они от физических усилий? Вопросов множество.
Эти специалисты – Питер Скансен и Джон Кантвелл – много лет изучают особенности теплорегуляции у животных. Друзья страдали от жары в пустыне Мохаве, наблюдая за змеями и ящерицами, дрожали от холода на мысе Крозе, следя за пингвинами и тюленями. До сих пор они добывали сведения о теплообмене у китообразных самыми грубыми методами: втыкали термометры в тела только что убитых китов, изучали вскрытые туши. Недалеко от летнего коттеджа Джона однажды застряла на берегу самка финвала; она прожила в мелкой воде полтора дня. Друзья вставляли термометры в естественные отверстия ее тела, а когда китиха умерла, исследовали образцы тканей, взятые из туши. Они также ставили эксперименты с дельфинами: бросали в бассейн куски льда и наблюдали за тем, как первые несколько минут животное дрожит от холода, а потом, словно включив какой-то термостат, перестраивается и продолжает плавать как ни в чем не бывало.
Услышав, что китиху Сузи удалось отчасти приручить, друзья решили «расспросить» ее (на языке приборов) о том, как происходит у нее теплообмен. Они объясняют свои задачи управляющему и ветеринару «Арены жизни»; девочка Сузи тоже слушает их.
Управляющий готов помогать ученым. «Зоопарк, господа, соединяет в себе черты зрелищного аттракциона и исследовательской лаборатории,- говорит он.- Нам приходится постоянно думать о бюджете, но мы также живо интересуемся новинками науки. Зоопарк не приносит больших доходов; наша прибыль – это удовольствие, которое мы получаем, помогая людям увидеть и понять животных. Ведь животных на земле в миллион раз больше, чем людей!… Чем мы могли бы быть вам полезны?»
«Прежде всего, у нас вопрос: сколько, по-вашему, весит китиха?»
«Около двух тонн. А пищи она съедает сорок килограммов в день».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Китенок подплывает под медленно дрейфующий плот и трется спиной о его неровную поверхность. Потом он подкидывает плот в воздух и слышит, как доски с громким плеском падают в воду. Китенок разворачивается и снова, сильнее ударяет плот, повторяя этот маневр до тех пор, пока ему не удается перевернуть плот. Два других молодых кита присоединяются к нему и играют с плотом, пока не начинают чувствовать, что слишком устали – не столько от физических усилий, сколько от перегрева. У китов нет потовых желез. От долгой игры поверхность туловищ, плавников и хвостов юных кашалотов перегревается; внутри их тел, под теплой шубой жира, тоже поднимается температура; и вот китята чувствуют, что им надоело играть с плотом. Только наш маленький герой не унимается. (Ему сейчас одиннадцать месяцев.) В последнем приступе буйного веселья, уже услышав отдаленный зов матери, он вдруг развивает максимальную скорость, неожиданно взлетает в воздух и не меньше трех секунд летит над волнами, сверкая мокрой кожей в лучах солнца,- летит впервые в жизни.
Потом китенок отдыхает подле матери. В воде вдруг появляются тени, и он поворачивается набок, чтобы поглядеть вверх. Птицы, бросившие тени на воду, уже скрылись из поля его зрения. Это ярко-белые полярные, или длиннохвостые, крачки, семь птиц, размеренно и неутомимо машущих крыльями. У них сильно вытянутые хвосты, как у чаек, с которыми они состоят в близком родстве. Крачки спешат сейчас в район гнездовья в тундре, на границе таяния снегов. Когда на севере наступает лето, они летят из Антарктиды в Арктику, покрывая путь длиной в десять тысяч миль, а осенью возвращаются назад – снова десять тысяч миль полета. Все это невероятное путешествие они совершают, затратив ничтожное количество «горючего» – всего каких-нибудь сто граммов.
Ветер терзает хрупкие тела птиц, но они неустанно движутся на север, отдыхая приблизительно через каждую тысячу миль. Для отдыха они садятся на какой-нибудь плывущий предмет – бревно или большой клубок водорослей. (На воду они садятся очень неохотно – их оперение тут же намокает.) Скоро крачки долетят до необитаемых галечных берегов чистой реки на Аляске, где они откладывают яйца.
Маленькому кашалоту известны и другие крачки – например темная крачка. Сейчас, в июле, эти красивые черно-белые птицы, родственницы полярных крачек, вьют миллионы гнезд на островах Тихого океана. Поразительна способность этих птиц месяцами, без отдыха, без перерыва, бороздить воздушный океан. Никто не видел, чтобы они когда-нибудь опускались на воду или на землю – разве что в сезон спаривания. Больше того – лапы и перья этих птиц не очень хорошо приспособлены для жизни на море. Я чувствую неимоверную усталость, даже когда пытаюсь представить себе подобное существование – месяц за месяцем в воздухе!
Спит ли маленький кашалот, когда он отдыхает? Тут снова задумываешься о значении слов, ибо «сон» – слово из человеческого лексикона. Если рассматривать периоды пассивности кашалота в течение суток, будут ли они напоминать те часы, которые человек проводит в постели, предоставив своему сознанию полную свободу дремать или развлекаться сновидениями и отдельными случайными мыслями? Конечно, нет. Во всяком случае, о дельфинах можно уверенно сказать, что они никогда не спят в нашем смысле этого слова. Они отдыхают в воде, погрузившись в полубессознательное состояние, но при этом редко закрывают оба глаза.
Я часто встречаю в печати сообщения о том, что суда натыкаются в море на спящих кашалотов. В судовом журнале обычно так и пишут: «столкновение со спящим китом». Но я не думаю, что киты спят в том смысле, какой мы вкладываем в это слово,- ведь кит должен либо регулярно подниматься на поверхность, чтобы дышать, либо во время длительного сна так уравновешивать вес своего тела изменением объема воздуха в легких, чтобы постоянно оставаться на поверхности.
Основной закон жизни китообразного гласит: всплывай вовремя – или ты обречен на смерть. Между тем смерть у китов наступает быстро: как только кит теряет сознание, он начинает тонуть и тотчас лишается главного источника жизни – воздуха. Это создает особые трудности для биологов-экспериментаторов, которые пытаются усыплять китообразных. Усыпить кита или дельфина в естественных условиях удается – но, к сожалению, засыпая, он перестает дышать. Пока не найдено способа восстанавливать дыхание китообразных.
При помощи особой техники удавалось погружать китообразных в непродолжительный сон в лабораторных условиях. Дельфина привязывали к операционному столу и вводили ему транквилизатор, чтобы он перестал биться. Затем анестезиолог осторожно вводил через рот резиновый шланг в дыхательный тракт дельфина. После этого особый прибор начинал ритмично подавать в легкие спящего животного анестезирующее средство одновременно с воздухом. Проснувшись после такой процедуры, пациент оказывался способен снова плавать в своем бассейне.
Вагн Флайгер, сотрудник Института природных ресурсов при Мэринлендском университете, и его помощники эскимосы однажды попытались обездвижить белуху в Северном Ледовитом океане, выстрелив в нее специальной ампулой с иглой. Сначала все шло прекрасно: игла вонзилась в спину белухи, и содержавшиеся в ампуле препараты поступили в мышечную ткань животного. Испуганная белуха тотчас нырнула, но тридцать секунд спустя снова появилась на поверхности и замерла, лишь слегка подергивая хвостом. Флайгер был в восторге.
Но в этот момент произошла одна из тех катастроф, которые в одно мгновение губят эксперимент и приводят в отчаяние экспериментатора: присутствовавший при опыте охотник-эскимос, для которого неподвижная белуха представляла собой всего лишь желанную и легкую добычу, обрадованно схватил винтовку и выстрелил; кит был убит, а с ним погибла и работа исследователя.
Восточная граница морского пастбища, на котором пасутся сегодня наш герой и его семья, проходит в прибрежных водах центральной Калифорнии. На теплом и влажном берегу этого штата водится особая порода людей – в любом событии, в любом изменении обстановки они видят лишь потенциальный источник наживы. «Легкие деньги» – выражение из их лексикона; впрочем, они употребляют его лишь в разговорах между собой. Обращаясь к посторонним, они говорят о «содействии», о «благоприятном стечении обстоятельств», о «новаторстве» и об «инициативе». Каждый из членов этого клана имеет свой собственный «подход» ко всякой ситуации. Он счастлив, когда ему удается угадать сегодняшний «подход» конкурента и не раскрыть при этом собственные карты.
Вот на этом берегу, среди таких людей, случилась однажды в июле следующая история.
К северу от Сан-Франциско ночной прилив выбросил на пляж мертвого кашалота; кашалот был невелик – всего шести с половиной метров длиной. Когда тушу вынесло на берег, плотный туман окутывал весь пляж, и лишь около четырех часов утра один из местных жителей, собирающий на пляже выброшенные морем предметы, заметил огромную черную тень на границе прибоя. Он протер глаза, взглянул еще раз и бросился в ближайшее кафе, где на рассвете завтракают рыбаки. Из кафе он позвонил своему приятелю Мак-Гилу. Мак-Гил – представитель той самой породы калифорнийских дельцов. Он извлекает деньги из ловушки для туристов в Сосалито. Это придорожная лавчонка, на крыше которой мигает красный фонарь; к сожалению, фонарь не отпугивает туристов, едущих по дороге, а, напротив, привлекает их. В лавчонке Мак-Гила они покупают сувениры американского Запада (сделанные в Японии и Чехословакии). Здесь можно купить и барельеф из «настоящего» моржового клыка, изображающий эскимоса, который погоняет своих собак (эти барельефы изготовляются по десять штук за раз из пластмассы при помощи пресса, установленного в подвале недалеко от местного рынка).
Мак-Гил поднимается с постели, берет трубку – и сон мгновенно слетает с него. Глаза дельца блестят и нервно перебегают с предмета на предмет; губы растягиваются в улыбке. «Сейчас приеду,- говорит он, поспешно надевая штаны.- Беги назад к киту и никого к нему не подпускай!»
За свою находку собиратель морских даров получает пять долларов и акцию «Компания Мак-Гила» (цена которой, скажем, полтора доллара). Между тем Мак-Гил уже погрузил кита на грузовик и везет его в Санта-Кларисиму. Немного поторговавшись, он заключает сделку с хозяином морга – поручает ему забальзамировать кита. Этот хозяин – тоже специалист по легким деньгам. Он тут же звонит своему поставщику и, немного поторговавшись, заказывает формалин и ртуть – в количестве, которое смутило бы и самое крупное похоронное бюро в разгар массовой эпидемии
Всю ночь идет работа, и к утру туша кашалота отвердевает, глаза его покрываются синеватой пленкой, а язык странным треугольником повисает в пасти; но публика, конечно, не обратит на это внимания. Мак-Гил окатывает мумию водой из шланга, закрывает ее парусиной и отправляется в ближайшую мастерскую, изготовляющую вывески.
Прошло ровно тридцать шесть часов с тех пор, как тушу прибило к берегам предприимчивых калифорнийцев, а кит уже лежит в кузове открытого грузовика под плакатом, на котором значится:
«Крупнейшее животное на Земле! Доступно наконец вашему зрению и осязанию! Глядите, трогайте, убеждайтесь! Взрослый кит, явившийся из океанских глубин! Левиафан, герой Священного писания! Выставляется только один день – доллар с человека».
Мак-Гил путешествует: каждый вечер его грузовик подъезжает в темноте к окраине очередного городка и застывает у дороги. А утром к грузовику стекаются посетители. Кашалот оказался настоящей золотой жилой.
Но вот июль кончается, августовское солнце гонит вверх ртуть термометра. Многострадальная мумия, лежащая в кузове грузовика, испускает явное зловоние. Когда Мак-Гил подносит ко рту булочку с котлетой, ему чудится, что котлета сделана из тухлого китового мяса; когда он разбивает яйцо, оно тоже отдает тухлятиной. Весь день Мак-Гил страдает от ненависти к разлагающемуся кашалоту, а по ночам ему снится, что его преследует стадо китов и дельфинов. Вид у гигантской мумии весьма потертый. Посеревшие бока испещрены инициалами, названиями банд лихих мотоциклистов, именами любовников и кандидатов на выборные должности. Глаза кашалота давно исчезли, недостает и многих зубов, украдкой выломанных любителями сувениров.
Когда и виски начинает пахнуть тухлым китовым мясом, Мак-Гил понимает, что дело – труба. Он снимает плакат и вешает объявление: «Продается кит, цена по договоренности». Но желающих купить чучело не находится. Шеф городской полиции намекает Мак-Гилу, что, мол, пора и честь знать – хотя, конечно, полиция только приветствует красивые, чистые и полезные экспонаты, имеющие воспитательное значение. Мак-Гил уже нашел решение проблемы: такие люди всегда заранее готовят себе несколько путей к отступлению, рассчитанных на неблагоприятный поворот событий.
Ночью он уезжает и, проехав сто миль, останавливается на нависшей над обрывом площадке обзора на шоссе Палисад-Драйв. Он отвязывает тушу, откидывает задний борт, быстро подводит грузовик задним ходом к бетонной ограде площадки и резко жмет на тормоза. Грузовик вскидывается, точно испуганный мустанг; груз соскальзывает и летит в бездну. Проходит секунда, другая – и наконец далеко внизу слышен мощный всплеск. Затем снова наступает тишина, нарушаемая лишь шумом прибоя. Кит вернулся в родную стихию.
АВГУСТ
Год кита подходит к концу. Китенок вырос почти на два метра и прибавил в весе почти полтонны. Еще год он будет питаться материнским молоком, но последние несколько месяцев все чаще будет охотиться сам. Постепенно мать перестанет его кормить – да он и сам потеряет интерес к матери, поскольку его растущий аппетит уже нельзя утолить струйкой молока. К тому же китиху начнет раздражать приставание четырехтонного младенца. Мать и сын проведут осень в водах к северу от Гавайских островов. В этом году у китихи не будет течки, и она не вернется в шумный гарем у тропика Рака, где год назад, в сентябре, родила своего нынешнего детеныша.
В августе кашалотов северного полушария можно встретить в Тихом океане повсюду – от экватора до Берингова моря. Половина кашалотов пасется к югу от большого миграционного пути, пролегающего между южной Калифорнией и южной Японией, другая половина – севернее этого пути. Воображаемая линия, которая делит пополам популяцию кашалотов, сейчас перемещается к югу, а в марте она вновь поползет на север.
В Северном Ледовитом океане с каждым днем увеличиваются длинные извилистые полосы чистой воды между дрейфующими льдами. Граница льдов отодвигается к полюсу. Их кромка в течение всего сентября будет крошиться и таять. Сейчас к северу от берегов Старого и Нового Света самый разгар навигации. В сентябре планета «свернет за угол» на своем пути вокруг Солнца, и дни начнут укорачиваться. По ночам вода между льдинами станет покрываться тонкой пленкой молодого льда, и постепенно сплошная белая пелена льда снова распространится на юг и покроет Чукотское и Берингово моря.
Но сейчас август, и какой-то кашалот-холостяк обходит северную границу своих владений. Он охотится возле мыса Наварин на шестьдесят второй параллели. Его высокие фонтаны белой дымкой повисают в морозном воздухе. Кит приближается к одинокому айсбергу, тихо дрейфующему по волнам; айсберг, ушедший уже далеко от границы паковых льдов, достиг последней стадии распада: вся его поверхность изъедена солнцем и дождями. На льду видны большие коричневые пятна – тут месяц назад, когда айсберг был еще далеко от здешних вод, жила семья моржей. Кашалот всплывает, зажав добычу в пасти; за ним тянутся облака ила: Берингово море здесь мелководно. (Тридцать тысяч лет назад, когда из Азии в Америку переселялись первые «эмигранты», они шли пешком – нынешнее дно было тогда сушей.) Кашалот приплыл сюда, к ледяным границам своих угодий, не потому, что ему нравится холодная вода, а потому, что она изобилует пищей. Здесь множество кальмаров и таких животных, которыми кашалоту редко приходится лакомиться в северной части Тихого океана,- крабы, осьминоги и колючие акулы катраны.
В «Арене жизни» девочка Сузи впервые работает за деньги – нанялась гидом на время летних каникул. Из местного университета в океанариум прибыли два физиолога с самым разнообразным оборудованием: с пробирками, колбами, трубками, металлическими рамами, клейкими лентами и присосками, с приборами, которые топорщатся переключателями и ручками, с батареями аккумуляторов и десятками других устройств. Физиологи намерены поставить ряд экспериментов над китихой – они собирают материал по проблемам теплообмена у китов. Почему киты не мерзнут в холодной воде? Перегреваются ли они от физических усилий? Вопросов множество.
Эти специалисты – Питер Скансен и Джон Кантвелл – много лет изучают особенности теплорегуляции у животных. Друзья страдали от жары в пустыне Мохаве, наблюдая за змеями и ящерицами, дрожали от холода на мысе Крозе, следя за пингвинами и тюленями. До сих пор они добывали сведения о теплообмене у китообразных самыми грубыми методами: втыкали термометры в тела только что убитых китов, изучали вскрытые туши. Недалеко от летнего коттеджа Джона однажды застряла на берегу самка финвала; она прожила в мелкой воде полтора дня. Друзья вставляли термометры в естественные отверстия ее тела, а когда китиха умерла, исследовали образцы тканей, взятые из туши. Они также ставили эксперименты с дельфинами: бросали в бассейн куски льда и наблюдали за тем, как первые несколько минут животное дрожит от холода, а потом, словно включив какой-то термостат, перестраивается и продолжает плавать как ни в чем не бывало.
Услышав, что китиху Сузи удалось отчасти приручить, друзья решили «расспросить» ее (на языке приборов) о том, как происходит у нее теплообмен. Они объясняют свои задачи управляющему и ветеринару «Арены жизни»; девочка Сузи тоже слушает их.
Управляющий готов помогать ученым. «Зоопарк, господа, соединяет в себе черты зрелищного аттракциона и исследовательской лаборатории,- говорит он.- Нам приходится постоянно думать о бюджете, но мы также живо интересуемся новинками науки. Зоопарк не приносит больших доходов; наша прибыль – это удовольствие, которое мы получаем, помогая людям увидеть и понять животных. Ведь животных на земле в миллион раз больше, чем людей!… Чем мы могли бы быть вам полезны?»
«Прежде всего, у нас вопрос: сколько, по-вашему, весит китиха?»
«Около двух тонн. А пищи она съедает сорок килограммов в день».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20