16 июня
Странно, очень странно: из города не выпускают жителей. Количество милиции увеличилось чёть ли не вдвое, патруль меняется каждые семь-восемь часов, дежурят круглые сутки, не снимая дозор. На вышках сидят по два человека, как это и должно быть в военное время. Ходят слухи, что всю прошлую ночь, пока все спали, к главным воротам подъезжали грузовики без номеров и опознавательных знаков, а милиция почти всей своей массой выгружала из них большие деревянные ящики. Хотя я и не видел этих ящиков, а также ума не приложу, где б они могли их спрятать, но, если это правда, то, скорее всего, это оружие. Похоже, будто идёт подготовка к войне. Но ведь сейчас нет войны, разве не так?
А с утра, когда мой брат, проснувшийся раньше меня, вышел прогуляться на улицу и решил выйти за ворота, путь ему преградили двое в форме. Он сперва не понял, что происходит, поэтому быстро вернулся домой, поднял меня и родителей. Сейчас уже на уши поднят весь город, люди толпятся у ворот и громко что-то обсуждают. Пойду и я узнаю, в чём дело.
(прошло три часа)
Что-то непонятное, совсем непонятное творится. Те двое у ворот говорят, что по приказу правительства город находится на осадном положении, введён карантин и комендантский час. Из города никого не выпускают, равно, как и в город никого не впускают, ворота закрыты, выставлены дозорные. Попытки что-либо разузнать не привели к результатам, а, напротив, получили достаточно грубый отпор и напутствие не вмешиваться до специального распоряжения.
Никто ничего толком не понимает, все высказывают свои мысли на общее обсуждение. Занятно наблюдать, как умные и образованные люди, из которых в основном сформирован наш город, под действием непредвиденных обстоятельств превращаются в дикую толпу с коллективным разумом. Выдвигаются самые разные предположения, однако самые популярные – это вариации на тему надвигающейся войны. Поскольку все коммуникации обрезаны, а милиция молчалива, основная мысль засела у всех в голове.
Мать говорит, что запасов у нас хватит на пару недель, а дальше, возможно, поможет огород и природа. Негласно она призывает нас к действиям. Она не говорит этого, но это заметно по её глазам, по её действиям.
Брат в панике: сидит и смотрит в одну точку, не двигаясь. Я знаю его, это ступор. Отец сидит рядом с ним и говорит что-то утешающее, а я вынужден видеть это.
17 июня
Ещё солнце не поднялось из-за горизонта, как меня разбудил взволнованный брат. Он сидел у меня на кровати в ногах и нервно подёргивал руками. Увидев, что я проснулся, он подполз ко мне и принялся шептать мне в ухо громким шёпотом, периодически хватая меня за плечо. Я запомнил этот короткий разговор.
– Я их видел… они были здесь. Да, они были здесь. Всего ничего, всего немного, но они были. Крылья… У них были крылья! – тут он чуть не закричал. – Мы должны уйти, мне страшно. У них были крылья… я боюсь… прямо перед окном и по стенам…
– О чём ты говоришь? – спросил я, всё ещё не отойдя от сна.
– Они, там… – он указал дрожащим пальцем на окно. – Их немного, может парочка… Такие, с крыльями и по стенам шасть. Как крысы… Крысы?
– Крысы? – переспросил я, усаживаясь в постели.
Он был явно не в себе, глаза его бегали, он прищуривался на некоторых словах, словно акцентируя их. Руки и ноги его дрожали, он норовил ухватиться за что-нибудь, а потом залезть по стенке, если б была такая возможность.
Он прыгнул ко мне, взял меня за руку и начал трясти. Я больше не мог этого выносить. Схватив его свободной рукой за голову, закрывая рот, а освободившейся левой за талию, а быстро втащил его в ванную комнату и усадил под холодный душ. Он быстро пришёл в себя, сел в ванне и тихо заплакал. Я вытер его полотенцем и отвёл к себе в комнату погреться и обсушиться у тепловентилятора; там же вскоре и расспросил его.
С его слов, пусть и немного бессвязных, он проснулся ночью, незадолго до рассвета от странных звуков с улицы. Там он заметил неясные фигуры, похожие издали на крыс с крыльями, ползающие по внешним стенам города. Он видел их недолго, ибо одна из фигур быстро отделилась и подлетела к его окну почти вплотную, чем сильно его напугала. И после этого он прибежал ко мне.
Я понятия не имею, о каких таких крысах с крыльями он говорит, но, видимо, спать в эту ночь ни мне, ни ему не придётся. Ради его же собственного блага, надо либо разуверить его в видении, сославшись на плохой сон, либо узнать, что же это могли быть за летающие крысы.
За исключением этого инцидента с утра, день прошёл относительно спокойно. Прибегала несколько раз наша соседка, то одна, то со своими знакомыми, собирала какие-то подписи на какой-то петиции. Видимо, она обходит таким манером всех жителей, вот только куда они собираются подавать эту бумажку, для меня это загадка. Милиция по-прежнему глуха, нема и слепа – никого не выпускают, на вопросы не отвечают, тыкая в висящее на воротах постановление. Содержание его всем известно, оно висит ещё со вчерашнего утра, когда и закрыли ворота, вот только ответов на вопросы оно не даёт.
Постановление гласит о том, что город запирается во имя жизни горожан, и укрепляется нарядами милиции. Как я уже писал, народ на это реагирует неразумно, превращаясь в уличных торговцев. Они стоят толпой неподалёку от ворот на самом просматриваемом месте и галдят. Сложно что-то разобрать в таких громких высказываниях своего мнения, но по всему видно, что тон задаёт наша соседка, которая собирала недавно подписи.
18 июня
Сейчас глубокая ночь, немногим больше часа за полночь, мы с братом в моей комнате наблюдаем за воротами. Сейчас он спит, а я дежурю и записываю в дневник, чтобы не уснуть. Ничего не происходит, тишь да гладь; обкусанная луна ползёт по небу, звёзды вторят ей в освещении. Патруля не видать, на вышках тоже никого – либо спрятались, либо ушли спать…
Мда. Однако, я был не прав, когда говорил, что нечего делать. Сейчас только восходит солнце, запишу, пока свежо случившееся.
Было в районе трёх часов ночи, и я как раз собирался идти будить брата, ибо неимоверно клонило в сон, как вдруг краем глаза я ухватил движение вдали на дороге. Небо как назло заволокло тучами, скрывая луну, звёзды и свет вместе с ними, а фонари всё по тому же предписанию от правительства не зажигались вообще. Была почти кромешная тьма, и, если бы мои глаза не привыкли к темноте, я вряд ли бы смог разглядеть какое-либо передвижение.
Одновременно с движением на дороге откуда ни возьмись материализовались почти все милиционеры, которые были у нас в городе. Я успел хорошо рассмотреть, откуда они появились – доселе они прятались в подвалах домов по бокам, даже в нашем, прямо под моим окном. На них не было более тяжёлой брони, они передвигались тихо, будучи одетыми в лёгкие комбинезоны. На вышках тоже появились люди, но теперь их там было по одному на вышку, да и смотрели они преимущественно на дорогу и приближающиеся тёмные фигуры.
Ворота были отворены и на территорию города тихо въехали грузовики. Милиционеры стали из них выгружать те самые большие ящики, о которых ходили слухи; они действовали быстро, а машины не глушили мотор во время разгрузки. По моим подсчётам всего было около десяти грузовиков, доверху нагруженных ящиками. Они въезжали в строгой очерёдности: одновременно не более двух на территории города. Милиционеры перетаскивали ящики к ближайшим башням, и уносили их вглубь оных; двери были открыты, как ни странно.
Я долго наблюдал за ними, а небо всё оставалось тёмным, покрытым густым слоем облаков. На машинах не было номеров, хотя вполне возможно, что в такой темноте мои глаза не смогли их разглядеть. Когда сгружались последние две машины, я обратил внимание, что высоко в небе, едва отличимая от него, парит большая птица. Я видел её всего ничего, секунду, на которую луна кусочно выскочила из-под облаков. Тогда я ещё удивился, почему такая большая птица летает здесь ночью; если только это не сова, хотя о таких огромных совах я никогда ещё не слышал.
Люди перестали разгружать машины, и те уехали так же тихо и быстро, как и приехали. Ворота быстро закрылись, а милиционеры попрятались кто куда быстро, как мыши в норки. На всю операцию у них ушло около пяти минут; работали они слажено, быстро и тихо настолько, что я не смог ничего услышать. Всё это время мой брат спал, а я всё больше хотел спать, поэтому разбудил его, но решил ничего не рассказывать, потому что не смогу отбиться от вопросов. Я сказал, что ничего не было, и теперь его очередь дежурить, а сам пошёл на боковую.
Но мои мечты о сне были очень скоро развеяны, когда я сквозь пелену сна услышал, как мой брат издаёт невнятное мычание. Видимо он хотел закричать, но не открыл для этого рта. Больше рефлекторно, чем надеясь что-либо увидеть, я рванулся с места поближе к нему; он, не переставая мычать, указывал рукой в окно.
Я долго вглядывался, надеясь всё же увидеть причину его почти истеричного страха. И я увидел. В темноте ещё не разошедшихся туч через стену переползали массивные существа с длинными, почти человеческими руками, короткими ногами и с широкой головой без шеи. Они ползли по стене очень медленно, едва различимо при такой тьме. Они были ростом с человека, но держались на гладкой вертикальной стене как мухи. У них был толстый хвост, видимо, с помощью которого они балансировали.
И вдруг они остановились. Они висели на стене как коконы какой-то огромной бабочки, так же неподвижно и величественно. Одно из этих существ вдруг резко оттолкнулось от стены, взмахнуло крыльями и взмыло в воздух. Оно летело бесшумно и медленно, планируя на своих громадных крыльях вдоль домов. Оно пролетело и мимо нашего дома.
Мы сидели без движения, в какой-то момент я против собственной воли шепнул брату: «Не шевелись». Существо пролетело мимо нас, я отчётливо видел его гладкую голову и два больших немигающих глаза на ней. Как только оно пролетело мимо нашего окна, я почувствовал слабость. Оставшиеся два существа перелезли обратно за стену, а дальше я ничего не помню.
Следующее воспоминание датируется несколькими часами позже, когда я проснулся на полу, разбуженный лучами солнца, а мой брат всё ещё мирно спал на стуле у окна.
Я не решался сказать ему что-либо, да и спросить было как-то неудобно, но он и сам не хотел говорить об этом. Ибо, когда он проснулся, то сразу же молча вышел и пошёл к себе в спальню. В течение всего дня ни он, ни я не вспоминали о том, что увидели ночью. День был похож на предыдущий – наша соседка опять что-то выкрикивала в толпе, и толпа её поддерживала. Это становится скучным.
20 июня
Мне приснился замечательный, а вместе с тем и тревожный сон. И с чего это вдруг сны появляются, причём вот такие?
Мне снился дом, полуразрушенный и старый дом, в котором сквозь камни пола пробивались зелёные ростки и мох. И я долго ходил по этому дому, открывая дверь за дверью, но не мог найти выхода. На окнах были решётки, причём они были внутри, и я никак не мог дотянуться до стёкол, чтобы открыть окна. А стёкла были запотевшие – я не мог видеть того, что происходило за ними, снаружи. Царила полная тишина, а я всё ходил и смотрел на дом, на его убранство, очень богатое: золоченая резная мебель, огромные хрустальные люстры в залах, различные мелкие вещицы, инкрустированные драгоценными камнями. Мне казалось, что я хожу по этому дому целую вечность, что я, наверное, должен был его уже обойти пару раз, но за каждой новой дверью был новый кабинет, без повторов.
Наконец, передо мной предстала маленькая дверка из дешёвой древесины, давно прогнившей. И я вошёл в эту дверь. В комнате было темно, освещение поступало из дверного проёма, из других залов, но это было не главное. В дальнем её углу стояло большое зеркало. Я подошёл к нему и постарался разглядеть что-нибудь. И там я с трудом увидел себя в совершенно другом виде: мне казалось, что там стою я в сверкающих латах со шлемом и мечом, а рядом неясно вырисовывался ещё один силуэт. Я оглянулся, но не увидел никого – я был один в комнате. Тогда я снова взглянул в зеркало: позади меня стоял неясный женский силуэт тоже в латах. Я решил переставить это зеркало поближе к свету. Оно было лёгким, я его поднял, вынес из комнаты на свет и снова взглянул. Но силуэта больше не было, да и сам я стал не таким. На мне была крестьянская одежда, а не латы. Сам не зная почему, я решил отнести зеркало обратно, но не смог. Оно стало таким тяжёлым, что я не смог его даже приподнять. Я долго мучался, как вдруг ощутил, что на меня что-то капнуло. Я огляделся и увидел, что всё, что было вокруг, тает, да и я сам таю.
В этот момент я проснулся.
21 июня
Всю жизнь мне твердили об одном и том же. Сначала бабушка, потом её подруги, а вслед за ними друзья, друзья друзей, просто незнакомые люди, книги, журналы с газетами, СМИ, всё, всё сообщало мне, что существуют верхние силы, которые всем управляют и спускают вниз на землю указания в виде намёков. И каждый учил эти намёки читать, заявляя, что именно его методика – правильна, и именно ей только и нужно следовать. Люди видят то, что хотят видеть; а если тебе это вдалбливают с детства, то начинаешь видеть жизнь даже в камне. Как будто это мировой заговор, все повелись на одну и ту же тему, пусть и в разных вариациях.
Почему человеку с самого начала не даётся права выбирать? И впоследствии у него этого права в большинстве случаев нет. В самом начале пути каждого человека ему даётся имя, ведь он не может этого имени выбрать, ему его просто навязывают. А после этого начинают вдалбливать в него знания против его воли, а если он не хочет или не в состоянии этого принять, обвиняют его в недостаточном количестве мозгов. Вся человеческая деятельность направлена на максимальное лишение свободы себе подобных. Если у кого-то есть власть, то он использует её для того, чтобы лишить остальных возможности получить власть.
Это я всё к тому, что чуть если расскажешь кому про интересный сон, начинают трактовать и переиначивать. К деньгам ли, к гостям ли. Вот и сейчас набросали… Чёрт! Ненавижу их за слепую веру! Убить готов, лишь бы не говорили догматично и безапелляционно. Я ненавижу их за то, что они прививают мне то, чего я принимать не хочу, прикрываясь тем, что они ничего подобного не делают. Делают, ещё как делают: каждый день, каждый час, каждую минуту раздаётся «господи», «спаси и сохрани». Поклоняются тотему, деревяшке, искренне веря, что их деревяшка сильнее деревяшки соседей.
Впрочем, я теперь начинаю сомневаться во всём, не только в этом. Надо уходить отсюда – брат планирует сделать вылазку этой ночью за территорию, зовёт меня с собой. Наверное, он прав, стоит попробовать, причём как можно скорее, а то ещё случится чего. По его словам этой ночью приехало всего три грузовика, из-за чего он опасается, что скоро их совсем не станет.
Начинаю собирать вещи для вылазки; дневник беру с собой, ибо если что, то будет возможность занять себя, ну а на крайний случай будет возможность опознать меня.
(чуть позже)
Уже сгущается темнота, последние приготовления сделаны и, по крайней мере, до утра нас не будут искать, а там посмотрим. У меня с собой всё необходимое, чтобы автономно прожить нам вдвоём четыре дня. На большее я не рассчитываю.
В путь!
22 июня
Мы снаружи!
23 июня
Не писал, не было времени, однако теперь время есть: мой брат устал и спит рядом, а я выискал несколько минут безделья и принялся писать.
Расскажу, пожалуй, как нам удалось выбраться из города. Вечером 21-го мы долго готовились, а за час до ухода заперлись у себя в комнатах, якобы устав. Думаю, что мы поступили правильно, не сказав ничего родителям, они бы всё равно не отпустили нас, впрочем, теперь это не важно. Оказалось, что милиция покидает свои посты сразу после заката, поэтому нам не составило труда спуститься по верёвкам на землю, а там, виляя меж домами, оказаться у стены, противоположной главным воротам.
У стены пригодился навык скалолазания моего брата, а также пронырливость местных ребятишек, с которыми он имел несчастье общаться. Они-то и обнаружили, а, быть может, и сами сделали, небольшие выбоины в монолите стены. Как можно тише перебросив через высокую ограду кошку с верёвкой, он начал медленно взбираться вдоль стены, в то время как я стоял на шухере. Как мы и ожидали, в башнях никого не было – все стражи порядка были по другую сторону домов, прячась там в ожидании грузовиков. Но это не было оправданием нам, и следовало торопиться. Когда он влез, за ним последовал я. Мы взобрались на стену с трудом, но предстояло с неё ещё спуститься. Спустились мы ещё быстрее, чем забрались – опять накинув кошку, а потом просто подёргали её снизу, она и отошла.
Было очень темно, но у нас с собой были диодные фонарики: они не дают много яркого света, однако не требуют батареек и прочего элемента питания, для зарядки их нужно потрясти. К тому же яркий свет нас скорее выдаст, а мягкого синеватого света вполне достаточно для передвижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11