– Ваш отец был богат? – В ее тоне слышалось удивление.
– Когда-то был.
– А сейчас – нет?
– Его нет в живых.
– Значит, у вас никого нет на свете?
– У меня есть тетка. Она вдова сэра Кита Баррона и живет в Суссексе.
– Почему вы не живете с ней?
– Она хотела, чтобы я поселилась у нее, но я предпочитаю независимость.
Впервые я вызвала у моей ученицы хоть какой-то интерес! Я решила через некоторое время приказать ей спускаться.
Промедление оказалось ошибкой. Если бы я сразу заставила Пенелопу вернуться или, бросив ее на крыше, осторожно спустилась сама, я бы избежала последовавшего унижения.
Мы сидели на крыше и беседовали; я наблюдала за личиком ученицы, пытаясь понять ее, и забыла обо всем на свете. Над нашими головами кричали грачи, внизу, в своих гнездах, ворковали голуби. Наверное, из-за птиц да еще из-за завывания ветра я не заметила приближения гостей. Опомнилась я только тогда, когда во дворе загремели копыта лошадей и заскрипели колеса.
Вздрогнув, я глянула вниз и увидела ряд карет, за которыми следовали фургоны со слугами и багажом. Кареты остановились у парадного входа, фургоны завернули за угол. Я не могла оторвать взгляд от происходящего внизу. Таких пышных процессий мне еще не доводилось видеть нигде – даже в Мариенбаде и Хомбурге.
Внезапно я вспомнила, где нахожусь.
– Это герцог?
– Кто же еще? Я говорила, он притащит с собой кучу гостей!
– Нам пора идти!
Пенелопа тряхнула головой:
– Идите, если хотите, а я остаюсь. Я люблю наблюдать за ними сверху. И потом, интересно, кого он с собой привез. Конечно, леди Хит. Знаете, кто она? Его любо…
Я быстро прервала ее:
– Мы должны немедленно спуститься.
Вместо ответа, Пенелопа вскочила на ноги и дерзко рассмеялась. Несмотря на то, что карниз у крыши был достаточно широкий, сердце у меня екнуло. Я тоже инстинктивно встала и схватила девочку за руку. Она только громче расхохоталась.
Вдруг шум утих. Скосив глаза вниз, я увидела обращенное ко мне изумленное и разъяренное мужское лицо. Человек, смотревший на меня, был на голову выше остальных. Я поняла, что это сам герцог.
Значит, вот что затеяла Пенелопа! Теперь меня уволят через час после прибытия!
Словно для того, чтобы усугубить мое унижение, сильный порыв ветра задрал на мне юбки. А я стояла на коньке крыши не в силах пошевелиться. Снизу послышался смех.
Мало-помалу я овладела собой; медленно и осторожно я спустилась вниз, на плоский настил, и, не оборачиваясь к Пенелопе, прошла в низкую дверь.
Я долго брела бесконечными коридорами и галереями, свои комнаты я нашла лишь чудом. Перед моим мысленным взором стояло смуглое, надменное, сердитое лицо герцога. Отчего-то мне стало ясно: я буду вспоминать это лицо даже после того, как покину замок. Оно будет преследовать меня всю жизнь.
Глава 2
Войдя к себе, я без сил прислонилась к двери. Сердце бешено колотилось в груди. Мне было холодно от ветра, который дергал меня за подол, задрал нижние юбки и выставил на всеобщее обозрение ноги в тщательно застегнутых ботинках. Должно быть, я была похожа на исполнительницу канкана из дешевого мюзик-холла! Оставалось лишь ждать, когда меня призовут к ответу.
Я зашла в спальню и посмотрелась в зеркало, стоящее на туалетном столике. Волосы, уложенные в виде короны, нисколько не растрепались; если не считать пылающих щек, ничто не указывало на то, какое приключение я только что пережила. Стоит ли разбирать мои немногочисленные пожитки? Если меня уволят, я с радостью уеду, и чем скорее, тем лучше. Однако по здравом размышлении я решила привести себя в порядок и, когда меня позовут на расправу, спуститься вниз с высоко поднятой головой.
Я переоделась в серое вечернее платье, причесалась, попудрила лицо, тронула губы бальзамом. Руки умастила лосьоном и еще раз посмотрелась в большое зеркало. Я увидела высокую и стройную молодую женщину с вполне приятными чертами лица, золотистыми, как у моей матери, волосами и такими же, как у нее, большими и лучистыми глазами. Мне стало немного легче. Однако в глубине души я понимала, что боюсь. Я вспомнила, каким рассерженным было обращенное ко мне лицо герцога, и не сомневалась, что он не замедлит выместить свой гнев на мне.
Глава 3
Время шло, тикали большие стоячие часы. Я решила, что герцог вызовет меня, когда уляжется суматоха, а может быть, еще позже, когда он выпьет вина и поужинает с гостями. Чем дольше про меня не вспомнят, тем лучше. Ожидание далось мне нелегко, зато я получила возможность собраться с духом и обдумать план действий. Если он ждет от меня смиренных извинений, то ошибается! Меня воспитывали нетрадиционно: я не склонна была слепо подчиняться мужской власти. Мой отец был редким исключением для своего поколения. Он видел в женщине человека, а не рабыню. Я была его спутницей, а не угнетаемой дочерью.
На крышу меня затащила его воспитанница. Перекладывать вину на ребенка не хотелось, но что оставалось делать? Хранить ледяное молчание? Нет, молчать мне никогда не удавалось в силу вспыльчивости характера.
Быстро сгустились сумерки, и Полли, юная румяная хохотушка, зажгла лампы. За ней явилась и вторая горничная, которая принесла мне ужин. Она небрежно бухнула поднос на стол, словно давая понять, что ей неприятно прислуживать мне.
– Как вас зовут? – спросила я.
– Алиса Гарни, – неприязненно буркнула девица.
– Вы родственница миссис Гарни?
– Племянница, – отрывисто бросила она и вышла, хлопнув дверью.
Я пообедала с аппетитом, свойственным молодой девятнадцатилетней женщине, которая проделала долгий путь и столько всего пережила в один день. За едой я размышляла об Алисе. Почему горничная невзлюбила меня с первого взгляда? Так ли она относилась к моим предшественницам, а может, ей не понравилось что-то именно во мне? Какими были другие – старше, некрасивее, а может, неувереннее в себе? Скорее всего, Алиса, по Примеру Пенелопы, относится враждебно ко всем гувернанткам.
Когда Алиса пришла, чтобы забрать посуду, я спросила:
– Бывшая гувернантка мисс Пенелопы тоже жила в этих комнатах?
– Которая из них? – высокомерно спросила Алиса. – У нее их была целая куча.
– И все они жили здесь?
– Конечно нет. Здесь раньше никто не жил.
Так я и думала! Апартаменты открыли специально для меня. Значит, герцогу очень хочется удержать очередную француженку. Но в таком случае… возможно, он сквозь пальцы посмотрит на мою эскападу на крыше.
Ожидание затянулось. Я начала мерить комнату шагами. Ее старомодная пышность стала меня раздражать. Интересно, кто жил в этих комнатах, когда их обстановка была верхом элегантности? В викторианскую эпоху женщины находились в еще более зависимом положении, чем сейчас… А здесь есть совершенно необычная для тех времен вещь – великолепная ванная комната, оформленная с любовью и со вкусом.
Кем была моя предшественница? Почему жила в удаленных, хоть и пышно обставленных комнатах? Ответ напрашивался сам собой. Она была исключением из правил, о ней заботились, ее любили.
Может, здесь жила любовница герцога, мать Пенелопы – женщина, которую он любил?
Ответ был столь очевиден, что я удивилась, как не додумалась до него раньше. Всем известно, что знатные владельцы огромных поместий селили своих любовниц в удобных и удаленных апартаментах, чтобы держать их поближе к себе и подальше от взглядов других мужчин.
Вот только… зачем удаленное крыло замка открыли для меня?
Глава 4
В дверь постучали. После моего «Войдите!» в комнату вошел один из красивейших мужчин, каких я когда-либо видела. На вид ему было едва за тридцать; тщательно завитые светлые волосы не закрывали высокого лба.
– Я Дюваль, Саймон Дюваль, секретарь герцога, – поклонившись, представился он. – Его светлость прислал меня узнать, не окажете ли вы ему любезность и не спуститесь ли к нему в библиотеку.
Вот, наконец то, чего я ждала с таким страхом! Посмотрев секретарю в лицо, я увидела, что в его удивительных ярко-синих глазах светится неприкрытое восхищение. Его взгляд придал мне уверенности.
На повороте лестницы он учтиво придержал меня под локоть. У меня потеплело на душе. Заметив, что он по-прежнему не сводит с меня восхищенного взгляда, я вспыхнула и отвернулась. Когда мы спустились на нижнюю площадку, я увидела наше отражение в большом зеркале: высокий блондин и высокая блондинка. На цвете волос сходство между нами заканчивалось. В Саймоне Дювале было что-то иностранное. У него был сильный акцент, какой я слышала в Европе у американских туристов.
– Вы американец? – спросила я.
– Нет, – поспешно ответил он, – канадец. Многие путают канадский и американский акцент, мисс Пенроуз.
Смутившись, я замолчала. Дюваль рассмеялся:
– Ничего страшного, мисс Пенроуз.
Мы почти добрались до первого этажа; внизу я увидела огромный банкетный зал. Пол был вымощен каменными плитами, на цветных витражных окнах я увидела фамильные гербы. Под потолком висели портреты кисти Рейнолдса и Ромни. Люди, изображенные на портретах, величественно взирали вниз.
Зал был огромный и внушал страх. Видимо, Саймон Дюваль угадал мои чувства, потому что тихо сказал:
– Не поддавайтесь страху и не позволяйте герцогу запугать себя.
Значит, герцог способен внушать страх, поняла я.
– Вы пытаетесь успокоить меня, мистер Дюваль?
– Да. Вы не возражаете?
– Наоборот, – возразила я. – Я вам признательна, но еще и встревожена, потому что вы считаете нужным меня утешать.
Он резко остановился, взял меня за руку и потащил назад, не обращая внимания на мой изумленный вид. Когда мы поднялись на один пролет, он развернул меня лицом к зеркалу и приказал:
– Посмотрите на себя. Что вы видите?
Сам он стоял сзади, положив руки мне на плечи. Я медленно переводила взгляд с его на свое отражение.
– Я вижу себя, разумеется.
Из зеркала на меня смотрела девушка с золотой короной волос на голове и бледным лицом над кружевной косынкой, ее стройную фигуру облегало серое платье.
– На кого вы похожи?
Я пожала плечами:
– Не знаю… Наверное, на гувернантку.
К моему удивлению, он расхохотался:
– Моя дорогая мисс Пенроуз, я никогда не видел такой гувернантки, как вы! Жаль, что король сейчас не в Фэрмайле. С другой стороны, может, это и к лучшему. Он не пропускает ни одной красотки.
– Вы мне льстите, мистер Дюваль.
Он удивился.
– Клянусь Юпитером! – медленно проговорил он. – Неужели вы действительно полагаете, будто я вам льщу? Вы настоящая красавица! Такой вас видят другие – например, я… такой же вас увидит и герцог.
– Мне пора вниз…
– Да, пора. Но помните: то, что я вам сказал, – правда. Вы красивая девушка, мисс Пенроуз. С вашей внешностью вам следует бояться только одного… – Он осекся, словно передумал, а затем продолжил: – В библиотеке вам нечего опасаться, мисс Пенроуз.
– Благодарю вас, мистер Дюваль.
– Первый поворот налево. Двойная дверь. Постучите один раз и, как только он пригласит вас войти, входите и ничего не бойтесь.
Спускаясь, я чувствовала, как он провожает меня взглядом. Слова его утешили и ободрили меня. Я была уверена в его искренности и была благодарна еще и за то, что он ни словом не обмолвился о моей эскападе на крыше, хотя, наверное, видел меня или, по крайней мере, слышал обо всем.
Из банкетного зала доносился шум голосов и смех. Какая-то женщина пела сопрано. Интересно, кто она? Леди Хит, любовница герцога? Мысли мои приняли другое направление. Откуда Пенелопе, двенадцатилетней девочке, известно о том, что у ее опекуна есть любовница? Неужели нравы в высшем свете настолько свободны, что от детей ничего не скрывают? А может, некий доброхот из тех, с кем Пенелопе не следует общаться, просветил девочку в таких вещах, о которых ей знать не полагается?
Если я здесь останусь, я непременно все выясню. Если останусь… Обернувшись, я метнула беглый взгляд на верхнюю площадку. Саймон Дюваль по-прежнему стоял там и смотрел на меня сверху вниз. Он ободряюще кивнул и улыбнулся, и я постучала в дверь. Когда властный голос приказал мне войти, я в точности последовала совету секретаря. Я вошла, высоко подняв голову.
Глава 5
Даже сейчас я помню, как поразил меня аромат садовой гвоздики; до сих пор при виде гвоздики я сразу вспоминаю библиотеку в Фэрмайле. Цветы в обиталище мужчины оказались настолько неожиданными, что я забыла о страхе.
Гвоздики стояли в большой вазе на пьедестале у двери; их красота не противоречила строгой обстановке комнаты. Интересно, кто приказал принести в библиотеку цветы? Наверное, не герцог, не такой он человек, чтобы жить среди цветов. Кто же? Миссис Гарни или любовница?
Я ждала молча. Комната была длинная и узкая, с высоким потолком. Стены от пола до потолка были уставлены стеллажами с книгами. Я принялась оглядывать библиотеку, подмечая каждую мелочь и старательно обходя взглядом фигуру за столом в противоположном углу.
Герцог не обращал на меня внимания. Я тут же возненавидела его за, как мне казалось, презрение ко мне и за то унижение, которому он меня подвергал. Я вынуждена стоять и ждать, пока он соизволит обратить на меня внимание! Взгляд его был прикован к груде бумаг на столе; видимо, он находил их занимательнее меня.
Осмотрев комнату, я, наконец, перевела взгляд на ее хозяина. Даже в посадке его головы читалось высокомерие. Поскольку он склонился над столом, я видела только густые черные брови и выдающиеся скулы, крепкую шею и широкие плечи, обтянутые бархатной курткой. У его локтя находился серебряный поднос с графинами и стаканами. В руке он вертел кубок с бренди, время от времени отпивая глоток. Видимо, чтение и винопитие занимали его целиком. Я молча ждала, стиснув кулаки и вспоминая слова Дюваля: «Вы – настоящая красавица! Такой вас видят другие… такой же вас увидит и герцог».
Но герцог вовсе меня не замечал. Как будто, кроме него, в комнате никого не было.
Прозвонили часы. Отложив один документ, он тут же взялся за другой. Подписал его, убрал в сторону и, не поднимая головы, равнодушно бросил:
– Не стойте у двери, в комнате достаточно места для нас обоих.
Несмотря на равнодушный тон, в его низком голосе чувствовалась властность. Такой голос не забудешь. Не знаю, в чем было дело – в самом звуке его голоса или в неожиданности его реплики, но он застал меня врасплох. Все так же не глядя на меня, он раздраженно махнул рукой, указывая на стул у стола.
Комната была примерно сорока футов в длину, а стул стоял в конце ее. Мне показалось, будто предстоит пройти целую милю! Каблучки моих французских туфель звонко цокали по полу.
Наконец герцог поднял голову и удостоил меня взглядом. В отличие от Саймона Дюваля, красавцем он не был. Смуглая кожа, обветренное, довольно некрасивое лицо с квадратной челюстью, сурово сжатый решительный рот; уголки губ насмешливо изогнуты, чувственная полная верхняя губа. Подбородок раздвоенный; глубоко посаженные глаза проницательно смотрят из-под нависших черных бровей.
Я удивилась: и против такого урода не устоит ни одна женщина? Видимо, сведения тети Агаты основывались всего лишь на слухах.
И все же его лицо невольно привлекало к себе внимание. Он бросил на меня долгий, оценивающий взгляд. Как будто мысленно раздевал меня! Именно так, несомненно, он оценивал всех женщин, и мне не захотелось попасть в их число.
– Итак, – сказал он, – чего вы ждете? Вы боитесь меня?
– Нисколько, ваша светлость.
– А следовало бы! – Я не успела разобраться, чего в его тоне больше – насмешки или удивления. – Подойдите сюда, – приказал он. – Издали я вас уже разглядел. Теперь позвольте осмотреть вас вблизи.
И пока я шла к нему через всю длинную комнату, он следил за каждым моим шагом. Я казалась себе рабыней, выставленной на продажу, и ненавидела его. Потом ненависть сменилась гневом, и к лучшему, так как злость избавила меня от смущения. Я подняла подбородок, встретилась с его взглядом и была потрясена, прочитав в его глазах откровенное недоверие.
– Ради всего святого, мисс Пенроуз, – спросил он, когда я приблизилась, – почему вы решили стать гувернанткой?
– Из необходимости, сэр.
– Молодые женщины с вашей внешностью редко выбирают столь подчиненное положение.
– Я никогда не буду подчиненной, чем бы ни занималась, – ответила я.
Он откинул голову назад и расхохотался. На фоне смуглой кожи его зубы казались просто ослепительными. Хотя красавцем его никак нельзя было назвать, улыбка очень красила его, придавая доселе зловещему облику человечность и теплоту. Моя неприязнь немного ослабела, но тут же ожила, когда он сказал:
– Я думал о более эффектном занятии.
– Единственное эффектное занятие, какое приходит мне в голову, это наняться хористкой. Сомневаюсь, чтобы меня взяли, даже если я бы вдруг вздумала пробоваться.
– Я и не собираюсь понуждать вас идти в хористки, хотя, уверяю вас, вид у вас вполне подходящий.
Я поняла, что он имеет в виду, и вспыхнула, вспомнив, в каком виде он наблюдал меня совсем недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15