Нет, не косичку -- локон, светлый завиток, деревянную
загогулину. Гули-гули -- ворчали расхаживающие по льду голуби -- вот
отчего лужа стала деревянной! -- Думала Васина голова -- ночью ударил
мороз! -- продолжала, раскачиваясь -- как неожиданно! --
вскрикивала, выписывая замысловатый вензель -- мешали голуби --
мешали красные холодные лапы, отвратительные бугорки и пупырышки, крупные,
крашенные, крытые светлым лаком. Вася остолбенел. Стал столбиком. Непрозрачное,
негнущееся, чужое -- наполняло его тело. Пробовал выбросить из
себя -- шлеп: буква! Буква-буква-бу-бу-ква-ква -- что это?
"К-А-Т-Я-Я-Т-Е-Б-Я..." Вовремя остановился. Что же дальше? Скорее
решить! -- выпирает, выпирает изнутри! -- эх. будь, что будет --
шлеп: увидел, замер, похолодел...
Голуби клевали больно, изо всей силы. Щепки летели в стороны, устилая ледяную
арену, прозрачную корочку, под которой, разевая рот, плавала рыба. Если треснет
лед, взлетят голуби, но всплывут рыбы. Выхода почти нет -- опять это
дурацкое "почти", вечно вмешивается и длит агонию.
Вася-карандаш мучительно длит агонию.
Стихотворение в оставшемся нераспечатанным конверте: "В скорлупе тишины, где не
слышен ни шепот, ни вой, ни залетная муха, ни вязкого времени скрежет,
Пантомима кончалась: качался язык голубой, опадало дыхание, дергалось веко, все
реже..."
Синий васин язык трепетал на холодном ветру, удивлялась улица. Все реже
дергалось васино правое веко, улица с напряжением следила за исчезающей на
глазах привычкой. Сломанный карандаш вывалился из кармана мятых брюк, вместе с
несвежим платком, -- и падал, падал, беззвучно чертя в воздухе никому не
нужные объяснения.
Объяснительная записка, повисшая в воздухе, записанная для удобства стихами:
Чей-то стон меня тревожит. Плачет путник одинокий: "Небо хочет и не
может Отвести мои упреки."
Зачарованному горько Отказаться от разлуки. Вспыхнет розовая
зорька -- И отправит на поруки
К завсегдатаям кофеен, Корифеям недобитым: Воздух рифмами
обвеян, Стены сумраком облиты.
Там и вынесут бедняге Приговор односторонний: Продавай свои
бумаги, Будешь, верно, не в уроне.
(Записка не совсем точна: в момент написания и карандаш, ее слагавший, и герой
Вася роняли себя на покрытую слоями льда и асфальта болотистую поверхность
земной коры, то есть оба находились в уроне. Добавим: в уроне сравнительно
небольшом, но, принимая во внимание ряд обстоятельств, внимая отставшим нас
фактам, ставших таковыми по вине таковыми не являющихся, являются, не являются,
ся не ся, неся куда-то ся, сю-сю, сэн-сэй, соси сусальную тарелочку лужи,
обмороженным языком -- хотя это к делу не относится, это ближе к телу,
упавшему с некоторого этажа по совершенно особым причинам и так далее --
жизнь продолжалась в различных (безличных) формах: окоченелые конечности
отваливаются, наступает бесконечность... ступает сконечность... тупае
нечно...)

Декабрь 1992.

1 2 3