а как может ум быть свободным, если он обременен? Только свободный ум сенситивен; это та открытость, которая не взвешивает, не предполагает, не знает. Воображение и предположение препятствуют открытости, сенситивности.
Он сказал, что провел много лет в поисках истины, побывал у многих гуру и учителей. Продолжая свое паломничество, он остановился здесь, чтобы выяснить некоторые вопросы. Это был acкет бронзовый от загара и исхудавший от своих странствований; он отказался от мира и покинул свою далекую родину. Практикуя определенные упражнения, он с большими трудностями достиг сосредоточения и приобрел власть над желаниями. По профессии ученый, он всегда мог привести цитату, легко подыскивал аргументы и быстро делал выводы. Он изучил санскрит, звучные фразы которого ему легко давались. Все это придавало его уму известную остроту; но ум, который искусственно отточен, теряет гибкость и свободу.
— Для того, чтобы понимать, делать открытия, не должен ли ум быть свободным с самого начала? Может ли ум, который подвергается дисциплине и подавлению, когда-нибудь стать свободным? Свобода — не конечная цель. Она должна существовать с самого начала, разве не так? Ум, который подвергается дисциплинам и контролю, обладает свободой лишь в рамках своего образца; но это не настоящая свобода. Цель дисциплины — сообразоваться с образцом; ее путь ведет к известному, а то, что известно, никогда не обладает свободой. Дисциплина со своим страхом — это алчное желание достижения.
«Я начинаю сознавать, что во всех этих дисциплинах есть нечто в корне неправильное. Хотя я потратил много лет, стараясь придать моим мыслям форму, соответствующую желаемому образцу, тем не менее я вижу, что никаких достижений у меня нет».
— Если средство достижения — это подражание, то и результат должен быть копией. Средства формируют результат, не правда ли? Если уму с первых же шагов придается та или иная форма, то и в самом конце он обусловлен этой формой. Может ли обусловленный ум когда-либо быть свободным? Средство есть результат; это не два отдельных процесса. Думать, что с помощью ложных средств можно достичь истины — это совершенная иллюзия. Когда средства — это подавление, тогда и результат также неизбежно окажется продуктом страха.
«У меня смутное чувство того, что любая дисциплина не соответствует поставленной задаче, хотя я сам продолжаю упражняться в ней. В настоящее время эта дисциплина является для меня подсознательной привычкой. С детских лет мое воспитание было процессом подчинения, а подчинение дисциплине стало почти инстинктивным с тех пор, как я надел это одеяние. Большинство книг, которые я прочел, все гуру , у которых я был, предписывают контроль в той или иной форме. И вы не представляете себе, какое значение это для меня имело. Вот почему то, что вы говорите, кажется мне почти кощунством и вызывает во мне настоящий шок; но, по-видимому, оно истинно. Потеряны ли зря годы моих исканий?»
— Они были бы потеряны, если бы та практика, которой вы следовали, встала на пути понимания и готовности воспринять истину; иными словами, если бы вы не проявили мудрого наблюдения и глубокого понимания этих препон. Мы настолько отгородились от всего в наших собственных фантастических построениях, что большинство из нас не отваживается прямо посмотреть на них и на то, что кроется за ними. Само стремление понять уже есть начало свободы. Итак, в чем же состоит ваша проблема?
«Я ищу истину, а средством для достижения цели выбрал разнообразные виды дисциплины и практики. Мой глубочайший инстинкт побуждает меня искать и найти; ничто другое меня не интересует».
— Начнем с того, что находится близко, чтобы уйти далеко. Что вы понимаете под исканием? Стремитесь ли вы найти истину? Можно ли обрести ее путем искания? Для того чтобы искать истину, должны знать, что это такое. Искание предполагает, что вы это предвидите, уже имея некоторое ощущение или знание, не так ли? Является ли истина чем-то таким, что надо распознать, обрести и удержать? Разве даже намек на истину не есть проекция прошлого, и, следовательно, совсем не истина, а просто воспоминание? Искание предполагает процесс, связанный с выходом во вне или погружением внутрь, не правда ли? А разве ум не должен оставаться безмолвным для того, чтобы проявилось реальное? Искание — это усилие получить большее или меньшее; это приобретение, в позитивном или негативном смысле; и пока ум есть средоточие, фокус усилия, конфликта, разве может он когда-нибудь быть спокойным? Может ли ум быть спокойным благодаря усилию? Его можно сделать спокойным путем принуждения; но то, что сделано, может быть разрушено.
«А разве усилие не является в какой-то мере необходимым?»
— Сейчас мы это увидим. Исследуем истину искания. Для искания необходим тот, кто ищет; необходима сущность, отдельная от того, что она ищет. Но есть ли такая сущность? И мыслящий и тот, кто переживает, — отличается ли он от своих мыслей и переживаний? Существует ли он отдельно от них? Если не исследовать всю эту проблему, медитация не будет иметь никакого значения. Поэтому нам необходимо понять ум, процесс нашего «я». Что такое ум, который ищет, выбирает, полон страха, отрицает или одобряет? Что такое мысль?
«Я никогда не подходил к данной проблеме подобным образом и теперь нахожусь в некотором затруднении; но продолжайте пожалуйста».
— Мысль — это ощущение, не так ли? Ощущение появляется благодаря восприятию и соприкосновению, отсюда возникает желание иметь это, а не то. Желание есть начало отождествления различения «моего» и «не моего». Мысль мимолетна, изменчива, непостоянна, и она ищет постоянства. Поэтому она создает мыслящего, того, кто мыслит, чтобы он стал постоянным; и эта сущность принимает роль надзирателя, руководителя, она контролирует, формирует мысль. Эта мнимо постоянная сущность является продуктами мимолетной, преходящей мысли. Эта сущность есть мысль; без мысли мыслящий не существует. Он состоит из качеств; его качества не могут быть отделены от него самого. Контролирующий eсть контролируемое, он просто ведет обманную игру с самим собой. До тех пор, пока ложное не воспринимается как ложное, истины нет.
«Но кто же такой зритель, переживающий? Что это за сущность, которая говорит „я понимаю“?»
— Пока существует переживающий, который помнит о своем переживании, истины нет. Истина не есть то, что надо запомнить, сохранить, записать, а потом высказывать. То, что является предметом накопления, не есть истина. Желание иметь опыт создает того, кто переживает, накапливает и запоминает. Желание приводит к отделению мыслящего от его мыслей. Желание становления, желание опыта, желание быть большим или меньшим — все это создает разделение переживающего и переживания. Осознание путей желания есть познание себя. Самопознание — это основа медитации.
«Каким путем возможно слияние мыслящего с его мыслями?» — Ни акт воли, ни дисциплина, ни какое бы то ни было усилие, контроль или концентрация и ни любое другое средство не могут достичь этого. Использование каких-либо средств предполагает посредника, который действует, не так ли? До тех пор пока существует тот, кто действует, будет сохраняться разделение. Это слияние возможно лишь тогда, когда ум полностью спокоен, не стараясь быть спокойным. Такое спокойствие существует не тогда, когда прекратил существование мыслящий, а когда сама мысль пришла к концу. Необходима полная свобода от ответов, вызванных нашей обусловленностью, т.е. свобода от мысли. Любая проблема находит разрешение только в том случае, если нет больше идей, выводов; умозаключение, идея, мысль — это возбужденное состояние ума. Но возможно ли понимание, если ум возбужден? Возбужденность ума должна быть умерена живой игрой спонтанности. Если вы слушали то, что было сказано, вы обнаружите, что истина придет в тот момент, когда вы совсем ее не ждете. Будьте открыты, восприимчивы, полностью сознавая от момента к моменту то, что есть . Не создавайте вокруг себя неприступной стены мысли. Благословение истины приходит тогда, когда ум не занят своей деятельностью и своей борьбой.
СТРЕМЛЕНИЕ К ВЛАСТИ
У коровы начались роды; при ней находились два или три человека, которые постоянно ее доили, кормили и убирали. Корова внимательно следила за ними и, если кто-нибудь выходил, тихо мычала. В этот критический момент ей хотелось, чтобы все ее друзья были около; все они пришли, и поэтому корова была довольна. Но роды проходили тяжело. Родился маленький теленок — это была красавица-телочка. Мать поднялась и стала ходить вокруг новорожденной, время от времени слегка подталкивая ее; она была настолько рада, что готова была оттолкнуть нас в сторону. Она проделывала это долгое время, пока не устала. Мы приподняли и поддержали телочку, чтобы дать ей пососать, но мать была слишком возбуждена. Наконец, она успокоилась и тогда уже не позволяла нам отойти. Одна из женщин села на землю, а корова улеглась и положила ей на колени свою голову. Она как-то сразу потеряла интерес к теленку, но зато друзья возымели для нее гораздо большее значение. Все время было очень холодно; но вот из-за холмов показалось солнце и стало теплее.
Это был член правительства, который осознавал свое важное положение, но не подчеркивал его. Он говорил о своей ответственности перед народом; объяснил, насколько партия, к которой он принадлежит, превосходит своих противников, насколько лучше она может руководить делами. Он и его партия стремятся покончить с коррупцией и черным рынком; но найти неподкупных и в то же время знающих и дельных людей очень трудно. Тем, кто стоит в стороне, легко критиковать и поносить правительство за то, что не было им сделано. Он продолжал говорить, что когда люди достигли бы его возраста, они смотрели бы на вещи проще; но большинство людей алчно к власти, это относится даже к самым неспособным. Глубоко внутри мы все несчастны, хотя некоторые достаточно умны, чтобы скрывать свое отсутствие счастья и жажду власти. Почему у людей существует такое стремление к власти?
— Что мы понимаем под властью? Каждый индивидуум, каждая группа ищет власти: для себя, для партии, для своей идеологии. Партия и идеология — это способ расширить наше «я». Аскет ищет власти с помощью отречения, а мать ищет ее с помощью ребенка. Существует власть, присущая высокоэффективной работе с ее безжалостностью, а также власть, порождаемая умением немногих обращаться с машиной. Мы видим господство одного человека над другими, эксплуатацию глупого умным, власть денег, власть имени и слова, власть ума над материей. Все мы стремимся к той или иной форме власти над собой или над другими. Подобное стремление к власти приносит известное счастье и удовлетворение, которое не так уж быстротечно. Власть, порождаемая отказом от собственности, того же рода, что и власть, связанная с обладанием богатством. Именно желание удовлетворения, счастья побуждает нас искать власти. А как легко получаем мы удовлетворение! Легкость, с какой мы получаем то или иное чувство удовлетворения, ослепляет нас. Все виды удовлетворения действуют ослепляющим образом. Почему мы ищем власти?
«Прежде всего, мне кажется, потому, что она дает нам физические удобства, социальное положение и уважение определенных кругов общества».
— Разве жажда власти существует только на одном уровне нашего бытия? Разве мы не ищем ее и внутри себя, и вне себя. Почему это так? Почему мы преклоняемся перед авторитетом, будь то авторитет книги, какого-то лица, государства или верования? Почему существует это стремление ухватиться за какого-то человека или за идею? В прежние времена нас подавлял авторитет священнослужителя, а теперь это авторитет эксперта, специалиста. Обратили ли вы внимание на то, как вы относитесь к человеку, имеющему титул или занимающему видное положение в обществе, к чиновнику, облеченному властью? Власть в той или иной форме, по-видимому, имеет доминирующее значение в нашей жизни: власть одного над многими, использование одного другим или взаимное использование.
«Что вы подразумеваете под использованием другого?»
— Это довольно просто, не так ли? Мы используем друг друга для взаимного удовольствия. Существующая структура общества, представляющего собой наши отношения друг с другом, основана на потребности и использовании. Вам нужны голоса избирателей, чтобы получить власть; вы используете людей, чтобы получить то, что вам нужно, а люди нуждаются в том, что вы обещаете. Женщина нуждается в мужчине, а мужчина — в женщине. Наши нынешние отношения основаны на потребности и использовании. Таким отношениям присущи черты насилия; и потому в самой основе нашего общества лежит насилие. До тех пор пока общественная структура будет основываться на взаимной потребности и использовании, она неизбежно будет носить насильственный и разрушительный характер; до тех пор, пока я использую другого ради собственного удовлетворения или для воплощения идей, с которыми я себя отождествил, возможны лишь страх, недоверие и вражда. И тогда отношения представляют собой процесс самоизоляции и дезинтеграции. Это до боли очевидно в жизни индивидуума и в отношении проблем, касающихся общества в целом.
«Но возможно ли жить без того, чтобы нуждаться друг в друге?»
— Я нуждаюсь в почтальоне; но если я использую его с целью удовлетворить какое-то внутреннее желание, то социальная потребность переходит в психологическую необходимость, и наши взаимоотношения претерпевают коренное изменение. Именно эта психологическая потребность и использование другого ведут к насилию и страданиям. Психологическая потребность является побудительной причиной поиска власти, а власть используется для удовлетворения этой потребности на разных уровнях нашего существования. Человек, исполненный честолюбия в отношении самого себя или своей партии, или же человек, стремящийся достичь идеала, представляет собой, очевидно, дезинтегрирующий фактор в обществе.
«Является ли честолюбие неизбежным?»
— Оно неизбежно лишь до тех пор, пока в самом человеке не произошло коренного изменения. Почему мы должны принимать его как нечто неизбежное? Разве жестокость человека по отношению к человеку неизбежна? Разве вы не хотели бы положить ей конец? Разве то, что мы принимаем жестокость как нечто неизбежное, не указывает на крайнюю степень нашей неразумности?
«Если вы не будете жестоки к другим, то кто-нибудь будет жестоким по отношению к вам. Поэтому лучше самому занять первые места».
— Быть в первых рядах — это то, к чему стремится каждый человек, каждая группа, каждая идеология, а в связи с этим поддерживается жестокость и насилие. Но творчество возможно лишь в состоянии мира, а разве может существовать мир, если имеет место взаимное использование? Разговоры о мире — это величайшая бессмыслица до тех пор, пока наши отношения с одним или со многими основаны на потребности и использовании. Удовлетворение потребности и использование другого неизбежно должны вести к власти и господству. Власть идеи и власть меча одинаковы, обе несут разрушение. Идея и вера ставят одного человека против другого так же, как это делает меч. Идея и вера — подлинная противоположность любви.
«Но почему же мы сознательно или подсознательно охвачены этой жаждой власти?»
— Не является ли стремление к власти одним из признанных и респектабельных способов бегства от себя, от того, что есть? Каждый из нас стремится уйти от своей неполноценности, от внутренней нищеты, от одиночества, изолированности. Нам не нравится настоящее, а бегство от него представляется привлекательным и полным очарования. Посмотрите, что случилось бы, если бы вам угрожало лишение вашей власти, положения, имущества, приобретенного с большим трудом? Вы сопротивлялись бы всему этому, не правда ли? Вы считаете, что вы необходимы для благосостояния общества, поэтому вы оказывали бы сопротивление, применяя при этом насилие или используя хитроумные и убедительные аргументы. Если бы вы смогли добровольно отказаться от всех ваших многочисленных приобретений на различных уровнях, вы стали бы ничем, разве не так?
«Думаю, да; и это было бы очень тяжело. Конечно, я не хотел бы стать ничем».
— Вот почему вы имеете все внешние отличия, но у вас нет внутреннего содержания, нет внутреннего нетленного сокровища. Вы жаждете внешних отличий, и этого хочет каждый: из подобного конфликта рождаются ненависть и страх, насилие и распад. Вы с вашей идеологией так же несостоятельны, как и ваши противники, поэтому вы уничтожаете друг друга во имя мира, изобилия, отсутствия безработицы или во имя Бога. Так как почти каждый человек жаждет оказаться на вершине, мы и создали общество, которому присущи насилие, конфликты и враждебность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Он сказал, что провел много лет в поисках истины, побывал у многих гуру и учителей. Продолжая свое паломничество, он остановился здесь, чтобы выяснить некоторые вопросы. Это был acкет бронзовый от загара и исхудавший от своих странствований; он отказался от мира и покинул свою далекую родину. Практикуя определенные упражнения, он с большими трудностями достиг сосредоточения и приобрел власть над желаниями. По профессии ученый, он всегда мог привести цитату, легко подыскивал аргументы и быстро делал выводы. Он изучил санскрит, звучные фразы которого ему легко давались. Все это придавало его уму известную остроту; но ум, который искусственно отточен, теряет гибкость и свободу.
— Для того, чтобы понимать, делать открытия, не должен ли ум быть свободным с самого начала? Может ли ум, который подвергается дисциплине и подавлению, когда-нибудь стать свободным? Свобода — не конечная цель. Она должна существовать с самого начала, разве не так? Ум, который подвергается дисциплинам и контролю, обладает свободой лишь в рамках своего образца; но это не настоящая свобода. Цель дисциплины — сообразоваться с образцом; ее путь ведет к известному, а то, что известно, никогда не обладает свободой. Дисциплина со своим страхом — это алчное желание достижения.
«Я начинаю сознавать, что во всех этих дисциплинах есть нечто в корне неправильное. Хотя я потратил много лет, стараясь придать моим мыслям форму, соответствующую желаемому образцу, тем не менее я вижу, что никаких достижений у меня нет».
— Если средство достижения — это подражание, то и результат должен быть копией. Средства формируют результат, не правда ли? Если уму с первых же шагов придается та или иная форма, то и в самом конце он обусловлен этой формой. Может ли обусловленный ум когда-либо быть свободным? Средство есть результат; это не два отдельных процесса. Думать, что с помощью ложных средств можно достичь истины — это совершенная иллюзия. Когда средства — это подавление, тогда и результат также неизбежно окажется продуктом страха.
«У меня смутное чувство того, что любая дисциплина не соответствует поставленной задаче, хотя я сам продолжаю упражняться в ней. В настоящее время эта дисциплина является для меня подсознательной привычкой. С детских лет мое воспитание было процессом подчинения, а подчинение дисциплине стало почти инстинктивным с тех пор, как я надел это одеяние. Большинство книг, которые я прочел, все гуру , у которых я был, предписывают контроль в той или иной форме. И вы не представляете себе, какое значение это для меня имело. Вот почему то, что вы говорите, кажется мне почти кощунством и вызывает во мне настоящий шок; но, по-видимому, оно истинно. Потеряны ли зря годы моих исканий?»
— Они были бы потеряны, если бы та практика, которой вы следовали, встала на пути понимания и готовности воспринять истину; иными словами, если бы вы не проявили мудрого наблюдения и глубокого понимания этих препон. Мы настолько отгородились от всего в наших собственных фантастических построениях, что большинство из нас не отваживается прямо посмотреть на них и на то, что кроется за ними. Само стремление понять уже есть начало свободы. Итак, в чем же состоит ваша проблема?
«Я ищу истину, а средством для достижения цели выбрал разнообразные виды дисциплины и практики. Мой глубочайший инстинкт побуждает меня искать и найти; ничто другое меня не интересует».
— Начнем с того, что находится близко, чтобы уйти далеко. Что вы понимаете под исканием? Стремитесь ли вы найти истину? Можно ли обрести ее путем искания? Для того чтобы искать истину, должны знать, что это такое. Искание предполагает, что вы это предвидите, уже имея некоторое ощущение или знание, не так ли? Является ли истина чем-то таким, что надо распознать, обрести и удержать? Разве даже намек на истину не есть проекция прошлого, и, следовательно, совсем не истина, а просто воспоминание? Искание предполагает процесс, связанный с выходом во вне или погружением внутрь, не правда ли? А разве ум не должен оставаться безмолвным для того, чтобы проявилось реальное? Искание — это усилие получить большее или меньшее; это приобретение, в позитивном или негативном смысле; и пока ум есть средоточие, фокус усилия, конфликта, разве может он когда-нибудь быть спокойным? Может ли ум быть спокойным благодаря усилию? Его можно сделать спокойным путем принуждения; но то, что сделано, может быть разрушено.
«А разве усилие не является в какой-то мере необходимым?»
— Сейчас мы это увидим. Исследуем истину искания. Для искания необходим тот, кто ищет; необходима сущность, отдельная от того, что она ищет. Но есть ли такая сущность? И мыслящий и тот, кто переживает, — отличается ли он от своих мыслей и переживаний? Существует ли он отдельно от них? Если не исследовать всю эту проблему, медитация не будет иметь никакого значения. Поэтому нам необходимо понять ум, процесс нашего «я». Что такое ум, который ищет, выбирает, полон страха, отрицает или одобряет? Что такое мысль?
«Я никогда не подходил к данной проблеме подобным образом и теперь нахожусь в некотором затруднении; но продолжайте пожалуйста».
— Мысль — это ощущение, не так ли? Ощущение появляется благодаря восприятию и соприкосновению, отсюда возникает желание иметь это, а не то. Желание есть начало отождествления различения «моего» и «не моего». Мысль мимолетна, изменчива, непостоянна, и она ищет постоянства. Поэтому она создает мыслящего, того, кто мыслит, чтобы он стал постоянным; и эта сущность принимает роль надзирателя, руководителя, она контролирует, формирует мысль. Эта мнимо постоянная сущность является продуктами мимолетной, преходящей мысли. Эта сущность есть мысль; без мысли мыслящий не существует. Он состоит из качеств; его качества не могут быть отделены от него самого. Контролирующий eсть контролируемое, он просто ведет обманную игру с самим собой. До тех пор, пока ложное не воспринимается как ложное, истины нет.
«Но кто же такой зритель, переживающий? Что это за сущность, которая говорит „я понимаю“?»
— Пока существует переживающий, который помнит о своем переживании, истины нет. Истина не есть то, что надо запомнить, сохранить, записать, а потом высказывать. То, что является предметом накопления, не есть истина. Желание иметь опыт создает того, кто переживает, накапливает и запоминает. Желание приводит к отделению мыслящего от его мыслей. Желание становления, желание опыта, желание быть большим или меньшим — все это создает разделение переживающего и переживания. Осознание путей желания есть познание себя. Самопознание — это основа медитации.
«Каким путем возможно слияние мыслящего с его мыслями?» — Ни акт воли, ни дисциплина, ни какое бы то ни было усилие, контроль или концентрация и ни любое другое средство не могут достичь этого. Использование каких-либо средств предполагает посредника, который действует, не так ли? До тех пор пока существует тот, кто действует, будет сохраняться разделение. Это слияние возможно лишь тогда, когда ум полностью спокоен, не стараясь быть спокойным. Такое спокойствие существует не тогда, когда прекратил существование мыслящий, а когда сама мысль пришла к концу. Необходима полная свобода от ответов, вызванных нашей обусловленностью, т.е. свобода от мысли. Любая проблема находит разрешение только в том случае, если нет больше идей, выводов; умозаключение, идея, мысль — это возбужденное состояние ума. Но возможно ли понимание, если ум возбужден? Возбужденность ума должна быть умерена живой игрой спонтанности. Если вы слушали то, что было сказано, вы обнаружите, что истина придет в тот момент, когда вы совсем ее не ждете. Будьте открыты, восприимчивы, полностью сознавая от момента к моменту то, что есть . Не создавайте вокруг себя неприступной стены мысли. Благословение истины приходит тогда, когда ум не занят своей деятельностью и своей борьбой.
СТРЕМЛЕНИЕ К ВЛАСТИ
У коровы начались роды; при ней находились два или три человека, которые постоянно ее доили, кормили и убирали. Корова внимательно следила за ними и, если кто-нибудь выходил, тихо мычала. В этот критический момент ей хотелось, чтобы все ее друзья были около; все они пришли, и поэтому корова была довольна. Но роды проходили тяжело. Родился маленький теленок — это была красавица-телочка. Мать поднялась и стала ходить вокруг новорожденной, время от времени слегка подталкивая ее; она была настолько рада, что готова была оттолкнуть нас в сторону. Она проделывала это долгое время, пока не устала. Мы приподняли и поддержали телочку, чтобы дать ей пососать, но мать была слишком возбуждена. Наконец, она успокоилась и тогда уже не позволяла нам отойти. Одна из женщин села на землю, а корова улеглась и положила ей на колени свою голову. Она как-то сразу потеряла интерес к теленку, но зато друзья возымели для нее гораздо большее значение. Все время было очень холодно; но вот из-за холмов показалось солнце и стало теплее.
Это был член правительства, который осознавал свое важное положение, но не подчеркивал его. Он говорил о своей ответственности перед народом; объяснил, насколько партия, к которой он принадлежит, превосходит своих противников, насколько лучше она может руководить делами. Он и его партия стремятся покончить с коррупцией и черным рынком; но найти неподкупных и в то же время знающих и дельных людей очень трудно. Тем, кто стоит в стороне, легко критиковать и поносить правительство за то, что не было им сделано. Он продолжал говорить, что когда люди достигли бы его возраста, они смотрели бы на вещи проще; но большинство людей алчно к власти, это относится даже к самым неспособным. Глубоко внутри мы все несчастны, хотя некоторые достаточно умны, чтобы скрывать свое отсутствие счастья и жажду власти. Почему у людей существует такое стремление к власти?
— Что мы понимаем под властью? Каждый индивидуум, каждая группа ищет власти: для себя, для партии, для своей идеологии. Партия и идеология — это способ расширить наше «я». Аскет ищет власти с помощью отречения, а мать ищет ее с помощью ребенка. Существует власть, присущая высокоэффективной работе с ее безжалостностью, а также власть, порождаемая умением немногих обращаться с машиной. Мы видим господство одного человека над другими, эксплуатацию глупого умным, власть денег, власть имени и слова, власть ума над материей. Все мы стремимся к той или иной форме власти над собой или над другими. Подобное стремление к власти приносит известное счастье и удовлетворение, которое не так уж быстротечно. Власть, порождаемая отказом от собственности, того же рода, что и власть, связанная с обладанием богатством. Именно желание удовлетворения, счастья побуждает нас искать власти. А как легко получаем мы удовлетворение! Легкость, с какой мы получаем то или иное чувство удовлетворения, ослепляет нас. Все виды удовлетворения действуют ослепляющим образом. Почему мы ищем власти?
«Прежде всего, мне кажется, потому, что она дает нам физические удобства, социальное положение и уважение определенных кругов общества».
— Разве жажда власти существует только на одном уровне нашего бытия? Разве мы не ищем ее и внутри себя, и вне себя. Почему это так? Почему мы преклоняемся перед авторитетом, будь то авторитет книги, какого-то лица, государства или верования? Почему существует это стремление ухватиться за какого-то человека или за идею? В прежние времена нас подавлял авторитет священнослужителя, а теперь это авторитет эксперта, специалиста. Обратили ли вы внимание на то, как вы относитесь к человеку, имеющему титул или занимающему видное положение в обществе, к чиновнику, облеченному властью? Власть в той или иной форме, по-видимому, имеет доминирующее значение в нашей жизни: власть одного над многими, использование одного другим или взаимное использование.
«Что вы подразумеваете под использованием другого?»
— Это довольно просто, не так ли? Мы используем друг друга для взаимного удовольствия. Существующая структура общества, представляющего собой наши отношения друг с другом, основана на потребности и использовании. Вам нужны голоса избирателей, чтобы получить власть; вы используете людей, чтобы получить то, что вам нужно, а люди нуждаются в том, что вы обещаете. Женщина нуждается в мужчине, а мужчина — в женщине. Наши нынешние отношения основаны на потребности и использовании. Таким отношениям присущи черты насилия; и потому в самой основе нашего общества лежит насилие. До тех пор пока общественная структура будет основываться на взаимной потребности и использовании, она неизбежно будет носить насильственный и разрушительный характер; до тех пор, пока я использую другого ради собственного удовлетворения или для воплощения идей, с которыми я себя отождествил, возможны лишь страх, недоверие и вражда. И тогда отношения представляют собой процесс самоизоляции и дезинтеграции. Это до боли очевидно в жизни индивидуума и в отношении проблем, касающихся общества в целом.
«Но возможно ли жить без того, чтобы нуждаться друг в друге?»
— Я нуждаюсь в почтальоне; но если я использую его с целью удовлетворить какое-то внутреннее желание, то социальная потребность переходит в психологическую необходимость, и наши взаимоотношения претерпевают коренное изменение. Именно эта психологическая потребность и использование другого ведут к насилию и страданиям. Психологическая потребность является побудительной причиной поиска власти, а власть используется для удовлетворения этой потребности на разных уровнях нашего существования. Человек, исполненный честолюбия в отношении самого себя или своей партии, или же человек, стремящийся достичь идеала, представляет собой, очевидно, дезинтегрирующий фактор в обществе.
«Является ли честолюбие неизбежным?»
— Оно неизбежно лишь до тех пор, пока в самом человеке не произошло коренного изменения. Почему мы должны принимать его как нечто неизбежное? Разве жестокость человека по отношению к человеку неизбежна? Разве вы не хотели бы положить ей конец? Разве то, что мы принимаем жестокость как нечто неизбежное, не указывает на крайнюю степень нашей неразумности?
«Если вы не будете жестоки к другим, то кто-нибудь будет жестоким по отношению к вам. Поэтому лучше самому занять первые места».
— Быть в первых рядах — это то, к чему стремится каждый человек, каждая группа, каждая идеология, а в связи с этим поддерживается жестокость и насилие. Но творчество возможно лишь в состоянии мира, а разве может существовать мир, если имеет место взаимное использование? Разговоры о мире — это величайшая бессмыслица до тех пор, пока наши отношения с одним или со многими основаны на потребности и использовании. Удовлетворение потребности и использование другого неизбежно должны вести к власти и господству. Власть идеи и власть меча одинаковы, обе несут разрушение. Идея и вера ставят одного человека против другого так же, как это делает меч. Идея и вера — подлинная противоположность любви.
«Но почему же мы сознательно или подсознательно охвачены этой жаждой власти?»
— Не является ли стремление к власти одним из признанных и респектабельных способов бегства от себя, от того, что есть? Каждый из нас стремится уйти от своей неполноценности, от внутренней нищеты, от одиночества, изолированности. Нам не нравится настоящее, а бегство от него представляется привлекательным и полным очарования. Посмотрите, что случилось бы, если бы вам угрожало лишение вашей власти, положения, имущества, приобретенного с большим трудом? Вы сопротивлялись бы всему этому, не правда ли? Вы считаете, что вы необходимы для благосостояния общества, поэтому вы оказывали бы сопротивление, применяя при этом насилие или используя хитроумные и убедительные аргументы. Если бы вы смогли добровольно отказаться от всех ваших многочисленных приобретений на различных уровнях, вы стали бы ничем, разве не так?
«Думаю, да; и это было бы очень тяжело. Конечно, я не хотел бы стать ничем».
— Вот почему вы имеете все внешние отличия, но у вас нет внутреннего содержания, нет внутреннего нетленного сокровища. Вы жаждете внешних отличий, и этого хочет каждый: из подобного конфликта рождаются ненависть и страх, насилие и распад. Вы с вашей идеологией так же несостоятельны, как и ваши противники, поэтому вы уничтожаете друг друга во имя мира, изобилия, отсутствия безработицы или во имя Бога. Так как почти каждый человек жаждет оказаться на вершине, мы и создали общество, которому присущи насилие, конфликты и враждебность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68